Редакционный портфель Записки корнета Савина, знаменитого авантюриста начала XX века

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы

XIII

После этого праздника мы стали ездить иногда в Монте-Карло. Мадлен любила играть в рулетку.

Раз как-то она играла, я же наблюдал за ее игрой и давал монеты. Она поставила золотой на «26», и номер этот вышел, но не успела она взять деньги, как к ним протянул руку какой-то итальянец.

Эта наглость меня взбесила, и я дал ему пощечину.

Итальянец ушел, но не прошло и часа, как он вбежал в зал и, подойдя ко мне шага на три, выхватил из кармана револьвер и выстрелил в меня. Пуля, задев рукав моего сюртука, засела в стене... Итальянца схватили и увели в контору, откуда отвезли с жандармами на границу Италии.

Но дело этим не окончилось.

В тот же вечер мне подали две визитных карточки: графа Монтальфи и князя Отроци.

Они объяснили мне, что приехали передать мне вызов господина Карлони, которого я оскорбил сегодня в казино. Я ответил, что вызов со стороны человека, посягавшего на мою жизнь, мне кажется крайне странным. Таких людей называют во всех странах убийцами и предают их в руки правосудия, а не дают им удовлетворения. На это граф Монтальфи мне ответил, что, если я отказываюсь драться с его приятелем г. Карлоци, то, наверное, не откажусь драться с ним, так как он считает себя оскорбленным моим отказом.

Поклонившись в знак согласия, я ответил ему, что буду ожидать его секундантов завтра утром у себя в Ницце.

На другой день, рано утром, с первым отходящим поездом выехал я с моими секундантами и доктором Гуароном в Ментону.

Местом поединка была выбрана глухая местность у самого берега моря.

Разыскав ровное место, мы бросили жребий, на чьих шпагах драться, так как секунданты обеих сторон привезли свои шпаги. Жребий достался Монтальфи.

Монтальфи дрался хорошо, но был слишком горяч, так что после нескольких пасов ослабел, и я ранил его. Секунданты нашли нужным прекратить поединок.

В Ницце моя дуэль наделала немало шума. Все местные и даже парижские газеты были переполнены подробностями о ней.

Я сделался героем дня.

Счастье в игре мне изменило.

Проигравшись в Монте-Карло, я захотел отыграться в клубах и просиживал в них за баккара по целым ночам, но вместо отыгрыша проигрался в пух и прах. Мадлен, желая мне помочь отыграться, стала проигрывать пропасть денег в рулетку. Кончилось все это тем, что мы в короткое сравнительно время проиграли все выигранные деньги, да своих еще тысяч полтораста.

Для поддержки роскошной жизни, в которую я втянулся с тех пор, как стал жить с Мадлен, мне пришлось войти в долги и решиться продать даже одно из моих имений в России.

В то же время я обратился к ментонским и ниццким ростовщикам и вскоре попал в их лапы. Дают они деньги большею частью под залог золота, бриллиантов и процентных бумаг, но также не прочь дать и под векселя крупным игрокам и лицам, известным за людей богатых.

Вот этим-то господам я и попал в лапы, заняв сперва двадцать тысяч франков, а потом еще и еще за страшные проценты.

Правда, были дни, когда я снова выигрывал большие куши и получал возможность временно расплатиться с моими вампирами, но это обыкновенно продолжалось недолго, и я вскоре проигрывался снова.

Так прожили мы до начала мая. Сезон кончился, Ницца пустела. Чтобы расплатиться и уехать в Париж, где я надеялся вскоре получить от брата из России крупную сумму, мне пришлось продать только что купленную виллу.

Эта продажа все-таки дала мне возможность расплатиться с кредиторами и уехать в Париж.

В Париж мы приехали в первых числах мая, самый разгар сезона.

Вскоре по приезде мне прислали из России крупную сумму денег, вырученную от продажи одного из моих имений. Эти деньги позволили мне опять жить на широкую ногу и вести крупную игру.

Сначала счастье стало мне снова как будто улыбаться, я стал опять выигрывать и раз даже выиграл в один присест двести сорок тысяч франков. Такие крупные выигрыши позволили мне опять завести лошадей, накупить экипажей и заплатить поставщикам.

Лето я хотел провести с Мадлен где-нибудь в окрестностях Парижа. В получасовом расстоянии от города по дороге в Версаль Мадлен наняла хорошенький старинный дом в тенистом уголке большого парка.

В этом уединенном уголке Мадлен было хорошо, уютно.

Хотя я неоднократно откровенно говорил с Мадлен, объясняя ей шаткость моих дел, но она не вникала во все это достаточно серьезно и продолжала считать меня русским крезом, у которого бесчисленное количество имений.

Правда, имений у меня оставалось еще два - около трех тысяч десятин земли, представлявших стоимость, по меньшей мере, в 300 тысяч рублей; но имения эти были заложены не только в земельных банках, но и по вторым закладным.

Кроме этого обстоятельства, было еще другое, влиявшее на мое разорение. По отъезде моем из России против меня возникло уголовное дело по обвинению меня в поджоге моего дома в имении Срединском.

Дело это было, в сущности, плодом чистейшей фантазии местного товарища прокурора О., с которым у меня были счеты.

