Редакционный портфель Записки корнета Савина, знаменитого авантюриста начала XX века

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы

XXXI

По приезде в Люблин, приведя мой туалет в порядок на вокзале, я отправился к моему двоюродному брату Михаилу Федоровичу Ковалькову, который занимал должность председателя съезда мировых судей и жил в каменном доме, где помещался съезд.

Приехав к нему в пятом часу вечера, я узнал от курьера, что Михаил Федорович еще не возвращался со службы, но скоро будет, барыня же дома и принимает. Войдя в гостиную, я к величайшему моему неудовольствию застал мою кузину Елизавету Сергеевну не одну, а в обществе двух дам и одного господина, которым она меня и представила. Это присутствие посторонних, конечно, не позволило мне объясниться с моей кузиной так, как я хотел; а вошедшие вскоре еще гости, в том числе бывший мой товарищ по Гродненскому полку полковник Е-н, командующий расположенным в Люблине драгунским полком, поставили меня в полнейшую невозможность стушеваться и отказаться от приглашения кузины остаться у них обедать.

Оказалось, что у Ковальковых был в этот день званый обед, на который я и попал так некстати. Вскоре вернулся и Ковальков, с ним приехали его товарищи по службе, мировой судья барон Ш-х и прокурор Ф-в.

Легко понять мой ужас при представлении таким лицам как прокурору и вскоре вошедшему в гостиную полицеймейстеру. Я сидел как на угольях, не зная, что делать. Я не мог предположить, чтобы все эти официальные лица не знали о случившемся со мною в Варшаве, и с ужасом ожидал скандала. Больше всех я боялся полицеймейстера. Кому, как не ему, должно быть все известно?

Но, по-видимому, полицеймейстер не обращал ни малейшего внимания на мое имя. Он продолжал беседовать с моей кузиной и женой прокурора, рассказывая им о подробностях какого-то театрального представления. После обеда все общество собралось ехать в театр. Я сначала отказывался, под предлогом усталости, но пришлось, в конце концов, уступить. Особенно меня уговаривали Е-н и полицеймейстер.

Последний говорил мне даже, шутя:

- Вы хотя и живете постоянно за границей, как мне передавала ваша кузина, Елизавета Сергеевна, значит, человек избалованный, но увидите, что и у нас, в Люблине, есть красавицы. Если хотите, я вас познакомлю с одной из наших актрис, пани Шарли, и держу пари, что вы в нее влюбитесь и не скоро покинете наш Люблин. Кстати, сегодня она и играет.

Делать нечего, я отправился в театр.

Вечер провел я очень весело. Пани Шарли была, действительно, очень хорошенькая женщина. Полицеймейстер сдержал свое слово, - познакомил меня с ней, но все-таки я в нее не влюбился и в Люблине не застрял.

Из театра я вернулся к Ковальковым. Мне необходимо было, не теряя времени, переговорить с Михаилом Федоровичем.

Когда мы остались вдвоем, я рассказал ему все подробно, начиная с моего отъезда в 1884 г. за границу, и кончил рассказом о моем бегстве из Варшавы.

- Когда же случилось это последнее твое бегство? - спросил тревожно Ковальков.

- Шесть дней тому назад, - ответил я. - Разве ты об этом не читал в газетах? Я даже, по правде сказать, струсил, застав у тебя такое большое общество, а главное, прокурора и полицеймейстера. Они у тебя ничего не спрашивали?

- Нет, ни слова, - ответил он, - но, во всяком случае, с твоей стороны рискованно так поступать. Малейшая догадка, и ты пропал. Мой совет - как можно скорей убраться отсюда подобру-поздорову. Может быть, эти господа так же, как и я, не читают польских газет. В русских же газетах пока ничего нет, но пройдет день-два, и петербургские газеты принесут им новость о твоем бегстве, и тогда тебе будет плохо.

Я сообщил о цели моего приезда и просил помочь перебраться через границу.

Подумав немного, Михаил Федорович обещал это устроить, взяв с меня честное слово, уехать на другое же утро из Люблина.

Хотя мы легли спать в третьем часу ночи, но в семь часов были уже на ногах. Ковальков написал мне на своей визитной карточке несколько рекомендательных слов к одному из своих подчиненных, гминному судье⁵⁶ Бобянскому, живущему в местечке Замостье, на австрийской границе.

