Е.Б.Мазо
Высокое служение
Евсей Борисович Мазо, знаменитый хирург-уролог,
член-корреспондент Российской академии медицинских наук, не только великолепный
ученый и блестящий врач-практик, но и человек, давно и глубоко интересующийся
историей своей профессии. Написанное им для «Нашего наследия» эссе о выдающихся
врачах Евсей Борисович предварил кратким вступлением:
«Герои этих событий — врачи мирового значения,
подарившие нам примеры высокого служения медицинской науке и практической
медицине. Самим своим образом и поведением, часто в экстремальных ситуациях,
они оставили нам в наследие примеры врачебной деонтологии, преданности учителю,
необходимости в любых условиях искать пути и достигать успеха в единственной
цели деятельности врача — помощи больному.
Один из героев публикуемых заметок — академик РАМН
Н.А.Лопаткин, президент Российского общества урологов, учитель автора этих
строк».
Надежда умирает последней
Три орудия есть у врачей: слова, растение и нож.
Мудрость древнего Ирана «…есть и душевные лекарства, которые врачуют тело.
Сим искусством сообщается больным та твердость духа,
которая побеждает телесные боли, тоску, метание и которая самые болезни… иногда
покоряет воле больного».
Матвей Яковлевич Мудров,
профессор-терапевт (1776–1831).
Слово — мощное средство воздействия на психику
больного — может вызвать у него безграничное доверие и уверенность в
установленном диагнозе, предлагаемом лечении. Положительное влияние слова
испытали на себе даже известные врачи, причем страдающие заболеванием по своей
специальности и, казалось бы, уверенные как в диагнозе, так и в исходе болезни.
Речь идет о великом русском хирурге Николае Ивановиче
Пирогове, замечательном враче и ученом. Это было время, когда медицинская
общественность России готовилась торжественно отметить пятидесятилетие
деятельности Н.И.Пирогова. Накануне этой даты Николай Иванович заметил у себя
язву на слизистой оболочке верхней челюсти, которая не имела тенденции к
заживлению, и у Пирогова возникло предположение, что это рак. Вскоре консилиум
в Москве подтвердил, что это злокачественное новообразование и необходимо
оперативное лечение. Можно понять состояние больного, ибо кто, как ни он,
гениальный хирург, известный Европе специалист, знал о тяжести такой операции и
весьма сомнительном ее исходе.
Тем не менее Пирогов
отправился в Вену к ведущему европейскому хирургу, непререкаемому авторитету
того времени Теодору Бильроту для постановки
окончательного диагноза и решения о методах лечения.
После детального обследования больного Бильрот безапелляционно отверг злокачественный характер
язвы и, таким образом, категорически не рекомендовал оперативное лечение.
Н.И.Пирогов — сам великий врач-хирург, установивший
себе диагноз рака, что было подтверждено консилиумом, — поверил такому же
великому врачу-хирургу Бильроту. Настроение Пирогова,
бывшее до того мрачным и безнадежным, улучшилось. Вернувшись, он продолжал
активно работать. Не только он, но и члены его семьи были полны надежд, пока
болезнь — а это был, конечно, рак верхней челюсти — не привела к смерти
Н.И.Пирогова.
Ряд врачей-хирургов, современников Бильрота
упрекали его за ошибочный диагноз и недостаточное обследование. Бильрот молча нес на себе эти упреки.
Однако эти упреки были напрасны — Бильрот
знал, что это был действительно рак. Но он видел перед собой пожилого,
70-летнего, человека с запущенной болезнью, когда операция могла лишь ускорить
печальный исход. Именно поэтому Бильрот своим
авторитетным словом дал больному надежду. Хотя есть много данных, что Пирогов
знал истинный характер болезни, но все-таки — «надежда умирает последней». Лишь
после смерти Пирогова современники узнали, что Бильрот
не сомневался в истинном диагнозе, но решил, хотя и на короткое время,
сохранить жизнь великому русскому гению хирургии Н.И.Пирогову.
Конечно, такое доверие, которое испытал Пирогов к
мнению Бильрота, может вызывать только
высоконравственный врач, слово которого основано на опыте и знаниях, дающих
этому слову силу уверенности не только больному, но и самому врачу.
Учитель, воспитай ученика
Наш следующий рассказ продолжает тему взаимоотношений
между врачами. Вот что рассказывает российский профессор С.Р.Миротворов
в своих воспоминаниях.
В городе Берне (Швейцария) хирургическую кафедру
длительное время возглавлял профессор Теодор Кохер —
всемирно известный и блистательный специалист по желудочной хирургии, лауреат
Нобелевской премии (1909). Кохер создал свою шкролу так называемых
«желудочных» хирургов, одним из учеников которой много лет был ассистент, а в
последующем профессор Цезарь Ру. К большому сожалению
окружающих коллег, Ру
незаслуженно обиделся на Кохера, полагая, что тот
как-то несправедливо оговаривает его. Это привело к тому, что Ру покинул Берн и переехал в Лозанну, где возглавил кафедру
хирургии.
Будучи блестящим хирургом, Ру вскоре обнаружил у себя признаки рака желудка.
После подтверждения диагноза Ру приказал старшему
ассистенту клиники готовиться на определенный день его оперировать и никому об
этом не говорить. Сотрудники Ру любили его как
учителя и знали, что лучше Кохера никто не сможет
выполнить эту операцию. И тогда ночью старший ассистент выехал в Берн и
рассказал Кохеру о случившемся
с его лучшим учеником.
Кохер ответил: «Оперировать буду я, но ничего не говорите Ру». Он тотчас же выехал в Лозанну, утром на следующий день
вошел в операционную, где лежал в наркозе Ру,
блестяще выполнил операцию резекции желудка и до пробуждения Ру уехал в Берн. Только через две недели Ру узнал, кто его оперировал.
Вскоре после выздоровления Ру
приехал в Берн и в аудитории, где Кохер читал свою
лекцию по хирургии желудка, подошел к своему учителю со словами: «Дорогой
учитель, как я был неправ. Простите меня за все прошлое и примите мою
благодарность ученика, которого вы всегда учили благородству и блестяще
доказали это своим примером». После этого он поцеловал руку Кохера.
Слушатели в аудитории приветствовали примирение двух великих хирургов громкими
аплодисментами.
Не надо думать, что сегодня у нас нет аналогичных и
столь же доказательных примеров коллегиальной дружбы. Автор этих строк получил
к 70-летию от своего учителя картину с металлической пластинкой, на которой
было написано: «Ученику-учителю от учителя-ученика». В течение 47 лет
совместной работы ни учитель, а главное, ни ученик не дали повода ни для одного
конфликта.
В пожарном порядке
От относительно давнего прошлого перенесемся в
относительно недавнее. Шел 1959 год. В урологической
клинике 2-го Московского медицинского института (ныне Российского медицинского
университета) на базе Городской клинической больницы №1 им. Н.И.Пирогова
находилась тяжелая, можно сказать — очень тяжелая больная 32-х лет. Женщина
поступила с септическим состоянием (после внебольничного прерывания
беременности), осложненным острой почечной недостаточностью: отсутствие
выработки мочи, высокий уровень интоксикации вследствие задержки азотистых
шлаков, нарушение солевого и водного обмена. Все это можно назвать термином
«уремия» (буквально «мочекровие»). Обычно, причиной такого состояния является
некроз слоя почек, где вырабатывается моча. Единственный
эффективный вид лечения в этом случае — гемодиализ аппаратом
«искусственная почка» до тех пор, пока не восстановится пораженная часть почек.
Гемодиализ выполняют обычно через день, а у нашей больной пришлось делать его
ежедневно.
К сожалению, это было в то время, когда в нашей стране
аппараты «искусственной почки» были единичны и, конечно, зарубежного
производства. Но и эти аппараты были несовершенны, работали при исключительно
определенных условиях. Обращаем внимание читателей на весьма важную деталь —
аппарат функционировал только при определенном составе диализной
жидкости, в которую входил углекислый газ — СО2.
Руководил лечением этой больной и обеспечивал работу
аппарата в то время доктор медицинских наук Николай Алексеевич Лопаткин, ныне
академик РАМН, профессор, дважды лауреат Государственной премии, Герой
Социалистического Труда, директор НИИ урологии Министерства здравоохранения
России. В числе его помощников и участников лечения больной был и автор этих
строк, более того, явился свидетелем «происшествия», случившегося в тот вечер,
перешедшего в ночь и закончившегося под утро.
А дело было так. В момент сеанса гемодиализа
(напомним, что без этого вида лечения больная была обречена) индикатор показал
отсутствие в диализной жидкости СО2
— баллон с этим газом оказался неполным. Сеанс гемодиализа был остановлен.
Где поздно вечером достать баллон с СО2, при экстренной необходимости, в городской
больнице? Следует отметить, что в операционных баллонов с СО2,
как правило, нет. Первая мысль — в паталогоанатомическом
отделении, где с помощью СО2 замораживают
ткани для последующего микроскопирования. Много
времени не потребовалось, но, как нарочно, баллон с СО2
не давал давления — он тоже был пустой. В медицине это иногда называют законом
«парности» случая, правда, относят его к двум как бы одинаковым заболеваниям.
Как быть дальше? Время не ждет. И тогда Николай
Алексеевич Лопаткин нашел единственно возможный путь. Он велел автору этих
строк позвонить в пожарную охрану и вызвать наряд со словами: «Первая градская
в огне». По сути дела, образно говоря, так и было. Не буду долго отнимать у
читателя времени на истинное объяснение всех деталей разговора. Пожарная служба
с расчетом на 3-х машинах прибыла через 5 минут. Более того, уже на месте
слесарь-пожарный на специальном станке отточил переходную гайку и соединил ее с
баллоном СО2, который был снят с машины и
оставлен в клинике. Все проходило четко, каждый выполнял свою задачу без шума (это было в клинике на втором этаже больницы, где
лежали еще 60 больных) и суеты. Все согласования с пожарным начальством были
проведены в истинно пожарном порядке. На сей раз, больная была спасена.