ВТОРЫЕ МАСТЕРА ВЕЛИКОЙ ЭПОХИ.

Рядом с Захаровым, Воронихиным, Гваренги и Томоном, а позже одновременно с Росси и Стасовым работало немало зодчих, как русских, так и иностранных. По таланту они не равнялись, конечно, только что упомянутым мастерам, но постройки их тем не менее очень хороши. Это объясняется с одной стороны тем, что и небольшое дарование расцветает под влиянием хорошо поставленной школы, а с другой стороны тем, что примерами для сравнений были произведения гениев.

Не следует забывать, конечно, что во времена Захарова и Воронихина продолжали работать еще и те мастера, которые начали при Екатерине, а некоторые из них (в том числе и Гваренги) кончали тогда, когда начинал Росси. Так Д. Адамини работал в 20-х годах XIX века, и в то время, как его царскосельский костел и проект Исаакия отражает идеалы XVIII века, Дом Уделов (см. стр. 242)⁴⁶ [см. ссылку >>>] близок к постройкам Росси. Гесте приехал в Россию в 1783 г<оду> и работал почти до 20-х годов XIX, когда (1808–1816) строил мосты на Мойке, Введенском и Обводном каналах; его здание царскосельской полиции относится к последнему типу построек Империи. Е. Соколов, строитель Публичной библиотеки, работал еще в 1816–21 годах (Петергофская писчебумажная фабрика и Провиантские склады в Москве).

Понятно, что зодчие, пережившие в столь короткое время несколько строительных эпох, сами меняли свой стиль. Так, Андрей Михайлов - строил Академическую баню (см. выше стр. 198)⁴⁷ [см. ссылку >>>] в стиле Воронихина, в возведенной им церкви Св. Екатерины (стр. 198) [см. ссылку >>>] заметны отзвуки стиля Захарова, тогда как залы Юсуповского дворца на Мойке свидетельствуют о новом влиянии (Стасова?).

П.С. Плавов упомянут выше, как один из немногих последователей Воронихина. Действительно, эффектная лестница Опекунского совета очень близка к неогреческим образцам. В здании Обуховской больницы (см. выше стр. 199) [см. ссылку >>>] купола лестницы и башнеобразные выступы напоминают Воронихина, тогда как оконные замки и меандровый фриз заимствованы у Росси. Училище Глухонемых (см. выше стр. 200) [см. ссылку >>>] близко по форме завершения к Томону, который, впрочем, по преданию строил этот дом. Наконец, простые фасады Опекунского совета (1830–1836), флигели при Николаевском Сиротском Институте и флигели при Воспитательном доме только деталями напоминают Александрову эпоху, они скучноваты, и в них чувствуется начало конца великой эпохи зодчества. Наконец, многие из молодых современников или преемников Росси и Стасова подпали под влияние буржуазного течения, которое после низвержения последнего великого героя истории широкою волною заливало Европу. Как ни странно, но оно захватило самого Росси, правда, лишь в самый последний период его жизни, и, к счастью, проекты не были выполнены.

Откладывая пока рассмотрение новых течений в стороне, мы обратим внимание на ту сторону деятельности современников и преемников Воронихина, Захарова и Росси, которая связана стилем с работами гениальных зодчих начала века. Самыми замечательными из второстепенных архитекторов классического стиля являются См<арагд> Шустов, Штауберт, Анерт, Ал. Горностаев, итальянцы Лукини, Фоссати, Д. Висконти и, главное, Александр Брюллов и К. Тон, но последние два только в классический период своей деятельности.

Непосредственным преемником Росси был ученик его Александр Брюллов, которому пришлось закончить группу зданий около Михайловского дворца. Дело в том, что при сооружении последнего было решено проложить новую (Михайловскую) улицу на Невский и разбить площадь со сквером перед дворцом. Росси проектировал для этого места дома, подобные тем, что на Театральной улице и на Чернышевой площади, но ему не удалось выполнить эту работу. Ал. Брюллов, бывший его преемником, построил более скромные, но вполне строгие дома на площади, фасады же по улице им были разработаны несколько богаче и украшены пилястрами.