Кроме этой записки, Ковальков дал мне еще сто рублей и проводил меня на вокзал, чтобы, в случае чего, своим влиянием и знакомством отстоять меня от каких-либо неприятностей. Но эта предосторожность оказалась совершенно излишней: никого на станции из «начальства» не было и никто не заметил моего отъезда.

Сидя уже в вагоне, я прочитал написанное на визитной карточке Ковальковым к Бобянскому. На ней значилось только: «Сигизмунд Осипович, вам передаст эту карточку мой двоюродный брат, который едет на несколько дней в Краков. Будьте добры сделать, что он вас попросит, чем крайне обяжете».

Из этой записки я понял, что Ковальков нарочно не написал на карточке моей фамилии, чтобы дать возможность назваться Бобянскому, как я пожелаю.

Чтобы добраться до Замостья, нужно было после часу езды по железной дороге слезть на маленькой станции и ехать на лошадях по грунтовой дороге, в сторону, пятьдесят верст.

Приехав на станцию, я пошел в корчму, чтобы закусить и нанять там лошадей.

Выехав во втором часу, я надеялся приехать в Замостье часов в девять, не позже. Но надежды мои не оправдались. Лошади оказались сущими клячами, так что в Замостье мы приехали в одиннадцатом часу.

Подъехав к казенному дому, где помещались правление и квартира гминного судьи, нам долго пришлось стучаться, так как все уже спали. Наконец, форточка отворилась, и женский голос спросил:

- Кого вам нужно?

Я отвечал, что приехал к судье, но получил ответ, что пан судья спит и никого в такой поздний час не принимает.

После долгих переговоров и увещеваний впустить меня в дом, служанка решилась, наконец, взять карточку Ковалькова и передать ее судье.

Не прошло и пяти минут, как в квартире судьи показался свет, подъезд отворился, и та же непоколебимая горничная появилась со свечой в руках, прося пожаловать.

Не успел я еще переступить порога, как сверху послышался чей-то голос:

- Сюда пожалуйте, ваше превосходительство. Извините, пожалуйста, что так долго вас продержали.

Войдя на площадку второго этажа, я встретил у двери с лампой в руке самого гминного судью, повторившего те же извинения и продолжавшего меня величать «ваше превосходительство».

Представившись ему Николаем Николаевичем Ковальковым и передав ему, на словах, поклон от брата, я вошел вслед за ним в гостиную и объяснил, в чем заключается моя просьба.

- Приехав погостить к брату, я хочу воспользоваться близостью границы, чтобы съездить на несколько дней в Краков, но так как не запасся заграничным паспортом, а получение его связано с большими формальностями, то я просил Михаила Федоровича дать мне возможность проехать через границу с помощью кого-нибудь из его знакомых, и он адресовал меня к вам.

- Очень счастлив, что его превосходительство направил вас ко мне, я вам это устрою завтра же утром. Граница всего в двух верстах отсюда, в моем же участке, и я вас проведу без всякого паспорта.

В это время вошла в комнату высокая, полная, довольно красивая женщина, жена Бобянского, пригласившая меня закусить.

Я проболтал далеко за полночь с гостеприимными хозяевами. Мы уговорились с Бобянским, что на другое утро, часов в десять, я поеду с ним на ближайшую станцию австрийской железной дороги, отстоящей от Замостья всего в двух верстах. По словам Бобянского, мне не нужно было никаких бумаг для перехода границы и достаточно было его присутствия, чтобы нас свободно пропустили.

Выспавшись на прекрасной, мягкой постели, приготовленной в гостиной, я на другое утро распростился с гостеприимной хозяйкой и уехал с Бобянским на его лошадях в Австрию, на станцию железной дороги.

Русско-австрийская граница пролегает почти при выезде из Замостья, а естественную границу между двумя государствами составляет небольшая речка, через которую построен деревянный мост. При выезде на мост с нашей стороны построен шлагбаум и казенный таможенный дом. Подъехав к нему, Бобянский зашел в таможню, сказав несколько слов дежурному чиновнику, после чего последний велел часовому нас пропустить, не спросив даже о моем имени, а только ответил вежливо на мой поклон.

Как ни прост был этот переезд границы, но сердце мое сильно билось во время последних минут моего пребывания на родной земле. Переезжая этот бревенчатый деревянный мост, я был рад, чувствуя свое освобождение, но вместе с тем томительно было покидать, может быть, навсегда дорогую родину.

На прощанье мы с Бобянским расцеловались, по польскому обычаю, причем я дал слово опять заехать к нему при возвращении из Кракова.

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы