Редакционный портфель Записки корнета Савина, знаменитого авантюриста начала XX века

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы

XXXIX

На пароходной пристани в Рущуке меня встретил рущукский префект Мантов, один из самых ярых сподвижников Стамбулова, которому его патрон телеграфировал о моем приезде с приказанием встретить и чествовать меня. Я был уже знаком с Мантовым, встретившись с ним во время недавнего пребывания в Рущуке.

Проводив меня в приготовленное помещение в гостинице «Аслан-Хан», он пригласил меня приехать к нему обедать, на что я, конечно, согласился. В моем теперешнем положении «претендента» мне нельзя было манкировать такими людьми. Мантов, один из самых свирепых палочников, был человек энергичный и умный, и удайся мне сказочное избрание на болгарский престол, я мог бы нуждаться в нем. К обеду были приглашены высшие рущукские власти, как гражданские, так и военные, которые были мне представлены. Между прочими находился главный военный прокурор Марков, близкий родственник Стамбулова, с которым я был уже раньше хорошо знаком в Софии.

Он находился в Рущуке временно, с сессией военного суда, который только что накануне моего приезда приговорил пятерых болгарских офицеров к расстрелянию по обвинению их в попытке низвергнуть существующий порядок, то есть Стамбулова и его шайку. Эта ужасная новость тяжело подействовала на меня, и я решился написать письмо Стамбулову, прося его помиловать их. Это письмо я написал тут же, в квартире Мантова, прося его передать Стамбулову на словах, что исполнением просьбы он меня крайне порадует.

На другое утро я уехал из Рущука в Варну с проходящим в тот день экспрессом. В Варне пассажиры пересаживались на пароход австрийского Ллойда⁶², который отходил в Константинополь.

Долго стоял я на палубе и глядел на удаляющийся болгарский берег, думая: суждено ли мне вернуться снова к этому берегу или нет? Суждено ли мне играть историческую роль в этой славянской земле и удастся ли это невероятное избрание?

Одного боялся я, чтобы пресса не испортила мне дела. Пронюхай она о сделанном мне предложении, разнеси она по всей Европе эту весть, конечно, найдутся люди и даже правительства, которые заинтересуются этим. Станут разузнавать, кто этот претендент, каким образом попал он в Болгарию и вошел в дружбу с регентами. Раз возьмутся за это лица заинтересованные, произойдет катастрофа.

Здравый смысл подсказывал мне, что я стою на весьма опасной почве, что в моем положении не следовало бросаться в такие рискованные предприятия, и что самое благоразумное было бы оставить все это, как ни заманчиво оно было, и уехать, подобру-поздорову в Америку.

Но второй голос говорил мне совершенно другое: - перед тобою в настоящее время открыта дорога к государственной деятельности. Удайся тебе быть избранным в болгарские князья, ты этим не только возвысишь себя, но и подвинешь вперед общеславянское дело больше, чем сделала это война, стоившая стольких жертв твоему отечеству. Будь же решителен и не отступай от того счастливого, неожиданного пути, на который тебя направила судьба и Провидение.

Этот внутренний голос до того наэлектризовал меня, что предо мною предстала, как наяву, картина будущего. Я видел себя сидящим на болгарском троне, одетым в генеральский мундир, в мантии и короне. Передо мною стояли войска, держа ружья на караул, музыка играла гимн, болгарский народ был у моих ног, и все это я передавал моему дорогому отечеству, как Ермак преподнес русскому царю Сибирь!

После обеда я ушел к себе в каюту и лег спать. Мне нужно было отдохнуть от пережитого за последние дни. При этом приходилось на следующее утро вставать рано, в шестом часу утра, если я хотел видеть въезд в Босфор.

________

Когда в половине пятого раздался орудийный выстрел, оповещающий о входе парохода в пролив, все уже были на ногах и с жадностью глядели на столь долго ожидаемую и столь известную по своей красоте картину.

Не успел наш пароход бросить якорь у Золотого Рога, как со всех сторон он был окружен бесчисленным множеством каиков, а на палубе появилось целое полчище комиссионеров гостиниц, предлагающих свои услуги на всевозможных языках и наречиях и почти силою вырывающих у пассажиров их вещи.

Кроме них на пароход приехали разные господа для встречи своих родственников и знакомых. В числе последних находился и болгарский дипломатический агент Кисов, которому Стамбулов телеграфировал о моем приезде и поручил меня встретить.

Разыскав меня на палубе первого класса и представившись мне, Кисов предложил свой каик, чтобы довезти меня и моих людей до пристани, а оттуда карету до гостиницы, на что, конечно, я с благодарностью согласился. Но не успели мы выйти на берег, как были окружены целой толпой турецких таможенных чиновников, в синих мундирах и красных фесках, требующих от нас на ломаном французском языке предъявления паспортов и просмотра вещей. Я уже было полез в карман за паспортом, но Кисов удержал меня от этого, говоря:

- Не стоит баловать их, граф, дайте им бакшиш и они оставят вас и ваши вещи в покое.

Действительно, два меджидие⁶³, сунутые им, избавили нас от предъявления паспортов и ревизии вещей, и мы беспрепятственно поехали в Перу, европейский квартал, в «Гранд Отель Люксембург», где для меня уже было приготовлено помещение.

________

Приехав в Константинополь, я положительно никого там не знал, кроме Кисова, ставшего моим чичероне. Он имел хорошие связи в Блистательной Порте. Это было для меня весьма важно, так как я собирался заручиться поддержкой великого визиря и близких лиц к султану. Хотя в Турции такого рода поддержки со стороны влиятельных лиц приобретаются деньгами, но кроме денег необходимы и знакомства.

В телеграмме и письме Стамбулова к Кисову, в которых всесильный регент поручал ему стать в мое полное распоряжение, он ни слова не говорил о моей кандидатуре, так как вследствие условия между нами это предложение должно было оставаться в тайне. Кроме Стамбулова, министров и меня никто об этой кандидатуре не знал, и сообщил я о ней Кисову, когда близко с ним познакомился и убедился в его расположении ко мне. Узнав об этом, Кисов советовал мне немедленно представиться великому визирю Киамиль-паше и сделать это не через него, а через посредство французского посла.

Я вполне согласился с его мнением и на другой же день поехал во французское посольство, чтобы представиться послу. Зайдя ранее в канцелярию посольства, я познакомился там с первым секретарем, графом де Пурталесом, которому предъявил свой французский паспорт, спрашивая его, не должен ли я его визировать? На что получил ответ, что это ни к чему не нужно до моего отъезда. Я сам это хорошо знал, но сделал это для того, чтобы предъявить в посольстве, хотя косвенным образом, свой паспорт, чтобы впоследствии, в случае каких-либо разговоров, не могло быть никакого сомнения в моей личности. В разговоре с графом де Пурталесом я узнал, что посол принимает два раза в неделю, и что мне придется дожидаться одного из этих дней, чтобы ему представиться. Поблагодарив графа за сообщенные сведения, я счел нелишним разболтаться с ним и рассказать ему о предполагаемых моих финансовых операциях с болгарским правительством, о жизни моей в продолжение с лишком месяца в Болгарии, о Стамбулове и других софийских деятелях, а также и о моей дружбе с французским консулом де Бланвиллем. Все это, по-видимому, крайне заинтересовало молодого секретаря, так как за последнее время о Стамбулове много говорилось в дипломатических кругах и писалось в газетах, и он становился весьма интересною личностью, в особенности, для дипломатов. Прощаясь со мною, граф де Пурталес обещал мне передать послу о моем приезде и желании ему представиться, причем посоветовал зайти к нему и оставить визитную карточку, что я, конечно, и сделал.

На следующий день, вернувшись вечером домой с Принцевых островов, куда я ездил в обществе Кисова и другого болгарина, его приятеля Стоилова, я нашел у себя карточку французского посла, а швейцар гостиницы сообщил мне, что привозивший эту карточку кавас французского посольства передал, что посол ожидает меня к себе в первый же приемный день. В назначенный день, в двенадцать часов дня, я отправился в посольство.

Поднявшись по устланной ковром широкой мраморной лестнице и пройдя анфиладу богато меблированных гостиных, я вошел в приемный зал, где встретил графа де Пурталеса и другого секретаря, барона де Мельваля, с которым граф меня познакомил. Вскоре туда вышел и посол, которому я представился. После обычных приветствий разговор наш перешел к Болгарии и моему пребыванию в ней. Граф тоже интересовался всем мною виденным, и в особенности этим малоизвестным сфинксом - Стамбуловым.

Рассказывая ему обо всех моих впечатлениях, я, конечно, воздержался от каких-либо скандальных комментариев по отношению Стамбулова, его сподвижников и их палочной системы; мне, как кандидату, выставляемому этими палочниками, невозможно было дискредитировать их в глазах французского представителя. Оканчивая рассказ о житье-бытье в Болгарии, я передал послу о предложении, сделанном мне перед моим отъездом из Софии болгарскими регентами, и просил его высказать мне свой взгляд, как представителя Франции.

Немало удивленный неожиданным окончанием моего рассказа, посол ответил мне, что до этой кандидатуры и избрания моего французской республике, в сущности, нет никакого дела, и что, во всяком случае, французскому правительству неприятным такое избрание французского гражданина на болгарский престол быть не может. На просьбу мою представить меня великому визирю, а впоследствии добиться аудиенции у султана, он изъявил согласие, но с тем, что представление мое будет иметь совершенно частный характер и представлять он меня будет, конечно, не как претендента на болгарский престол, а как знатного французского путешественника.

Записки корнета Савина: Предисловие публикатора | Содержание | 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 | Валя. Быль. | Послесловие публикатора | Примечания | Фотоматериалы