Алексей Гиляров

Мой Кранах

Казалось бы, ну какое тебе дело до нешуточного спора, разгоревшегося в Америке между Музеем Нортона Саймона (Пасадена, Калифорния) и наследниками голландского антиквара Жака Гудстиккера за право владеть «русским Кранахом» — диптихом «Адам» и «Ева» работы Лукаса Кранаха Старшего, выдающегося художника немецкого Возрождения конца XV — середины XVI века. Русским этот диптих называют из-за того, что когда-то он находился в России, но в 1931 году был продан советскими властями на аукционе в Берлине. Вроде бы все это теперь уже очень далеко от нас — и во времени и в пространстве. И тем не менее кровь приливает к голове и, наверное, давление поднимается, когда читаю в интернете все новые и новые сообщения на англоязычных, а теперь уже и русскоязычных, сайтах об идущем судебном разбирательстве.

Впрочем, волнение мое понятно и объяснимо. Дело в том, что это мой дед, Сергей Алексеевич Гиляров (1887–1946), был первым, кто разглядел шедевр мирового значения в огромной (почти два метра в высоту и полтора в ширину) доске, грязной и обшарпанной, но все же еще сохранявшей остатки красочного слоя: изображение двух стоящих обнаженных фигур — слева мужской, справа — женской. Известна точная дата этого события — 11 июня 1928 года. Именно в этот день С.А.Гиляров — специалист по западному искусству, заместитель директора Киевского музея искусств Украинской Академии наук, пришел по приглашению профессора Ф.Л.Эрнста, инспектора по охране памятников культуры, в Киевскую Лавру (тогда уже музей-заповедник). Целью визита было взглянуть на картину, которую уже чуть было не включили в список предметов, «не соответствующих профилю музея или не имеющих значения для украинской культуры». Но Федора Людвиговича Эрнста что-то остановило, и он, получив одобрение дирекции музея-заповедника, решил обратиться к Гилярову, тем более что был с ним хорошо знаком. Это всего лишь одна из случайностей, которыми так полна судьба кранаховских «Адама и Евы». Впрочем, большинство их нам неизвестно — диптиху около 500 лет, а его документированная история началась только с 20-х годов двадцатого века.

После того как Гиляров распознал в картине явно неординарное произведение искусства, работу если не самого Кранаха, то по крайней мере — его школы, ее без особых хлопот официально передали Музею искусств, куда она и была доставлена. Здесь доску прежде всего отмыли (на это, как пишет Гиляров, ушло не одно ведро воды!) и приступили к тщательному изучению и реставрации. В ходе этой работы стало ясно, что изначально «Адам» и «Ева» были самостоятельными, только потом их соединили в единое целое. Соответственно, доску снова разъединили, заделали огромную дыру, поглотившую часть лба Адама, сняли старый лак и восстановили утраченные места. Реставрационные работы, в которых активно участвовал художник Т.И.Дец, о котором я не знаю ничего кроме фамилии и инициалов, продолжались более года.

В какой-то момент в левой половине картины, на стволе дерева, около которого стоит Адам, открылся под старым слоем лака характерный знак, использовавшийся Кранахом в качестве подписи, — изображение змея с гребнем на спине и кольцом в носу (в литературе это сказочное существо называют «крылатым драконом», но все же крыльев у него нет — только гребень на спине!). То, безусловно, был звездный час Сергея Алексеевича Гилярова. Любой искусствовед мира о таком открытии может только мечтать! Радость спасения и возвращения в пространство культуры ранее неизвестного произведения великого художника, казалось, должна была быть беспредельной. Но ситуация вокруг вновь обретенного шедевра стала быстро меняться, причем в сторону, совсем не лучшую для тех, кто его спасал и теперь восстанавливал. Можно даже сказать, что она становилась парадоксально трагической. Дело в том, что чем лучше работали реставраторы и искусствоведы, чем ярче проглядывали первоначальные краски Кранаха и чем точнее становилась атрибуция произведения, тем стремительнее приближался момент, когда всем трудившимся над восстановлением картины нужно было расстаться с ней раз и навсегда. И не просто расстаться, а вычеркнуть ее из памяти, не говоря уж о бумагах и каких-либо публичных докладах. Диптих должен был исчезнуть в никуда!

Тучи над музейными собраниями страны стали собираться в том же 1928 году. На заседании Политбюро (где уже главенствовал Сталин) в августе была одобрена бесхитростная идея, как можно легко заработать столь нужную для страны твердую валюту. Для этого нужно взять и продать за границу хранящиеся в музеях наиболее ценные произведения искусства, прежде всего западного. Конечно, сначала намеченные для экспорта произведения нужно было из музеев изъять, но в этом ничего трудного не видели. К тому времени все музеи были уже государственные. Ясно, кое-кто из властей предержащих осознавал, что задуманное дело не очень хорошее. Посему инструкции были секретными и поступали они только соответствующим начальникам. А начальники уже приходили в музеи с устными распоряжениями, излагавшимися конфиденциально, но не перестававшими от этого быть менее обязательными.

В годы гласности и перестройки Константин Александрович Акинша написал для журнала «Огонек» (№51 за 1988 г.) пронзительный текст о том, как это происходило, причем, именно на примере Киевского музея искусств, где работал дед. Из этой статьи, содержащей обширные выдержки из документов, следует, что еще весной 1928 года уже упоминавшийся профессор Ф.Л.Эрнст приходил в Музей искусств с миссией, явно для него не очень приятной. В беседе с директором и его заместителем (С.А.Гиляровым) он передал устную директиву Наркомпроса (Народного комиссариата просвещения) — подготовить для экспорта за границу список вещей, случайно оказавшихся в музее, но не представляющих особой ценности (их даже называли «музейными перевесками»). За них была обещана хорошая денежная компенсация, но, конечно же, после того, как соответствующие предметы антиквариата и произведения искусства будут проданы.

То, что обещания изымать только малоценные экспонаты представляют собой чистейший воды обман, стало очевидным очень скоро. Власть начала действовать жестко и бесцеремонно. Комиссии, являвшиеся в музей одна за другой, намечали для продажи никакие не «перевески», а ценнейшие экспонаты, составляющие гордость собрания. Так, из акта № 7, текст которого приводит Акинша, следует, что «28 мая 1928 г. Комиссия представителей Госторга РСФСР и УССР в составе тт. Ильина, Глазунова, Маневича, Белоцерковского и Глевасского, в присутствии заместителя директора Музея искусств Украинской Академии наук т. Гилярова осмотрела фонды и экспозиционные залы музея на предмет выделения произведений искусств и художественной старины, пригодных для экспорта, причем Комиссия таковыми признала…» Далее идет список из двадцати наименований, где наряду с малозначащими вещами указаны: триптих Ван Орлея «Мадонна со св. Варварой и св. Екатериной», Нидерланды, XVI век; диптих, приписываемый школе Дирка Боутса, Нидерланды, XV век; французский гобелен «Поклонение волхвов» 1512 года (!) и другие выдающиеся памятники живописи и прикладного искусства.

Неудивительно, что представители музея и инспектор по охране памятников (скорее всего, тот же Ф.Л.Эрнст) согласились с выдачей только четырех экспонатов из двадцати, а от выдачи остальных категорически отказались. Ну а дальше полетели телеграммы от Гилярова в Наркомпрос Украины, в Исполком Киевщины, в Украинскую Академию наук, и в разные другие инстанции с просьбой спасти хоть часть намеченного для экспорта. Акт от 15 августа 1928 гласит, что «Представители Госторга явились в помещение Музея искусств УАН для исполнения распоряжения Наркомпроса, согласно протокольному совещанию от 26 июля 1928 года о выделении из означенного музея вещей по ОСОБО СЕКРЕТНОМУ (выделено мною. — А.Г.) списку, а именно: четырех (4) картин и одного (1) гобелена, причем заместитель директора музея от выдачи указанных вещей отказался…» В ответ на отказ Гилярова отдать картины и гобелен поступили телеграфные распоряжения от заместителя наркома просвещения т. Полоцкого с требованиями немедленно все выдать комиссии. Противостояние властей и музейщиков было неравным: 20 августа 1928 года ценнейший гобелен начала XVI века, памятник, не имевший аналогов в отечественных музеях (да и в Западной Европе их все можно по пальцам пересчитать), пришлось снять со стены и отдать комиссии.

Изъятием гобелена и ряда картин дело не кончилось. Через год дамоклов меч навис и над диптихом Кранаха. В августе 1929 года в музей является новая комиссия. Наряду с уже фигурировавшими ранее экспертами Госторга Глевасским и Глазуновым, в нее входит и начальствующее лицо — заведующий музейным отделом Наркомпроса тов. Дубровский. Они снова осматривают все фонды и выставочные залы музея и составляют новый список — из пятнадцати наименований. Первым номером в этом списке значится «картина “Адам и Ева” Кранаха — оценка 30 000 рублей». Опять Гиляров отказывается выдавать картину, опять пишет в разные инстанции. В письме, адресованном в Управление делами науки Украины (оно также приведено в статье Акинши), подчеркивается, что «находка и атрибуция Кранаха являются наиболее выдающимися достижениями музея за последние годы». Не могу не удержаться, чтобы не привести еще одну цитату из этого письма: «… Может быть, следует принять во внимание работу наших молодых научных сил, труд, который приложили они к любимым памятникам нашего Советского музея, неужели для того, чтобы обработанные ими вещи попали в чужие руки, в коллекцию какого-нибудь американского капиталиста?» Как в воду глядел — в конце концов «его Кранах» и попал-таки в коллекцию крупного американского бизнесмена Нортона Саймона (1907–1993): в 1970 году — «Ева», а в 1971-м — «Адам».

Битва за сохранение Кранаха в Киевском музее, конечно же, была проиграна — 29 августа 1929 года «Адам» и «Ева» были переданы уполномоченному Госторга для отсылки в ленинградскую контору «Антиквариат». А в мае 1931 года диптих был продан на аукционе в Берлине за сумму, слегка превышающую 10 тысяч долларов. И это была максимальная вырученная на том аукционе сумма. В Германии разрастался экономический кризис. Покупателей было мало. Ряд картин ушел за бесценок, а половина партии в 150 картин оказалась не раскупленной и вернулась в Ленинград. Поскольку власти все же стеснялись объявлять, что продают произведения искусства из государственных собраний, то по официальной версии на аукцион выставляли вещи из частных коллекций. На берлинском аукционе диптих Кранаха был заявлен как часть собрания Строгановых (предметы из Строгановского дворца на самом деле также выставлялись).

Радостную дату распознания С.А.Гиляровым шедевра и печальную дату выдачи музеем диптиха для продажи разделяют всего год и два месяца. Как указано в акте передачи картин Госторгу, к картинам прилагался сопроводительный паспорт и брошюра профессора Гилярова «Новонайденное произведение Кранаха в Музее искусства ВУАН». Эта изящно изданная брошюра (на украинском языке, с большим французским резюме) сейчас лежит перед мною. Не сомневаюсь, что именно в надежде удержать шедевр эта небольшая книжка была срочно написана дедом (он вообще-то писал медленно и не очень охотно) и быстро издана Всеукраинской Академией наук. Там, наверняка, также были люди, понимавшие важность сохранения диптиха в Киевском музее.

В наши дни брошюра С.А.Гилярова о Кранахе неожиданно оказывается документом, который может фигурировать в спорах тех наследников, у кого в коллекциях побывал этот диптих, после того как был продан на аукционе в Берлине. Дело в том, что в ней подробно и по свежим следам описывается то, что удалось узнать о прежней судьбе картины, до того, как она перешла Музею искусств. Известно очень мало, но и это достаточно интересно.

Картина поступила в Киевскую Лавру в июне 1927 года, когда сотруднику этого музея-заповедника В.Г.Ищенко было поручено обходить киевские церкви (в основном уже закрытые) и изымать предметы, представляющие художественную ценность. В Троицкой церкви на Васильковской улице под лестницей, ведущей на колокольню, он и обнаружил картину, заваленную каким-то хламом и землей. Несмотря на плачевное состояние картины, Ищенко сразу обратил на нее внимание и немедленно взял с собою, даже не оформив соответствующие документы об изъятии (тогда с церквями не церемонились). В лавре она была помещена в отдел предметов культа и даже использовалась экскурсоводами для антирелигиозной пропаганды — как образец фривольностей, которыми могли втайне любоваться священнослужители!

Естественно, Гиляров сразу заинтересовался тем, как попала картина в Троицкую церковь. Он встретился со священником Стешенко, который был настоятелем храма с 1919 года, и тот подтвердил, что картина тогда уже была в церкви, но хранилась не в основном помещении, а в притворе. Рассматривалась она не как священный образ, а просто как живописное произведение на религиозную тему. В годы Гражданской войны церковь несколько раз захватывалась разными вооруженными отрядами. Кто засунул картину под лестницу, Стешенко не знал. Также ничего он не знал о том, когда и при каких обстоятельствах картина попала в церковь. К сожалению, священник, который служил в храме до Стешенко, скончался за год до описываемых событий. Что было с картиной до 1919 года — неизвестно. Гиляров приводит только мнение директора Лаврского музея П.П.Куринного, предположившего, что картина могла попасть сюда с другими предметами церковного культа при ликвидации так называемых полковых церквей, которые во время Первой мировой войны существовали на территории Галиции. Но, как подчеркивается в брошюре, никаких свидетельств, подтверждающих это предположение, нет.

Что касается дальнейшей судьбы деда, то она, подобно судьбе найденного им диптиха, оказалась трагичной. В 1933 году он был арестован за «связь с иностранцами». Никакой связи не было, но какого-то письма, полученного от коллеги из Западной Европы, было достаточно, чтобы угодить в Лукьяновскую тюрьму, где дед отсидел 9 месяцев. Однако по прошествии этого срока был не только освобожден, но и оправдан. Случай чрезвычайно редкий в советской практике, но то ведь был еще не 1937 год, а только 1933-й! Когда началась Великая Отечественная война, С.А.Гиляров с больной женой не успели уехать из Киева. Да и сил у них на это не было. Проработав всю жизнь в музее, дед и в этой ситуации не мог оставить его на произвол судьбы. Он продолжал туда ходить каждый день, стараясь в меру своих сил поддерживать порядок. Музей не был разграблен и открылся сразу же после освобождения Киева Красной армией. Но работа в учреждении на оккупированной территории, конечно же, стала поводом для нового ареста. В 1946 году дед умер в тюрьме, находясь под следствием. Официально названная причина — воспаление легких, но Наталья Крутенко, киевский искусствовед, специально занимавшаяся судьбой С.А.Гилярова, опираясь на ряд свидетельств, полагает, что фактически это было самоубийство — дед умер от истощения, отказываясь принимать пищу. Он не хотел портить карьеру сыну (моему отцу) Меркурию Гилярову — талантливому биологу, который работал в это время в Москве над докторской диссертаций. В 1949 году диссертация эта с длинным, но точным названием «Особенности почвы как среды обитания и ее роль в эволюции насекомых» была им не только успешно защищена, но и издана отдельной книгой. А еще через два года она была удостоена Сталинской премии III степени — наградой, по тем временам, очень высокой.

Отец мне почти ничего не рассказывал о трагической судьбе деда. В тексте «Автобиографии» (написанной, но не подготовленной к печати и никогда не публиковавшейся) он, осторожности ради, об арестах деда вообще не упоминает. В письме от 15.02.1981 г., адресованном Сергею Белоконю, киевскому историку, изучавшему украинское советское искусствоведение двадцатых годов, он писал «…не знаю, почему Вы думаете, что Ваше письмо мне не понравилось. Просто у меня мысли больше о настоящем и будущем, а прошлое слишком обильно… (выделено мною. — А.Г.)» (Бiлокiнь С. Iз старого листування (Меркурiй Сергiйович Гиляров, 1912–1985) // Ханенкiвськi читання. Випуск 4. Київ: Кий, 2002). Формально никаких отношений между отцом и дедом после войны не существовало, но фотография деда в резной деревянной рамке всегда висела у него над письменным столом (теперь уже в другой квартире она висит над моим столом, и я смотрю на нее сейчас). Кроме того, отец постоянно таскал меня по музеям и не раз говорил впоследствии, что всегда хотел, чтобы я стал искусствоведом, как дед. Но я стал биологом.

Отец не застал эпохи гласности и перестройки (умер в 1985 году). Он никак не мог предполагать (вот в этом я абсолютно уверен), что всего через три года в «Огоньке» выйдет статья К.Акинши, цитаты из которой я приводил выше, а годом позже — его же прекрасная статья в журнале «Наше наследие» (см.: Наше наследие. 1989. №5. С. 28-38), что Киевский музей западного и восточного искусства снова будет носить имя Богдана и Варвары Ханенко (что совершенно заслуженно, поскольку именно их собрание легло в основу музейной коллекции) и что в этом музее будет проходить конференция, посвященная его отцу — С.А.Гилярову.

В 2002 году, по предложению журнала «Природа», я написал воспоминания об отце. Упомянул там и историю с кранаховским диптихом. С сотрудниками Киевского музея у меня завязалась интенсивная переписка (я пересылал им фотографии деда и копии кое-каких документов), но на вопрос, где сейчас диптих Кранаха, они ничего ответить не могли. Когда текст воспоминаний об отце был почти готов, один из моих друзей, имевший тогда гораздо больший опыт пользования интернетом, стал настойчиво советовать мне поискать диптих во «всемирной паутине». Честно говоря, я отнесся к этой идее скептически (ведь все предполагали, что Кранах находится в какой-то частной закрытой коллекции) и скорее забавы ради набрал в «Гугле»: «Lucas Cranach the Elder». А через пять минут, попав на общий каталог работ Кранаха, увидел на экране компьютера «Адама» и «Еву», столь хорошо мне знакомых по фотографиям в дедовской брошюре. Они были там, где находятся и сейчас, — в Музее Нортона Саймона в Пасадене (Norton Simon Museum, Калифорния, США).

Узнав на сайте почтовый адрес музея, я послал им длинное письмо и приложил ксерокопию публикации деда. Вскоре по электронной почте пришел ответ от Кэрол Тогнери (Carol Togneri), куратора музея в Пасадене. Она писала, что им ничего не было известно о том, где находился Кранах в России, хотя то, что он был продан советскими властями в 1930-е годы, они знали. А заканчивалось письмо так: «Как я хотела бы пожать руку Вашему деду и выразить благодарность за то, что он спас шедевр для человечества». А еще через день скорой почтой мне был доставлен прекрасный альбом репродукций этого музея. Среди безусловных шедевров (а там есть первоклассные вещи Липпи, Рафаэля, Боттичелли, Рубенса, Рембрандта, Гойи, Сурбарана, Модильяни, Дега и других) приведены и «дедовские» «Адам» и «Ева» — обе половины диптиха целиком, и отдельно, во всю страницу, фрагмент фигуры Евы.

А история современного спора за «Адама и Еву» такова. Вдова сына голландского антиквара Жака Гудстиккера (купившего диптих на аукционе в Берлине в 1931 году), Марей фон Захер, пытается признать свои права на «Русского Кранаха», но, не претендуя на сами картины, настаивает только на выплате ей денежной компенсации от фонда Нортона Саймона, правда, компенсации весьма солидной — 45 миллионов долларов. Основанием служит то, что Жак Гудстиккер, еврей по национальности, вынужден был бежать от нацистов в Америку и погиб во время этого путешествия (свалился в открытый люк), а его вдова с годовалым сыном добралась до места назначения. Картины оставались в Голландии и были фактически отданы немцам матерью Гудстиккера за возможность покинуть страну в период оккупации. В конце войны диптих был обнаружен силами западных союзников непосредственно в имении рейхсмаршала нацистской Германии Германа Геринга. В 1966 году диптих Кранаха был передан голландскими властями офицеру Военно-морских сил США Георгию Строганову-Щербатову, который утверждал, что картины до Октябрьской революции находились в огромном собрании, принадлежавшем его предкам, а потом были конфискованы большевиками. Именно у Строганова-Щербатова в начале 1970-х годов и купил диптих Нортон Саймон. В своем иске Марей фон Захер утверждает, что никаких свидетельств того, что диптих принадлежал ранее Строгановым на самом деле нет, а вот в том, что он был куплен на аукционе в Берлине ее тестем, а в войну фактически отнят нацистами, никто не сомневается.

Уже после того, как эта статья была написана и передана в редакцию, в США состоялся суд по иску Марей фон Захер к фонду Нортона Саймона. Решение, вынесенное судьей Лос-Анджелеса 18 октября 2007 года, гласит, что иск Марей фон Захер отклоняется, а картины Кранаха остаются собственностью музея. Основания для такого решения были следующие. Во-первых, диптих был совершенно законно приобретен Нортоном Саймоном у Строганова-Щербатова, а право владения последним картинами не подвергалось сомнению голландским правосудием. Во-вторых, согласно законодательству штата Калифорния, где находится музей, претензии о незаконности приобретения произведений искусств могут быть предъявлены только в течение трех лет после сделки, а с момента покупки Нортоном Саймоном диптиха прошло уже более 30 лет. В одной из публикаций (в сетевом издании «The Art Newspaper» за 25.10.2007), посвященной данному процессу, прямо говорится, что суд знал о том, что в начале 1920-х годов картину изъяли из церкви Святой Троицы в Киеве, а каким образом картина очутилась в церкви, неясно. Предполагаю, что данный факт стал известен участникам процесса именно из брошюры деда, копия которой была мною послана в Музей Нортона Саймона.

Список  источников

1. Акинша К.А. Забытый меценат // Наше наследие. 1989. №5. С. 28-38.

2. Он же. Печальная история «Адама и Евы» // Огонек. 1988. №51. С. 32-33.

3. Бiлокiнь С. Iз старого листування (Меркурiй Сергiйович Гiляров, 1912–1985 // Ханен-кiвськi читання. 2002. Вип. 4. Київ: Кий, 2002. С. 44-62.

4. Гиляров А.М. О моем отце // Природа. 2002. №12. С. 10-24.

5. Гиляров С. Новознайдений твiр Кранаха в Музеї мистецтва Всеук-раїнської Академиї  наук. Київ: Видання музею, 1929.

6. Жуков Ю.Н. Сталин: операция «Эрмитаж». М.: Вагриус, 2005.

7. «Русский» Кранах привел американский музей в суд.  http:// lenta.ru/news/2007/05/02/cranach/.

8. Штутина Ю. Если бы коллекционеры  всей земли http://www.lenta.ru/articles/2007/05/02/cranach/.

12. Parchin S. Cranach Adam and Eve to stay  in U.S.  http:// curating-art.suite101.com /article.cfm/cranach adam eve to stay in us.

9. Janofsky M. Norton Simon Museum faces dispute over Cranach’s “Adam,” “Eve” // http://www.bloomberg.com/apps/

10. Masterpieces from  the Norton Simon  Museum / Ed. Sara Campbell Abdo // Norton Simon Museum, Pasedena, California, 2000.

11. Ofgang K. Norton Simon, woman file dueling suits over nazi-looted art // Metro-politan News-Enterprise. 2007. May 3.  http://www.metnews.com/articles/2007/nazi050307.htm.

13. Picard С. Norton Simon Museum keeps Cranachs for now. Judge rules that time has run out for anyone to claim their restitution http://www.theartnewspaper.com/article.asp?id=6351.