Сгоревший дом был застрахован всего в 20.000 рублей, а стоил, по крайней мере, вдвое. Страховое общество выдало мне премию без всяких задержек, и я вскоре позабыл и думать о случившемся⁴⁴.

Но товарищ прокурора смотрел на дело другими глазами. По его предложению было возбуждено следствие, и хотя оно ничего не раскрыло, и следователем было представлено к прекращению, но прокурор добился привлечения меня в качестве обвиняемого.

Повестка, вызывавшая меня к следователю, была мне вручена именно в тот момент, когда я, убитый горем после разрыва с Маргаритой Николаевной уезжал за границу, и я, не обратив внимания на врученную мне повестку, вместо того, чтобы явиться к следователю, уехал в Вену. По представлению товарища прокурора состоялось распоряжение о моем розыске и заключении меня под стражу.

Вот в каком положении находились мои дела в это время.

Переезд наш из Парижа на дачу не изменил моего образа жизни. Я ежедневно после обеда уезжал в город, где проводил вечера в клубах за карточным столом до поздней ночи.

Играл я большею частью в клубе, помещающемся на Итальянском бульваре. Здесь шла в то время очень крупная игра. Банкометы были большей частью профессиональные игроки и, конечно, свои люди в клубах.

Меня всегда крайне удивляло замечательное счастье всех этих банкометов-завсегдатаев: им везло иногда до неприличия, и это «счастье» было, конечно, весьма подозрительно.

Мне рассказывали, что шулера имеют свой организованный кружок и состоят в близких отношениях с хозяевами клубов, а также и с крупье. В баккара передержка почти невозможна. Вот почему шулера устраиваются иначе. У каждого профессионального банкомета-шулера есть несколько подручных, которые размещаются у игорного стола так, чтобы им были видны карты, и затем условными знаками передают банкомету, какая карта дана: хорошая или плохая.

Во все это меня посвятил мой приятель Рошфор⁴⁵. Он советовал мне не понтировать, а только метать самому, но это было нелегко, так как патентованные банкометы поддерживали друг друга и редко выпускали банк из своих рук.

Вскоре я увлекся другой игрой, - игрой на скачках, куда ездил почти ежедневно.

Ездил я на скачки всегда вместе с Мадлен, которая, любя лошадей, также пристрастилась к игре и играла довольно счастливо.

Как-то раз Мадлен поставила пятьсот франков на лошадь одного нашего приятеля, - Эдмунда Блана, - Аршидюк, который был котирован букмекерами очень низко - по тридцать пять за один. Аршидюк нежданно-негаданно пришел первым, и Мадлен получила за поставленные ею 500 франков - 17.500.

После этого выигрыша Мадлен еще более увлеклась скачками и захотела даже завести скаковую конюшню, которую мы, наверное, завели бы, если бы со мной не случилось вскоре неожиданное несчастье.

В августе мы были на скачках и затем поехали на нашу городскую квартиру, так как собирались ехать вечером в театр. Ехали мы в брике, запряженном только что купленной мною парой прелестных английских лошадей, которыми я сам правил. Публики в этот день возвращалось со скачек очень много, так что до самого города пришлось ехать шагом, наблюдая указанный полицией порядок, то есть держась правой стороны. Сильно проигравшись в этот день, я был не в духе, езда же шагом в продолжение почти часа под палящим солнцем меня еще более раздражала. Наконец, я не выдержал и, выехав из ряда экипажей, поехал рысью по левой стороне проспекта.

Это нарушение порядка не понравилось стоявшему на посту полицейскому сержанту, и он крикнул мне держаться правой стороны и ехать шагом, но я продолжал ехать крупной рысью. Сержант дал свисток, и другой полицейский бросился мне навстречу и схватил правую лошадь под уздцы.

Это меня взбесило, и я ударил полицейского бичом.

Раздались со всех сторон свистки и сбежались полицейские сержанты и народ. Нас окружили и с триумфом повели в полицейское бюро.

В бюро мы комиссара не застали, и нам пришлось ожидать его прихода около трех часов. Когда комиссар, наконец, пришел, я ему заметил, что неприлично заставлять ждать порядочных людей несколько часов. Комиссар ответил, что не мне делать ему замечания, и что я сам виноват, если сижу и жду его прихода, так как зря никого не держат в участке. Я не выдержал и просил его быть повежливее, если он не желает быть так же избит, как его подчиненный, присовокупив при этом, что я русский офицер. Комиссар велел своему секретарю занести мои слова в протокол, мне же сказал с иронией:

- Теперь я понимаю ваше поведение. Вы привыкли у себя в России бить кого хотите, но вы должны понимать, что вы здесь не в вашем варварском государстве, а во Франции, свободной, республиканской стране.

Эти слова были искрой, упавшей в порох. Взбешенный, не помня себя, я бросился на него и ударил кулаком по лицу. Комиссар свалился со своего стула на пол, меня же схватили полицейские и увели силой в другую комнату.

Кончилось все это тем, что мои слова и действия попали в протокол, а избитый комиссар, опоясав официальный трехцветный шарф, объявил мне, что во имя закона я им арестован.

Мадлен упала в обморок, и с большим трудом мне удалось привести ее в чувство.

После этого, сев в карету с двумя сержантами, я уехал с ними в полицейскую префектуру.

Там ожидала меня тюрьма.

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы