Наталия Арефьева

Лишний человек в государстве

Десять пожелтевших листков и одна фотокарточка. Не архив, не рукопись. Что могут они рассказать нового о Михаиле Зощенко, исписавшем в своей жизни, наверное, горы бумаги, заполнившем сотни анкет и десятки раз снимавшемся для различных документов?

Подборка этих, ныне впервые публикуемых, материалов хранится в собрании А.А. и С.А. Венгеровых. Листы с рисунками — это выполненные автором иллюстрации к его знаменитой «Голубой книге». Впервые книга появилась в печати в журнале «Красная новь», где выходила с января 1934-го по декабрь 1935 года. А в 1936-м вышла отдельной книгой в издательстве «Советский писатель» именно с этими картинками-заставками.

Подобными зарисовками пестрят страницы рукописей Зощенко, его записные книжки. Но именно эти листы сделаны, по всей видимости, специально для издательства, так как на нескольких рисунках его указания, в какой части текста книги их следует разместить.

Три документа относятся к 1949–1950 годам. После знаменитого партийного постановления «О журналах “Звезда” и “Ленинград”», опубликованного в августе 1946 года, и речи Жданова на писательской судьбе Зощенко был поставлен крест. С клеймом «пошляка и подонка литературы», «проповедника безыдейности и пошлости, беспринципного и бессовестного литературного хулигана» писатель был на долгие годы отлучен от литературы. На все, что подписано его именем, был наложен запрет. В той части постановления, которая касалась журнала «Звезда», сказано было впрямую: «…прекратить доступ в журнал произведений Зощенко…» Всем было ясно, что это касалось не только журнала «Звезда».

Вера Владимировна Зощенко, жена писателя, вспоминала: «И вот потянулись долгие, тяжелые годы, годы, о которых больно и страшно вспоминать. Для Михаила Михайловича это были годы какого-то подвижнического, упорного, беспросветного и неблагодарного труда. Годы тяжелой, трудной жизни, полной неуверенности в завтрашнем дне, неуверенности в заработке, в “куске хлеба”, жизни, граничащей с нищетой».

Отлученный от литературы, ошельмованный и униженный, писатель не оставляет попыток вернуться к читателю, не прекращает упорного труда. Но, несмотря на все титанические усилия, в печать практически ничего не попадает. Именно эта трагическая картина находит отражение на пожелтевших страничках публикуемого документа, носящего название «Личный листок по учету кадров».

Для чего мог быть составлен подобный документ в 1949 году? По всей видимости, эти бумаги были необходимы для оформления договора с издательством. Возможно, речь идет об издании книги финского писателя Анти Тимонена «От Карелии до Карпат», переводом которой занимался Зощенко и которая вышла в издательстве «Советский писатель» в июне 1950 года. Первичный договор на эту работу был заключен еще в апреле 1948-го, а через год перезаключен.

Это уже не первый опыт Зощенко как переводчика. Еще в 1948 году в петрозаводском (!) журнале «На рубеже» был опубликован перевод повести финского писателя Майю Лассила «За спичками». (Многие, возможно, помнят блестящую экранизацию этой книги, снятую Л. Гайдаем в 1980 году с Евгением Леоновым в главной роли.) В самом начале 1949 года там же, в Петрозаводске, выйдет отдельное издание этой повести. Большая часть тиража — без фамилии переводчика. Эта публикация станет единственной за 1949 год. И это несмотря на напряженную работу, предложение о сотрудничестве из журнала «Крокодил», подготовленную к постановке комедию «Здесь вам будет весело», сначала разрешенную к постановке, а затем запрещенную распоряжением Главреперткома, на написанную в соавторстве (еще одна «хитрость») пьесу «Шутки в сторону».

С какой целью в 1950 году пишет Зощенко свою краткую биографическую справку и отчет о работе за 1949 год? Скорее всего, это так же связано с попытками издать хоть что-нибудь из того, что было им написано в эти годы. Именно 1950-й дает писателю основания надеяться на возможную перемену к лучшему.

Так, в конце июня 1950 года после семилетнего перерыва в журнале «Крокодил» (№ 17) опубликован рассказ Зощенко «Страшная месть», в журнале «На рубеже» (№ 11, 12) напечатан перевод повести М.Лассила «Воскресший из мертвых», в декабре заключен договор с издательством «Советский писатель» на перевод с осетинского книги М.Цагараева «Повесть о колхозном плотнике Саго».

Что стало началом этого крошечного, едва заметного, но все же изменения в отношении к опальному писателю? Возможно, свою роль сыграло письмо, написанное им Александру Фадееву в августе 1949 года. Вот строки из этого письма:

«Дорогой Александр Александрович! За три года я написал 22 печ. листа (три комедии, рассказы, фельетоны, книга о партизанах). Все мои работы, в основном, одобрялись, правились и, в конечном счете, отклонялись…

Всякий раз я наталкивался на такие преграды, которые не позволяли думать, что работы мои могут быть напечатаны или поставлены без особого разрешения.

…Я пробовал устроиться на службу (не литераторскую), но и тут мне отказывали, узнав мою фамилию.

Четвертый год я нахожусь без работы и без заработка.

Обращаюсь к тебе, как к члену ЦК, — укажи, как мне поступить, чтоб не быть лишним человеком в государстве…»

Фадеев вызвал Зощенко в Москву. Прочитал его «положительные» фельетоны для «Крокодила», прочитал пьесу «Здесь вам будет весело» и вернул с предложением переработать. После чего стал хлопотать о предоставлении Зощенко рукописей для перевода. Именно на эти хлопоты Фадеева ссылается Зощенко в публикуемом «Творческом отчете за 1949 год».

При всем богатстве и разнообразии существующих документов даже один-два листка с выцветшими лиловыми чернилами и таким узнаваемым росчерком «Мих. Зощенко» — ценный материал для исследователя. Тем более если это «Личный листок по учету кадров».

Боевой офицер Первой Мировой, никогда не скрывавший своего дворянского происхождения и гордившийся четырьмя фронтовыми наградами, подорвавший здоровье вследствие ранения и тяжелого отравления газами… Писатель, ставший знаменитым на всю страну уже в тридцать лет… «Писатель-орденоносец» — именно так он подписывал официальные бумаги в трудные военные годы, пытаясь помочь своим близким. А далее, в графе «Выполняемая работа с начала трудовой деятельности», — всего пять пунктов, словно трудовая деятельность писателя началась в 1947 году. Словно не было миллионных тиражей, которыми издавались его книги в 1920-е годы, грандиозной славы, сделавшей его самым популярным писателем страны, писателем, квартиру которого отказывались обслуживать почтальоны, не справлявшиеся с мешками адресованных ему писем.

Обмен этой пятикомнатной квартиры с Верой Казимировной Кетлинской и полученная доплата за метры и мебель выручали какое-то время. Долгие годы основным источником доходов семьи станет продажа вещей. Конечно, помогали друзья. Но разве можно жить, рассчитывая лишь на помощь тех, кто помнит о тебе?

Когда в 1990 году сотрудники только что организованного музея Зощенко разбирали, изучали, описывали приобретенную коллекцию мемориальных предметов, им пришлось пережить настоящий шок. В платяном шкафу в кабинете писателя висели его костюмы, аккуратно выглаженные шелковые галстуки, два пальто — зимнее и демисезонное. Это были вещи, которые Михаил Михайлович носил в последние годы. Но что это были за вещи! В какой степени ветхости они находились! Именно то самое пальто, в котором сфотографировался Зощенко в 1948 году для очередного документа, хранится и по сей день в музее. Именно в нем он ходил еще десять лет, после того, как его запечатлел фотограф.

Все эти десять лет судьба писателя не менялась. Биография, которую он уместил в несколько строк и подписал 28 февраля 1950 года, остановилась.

«В сущности, судьба Зощенко почти не отличается от бесчисленных судеб жертв сталинского террора, — писал Вениамин Каверин. — Но есть и отличие, характерное, может быть, для жизни всего общества в целом: лагеря были строго засекречены, а Зощенко надолго, на годы, для примера был привязан на площади к позорному столбу и публично оплеван… К положению Зощенко привыкли. Дело его унижения, уничтожения продолжалось по-прежнему совершенно открыто — в нем уже участвовали тысячи людей, новое поколение…»