Из других построек Ал. Брюллова, исполненных в классическом стиле, здание Пулковской Обсерватории выполнено сухо и скучно. Видимо, зодчий, сохраняя благоговение перед постройками предшественников, о чем свидетельствуют его литографии, перешел к иному настроению.

К числу переходных произведений его относится Штаб Гвардейского корпуса на Дворцовой площади. Там ионическая колоннада верхнего этажа напоминает еще XVIII век, но, конечно, значительно суше. Нижний этаж грузен и в нем удачно применены наличники дверей, расходящиеся книзу, как в Египетских постройках.

Новые требования и искания более свободных стилей отразились на Брюллове и заставили его перейти к псевдоромантизму и псевдоготике, о чем речь будет ниже.

Классическим сооружением К. Тона, ученика Воронихина, является великолепная пристань со сфинксами против Академии Художеств (1832 г<од>). И по материалу, и по замыслу, и по выполнению она стоит на уровне лучших произведений начала XIX века, но к сожалению, давно исчезли бронзовые грифоны, находившиеся на краях каменных сидений, и изуродованы отличные бронзовые светильники.

Александр Штауберт (1780–1840) был помощником Росси и заведовал постройкою Сената и Синода. Самостоятельной работою его является несколько суховатое, но вполне благородное здание Духовной Академии (1811). Анерт, ученик Росси, строил отличную башню и другие здания Нового Адмиралтейства.

Смарагд Шустов был, по-видимому, ближе всего к К. Росси. Лучшее его произведение - Каменноостровский театр с эффектным коринфским портиком во всю ширину здания и со скромным украшением стен - по простоте и ясности замысла и благородству пропорций принадлежит к выдающимся произведениям эпохи. К сожалению, театр признан непрочным и служит амбаром для декораций. Бывшие конюшни на Эрмитажном дворе имели интересный полукруглый план, гладкие стены и широкий фриз.

Алексей Максимович Горностаев (1804–1862) работал главным образом в Царском Селе, где построил превосходные Московские ворота в декоративном классическом стиле. На глади их стен скульптуры размещены изолированно, напоминая этим стиль Захарова. В Царском Селе Горностаев построил много обывательских домов, а в Петербурге сохранилась довольно характерная, кажущаяся теперь слишком скромной, дача на Каменноостровском.

В то время, как русские зодчие жили наследием своих великих соотечественников, приезд иностранцев не прекращался. Французские и немецкие мастера являлись предвестниками падения стиля. (Деятельность их мы рассмотрим позже). Итальянцы, как и раньше, приезжали во всеоружии художественной культуры, быстро приспосабливались к условиям столицы и к стилю великих мастеров. Правда, это были последние отпрыски великой семьи художников, так как на родине искусство падало стремительнее, чем где-либо. Наиболее замечательными являются Лукини, Фоссати и Д. Висконти.

Лукини строил пакгаузы Биржи, по-видимому, по мысли Росси, который дал идею, очень близкую к гваренгиевой. Так благородна эта колоннада, слегка вдвинутая в стену здания, покрытая длинною, но ничуть не монотонною балкой. Здание Таможни с превосходным высоким портиком и вышкою наверху является отзвуком XVIII века и при всей эффектности грандиозно и благородно. В нем совсем не чувствуется велеречие посленаполеоновской эпохи, и по настроению здание, пожалуй, ближе к Гваренги, чем к Росси.

Дом Бенардаки (Невский, 84), теперь кн. Юсупова гр. Сумарокова-Эльстон, строенный Фоссати, может считаться самым торжественным из частных домов Петербурга. Так сильно взят средний выступ, так эффектно поднята колоннада и так смело на широком поле стены размещены густые массы трофей. Это произведение Фоссати не является заимствованным. В нем декоративность сильнее взяла верх над рациональностью, чем это нормально допускали петербургские зодчие, но вместе с тем декоративной стороне композиции не придано того значения, как допускали это современные московские зодчие.

Д. Висконти, отпрыск многочисленной семьи мастеров каменного дела, работавших в России с XVIII века, построил прекрасный костел Св. Станислава на Торговой улице.

На работах менее значительных мастеров, строивших много как в Петербурге, так и в провинции, не стоит останавливаться.