Редакционный портфель Записки корнета Савина, знаменитого авантюриста начала XX века

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы

XLIV

К счастью моему, в этой ужасной киевской тюрьме я пробыл всего три дня, на четвертый же день уходил этап в Москву, и я отправился с ним далее.

В Курске принял наш этап московский конвой, под начальством очень милого молодого офицера, поручика Кунцендорфа, с которым мне вскоре пришлось познакомиться. Разговорившись и познакомившись со мною при первом же обходе арестантских вагонов, он был настолько любезен, что пригласил меня в свое отделение, в котором я и доехал до Москвы.

По прибытии в центральную пересыльную тюрьму, начались снова мытарства, и все благодаря «строжайшему» предписанию одесского градоначальника, находившегося при моих бумагах. Вместо того чтобы меня поместить в общую «дворянскую» камеру, меня засадили в «секретную», помещавшуюся в одной из башен. Здесь я пробыл в одиночестве четверо суток, до отхода этапа в Петербург.

На Петербург этапы бывают, большею частью, невелики, и тот, с которым меня отправили, состоял всего из тридцати арестантов, в числе коих я был один только «привилегированный». Офицера при этом этапе не было, и его заменял старший унтер-офицер.

По приходе поезда на Николаевский вокзал, для избежания скандального шествия по городу, я нанял на последний имевшийся у меня рубль карету, в которой и доехал до пересыльной тюрьмы в Демидовом переулке.

Не успели еще затвориться тяжелые железные ворота тюрьмы за въехавшей вслед за этапом каретой, как у дверец ее показался старший надзиратель.

- Вы корнет Савин? - спросил он меня, и на утвердительный ответ пригласил следовать за ним в контору. - У меня есть уже распоряжение отправить вас немедленно в дом предварительного заключения, - сказал мне при входе моем в контору седой, худощавый подполковник, оказавшийся начальником тюрьмы.

- Каким образом вы меня туда отправите? - спросил я его. - Обыкновенно, с солдатами.

- Я до сих пор русский офицер, состою в запасе гвардейской кавалерии, а потому считаю унизительным такую отправку и заявляю вам, г. подполковник, что я с солдатами не пойду.

- Ну, это мы посмотрим, - и, обратясь к стоявшему тут же старшему надзирателю, он приказал:

- Вместо двух конвойных назначить пятерых.

Вскоре вошли в контору вызванные солдаты с ружьями.

- Все готово, отправляйтесь!

- Вы можете вызвать целый взвод, и тогда все-таки не пойду.

- Взять его! - кричал взбешенный смотритель, и, видя, что солдаты его не слушают, он подскочил ко мне и схватил меня за рукав. Не помня себя от бешенства, я взял его за шиворот и так тряхнул, что он отскочил на несколько шагов.

Ошеломленный смотритель, бормоча что-то под нос, ушел из конторы. Минут через пять из конторы вызвали солдат, а полчаса спустя, въехала во двор извозчичья карета, в которой меня и отправили с двумя надзирателями в дом предварительного заключения.

Дом предварительного заключения. Не правда ли, это звучит мягче, чем тюрьма? Я наделялся, что с этим, более мягким названием, связано и более мягкое отношение к людям.

И, действительно, ничего тюремного не бросается вам в глаза: дом как дом, у ворот ни будки, ни часового, а дворник в красной рубашке и фартуке, с метлой в руке. Карета въезжает во двор, подъезжает к подъезду. Подъезд настежь, швейцар в ливрее, как в самом аристократическом доме, выбегает, отворяет дверцы кареты и спрашивает:

- Чемоданчик прикажете тоже захватить?

Я вошел в большую, прекрасно меблированную квартиру. За письменным столом сидел толстенький, лысоватый господин, в военном сюртуке со жгутами. Надевший золотое пенсне толстенький господин, оказавшийся помощником начальника, очень любезно со мною раскланялся, привстав даже со своего места, и спросил меня весьма мягким тоном:

- Вы корнет Савин?.. - И на мой утвердительный ответ сказал:

- О вашем прибытии нам уже сообщили по телеграфу. Садитесь, пожалуйста.

- Кто сообщил вам о моем прибытии? - спросил я его удивленно.

- Сначала нам сообщили со станции железной дороги о прибытии вашем с этапом, а затем, полчаса тому назад, еще из двух мест - от прокурора да из пересыльной тюрьмы, откуда вы были отправлены. Да мы уже и раньше знали, что вы сегодня к нам прибудете: во всех газетах было сообщение о вашем выезде из Москвы.

Выйдя из конторы на парадный подъезд и поднявшись на несколько ступеней, мы подошли к тяжелой полированной двери. Поднявшись на третий этаж, мы вошли, в сопровождении старшего надзирателя, встретившего нас при входе, в одну из камер. Аршин четырех ширины и шести длины, камера эта была безукоризненной чистоты.

- Ну, вот и ваша квартира пока, - сказал мне любезно помощник. - Располагайтесь и отдыхайте, - вы, наверное, устали с дороги. Если вам что будет нужно, то позвоните, - и он указал мне на пуговку электрического звонка. После чего, поклонившись и пожав мне руку, он вышел.

Первые дни, конечно, мне было очень тяжело это одиночное заключение. Хотя я не впервые находился в одиночной тюрьме, но до сих пор, как в Париже, так и в Брюсселе, я всегда был при деньгах, значит, мог пользоваться всеми удобствами. В дом же предварительного заключения я прибыл буквально без гроша, не имея даже чаю и табаку. Правда, все это продолжалось недолго, вскоре моя матушка прислала мне денег, но до этой присылки я испытал всю тяжесть положения человека, сидящего в тюрьме без всяких средств. При этом я должен отдать полную справедливость сердечности начальства в Доме предварительного заключения. Конечно, ничего подобно я не нашел бы ни в одной тюрьме Западной Европы. Хотя обыкновенная арестантская пища весьма порядочная, в особенности, когда знаешь, что от казны отпускается всего по шести копеек на человека в день, но и здесь постарались улучшить мое положение, дав мне лазаретную порцию и отпустив мне из каких-то пожертвований, имеющихся в распоряжении тюремного начальства, чаю, сахару и даже табаку. За все это я впоследствии уплатил, - но где же это сделали бы в какой-нибудь европейской тюрьме? Благодаря русскому благодушию, русскому сердцу, в эту одиночную со строгим режимом тюрьму внесена русская душевность и жалостливость ко всякому несчастному.

Нахождение в тюрьме, и притом в тюрьме одиночной, ужасно действует на людей впечатлительных. Оно поглощает их всецело, оставляя их постоянно с их горем.

В доме предварительного заключения, благодаря некоторым отступлениям от общего режима, принятого в западноевропейских тюрьмах, этот режим одиночных тюрем немного сглаживается и весьма облегчается жизнь заключенных.

Главным облегчением является ежедневная общая прогулка в продолжение часа, а с разрешения врача до двух часов, на тюремном дворе.

Так как дело мое было давно уже закончено следователем, то я попал на эту общую прогулку со второго же дня прибытия. Гуляют заключенные погалерейно, то есть каждый этаж тюрьмы гуляет вместе. Из этого правила исключаются только привилегированные, которые гуляют отдельной компанией.

________

Недели две спустя после прибытия в Петербург меня как-то утром вызвали в контору. Там я застал начальника Дома предварительного заключения полковника Ерофеева и двух жандармских унтер-офицеров.

- Вот приехали за вами из охранного отделения, - сказал полковник, указывая на жандармов. - Прошу вас отправиться с ними.

Меня усадили в ожидавшую у подъезда извозчичью карету, и отвези в охранное отделение. Охранное отделение помещалось в доме градоначальника, со стороны Гороховой улицы. По приезде туда меня ввели в кабинет начальника отделения, подполковника С-кого. Он носил синее в золотой оправе пенсне, которое мешало с первого взгляда разглядеть его хитрые, немного косые глаза. Усадив меня напротив себя у письменного стола, подполковник С-кий сказал мне:

- Я вас вызвал, господин Савин, вследствие распоряжения о том департамента государственной полиции, который предписал мне снять с вас допрос и сделать подробное дознание по поводу вашего пребывания в Болгарии, отношений ваших к тамошнему правительству и намерений ваших. Я уверен, что вы, как офицер, объясните мне всю правду, тем более, что разъяснение этой правды может принести вам неоспоримую пользу.

- Вы вполне правы, подполковник. Я очень рад случаю, дающему мне возможность, наконец, высказаться, а тем более высказаться чрез ваше посредство высшему начальству, разъяснить мое поведение и все те намерения, с которыми я отправился в Болгарию. Поверьте мне, что я не утаю ничего, расскажу чистосердечно все, что случилось со мной, и каким образом я нежданно-негаданно сделался претендентом на болгарский престол. Для того, чтобы вы лучше поняли мое поведение и те побуждения, которые понудили меня и толкнули на все случившееся, я должен буду разъяснить все с момента моего бегства из Варшавы в прошлом феврале.

Разъяснив все подполковнику С-кому самым подробным образом, я, по его требованию, изложил то же самое на бумаге, после чего меня отвезли обратно в дом предварительного заключения.

Дней десять спустя после моего первого визита в охранное отделение меня туда свезли вторично. Войдя в кабинет подполковника С-кого, я застал его одетым в парадную форму и узнал от него, что я должен ехать с ним сейчас же к министру, который желает лично меня видеть.

По приезде в дом министра на Большой Морской, нас ввели в приемную, куда минут через пять вошел и министр. Это был высокий, худой старик, с тонкими красивыми чертами лица и весьма изящными манерами⁶⁶. Ответив мне очень любезно на мой поклон, он сказал мне, между прочим:

- Я лично прочел ваше объяснение и крайне сожалею, что смело задуманный вами план не осуществился. Конечно, теперь дело уже непоправимо. Но этим все-таки вы доказали ваши способности, и я уверен, что после благополучного окончания ваших судебных дел вы посвятите себя служению государю и отечеству, и в этом я вам первый помогу. Если же, не дай Бог, вас осудят, то надейтесь вполне на меня. Я все сделаю, чтобы облегчить вашу участь.

Такое любезное отношение со стороны незнакомого мне всесильного человека, признаюсь, не только удивило меня, но даже возбудило некоторые опасения.

«Чего он хотел от меня?» - думалось мне, и я нашел разгадку этого вопроса после моего оправдания, когда любопытство заставило меня, в бытность мою в Петербурге, надеть фрак и явиться снова к министру. Он хотел, чтобы я занял место в тайной полиции.

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы