Записки корнета Савина:
Предисловие публикатора
| Содержание |
01
02
03
04
05
06
07
08
09
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
| Валя. Быль. |
Послесловие публикатора |
Примечания |
Фотоматериалы
XLIV
В предварительном заключении. - В охранном отделении. - Любезное предложение
К счастью моему, в этой ужасной киевской тюрьме я пробыл
всего три дня, на четвертый же день уходил этап в Москву, и я отправился с ним
далее.
В Курске принял наш этап московский конвой, под начальством
очень милого молодого офицера, поручика Кунцендорфа, с которым мне вскоре
пришлось познакомиться. Разговорившись и познакомившись со мною при первом же
обходе арестантских вагонов, он был настолько любезен, что пригласил меня в свое
отделение, в котором я и доехал до Москвы.
По прибытии в центральную пересыльную тюрьму, начались снова
мытарства, и все благодаря «строжайшему» предписанию одесского градоначальника,
находившегося при моих бумагах. Вместо того чтобы меня поместить в общую
«дворянскую» камеру, меня засадили в «секретную», помещавшуюся в одной из башен.
Здесь я пробыл в одиночестве четверо суток, до отхода этапа в Петербург.
На Петербург этапы бывают, большею частью, невелики, и тот, с
которым меня отправили, состоял всего из тридцати арестантов, в числе коих я был
один только «привилегированный». Офицера при этом этапе не было, и его заменял
старший унтер-офицер.
По приходе поезда на Николаевский вокзал, для избежания
скандального шествия по городу, я нанял на последний имевшийся у меня рубль
карету, в которой и доехал до пересыльной тюрьмы в Демидовом переулке.
Не успели еще затвориться тяжелые железные ворота тюрьмы за
въехавшей вслед за этапом каретой, как у дверец ее показался старший
надзиратель.
- Вы корнет Савин? - спросил он меня, и на утвердительный
ответ пригласил следовать за ним в контору. - У меня есть уже распоряжение
отправить вас немедленно в дом предварительного заключения, - сказал мне при
входе моем в контору седой, худощавый подполковник, оказавшийся начальником
тюрьмы.
- Каким образом вы меня туда отправите? - спросил я его. -
Обыкновенно, с солдатами.
- Я до сих пор русский офицер, состою в запасе гвардейской
кавалерии, а потому считаю унизительным такую отправку и заявляю вам, г.
подполковник, что я с солдатами не пойду.
- Ну, это мы посмотрим, - и, обратясь к стоявшему тут же
старшему надзирателю, он приказал:
- Вместо двух конвойных назначить пятерых.
Вскоре вошли в контору вызванные солдаты с ружьями.
- Все готово, отправляйтесь!
- Вы можете вызвать целый взвод, и тогда все-таки не пойду.
- Взять его! - кричал взбешенный смотритель, и, видя, что
солдаты его не слушают, он подскочил ко мне и схватил меня за рукав. Не помня
себя от бешенства, я взял его за шиворот и так тряхнул, что он отскочил на
несколько шагов.
Ошеломленный смотритель, бормоча что-то под нос, ушел из
конторы. Минут через пять из конторы вызвали солдат, а полчаса спустя, въехала
во двор извозчичья карета, в которой меня и отправили с двумя надзирателями в
дом предварительного заключения.
Дом предварительного заключения. Не правда ли, это звучит
мягче, чем тюрьма? Я наделялся, что с этим, более мягким названием, связано и
более мягкое отношение к людям.
И, действительно, ничего тюремного не бросается вам в глаза:
дом как дом, у ворот ни будки, ни часового, а дворник в красной рубашке и
фартуке, с метлой в руке. Карета въезжает во двор, подъезжает к подъезду.
Подъезд настежь, швейцар в ливрее, как в самом аристократическом доме, выбегает,
отворяет дверцы кареты и спрашивает:
- Чемоданчик прикажете тоже захватить?
Я вошел в большую, прекрасно меблированную квартиру. За
письменным столом сидел толстенький, лысоватый господин, в военном сюртуке со
жгутами. Надевший золотое пенсне толстенький господин, оказавшийся помощником
начальника, очень любезно со мною раскланялся, привстав даже со своего места, и
спросил меня весьма мягким тоном:
- Вы корнет Савин?.. - И на мой утвердительный ответ сказал:
- О вашем прибытии нам уже сообщили по телеграфу. Садитесь,
пожалуйста.
- Кто сообщил вам о моем прибытии? - спросил я его удивленно.
- Сначала нам сообщили со станции железной дороги о прибытии
вашем с этапом, а затем, полчаса тому назад, еще из двух мест - от прокурора да
из пересыльной тюрьмы, откуда вы были отправлены. Да мы уже и раньше знали, что
вы сегодня к нам прибудете: во всех газетах было сообщение о вашем выезде из
Москвы.
Выйдя из конторы на парадный подъезд и поднявшись на
несколько ступеней, мы подошли к тяжелой полированной двери. Поднявшись на
третий этаж, мы вошли, в сопровождении старшего надзирателя, встретившего нас
при входе, в одну из камер. Аршин четырех ширины и шести длины, камера эта была
безукоризненной чистоты.
- Ну, вот и ваша квартира пока, - сказал мне любезно
помощник. - Располагайтесь и отдыхайте, - вы, наверное, устали с дороги. Если
вам что будет нужно, то позвоните, - и он указал мне на пуговку электрического
звонка. После чего, поклонившись и пожав мне руку, он вышел.
Первые дни, конечно, мне было очень тяжело это одиночное
заключение. Хотя я не впервые находился в одиночной тюрьме, но до сих пор, как в
Париже, так и в Брюсселе, я всегда был при деньгах, значит, мог пользоваться
всеми удобствами. В дом же предварительного заключения я прибыл буквально без
гроша, не имея даже чаю и табаку. Правда, все это продолжалось недолго, вскоре
моя матушка прислала мне денег, но до этой присылки я испытал всю тяжесть
положения человека, сидящего в тюрьме без всяких средств. При этом я должен
отдать полную справедливость сердечности начальства в Доме предварительного
заключения. Конечно, ничего подобно я не нашел бы ни в одной тюрьме Западной
Европы. Хотя обыкновенная арестантская пища весьма порядочная, в особенности,
когда знаешь, что от казны отпускается всего по шести копеек на человека в день,
но и здесь постарались улучшить мое положение, дав мне лазаретную порцию и
отпустив мне из каких-то пожертвований, имеющихся в распоряжении тюремного
начальства, чаю, сахару и даже табаку. За все это я впоследствии уплатил, - но
где же это сделали бы в какой-нибудь европейской тюрьме? Благодаря русскому
благодушию, русскому сердцу, в эту одиночную со строгим режимом тюрьму внесена
русская душевность и жалостливость ко всякому несчастному.
Нахождение в тюрьме, и притом в тюрьме одиночной, ужасно
действует на людей впечатлительных. Оно поглощает их всецело, оставляя их
постоянно с их горем.
В доме предварительного заключения, благодаря некоторым
отступлениям от общего режима, принятого в западноевропейских тюрьмах, этот
режим одиночных тюрем немного сглаживается и весьма облегчается жизнь
заключенных.
Главным облегчением является ежедневная общая прогулка в
продолжение часа, а с разрешения врача до двух часов, на тюремном дворе.
Так как дело мое было давно уже закончено следователем, то я
попал на эту общую прогулку со второго же дня прибытия. Гуляют заключенные
погалерейно, то есть каждый этаж тюрьмы гуляет вместе. Из этого правила
исключаются только привилегированные, которые гуляют отдельной компанией.
________
Недели две спустя после прибытия в Петербург меня как-то утром
вызвали в контору. Там я застал начальника Дома предварительного заключения
полковника Ерофеева и двух жандармских унтер-офицеров.
- Вот приехали за вами из охранного отделения, - сказал полковник, указывая
на жандармов. - Прошу вас отправиться с ними.
Меня усадили в ожидавшую у подъезда извозчичью карету, и отвези в охранное
отделение. Охранное отделение помещалось в доме градоначальника, со стороны
Гороховой улицы. По приезде туда меня ввели в кабинет начальника отделения,
подполковника С-кого. Он носил синее в золотой оправе пенсне, которое мешало с
первого взгляда разглядеть его хитрые, немного косые глаза. Усадив меня напротив
себя у письменного стола, подполковник С-кий сказал мне:
- Я вас вызвал, господин Савин, вследствие распоряжения о том департамента
государственной полиции, который предписал мне снять с вас допрос и сделать
подробное дознание по поводу вашего пребывания в Болгарии, отношений ваших к
тамошнему правительству и намерений ваших. Я уверен, что вы, как офицер,
объясните мне всю правду, тем более, что разъяснение этой правды может принести
вам неоспоримую пользу.
- Вы вполне правы, подполковник. Я очень рад случаю, дающему мне возможность,
наконец, высказаться, а тем более высказаться чрез ваше посредство высшему
начальству, разъяснить мое поведение и все те намерения, с которыми я отправился
в Болгарию. Поверьте мне, что я не утаю ничего, расскажу чистосердечно все, что
случилось со мной, и каким образом я нежданно-негаданно сделался претендентом на
болгарский престол. Для того, чтобы вы лучше поняли мое поведение и те
побуждения, которые понудили меня и толкнули на все случившееся, я должен буду
разъяснить все с момента моего бегства из Варшавы в прошлом феврале.
Разъяснив все подполковнику С-кому самым подробным образом, я, по его
требованию, изложил то же самое на бумаге, после чего меня отвезли обратно в дом
предварительного заключения.
Дней десять спустя после моего первого визита в охранное отделение меня туда
свезли вторично. Войдя в кабинет подполковника С-кого, я застал его одетым в
парадную форму и узнал от него, что я должен ехать с ним сейчас же к министру,
который желает лично меня видеть.
По приезде в дом министра на Большой Морской, нас ввели в приемную, куда
минут через пять вошел и министр. Это был высокий, худой старик, с тонкими
красивыми чертами лица и весьма изящными манерами66. Ответив мне
очень любезно на мой поклон, он сказал мне, между прочим:
- Я лично прочел ваше объяснение и крайне сожалею, что смело задуманный вами
план не осуществился. Конечно, теперь дело уже непоправимо. Но этим все-таки вы
доказали ваши способности, и я уверен, что после благополучного окончания ваших
судебных дел вы посвятите себя служению государю и отечеству, и в этом я вам
первый помогу. Если же, не дай Бог, вас осудят, то надейтесь вполне на меня. Я
все сделаю, чтобы облегчить вашу участь.
Такое любезное отношение со стороны незнакомого мне всесильного человека,
признаюсь, не только удивило меня, но даже возбудило некоторые опасения.
«Чего он хотел от меня?» - думалось мне, и я нашел разгадку этого вопроса
после моего оправдания, когда любопытство заставило меня, в бытность мою в
Петербурге, надеть фрак и явиться снова к министру. Он хотел, чтобы я занял
место в тайной полиции.
Записки корнета Савина:
Предисловие публикатора
| Содержание |
01
02
03
04
05
06
07
08
09
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
| Валя. Быль. |
Послесловие публикатора |
Примечания |
Фотоматериалы
|
|