Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 75-76 2005

Моника Спивак,

фото Ивана Хилько, Александра Юрова

 

Три жизни

 

Мемориальная квартира Андрея Белого на Арбате

 

Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев; 1880–1934), поэт, писатель, философ, теоретик символизма, один из самых ярких представителей эпохи Серебряного века, был едва ли не единственным, кто в глазах современников всерьез претендовал на статус гения. Его произведения — знаменитые «Симфонии», романы «Петербург», «Серебряный голубь», «Москва», сборники стихов «Золото в лазури», «Пепел», «Урна», многое другое — отличались почти шокирующей оригинальностью. Человек обширнейших знаний и невероятной эрудиции, он проявил себя в самых разных жанрах: в поэзии, прозе, мемуаристике, критике, литературоведческих и философских статьях и трактатах. К тому же он был самым крупным мистиком из русских писателей ХХ века и самым крупным писателем из русских мистиков.

Филиал Государственного музея А.С.Пушкина «Мемориальная квартира Андрея Белого» — единственный в мире музей, посвященный этому уникальному писателю и человеку. В доме на углу Арбата и Денежного переулка, в квартире на третьем этаже писатель родился. С этой квартирой связаны его первые отчетливые «миги сознания», детские воспоминания о мире, людях и о себе. Здесь прошли годы его учебы — в знаменитой частной гимназии Льва Поливанова на Пречистенке, потом — в Московском университете. Здесь он пережил первые волнения страсти (мистическую влюбленность в Маргариту Кирилловну Морозову) и постиг горе утраты — смерть отца. Здесь Боря Бугаев, мальчик из профессорской семьи, превратился в писателя-модерниста, лидера московских символистов Андрея Белого. Он прожил в этой квартире двадцать шесть лет — до 1906 года.

Потом было немало адресов, городов, стран. Андрей Белый жил в разных уголках Москвы и в подмосковном поселке Кучино, в Петербурге и в Царском Селе, в швейцарском местечке Дорнах и в Берлине… Но своей родиной он считал Арбат, а своим настоящим домом — тот, в котором сейчас музей.

Доходный дом на углу Арбата и Денежного переулка еще с конца XIX столетия занял особое место в культурном ландшафте Москвы. В 1876 году по прошению московской дворянки М.И.Хромовой стоявший здесь двухэтажный особняк был надстроен и радикально реконструирован по проекту архитектора М.А.Арсеньева. Первый этаж был отдан под торговые помещения, а второй и третий — для сдачи внаем. Сразу после завершения строительных работ М.И.Хромова продала дом Н.И.Рахманову, почетному гражданину города и одновременно — приват-доценту Московского университета. Не исключено, что последнее обстоятельство определило контингент жильцов: ими стали представители московской профессуры и интеллектуальной элиты. Так, напротив квартиры Андрея Белого проживал профессор Иван Иванович Янжул, знаменитый специалист по статистике. А этажом ниже поселилась семья Михаила Сергеевича Соловьева, сына знаменитого историка Сергея Михайловича Соловьева и родного брата не менее знаменитого философа Владимира Соловьева. Жена М.С.Соловьева Ольга Михайловна Соловьева (двоюродня сестра матери А.А.Блока) была талантливой художницей и переводчицей, а сын Сергей стал поэтом-символистом и религиозным деятелем. Двери в квартиру Соловьевых оказались для Андрея Белого входом в большую литературу. Здесь он познакомился с Брюсовым, Мережковским, Гиппиус. Здесь произошла памятная встреча с кумиром московских символистов Владимиром Соловьевым и единственный разговор с ним, который Белый считал судьбоносным. Именно у Соловьевых Боре Бугаеву был придуман псевдоним «Андрей Белый», так подходивший и к его внешнему облику, и к природе его творческого дарования. И, наконец, именно супруги Соловьевы решили, что юношеские писания соседа с третьего этажа достойны того, чтобы быть напечатанными, и помогли опубликовать его первую книгу.

Известный математик, декан физико-математического факультета Московского университета, философ и «московский чудак» Николай Васильевич Бугаев арендовал квартиру на третьем этаже почти сразу после того, как закончилась перестройка дома, — во второй половине 1870-х. Вместе с ним приехала его молодая жена Александра Дмитриевна (урожденная Егорова). А в 1880 году у них родился сын — Борис Николаевич Бугаев, которому суждено было вписать в литературную панораму Москвы начала ХХ века и миф об Арбате, и дом Рахманова, и, наконец, портреты его жильцов и многочисленных посетителей.

В квартиру Николая Васильевича Бугаева часто приходили гости. Здесь бывала вся профессорская Москва: М.М.Ковалевский, Н.И.Стороженко, А.Н.Веселовский, братья С.И. и В.И. Танеевы… Заходил даже Лев Толстой. Сам Николай Васильевич Бугаев был заметной фигурой в Москве. Он интересовался не только математикой, но и философией, психологией, историей и политикой, увлекался шахматами, был яростным спорщиком, сочинял шутливые стишки и даже написал либретто оперы «Будда». Профессорский мир детства во многом определил дальнейшие страницы биографии Бугаева-сына. Так, под влиянием отца, он поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета и вкус к точному знанию и методологии сохранял на протяжении всей жизни. Впрочем, с ранних лет влекла его и другая страсть — к поэзии, литературе, культуре вообще. Этой страстью он был обязан прежде всего матери.

В начале XX века в квартире Бугаевых происходит смена поколений. Помимо прежних гостей появляются новые люди — друзья и знакомые Андрея Белого, поэты, художники, музыканты, члены кружка «аргонавтов», который Андрей Белый и возглавляет. После смерти Н.В.Бугаева собрания «аргонавтов» проходят каждое воскресенье. Дом на Арбате становится центром московского символизма и шире — литературной и художественной Москвы. «Люди, собиравшиеся на воскресеньях моих, — вспоминал Андрей Белый, — какой-то ручей: рой за роем проходили, точно по коридору, сквозь нашу квартиру, подняв в ней сквозняк впечатлений: много фамилий и лиц я забыл; и не помню, когда кто явился». Среди гостей — поэты Бальмонт, Балтрушайтис, Брюсов, Волошин; художники Борисов-Мусатов, Шестеркин, философы Эрн и Флоренский и многие, многие другие. Сюда из Петербурга приезжали З.Н.Гиппиус, Д.С.Мережковский, Вячеслав Иванов; 10 января 1904 года в этой квартире произошла встреча Андрея Белого с приехавшими в Москву Александром Блоком и его женой Любовью Дмитриевной.

 

* * *

Квартира Бугаевых, так много и так многих в себя вместившая, была тем не менее очень небольшой. На лестничную площадку парадной лестницы выходила передняя. Из передней двери вели в столовую, в кухню и в узкий коридор. К лестнице примыкали уборная, чулан и коридор на кухню. Из кухни был выход на черную лестницу. Жилая часть состояла из пяти комнат. В парадной половине находились столовая, обращенная окнами в Денежный переулок, и гостиная с балкончиком. С этого балкона открывался вид старой Москвы, Арбат лежал, как на ладони, просматривались купола собора Новодевичьего монастыря. Стоя на этом балконе, юный Боря Бугаев зачарованно наблюдал зори и закаты, видел в них символы и знамения наступающего преображения мира, грядущего Царства Духа. На этом балконе в 1901 году, по ночам, он устраивал свой кабинет и писал при свечах «Симфонию (2-ю, драматическую)», свое дебютное произведение, сразу принесшее скандальную известность и славу. Вдоль по узкому коридору располагались крохотная детская комната, спальня родителей и кабинет отца. Обстановка и быт квартиры подробно описаны Белым в мемуарах и автобиографической прозе.

В 1903 году Николай Васильевич скончался. А вскоре Белый с матерью покинули родные пенаты — семья была небогатой. В 1906 году они арендовали квартиру в Никольском переулке. Однако история бугаевской квартиры на этом не закончилась. Не прошло и десяти лет, как Белый вновь вернулся в любимый дом на углу Арбата и Денежного переулка — только возвращение это было особым. Используя терминологию самого писателя, можно сказать, что вернулся он не в физическом плане, а в… ментальном.

В 1912 году Андрей Белый вступил на путь антропософии, примкнул к учению, созданному немецким мистиком и философом Рудольфом Штейнером, и вскоре поселился в Швейцарии, в Дорнахе. Там под руководством Штейнера антропософы ( и Белый в их числе) возводили здание Гетеанума — антропософского центра и «храма Духа». Там же Белый занимался серьезно духовной практикой, упражнениями, направленными на расширение границ человеческого сознания, и, главное, продумывал новую тематику и методологию дальнейшего творчества. Итогом этих раздумий стал грандиозный замысел эпопеи «Моя жизнь». В ней писатель хотел показать, как происходит рост, становление, формирование и развитие человеческого «Я», а также — как человеческое «Я» воспринимает и осваивает пространство, время, окружающий мир. В качестве объекта приложения этой идеи Белый взял собственную биографию. Для этого ему пришлось мысленно вернуться к самым истокам, к раннему детству, к моменту рождения и заново прожить свою жизнь. Так автобиографическая тематика стала доминирующей в творчестве Белого. Сначала появилась повесть «Котик Летаев», рассказывающая о младенчестве автобиографического героя, потом ее продолжение — «Крещеный китаец», через некоторое время за ними последовала романная трилогия «Москва», в которой автобиографический герой дорос уже до гимназического возраста… Параллельно с художественной прозой Белый писал воспоминания, в которых детству и семейному окружению также было уделено преимущественное внимание. Во всех этих произведениях квартира в доме на углу Арбата и Денежного переулка занимала особое место. Андрей Белый подробнейшим образом описал обстановку и атмосферу квартиры, быт, нравы, поведение ее обитателей и гостей. Можно сказать, что Белый прожил в этой квартире две жизни. Первую — как ребенок, юноша и начинающий поэт-символист. Вторую — как зрелый прозаик и мистик. Ведь квартира, в которой сейчас музей, стала фактически главным героем его позднего творчества.

Именно этот факт обусловил особую привлекательность мемориальной квартиры Андрея Белого для ее музейного освоения. При создании экспозиции пред нами стояла двойная задача: показать прямое назначение каждой из комнат и одновременно — их отражение в призме автобиографической прозы Белого; дать понять, как рос в этой квартире Боря Бугаев, и одновременно — как мыслил и чем жил писатель в то время, когда создавал свои автобиографические шедевры. Так, например, в «Детской» размещены материалы, связанные с младенчеством и годами учебы. Наиболее ценными являются ранние фотографии Белого, фотографии его родителей и близких и, конечно же, свидетельство о дворянстве, выписанное ему при поступлении в университет. В центре комнаты — удивительный экспонат: пеленальный конверт Бори Бугаева — не типологический, как часто бывает в музеях, а настоящий, действительно мемориальный, сохраненный дальними родственниками писателя со стороны матери. Но «Детская» — это не только «детская» в узком смысле слова. Там же представлена история обращения писателя к автобиографической тематике и его работа над эпопеей «Моя жизнь»: над «Котиком Летаевым» и «Крещеным китайцем». В этой связи в экспозицию введена часть швейцарской, дорнахской, антропософской биографии Белого: это и рисунки, связанные с темой рождения «Я», и материалы, рассказывающие о строительстве Гетеанума, а также об истории отношений Белого с первой женой Асей Тургеневой, которая жила с ним в Дорнахе и которой посвящена повесть «Котик Летаев».

Аналогичный принцип лежит в основе экспозиции других залов. Следующая комната посвящена матери писателя, А.Д.Бугаевой, привившей ему интерес к музыке, живописи, литературе, а также истории московского символизма вообще и, конечно же, раннему творчеству Андрея Белого. Особо интересным здесь является портрет М.К.Морозовой, выполненный художником В.К.Штембергом (этот портрет принадлежал Т.Л.Рогаль-Левицкой и М.С.Муравейской, а после их кончины поступил в музей благодаря активному содействию Т.С.Дубенко). Маргарита Кирилловна стала объектом первой мистической влюбленности Белого и послужила прототипом «Сказки», очаровательной героини первой его книги «Симфонии (2-й, драматической)».

В «Кабинет отца» вошли экспонаты, связанные с Московским университетом и московской профессурой, друзьями и гостями Бугаевых, материалы, рассказывающие о жизни Белого в Советской России, о работе над последним романом «Москва», в котором прототипом главного героя профессора Коробкина стал профессор Н.В.Бугаев.

Экспозиция «Столовой» решена в несколько ином ключе, более традиционном для литературных музеев. Помещенные здесь книги, рукописи, фотографии, мемории и другие материалы позволяют рассмотреть биографию писателя во всем ее драматизме и в контексте времени. Ведь Андрей Белый, вступивший в литературу в эпоху Серебряного века русской литературы, пережил революцию, был в эмиграции в Германии и вернулся, подвергался в 1920–1930-е годы жесточайшей критике и гонениям… Все эти материалы являются своеобразным пояснением к центральному экспонату музея — «Линии жизни». Это разноцветное графическое панно представляет собой подробную автобиографию Белого, но не написанную, а нарисованную, вычерченную в весьма эффектную схему…

И, наконец, последняя комната, «Гостиная», практически освобождена от стационарной музейной экспозиции. Мы сохранили ее первоначальное назначение — в память о собраниях «аргонавтов», здесь происходивших, а также о многочисленных гостях квартиры Бугаевых. Сегодня, как и прежде, это место проведения встреч, музыкальных вечеров, научных семинаров и конференций и, конечно же, литературных и художественных выставок.

С открытием музея Андрея Белого квартире Бугаевых была дана третья жизнь. Правда, началась эта третья жизнь относительно недавно. В Советском Союзе имя Андрея Белого было фактически под запретом, и надеяться на открытие музея могли лишь безумцы. В 1930-е годы дом, в котором жил писатель, отдали под коммуналки, потом — в распоряжение Министерства иностранных дел. В 1980-е квартира Бугаевых, как представляющая безусловную культурную ценность, была передана Государственному музею А.С.Пушкина. Такое сопряжение двух значимых имен — Пушкина и Белого — может показаться странным. Но только на первый взгляд. И Пушкин, и Белый оказались «арбатцами» и к тому же — ближайшими соседями. В 1831 году Пушкин после свадьбы привел молодую жену Наталью Николаевну в дом Хитрово (ул. Арбат, д. 53). И в нем открылась «Мемориальная квартира А.С.Пушкина». Дом Рахманова, в котором родился Андрей Белый, — следующий после пушкинского: ул. Арбат, д. 55. Таким образом в двух соседних арбатских домах сошлись два века русской литературы — золотой и серебряный, и два ярчайших представителя русского поэтического ренессанса — Пушкин и Белый.

Белый не знал о таком значимом соседстве: арбатский адрес Пушкина при жизни Белого был еще неизвестен. А если бы знал, то, конечно бы, назвал это не случайным совпадением, а символической встречей. Ведь пушкинская тема прошла лейтмотивом через всю биографию Белого. «Почему так торжественно предполагается чествовать столетие со дня рождения А.С.Пушкина?» — так называлось его выпускное гимназическое сочинение. Как сознательное развитие пушкинского «петербургского мифа» писал он свой самый знаменитый роман «Петербург» (отдельное издание — 1916). Пушкинский стих стал объектом его глубокого исследования в книге «Ритм как диалектика и "Медный всадник"» (1929). До самой смерти Белого в его комнате на стене висел портрет Пушкина (вместе с портретами отца и М.В.Ломоносова). Поэт П.Н.Зайцев, подаривший ему этот портрет Пушкина (репродукцию с гравюры Т.Райта), записал в мемуарах следующие слова Андрея Белого, объясняющие, почему именно эти портреты он держит перед глазами: «Другое как-то убираешь глубоко внутрь… и выступают: Пушкин, Ломоносов…»

Поначалу мало кому верилось, что на закате ХХ века еще удастся «укомплектовать» мемориальную квартиру писателя. Ведь в 1932 году Андрей Белый, желая получить деньги на строительство кооперативной квартиры, в которой очень нуждался, продал в только что основанный Государственный Литературный музей основную часть своего архива. Материалов было так много, что об этой крупной «сделке» между писателем-символистом и В.Д.Бонч-Бруевичем, первым директором ГЛМ, даже писали в газетах. После смерти Белого его вдова Клавдия Николаевна Бугаева целенаправленно пристраивала оставшиеся у нее материалы в архивы и библиотеки Москвы и Ленинграда… К счастью, маловеры и скептики в своих неутешительных прогнозах ошиблись: многое удалось найти и приобрести.

Первым собранием материалов, вошедшим в фонд музея, стало собрание Т.В.Нориной, племянницы Елены Васильевны Невейновой, антропософки и давней подруги Бугаевых. В последние годы жизни Клавдия Николаевна тяжело болела. Е.В.Невейнова жила вместе с ней и преданно за ней ухаживала. А потом — унаследовала и ее имущество, и оставшуюся часть архива Белого. Так в музей поступили мемориальные вещи и мебель писателя, письма, ему адресованные (преимущественно конца 1920-х — начала 1930-х), фотографии — те, которые Белому были настолько дороги, что он не решился расстаться с ними в 1932 году. Среди полученных от Т.В.Нориной материалов было много творческих рукописей. В основном — не автографы, а копии, сделанные Клавдией Николаевной. В отличие от первой жены Белого, сумасбродной, эксцентричной и независимой Аси Тургеневой, Клавдия Николаевна любила Белого бесконечно и самоотверженно, являлась настоящей помощницей, соратницей и сподвижницей писателя. Она ни на секунду не забывала, что является женой гения, а это обязывало… Еще при жизни Белого она помогала ему копировать, переписывать, перепечатывать тексты. Этой работой она упорно продолжала заниматься и после его смерти. Например, ходила в Ленинскую библиотеку и копировала находящиеся там письма Белого… Или на время забирала письма Белого к друзьям, переписывала, а потом возвращала обратно… На первый взгляд, такая деятельность кажется простой глупостью или даже некоторой формой безумия. Но ни в глупости, ни в безумии ее никто не мог заподозрить. Видимо, Клавдия Николаевна не до конца разделяла романтическую булгаковскую веру в то, что рукописи не горят. Она знала, что рукописи легко теряются, пропадают и исчезают. Как выяснилось впоследствии, она оказалась мудрее многих. Так, исключительно в ее списках сохранились некоторые крайне важные письма Белого. Их адресаты были репрессированы, много лет провели в лагерях и ссылках, а потому сохранить свои архивы не смогли. Еще более значима сделанная К.Н.Бугаевой копия последнего, предсмертного дневника Белого, содержащего записи за лето и осень 1933 года. С этим документом связана целая история.

До недавнего времени считалось, что в последние годы жизни Андрей Белый не вел дневник. Ведь в 1931 году было арестовано большинство его друзей-антропософов, в том числе и Клавдия Николаевна вместе с первым мужем и сестрой. Белого тогда не посадили, но в квартире Клавдии Николаевны сотрудники ОГПУ произвели обыск и увезли на Лубянку содержимое сундука, в котором Белый хранил все свои рукописи. Многие из них пропали безвозвратно. Это, как думали литературоведы, настолько напугало Белого, что он перестал вести ежедневные записи происходивших с ним событий. И действительно, ни о каких поздних дневниках Белого никто ничего не слышал, пока вдруг в одной из московских антикварных лавок не появилась странная коробка, на дне которой лежал один лист автографа дневника Белого за август 1933 года. Сверху, на этом листе в живописном беспорядке были разложены личные вещи поэта: трубка, галстук-бабочка и даже застежка от сандалии. Группа по созданию музея Белого тогда только-только сформировалась. Опыта работы у нас не было вовсе. И эта первая наша встреча с автографом Белого нас просто ошеломила. Мы совершенно растерялись и вместо того, чтобы сначала купить раритеты, а потом размышлять об их истории и значении, стали думать о подлинности застежки от сандалии и о том, где могут находиться другие страницы дневника. В результате эту бесценную и загадочную коробку мы так и не приобрели. К счастью, она попала к нашим более опытным друзьям из шахматовского музея А.А.Блока. Но и мы были вскоре вознаграждены. Рукой Клавдии Николаевны (которая вскоре после ареста была отпущена) оказался переписан не один только листок последнего дневника, а весь дневник. Он был начат Белым после того, как в Коктебеле с ним случился солнечный удар, ставший, в конечном счете, причиной его смерти. Писатель вел дневник до октября 1933 года. Напомню, что в ноябре его госпитализировали, а 8 января он умер. Благодаря Клавдии Николаевне и ее упорному копированию мы можем восстановить практически по дням все то, что делал, что думал, что читал, с кем говорил писатель в последний период своей жизни.

С последним десятилетием в жизни Белого связан другой крупный архив, поступивший к нам на хранение, — архив поэта, друга и литературного секретаря Белого Петра Никаноровича Зайцева. Он учился у Белого в стиховедческой студии при издательстве «Мусагет» в начале 1910-х, но особенно сблизился с ним в 1923 году — после возвращения Белого из эмиграции. Тогда П.Н.Зайцев стал фактически правой рукой Белого — помощником в улаживании его бытовых и, главное, издательских дел: правил корректуры, получал гонорары, отоваривал продуктовые и промтоварные карточки…

Особую ценность в комплексе материалов, поступивших от дочери и внука П.Н.Зайцева, представляют книги Белого с автографами. Так, на экземпляре первого романа московской трилогии «Московский чудак» Белый написал: «Дорогому Петру Никаноровичу Зайцеву с любовью и — – с чувством связи во имя Ломоносова. Андрей Белый. (Борис Бугаев). Новое Кучино. 24 августа 26 года». Эта надпись является ключом к пониманию сокровенного, эзотерического смысла произведения. Дело в том, что и Белый, и Зайцев были членами московского антропософского общества. Та группа, к которой оба они принадлежали, носила имя Ломоносова и этим именем очень дорожила, так как оно было выбрано по прямому совету Р.Штейнера. В 1923 году антропософское общество закрыли, оно перешло на подпольное положение. Упоминать об антропософии и о Штейнере было опасно, но в имени Ломоносова для непосвященного читателя ничего антисоветского не чувствовалось. Роман «Московский чудак» открывается авторским посвящением «архангельскому крестьянину Михаилу Ломоносову» и цитатой из оды Ломоносова. Дарственная надпись на экземпляре книги, подаренной Зайцеву, проясняет, какое творческое задание ставил перед собой Белый, работая над романом, и показывает, какое значение для него имела антропософия в 1920-е годы.

С одним из самых драматических эпизодов в жизни Белого связана другая дарственная надпись Зайцеву — на книге мемуаров «Начало века», вышедшей в ноябре 1933 года: «Дорогому другу с горячей любовью этот искаженный предисловием Каменева экземпляр. Автор. 1933 года. 28 ноября». У этого произведения была трудная судьба. Когда его приняло в производство издательство ГИХЛ, выяснилось, что предисловие поручено писать Л.Б.Каменеву. Этот государственный и партийный деятель в то время уже сам оказался в опале, был низведен с высоких постов до должности директора издательства «Academia». Но его оценка по-прежнему значила много и являлась по сути идеологическим приговором писателю-символисту. Нетрудно догадаться, что мемуары Белого о Серебряном веке Каменеву не слишком понравились. В стилистике партийных дискуссий сталинской эпохи он высказал свою критическую точку зрения, объявил Белого писателем, находящимся на задворках новой культуры и совершенно ненужным молодому советскому читателю. Зайцев получил это предисловие первым. Гранки каменевского предисловия тоже сохранились в архиве Зайцева и поступили к нам в музей. Белый в то время находился в Крыму, в Коктебеле. Зайцев понимал, сколь травмирующим будет для писателя такая оценка его труда, пытался смягчить удар, найти возможность изменить предисловие… Ничего не вышло. Из Коктебеля Белый вернулся в Москву совсем больным. Предисловие Каменева болезнь усугубило, вызвало новый удар, от которого писатель уже не смог оправиться. Впоследствии Зайцев в мемуарах именно предисловие Каменева винил в безвременной кончине Белого.

Из архива Зайцева поступил к нам и еще один уникальный автограф — знаменитое стихотворение О.Э.Мандельштама, эпитафия, написанная 10 января 1934 года, в день похорон Белого.

Среди материалов музея, имеющих в равной степени и экспозионную, и научную ценность, важное место занимает альбом рисунков крупного политика Федора Александровича Головина. Он был характерным представителем «кадетской Москвы»: юрист, почетный мировой судья, крупный земский деятель, стоявший у истоков кадетской партии, бессменный член ее ЦК. В 1907–1908 годах Ф.А.Головин — председатель II Государственной думы. Во время Первой мировой — активный деятель Земгора, председатель Общества помощи жертвам войны, потом, в 1921 году — член Президиума Всероссийского Общества помощи голодающим. После революции он неоднократно арестовывался и в 1937 году был расстрелян.

Среди его многочисленных постов и должностей были и связанные со сферой культуры. В дореволюционное время Головин имел отношение к работе Общества деятелей периодической печати и литературы, организованного в 1907 году в Москве для защиты их профессиональных, этических и материальных интересов. Уставом общества предполагалось и «учреждение суда чести. Председателями суда чести избирались С.А.Муромцев и Ф.А.Головин — председатели разогнанных правительством I и II Государственных дум»1 Такая почетная должность — знак широкой известности и авторитета, которыми Головин пользовался в литературных кругах.

То, что председатель II Государственной думы оказался еще и неплохим рисовальщиком, обнаружилось относительно недавно. После гибели Ф.А.Головина рисунки были собраны в альбом Е.П.Скуридиной, дочерью его гражданской жены, и хранились сначала у нее, а потом у ее родственника, А. Г. Каминского, от которого и поступили в фонд Мемориальной квартиры Андрея Белого.

Головин запечатлел в своем альбоме как сцены из усадебной дворянской жизни, так и портреты знакомых, в основном — юмористические. Среди знакомых оказалось множество известных людей, «пойманных» пером художника в необычных ситуациях. Так, мы можем увидеть в альбоме Головина П.Н.Милюкова, раскачивающегося на садовых качелях, или архитектора Шехтеля, подглядывающего за загорающими дамами… С юмором относился Головин и к себе, хотя ситуация, в которой он оказался после революции, была очень далека от комической. В этом плане показателен автошарж 1932 года: бывший председатель II Государственной думы терпеливо стоит в длинной очереди в сортир коммунальной квартиры…

Для нас альбом Головина уникален прежде всего потому, что в нем обнаружились неизвестные прежде силуэтные портреты Белого. Они относятся ко времени после возвращения писателя в воюющую и предреволюционную Россию из Швейцарии, из Дорнаха (один из рисунков датирован январем 1917 года). В своих поздних, уже «советских», воспоминаниях Белый постоянно подчеркивал, что в этот период он был близок «левым партиям» и активно боролся с ненавистными ему либералами, кадетами и «кадетизмом» вообще. Рисунки Головина приоткрывают те страницы биографии Белого, которые сам он по понятным политическим соображениям пытался скрыть. Головин изобразил Белого в странном месте и в странной компании. На одном из рисунков Андрей Белый сидит за столом вместе с членом ЦК кадетской партии Федором Федоровичем Кокошкиным, его супругой Марией Филипповной Кокошкиной и князем Дмитрием Ивановичем Шаховским, тоже кадетом и членом кадетского ЦК. На другом — ведет дебаты с Марией Филипповной, а Федор Федорович работает. По умолчанию понятно, что в обоих случаях в комнате присутствует и кадет Головин, рисовальщик. Атмосфера общения не оставляет сомнения — свободная, раскрепощенная, веселая и очевидно дружеская. На столе фрукты и шампанское… Так в музее оказались не только неизвестные изображения Белого, но и экзотические рисунки-документы, явно демонстрирующие, каковы были человеческие и политические симпатии писателя в канун революции.

Из других материалов музея упомянем об архиве Аси Тургеневой, первой жены писателя, поступившем к нам от ее швейцарской подруги Валентины Рыковой, об архиве семьи Спасских (поэт-футурист Сергей Спасский и его жена скульптор Соня Каплун были долгое время друзьями Белого), материалах В.Пяста, М.Н.Жемчужниковой и др. Не упустим возможности сказать, что мы открыты к контактам с коллекционерами, владельцами частных архивов и отдельных материалов, связанных как с Андреем Белым, так и с первой третью ХХ века вообще. Нас интересует литература и культура, политика и идеология, а также философия, мистика и простой быт простых людей — как знакомых писателя, так и не знакомых ему современников…

А теперь вернемся к «Линии жизни» Андрея Белого. Эта автобиографическая схема, безусловно, центральный экспонат не только «Столовой», но и всего музея. Поступил он, как и многие другие материалы, выставленные в экспозиции, от Т.В.Нориной, наследницы К.Н.Бугаевой. Первый взгляд на «Линию жизни» ошеломляет и одновременно наглядно подтверждает репутацию Белого как совершенно неординарного, авангардного человека, мыслителя, творца. Многоцветие прямых и изогнутых, пунктирных и сплошных линий, стрелок и надписей поначалу даже пугает. Однако разобраться во всех этих хитросплетениях не так сложно, как может показаться. Тем более что Белый оставил «инструкцию» для пользователей «Линии жизни»:

«Рельеф ее (высоты и низины) построены из пристального и реального осознания себя ощущения в данный период (подъем и упадок энергии жизни); вместе с тем снизу отмечены те из людей, которые становились особенно близко в тот или иной период (или — дружба, или — борьба, или — работа вместе); сверху я попытался определить культурные влияния; совсем внизу: эпоха работы над тою или другой книгой».

Итак, «рельеф» — это и есть сама Линия жизни, темная синяя волнистая полоса, проходящая по центру панно. Вдоль проставлены годы: с момента, когда писатель начал себя сознавать, до 1927-го. «Высоты и низины» отражают «подъемы и упадки энергии жизни» и соответствуют периодам творческого вдохновения и душевного подъема, с одной стороны, и периодам отчаяния и депрессии, с другой. Так, например, «Линия жизни» указывает на период берлинской эмиграции как на самый мрачный период в биографии писателя. А максимум высоты «Линия жизни» достигает в период 1901-го и в 1913 году. Первый пик связан с вхождением Белого в литературу, с «аргонавтическими» и символистскими надеждами на скорое обновление мира, с начальным периодом в истории московского младосимволизма, именуемым Белым «Годами зари». Второй пик относится ко времени вступления писателя на путь эзотерического ученичества у Штейнера. Тогда он являлся наиболее экзальтированным поклонником антропософии и именно в ней видел путь преображения человека и человечества. Эти два «вершинных этапа» биографии Белый выделил в отдельные, небольшие по размеру схемы, так называемые «Детали» к «Линии жизни», и подробно каждый из них расписал.

Под синей линией «рельефа» указаны имена людей, общение с которыми имело для Белого в разные периоды особый смысл. Это очень важная часть схемы. Из огромного круга лиц, с которым писатель общался, в нее попали лишь самые значительные контакты, лишь те люди, которые оставили неизгладимый след в его душе и оказали влияние на его духовное становление и развитие. Здесь и мать с отцом, и директор гимназии Л.И.Поливанов, и Александр Блок с Любовью Дмитриевной, и Мережковские, и друзья-антропософы (Михаил Бауэр, Мария Сиверс, Мария Штинде, Трифон Трапезников) и многие, многие другие. Попали в это поле и те, общение с которыми принесло Белому не только пользу и радость, но — и боль, вред, проблемы, существенно осложнило жизнь. Эти «негативные» по своим результатам связи недвусмысленно отмечены в общей схеме черным цветом. В прилагающейся к «Линии жизни» третьей «Детали» — она озаглавлена «Невидимые силы» — Белый подошел к своей биографии именно с этой оценочной точки зрения, рассортировав людей по характеру влияния — положительному или отрицательному. В этой «Детали», — объяснял Белый, — «линия жизни» выявлена «как арена борьбы светлых и темных сил, подбирающих себе людей, — вестников "света" или "тьмы" для меня».

Все эти схемы в совокупности и каждая из них в отдельности фактически являются путеводителем по жизни и творчеству Белого. Разглядывая их, понимаешь, какие периоды в биографии писателя стали толчком к тем или иным его произведениям, какие люди, книги, философские и религиозные учения увлекали его и воспитывали… Прослеживаются по этим схемам и драматические, конфликтные отношения с рядом лиц…

Многое в биографии Белого проясняя, «Линия жизни» вместе с тем сама ставит много вопросов. Она не датирована. Период, ею охваченный, длится до 1927 года. Именно в 1927 году Белый написал свое знаменитое, огромное по объему письмо своему другу, литературному критику и философу Иванову-Разумнику, называемое специалистами-литературоведами «автобиографическим письмом». Оно датируется 1-3 марта. В этом автобиографическом письме-исповеди Белый подверг тщательному анализу всю свою жизнь и все свое творчество, выделив этапы (семилетия и четырехлетия), а также постоянные, варьирующиеся и возвращающиеся темы, основные и меняющиеся тенденции, нравственные и идеологические предпочтения… В этом письме Белый сопровождает свои рассуждения, концепции и умственные построения многочисленными схемами, схемками и схемочками, отличными от тех, что висят у нас в музее, но вместе с тем и — похожими на наши. Видимо, автобиографическое письмо к Иванову-Разумнику подтолкнуло Белого к тому, чтобы объединить частные схемы, иллюстрирующие его эпистолярную исповедь, в общую, так сказать, «генеральную» «Линию жизни» и добавить к ней «Детали», разъясняющие некоторые аспекты биографии. Мечта нашего будущего — надеемся, что не самого далекого — издать «Линию жизни» отдельной книгой, с подробными комментариями, как филологическими, так и иллюстративными.

Нынешний год знаменателен не только для Белого. Юбилейным является он и для нас. Экспозиция мемориальной квартиры Андрея Белого была открыта в 2000 году. Минуло пять лет. У нас еще все впереди…

 

В оформлении статьи использованы мемориальные вещи Андрея Белого, А.Д.Бугаевой и А.А.Тургеневой.

 

1 Лейкина-Свирская В.Р. Русская интеллигенция в 1900–1917 годах. М., 1981. С.143.

Комната матери в московской Мемориальной квартире Андрея Белого

Комната матери в московской Мемориальной квартире Андрея Белого

Андрей Белый. «Линия жизни». Автобиографическая схема (1882–1927). 1927. Цветной карандаш, фиолетовые чернила.

Андрей Белый. «Линия жизни». Автобиографическая схема (1882–1927). 1927. Цветной карандаш, фиолетовые чернила.

Боря Бугаев. Москва. 1881–1882

Боря Бугаев. Москва. 1881–1882

Вид Арбата. 1888. В центре — доходный дом Н.И.Рахманова. В нем 14 октября 1880 года в квартире №7 на третьем этаже родился Боря Бугаев, будущий писатель Андрей Белый

Вид Арбата. 1888. В центре — доходный дом Н.И.Рахманова. В нем 14 октября 1880 года в квартире №7 на третьем этаже родился Боря Бугаев, будущий писатель Андрей Белый

Боря Бугаев. Москва. Около 1885

Боря Бугаев. Москва. Около 1885

Борис Бугаев. Фотография О.Ренара. Москва. 1899

Борис Бугаев. Фотография О.Ренара. Москва. 1899

Столовая. Фрагмент интерьера

Столовая. Фрагмент интерьера

Н.В.Бугаев. Фотография «Г.И.Булгак и Е.М.Овчаренко». Москва. Конец 1870-х годов

Н.В.Бугаев. Фотография «Г.И.Булгак и Е.М.Овчаренко». Москва. Конец 1870-х годов

А.Д.Бугаева. Фотография Р.Ю.Тиле. Москва. 1890-е годы

А.Д.Бугаева. Фотография Р.Ю.Тиле. Москва. 1890-е годы

Кабинет отца. Фрагмент интерьера

Кабинет отца. Фрагмент интерьера

Кабинет отца. Фрагмент интерьера

Кабинет отца. Фрагмент интерьера

К.Н.Бугаева (урожденная Алексеева), с 1931 года вторая жена Андрея Белого. 1911

К.Н.Бугаева (урожденная Алексеева), с 1931 года вторая жена Андрея Белого. 1911

Ф.А.Головин. М.Ф.Кокошкина, Андрей Белый, Ф.Ф.Кокошкин. Январь 1917. Бумага, тушь

Ф.А.Головин. М.Ф.Кокошкина, Андрей Белый, Ф.Ф.Кокошкин. Январь 1917. Бумага, тушь

П.Н.Зайцев, литературный секретарь Андрея Белого. 1947

П.Н.Зайцев, литературный секретарь Андрея Белого. 1947

«Кучинский уголок» кабинета

«Кучинский уголок» кабинета

Здание Гетеанума в строительных лесах. 1910-е годы

Здание Гетеанума в строительных лесах. 1910-е годы

Коллекция камней, собранная А.Белым в Крыму и на Кавказе

Коллекция камней, собранная А.Белым в Крыму и на Кавказе

Ф.А.Головин. Очередь в сортир. Бумага, графитный карандаш, фиолетовые чернила. Подпись: «1/V-32 г. Москва, Б.Козихинский пер., д.27, кв.7»

Ф.А.Головин. Очередь в сортир. Бумага, графитный карандаш, фиолетовые чернила. Подпись: «1/V-32 г. Москва, Б.Козихинский пер., д.27, кв.7»

Андрей Белый и А.А.Тургенева. Дорнах. 1915

Андрей Белый и А.А.Тургенева. Дорнах. 1915

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru