Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 74 2005

Мария Андреевна Дулова

 

«Оставить дома для Ёлочки…»

 

Из дневника 1941–1943 годов

 

Бытописание жизни в военной Москве с сентября 1941 по январь 1943 года — вот содержание публикуемого дневника1 моей бабушки, княгини Марии Андреевны Дуловой, урожденной Буковской. Оставаясь наедине с собой, в «своем углу» (в доме 3 по Нащокинскому переулку) Мария Андреевна по привычке далекого детства и юности садилась за ежедневные «нотатки». Писала часто при свете коптилки, карандашом, когда подмерзали чернила.

Дом в Нащокинском переулке пережил нашествие французов в 1812 году, выстоял в войнах и революциях начала XX столетия, остался цел под бомбежками Великой Отечественной. Вместе с доброй половиной переулка его снесли в конце 1970-х, чтобы построить мощную кооперативную крепость по ведомству Министерства обороны. Между тем, дом бы славен не только как раритет допожарной Москвы. Он был уникален и в новейшей истории. С середины 1930-х годов его мощные, полутораметровой толщины кирпичные стены держали на плечах двух старых этажей трехэтажную надстройку. В этой надстройке тесно, словно соты, лепились друг к другу небольшие квартиры. То был первый в Москве писательский «жилкооператив». В каждом подъезде обитали знаменитости, многие преуспевали, были хорошо обеспечены и обласканы властью. Но так уж случилось, что я запомнила другие имена и другие лица. Над нами (на третьем этаже) жила строгая, сдержанно-приветливая дама с прохладными серыми глазами — вдова Андрея Белого Клавдия Николаевна Бугаева2. Иногда бабушка посылала меня «наверх» перехватить трешку до получки. И однажды посреди аскетической «благородной бедности» этой квартирки я как-то вдруг, впервые осознанно, увидела на шатком столике фотографический портрет молодого Александра Блока с надписью «Милому брату Боре…». В мгновенье ока то их время ожило, обратилось в реальность… А спустя годы, когда я неотрывно читала «Мастера и Маргариту», оказалось, что мои родные были хорошо знакомы с Михаилом Афанасьевичем и Еленой Сергеевной, что Булгаковы жили в соседнем подъезде, в квартире 44. И младшая сестра моей матери Вера Георгиевна3 рассказывала, как в этой квартире, за поздним ужином при свечах Михаил Афанасьевич читал избранным гостям «Театральный роман». В доме у Веры Георгиевны и Александра Иосифовича4 на Зубовском бульваре Булгаковы встречали Новый 1936 год. И может быть, виденная мною в детстве загадочная красавица — легким промельком по переулку — и есть воспетая Мастером Маргарита…

В этом же доме недолго обитал Осип Эмильевич Мандельштам, туда приходила Ахматова…

«Допожарная» часть дома была густо заселена: от подвалов до квартир на втором этаже приснопамятные московские коммуналки! Такой же коммуналкой стала квартира моего деда, князя Георгия Николаевича Дулова (1875—1940), известного скрипача, профессора Московской консерватории. Георгий Николаевич родился от брака князя Николая Федоровича Дулова и Александры Юрьевны Зограф5 (ее дед, Христофорос Зографос был выходцем из Греции). Александра Юрьевна — первая выпускница Московской консерватории, ученица Н.Г.Рубинштейна и П.И.Чайковского. Оба профессора прочили ей блестящую карьеру. Александра Юрьевна играла много, успешно, гастролировала по Европе. Старший ее сын Георгий унаследовал от матери огненный темперамент, страстную увлеченность музыкой и умение преданно служить ей. В 1896 году он с отличием окончил консерваторию и вскоре женился на своей однокурснице Марии Буковской. Одна из лучших учениц прославленной Лавровской6, она обладала серебристым сопрано, была красива и серьезна.

Музыкальная карьера молодой пары началась в Петербурге: Георгий Николаевич возглавил только что созданный герцогом Мекленбургским струнный квартет, Мария Андреевна Дулова подписала контракт с Императорским Мариинским театром, пела ведущие партии. Увы, через четыре года врачи объявили, что петербургский климат губителен для здоровья Георгия Николаевича и дело может кончиться туберкулезом легких. Пришлось возвращаться в Москву. С переездом в Москву Мария Андреевна оставила сцену и выступала уже только в камерных концертах и симфонических собраниях. Блестящая исполнительская деятельность Георгия Николаевича сочеталась теперь с преподаванием в консерватории. Профессор Г.Н.Дулов создал широко известный «Курс скрипичной игры», своеобразную энциклопедию для учеников разного уровня.

Итак, в самом начале прошлого столетия семья Дуловых поселилась в старом доме с мезонином в Нащокинском переулке. Квартиру (№7) наняли во втором этаже, а под детские и комнату для прислуги отводился мезонин. В семье росли три дочери: Наталья7, Елена8 и Вера. Само собой разумелось, что все три серьезно занимались музыкой. Старшая, Наталья, окончила Московскую консерваторию по классу скрипки. Средняя, Елена, пианистка и камерная певица, несмотря на отцовский гнев сбежала со старших курсов в театральную студию. Младшая, Вера, в девять лет сама выбрала свою судьбу — арфу.

На пороге года 1941-го от всей квартиры профессора Дулова у его семьи в результате «уплотнения и экспроприации» оставалась лишь одна комната. Бывшая гостиная, где помещался рояль, дубовый обеденный стол, резной гостиный гарнитур, детская кроватка, тахта, два книжных шкафа и где еще как-то ухитрились выгородить для Марии Андреевны персональный уголок: узкий диван и крохотный чайный столик. На этом пространстве жили: Мария Андреевна, средняя дочь Елена с мужем и я («Елочка»). За год до начала войны два события тяжело сказались на всей семье. Скоропостижно умер Георгий Николаевич, а моя мать Елена Георгиевна рассталась с мужем.

Многие вспоминали, что весна сорок первого года выдалась холодной, до конца мая шли дожди вперемежку со снегом. А в июне сразу наступило лето. Голубые небеса, золотые закаты, вороха черемухи, ландышей, купальниц… Самая короткая летняя ночь и — утро войны. 22 июня 1941 года.

Этот день застал всех Дуловых далеко друг от друга. Бабушка вместе со мной жила на Сходне, на даче Веры Георгиевны. Сама Вера Георгиевна и ее муж А.И.Батурин (оба солисты Большого театра) отдыхали на юге. Моя мать Елена Георгиевна, актриса Московского областного театра им. Маяковского, была на гастролях. Старшая бабушкина дочь Наталья Георгиевна, скрипачка, педагог музыкальной школы, оставалась еще в Москве, собираясь с мужем и детьми на дачу в Пушкино. В конце июня все съехались в Москву, чтобы вскоре расстаться и, как оказалось, надолго.

«Граждане! Воздушная тревога…» И сразу — вой сирен, надсадные фабричные гудки, топот бегущих в укрытия. Москву бомбили в первую же ночь после объявления войны. И далее — регулярно. 21 июля в 22 часа 7 минут на город обрушился первый массированный налет. Бомбовый град продолжался более пяти часов. 23 и 24 июля все повторилось.

В городе началась эвакуация. На семейном совете решили, что невозможно держать двухлетнего ребенка под бомбежками. И первыми уехали в эвакуацию мы с мамой. Направление ей выдали в глухое уральское село Багаряк. Квартира опустела — соседи тоже эвакуировались, и бабушка оставалась одна.

В сентябре стали уезжать московские театры. В октябре вместе с Большим театром отправлялись в Куйбышев Вера Георгиевна и Александр Иосифович. Мария Андреевна наотрез отказалась покидать Москву. В Москве осталась и Наталья Георгиевна с двумя детьми — тринадцатилетним Олегом9, двенадцатилетней Риммой10. Муж Натальи Георгиевны, Павел Иванович Богданов11, вскоре после начала войны был призван из запаса в армию.

После одной из сильных бомбежек бабушка моя поразилась тому, что в разрушенных домах все ванные комнаты остались целы. Тогда она решила устроить себе «бомбоубежище», не выходя из квартиры. Почему-то никто не разубедил ее в этом наивном поступке, не объяснил, что ванны-то целы, а люди все равно погибают от взрыва. Так и пережидала она ночные налеты, устроившись на детском матрасике в старой чугунной ванне. Иногда Мария Андреевна проводила по два-три дня у дочери Натальи (Плотников переулок, 13) или в опустевшей квартире Веры (Зубовский бульвар, 16/20). Но более всего душа ее была спокойна, а дух тверд, когда добиралась она до «своего угла».

Мария Андреевна Буковская (княгиня Дулова) родилась в 1873 году на Украине, в Кременчуге. Отец ее преподавал математику в гимназиях, позже стал инспектором реальных училищ. Мать растила четверых детей, занималась широкой благотворительностью. Мария в полной мере унаследовала доброту, выдержку, терпимость и гуманность родителей. Так же, как семейное увлечение музыкой и пением. Смешение украинской, польской, ирландской кровей породило натуру талантливую, изящную и стойкую.

Бабушка прожила долгую жизнь (она скончалась в 1967 году), была современницей и другом многих замечательных людей, нередко тех, кого именуют великими. Публикуемые ниже записки — лишь небольшая часть ее дневников и мемуарных тетрадок. Некоторые из них хранятся в РГАЛИ, в семейном фонде Дуловых, другие были приобретены в разное время московскими музеями: Литературным, Скрябинским, Бахрушинским, им. М.И.Глинки, Домом-музеем П.И.Чайковского в Клину, Третьяковской галереей.

Но одна тонкая школьная тетрадка и горсточка листочков из старой записной книжки хранились дома. И через много-много лет, когда бабушки не стало, увидела я эту тетрадку и надпись простым карандашом поперек блекло-голубой обложки: «Оставить дома для Ёлочки. Помни бабушку».

Дневник печатается с сокращениями; пояснения публикатора в тексте даны в квадратных (прямых) скобках; комментарии к записям выделены набором.

 

1941

 

4 сент[ября]. Вчера была сильная бомбежка. Мы с Колей [соседом] стояли в кухне, возле окна. Раздался какой-то свист, вернее, свист и вой. Рамы распахнулись, что-то с шумом пронеслось и ухнуло, дом зашатался. Во дворе раздались тревожные крики, по лестнице забегали люди. Потом к дому подъехало несколько мотоциклов. Когда бомбежка утихла, я ушла спать в свое убежище: ванну.

Рано утром раздались звонки и стук в дверь, всем приказали уйти из дома, взяв с собой самое необходимое. Оказалось, что во двор попал большой снаряд, который, слава Богу, не разорвался — врезался в землю. Его будут откапывать. Взяла сумку, где сложены все документы, фото детей, хлебные карточки, концентраты, и ушла к Наташе. К концу дня вернулась. Дом стоял на месте. Слава Тебе, Господи!

15 окт[ября]. Никак не приду в себя от внезапных событий. Вчера прилетела ко мне встревоженная Вера: «Скорее собирайся! Театр сегодня эвакуируют в Куйбышев… Поезд в 8 часов. К шести надо уложиться».

Я была ошеломлена: «Как эвакуируют?! Ведь в дирекции утверждали, что театр остается в Москве!» — «Оказывается, вчера был приказ об эвакуации, а мы сидели на Сходне как дураки и не знали!»

Я ответила, что из Москвы никуда не уеду. Уехать — это потерять все — квартиру и имущество. Вера сердилась, кричала, что, может быть, и дом не уцелеет… Я выдержала натиск и поехала с ней на Зубовский, помочь в сборах и побыть с ней до отъезда.

Вернувшись к себе в Нащокинский, я прямо свалилась с ног. Пошел дождь, и можно было спать, не опасаясь бомбежки.

 

И здесь мы должны задержаться на фигуре младшей дочери Марии Андреевны — ведь, несомненно, она главная героиня этого дневника, ее постоянной заботой и помощью была поддержана жизнь бабушки в эти годы. Сызмальства Вера никогда ничего не боялась. В любых обстоятельствах оставалась верна друзьям. Работала без устали. Известность пришла к ней очень рано. С тринадцати лет она начала выступать в концертах со знаменитыми артистами, чуть позже начала играть в «элитных» и «правительственных» концертах. По ходатайству Луначарского Фонд помощи молодым дарованиям в середине 1920-х годов назначил Вере Дуловой стипендию для стажировки в Берлине. Профессор Макс Зааль готовил «русскую барышню» к большой артистической карьере, и уже тогда берлинские рецензенты назвали ее «одной из лучших арфисток нашего времени». Энергия и неустанный труд Веры Георгиевны вывели арфу на большую концертную эстраду. Она существенно расширила репертуар арфистов: возвратила старинную музыку, написанную для этого инструмента, привозила ноты из зарубежных поездок, была автором множества переложений для арфы классической музыки, специально для нее писали произведения для арфы современные композиторы. Вера Георгиевна объехала с концертами мир, вызывая восторг публики, коллег и прессы. Ее называли «королевой арфистов».

Вера Георгиевна была не только создательницей современной исполнительской школы, но и вдохновительницей появления первой отечественной арфы. Французские и американские арфы стоили громадных денег — инструмент был малодоступен, и Вера Георгиевна стала постоянным консультантом, испытателем и «корректором» конструкторов отечественной арфы. Первая серия инструментов появилась уже после войны, в 1949 году…

Начало 1990-х. Мы с Верой Георгиевной едем на ветхую сходненскую дачу. Престарелая «Волга» не торопясь катит по Ленинградскому шоссе. За Химками, на 23 километре вырастают громадные противотанковые «ежи» — памятник тем, кто защищал Москву. И Вера Георгиевна говорит: «А знаешь, вот где-то здесь нас обстреляли. Со Сходни-то пришлось сломя голову драпать… Мчимся по шоссе, вдруг какой-то стрекот, глухое та-та-та… И словно крупный град запрыгал, стекло треснуло. Мгновенье!.. шофер наш рванул так, что мы и опомнится не успели».

 

24 окт[ября]. [У Наташи.] Москва на осадном положении. И сколько это продлится, трудно сказать. Прошло более двух недель с того дня, как получила от Лены телеграмму, что она послала мне два письма.

Но Боже мой! К чему только человек не привыкает. Пишу в промежутках бомбардировок.

С 22 на 23 была жуткая ночь, т.к. тревоги объявлено не было, то мы не спускались в наше подвальное убежище; а вчера — наоборот, была объявлена тревога, но она прошла скоро и вяло. Идти же ежедневно ночевать в метро невозможно, такая темень. У нас очень хорошо в подвальном этаже, он совсем в земле. Разве только фугас нагрянет. Да будет Воля Божия.

Наташа сделала из парчи ризу на икону Божией Матери. Всю ее вышила речным жемчугом и старинными украшениями из настоящих алмазов. Это просто шедевр. Сегодня снесла ее в церковь. Поразило то, что риза была точно по иконе, хотя всё было сделано «на глазок». Священник благодарил Наташу. Призывал благословение и милость Божию на ее семью.

Мне снился сон, который, по-моему, означает, что все мы переживем эту грозу и соединимся в Москве.

 

К 15 октября лихорадочно эвакуировались правительственные учреждения, дипломатический корпус, оборонные заводы, научные институты, высшие учебные заведения, редакции и издательства. С 20 октября Москва объявлена на осадном положении. Введено жесткое патрулирование города милиционерами и сотрудниками НКВД. Без крайней надобности на улицу лучше не выходить.

 

5 [ноября]. [У Наташи.] Утром морозно, чудное небо бирюзовое. После сильной тревоги, сирен. Во время затишья бегали наверх ужинать (картошка и кулеш с грибами), но бомбежка опять загнала в подвал.

6-е [ноября], четверг. Ночью бомбежек не было. Приходила Лидия12 и сообщила, что получено от Веры письмо: «Лежим вповалку, писать нечего — тяжело!»

 

Лидия Николаевна Громогласова, в судьбе которой Мария Андреевна принимала горячее участие, была сестрой моего деда Г.Н.Дулова. Как все Дуловы, она была художественно одарена. Заказав столяру для свадебного подарка жениху (И.М.Громогласову) книжные шкафы, поставец для рукописей и ларь, с большим мастерством и фантазией расписала все это и назвала «Сады царя Алексея Михайловича» (теперь гарнитур «Сады…» находится в ГИМе). Когда в 1925 году ее мужа, тогда настоятеля Воскресенской церкви в Кадашах, арестовали и сослали в Сургут, поехала за ним и работала там учительницей в начальной школе. После его гибели вернулась в Москву, где ее приютила Вера Георгиевна Дулова.

 

7-е [ноября], пятница. День празднования XXIV годовщины Октябрьской социалистической революции. Ночь прошла спокойно, наутро был парад на Красной площади. Всю ночь был шум — это шли танки на парад к утру.

 

Конечно, этот «знаковый» парад в восемь часов утра, под прикрытием войск ПВО ничем не напоминал грандиозные имперские действа тридцатых годов.

Утро морозное. Поземка вьется по брусчатке, колючий снег падает на спины озябших солдат. Их слишком мало для громадного пространства Красной площади. Скромный военный оркестр играет торжественный марш, эхом отзывается «ура!»

С парада все они уйдут на передовую — в ближайшие пригороды Москвы.

 

8 [ноября]. Тревожусь, не имея писем ни от Веры, ни от Лены, хотя и надо к этому быть готовой.

Идет заполнение квартир переселенцами. Почти все «писательские» вскрыты, несмотря на бронь. Заселяют по две семьи в комнату.

[…]

21 [ноября]. Тихо, бомб нет, и не верится, что так близко фронт. Продукты дорожают с каждым днем, на рынке баранина 75 р. кило и всё в таком духе.

22 [ноября]. Опять тихо и даже дальних выстрелов не слышно. Уехал последний эшелон от Большого Театра, с декорациями. Часть хора должна была ехать — вернулись с вокзала.

Хорошо собирались эвакуироваться Самосуд13 и Файер14! Ноты были забыты — клавиры и партии! А вестей все нет…

24-е [ноября], понедельник. Принесла Лидия письмо от Веры. Слава Богу — одна гора с плеч, а вот от Лены получу ли и когда? Радио дает по-прежнему концерты, из которых видишь, кто остался в Москве.

 

Радио 1941 года. Большая черная «тарелка» висит на стене и никогда не выключается. Передачи идут с шести утра до десяти вечера. Потом на всю ночь в эфире остается тиканье метронома, некий условный пульс Москвы, прерываемый лишь воем сирен и объявлением очередной тревоги. После заветного слова — «Отбой» — мерное тиканье возобновляется. Сменяя друг друга, круглосуточную вахту несут дикторы. Их осталось в Москве мало, всего восемь человек. Напряженная работа, короткий сон и опять работа. Записи не существует, только «живой эфир». При этом постоянное нервное напряжение: малейшая заминка, случайность, оговорка и… о последствиях лучше не думать. Все музыкальные передачи тоже идут только в прямой трансляции: из радиостудии, из театра, с концерта. И в очередных известиях «От Советского Информбюро…» — голос Юрия Левитана15 с его неповторимым тембром входил в каждый дом. Изо дня в день, неукоснительно, надежно, все три года, десять месяцев и восемнадцать дней, что длилась война. Никто и представить себе не мог, что этот голос, этот звуковой символ Отечественной войны и народного сопротивления принадлежит молодому человеку двадцати семи лет, среднего росточка, худощавому, скромному, почти застенчивому.

В семидесятые годы я часто встречала Юрия Борисовича в коридорах Гостелерадио. В нем чувствовалось что-то надежное, спокойное, даже уютное. Взгляд темных глаз мягкий и доброжелательный. Юрий Борисович был единственным человеком в этом здании, кто всегда здоровался первым и абсолютно со всеми, от старых уборщиц и юных курьеров до «самого» Председателя. Одинаково приветливо, ровно, с легким поклоном. Видно, ни слава, ни всенародная любовь головы ему не вскружили…

 

15 [декабря]. Какой радостью и успокоением было сообщение по радио о первой большой нашей Победе над немцами! Слава Богу! Угроза Москве отпала.

Хотя налеты на Москву всё не прекратились, но они уже не те, да и мы по-другому на них реагируем.

Вчера был чудный морозный день, и я отправилась на метро к Белорусскому вокзалу, в аптеку за гематогеном, т.к. чувствую слабость и потребность в мясе. О свиной жареной котлете прямо мечтаю. Жарят на касторке и рыбьем жиру.

23 [декабря]. Получила письмо от Лены, как раз во время тревоги, забрала и ушла в ванну.

Тревога была не очень длительной, и я скоро вернулась в комнату. Как раз Вера играла по радио Моцарта и Глинку [трансляция из Куйбышева]. Точно в это время возникает духовная связь между ею и мной.

Письма идут по два месяца…

25 [декабря]. Заходила Маруся Манухина — Мария Владимировна, ученый секретарь. Она уверяла меня, что напрасно [люди] боятся близости с Джеками и Мурзиками. Это предубеждение! Её знакомые «употребили» Джека и были довольны. Ужасно! Как это можно? Ведь не блокада же! Хлеб выдают, что-то на что-то меняют. На летучем рынке всё в ходу, даже детские вещи.

Высокое военное начальство поручило Марусе работу над архивом Кутузова16, там она и работает вместе с праправнучкой полководца Натальей Михайловной Хитрово (я ее знаю). Там — холод жуткий. Как объяснила М.В., многие документы написаны на старофранцузском языке, она же, Маруся, одна из немногих специалистов в этой области. К сожалению, газ не горел, электричества не было, т.ч. я не могла напоить ее даже чаем.

 

Трагедия ленинградской блокады заслонила горести москвичей. Но и в Москве умирали от истощения, от переохлаждения, от голода и отсутствия лекарств. И в Москве не брезговали в крайнем случае «употребить» Джека или Мурзика. Знаю, что многие (и бабушка тоже) варили «щи» из ботвы редиски, моркови, использовали картофельные очистки для лепешек, а уж супы из молодой крапивы и щавеля считались лакомством. Так что, хоть и пишет бабушка — «ведь не блокада же!» — но…

 

28 [декабря]. Римма сегодня стояла 6 часов в очереди, принесла мне овсянки и 100 гр. ирисок. Морозы жуткие, жалко ребятишек. В комнате у нас 7 градусов, я нагреваю кровать утюгом, а затем оставляю его в одеяле в ногах. Ощущение — просто блаженство.

Вокруг меня многие переехали в другие районы, более спокойные. Привыкли, но ежедневно подвергаемся опасности. Ночью, когда не спится, слышен отдаленный шум, а наутро в газетах читаешь: «такого-то под Москвой сбито…» По радио концерт: Козловский17 Мигай18, Катульская19. Первый поет прекрасно, Мигай — чувствуется брюшко, Катульская — легко, свежо, а ей ведь много лет.

 

Артистические имена в бабушкином дневнике — это или добрые знакомые, или друзья дома. Вот она отмечает, что Козловский «поет прекрасно». Иван Семенович и Мария Андреевна относятся друг к другу с большой симпатией: земляки, оба с Украины, у обоих голос «от Бога». А для Веры Георгиевны и Александра Иосифовича он — Ванечка, близкий, дорогой друг. Таким и оставался до своей кончины. В их молодые годы ходила молва о «бурном романе» Дуловой с Козловским. «Чего не было, того не было, — комментировала этот миф Вера Георгиевна. — Какое убогое у людей воображение, не могут представить себе, что такая верная дружба дороже иной любви! Да я ведь наперсницей его была, когда он за Пышкой ухаживал и безумствовал, пока они не поженились» («Пышкой» называли артисты между собой красавицу Галину Сергееву, сыгравшую главную роль в знаменитом фильме М.Ромма по новелле Мопассана).

В середине пятидесятых Дулова с Батуриным и Козловские жили на одной лестничной клетке (Тверская, 25/9).

Новогодняя ночь. Как всегда у Веры Георгиевны и Александра Иосифовича дом полон гостей. Веселое застолье, куранты бьют полночь, стреляют пробки шампанского, шум и смех еще веселее… вдруг — звонок в дверь. На пороге Козловский — с седеющими висками, но все такой же красивый, с безупречной осанкой, в смокинге и ослепительной манишке, в изящных лакированных туфлях. Туфли запомнились мне не даром! Вальсируя и не поспевая за его широким шагом, я все время глядела вниз, но все-таки наступила на ногу своему первому взрослому кавалеру. Иван Семенович рассмеялся, за ним другие, а я не знала, куда деваться от смущения…

 

1942

 

В декабре 1991 года мне посчастливилось поговорить с Ю.М.Лотманом. Конечно, и о войне, ведь он был на фронте от первого до последнего дня. Юрий Михайлович сказал: «…Если бы мы были идеями на двух ножках, мы бы подохли… самое тяжелое для человека, когда ему не о ком заботиться. Это гораздо тяжелее, чем когда есть нечего. Без напряжения духовного голодный человек умирает. Я это знаю… Духовное и материальное, одно без другого не может существовать. Это ложное противопоставление…

И, между прочим, одна из страшных потерь войны — мы потеряли прекрасное поколение. И война есть какая-то издевка. Она не выбирает и часто губит глупо, случайно…»20

 

11 [января]. Несколько дней назад все подскочили ночью на своих кроватях. Дом загудел и зашатался, то же в Лосинке, Соколе и других пригородах был тарарам.

Вчера шла от Наташи, появился вражеский самолет и в 50 шагах бросил «штучку», но, слава Богу, небольшую, которая, к счастью, не разорвалась. Тут же бегали детишки и молодая мать катала на санках двух девочек. Павел [П.И.Богданов] собирается в армию, будет стоять за Тверью.

Вера прислала посылку с Максимом Дормидонтовичем Михайловым21. Он прилетел на несколько спектаклей.

12 [января]. Сегодня, несмотря на сильный мороз, пошла за хлебом. В булочной окликнули: «Мария Андреевна!» Смотрю — мужчина «утеплен» так: на голове меховая ушанка, лицо закутано шарфом, сверх пальто женская шаль. «Простите, не узнаю». — «Володя Белов22 — он открыл лицо. — Доктор сказал, главное, не потерять теплоту тела». Разговорились. Оказывается, к нему перешли все ученики Нейгауза23. Дает он уроки дома. Консерватория не отапливается. Спрашивал, как Леночка? Где? И т.д. Жалел: «В глуши, где такие морозы! И одна с малюткой!» Налеты они просидели с матерью в подвалах особняка фон Мекк (в конце Пречистенки). Они там и живут в бывших конюшнях.

 

Владимир Сергеевич Белов — замечательный педагог, доцент Московской консерватории на кафедре Генриха Густавовича Нейгауза. Он давно в кругу этой семьи: оканчивал консерваторию по классу знаменитого профессора, пианиста Феликса Михайловича Блуменфельда, который приходился дядей Г.Г.Нейгаузу. По понятным причинам бабушка не записала ни слова о драматическом положении Генриха Густавовича, хотя, конечно, они говорили об этом. В первых числах ноября 1941 года Нейгауза внезапно арестовали и продержали на Лубянке более восьми месяцев. Его обвиняли в том, что он не уехал в эвакуацию и, как «этнический немец», якобы дожидался взятия Москвы гитлеровцами. Мужественное поведение Генриха Густавовича, хлопоты за него влиятельных людей, помогли освобождению Нейгауза, но его тут же выслали в Свердловск, и лишь в октябре 1944 года разрешили вернуться в Москву. Неудивительно, что в трудный час Белов взял на себя заботы об учениках Нейгауза. И когда в 1943 году из Чистополя, из эвакуации, вернулся в Москву сын Нейгауза шестнадцатилетний Стасик24 — он начал заниматься с Владимиром Сергеевичем в музыкальном училище при консерватории и потом — в консерватории, вплоть до IV курса. Когда Станислав стал (по отцовской мерке!) настоящим музыкантом, Нейгауз перевел его в свой класс, а позже сделал ассистентом. Белов на восемь лет пережил любимого ученика и оставил о нем воспоминания. Там есть такие строчки: «Для меня лично в Стасике олицетворялось нечто чистое, светлое. Это начало притягивало к нему людей любого возраста, не говоря уже о его преданных слушателях…»

 

23 [января]. Прилетел Александр [А.И.Батурин] спеть три спектакля. Вчера я была у него в гостинице «Москва». Номер с комфортом, но холодновато. Туда же приехали Лизетт Волконская25 и Ирина Шаляпина26. У Лизетт остался один огромный нос. А Шаляпина прямо-таки старая водовозная кляча (и всегда-то была некрасива). Лизетт сказала, что она чего-нибудь поела бы, мечтает о котлете. Саша заказал «дежурный» обед. Принесли жидкий гороховый суп. Лизетт обиделась — съела несколько ложек супа и отодвинула тарелку. Я поела немного каши.

 

Е.Г.Волконская и И.Ф.Шаляпина были близкими знакомыми семьи Дуловых. С Шаляпиными у деда и бабушки были старые дружеские связи. За границу Федор Иванович уехал со своей второй семьей. В России от шаляпинского клана оставались только Ирина с матерью Иолой Игнатьевной.

Иоле Торнаги, итальянская балерина, приехала в Россию в 1896 г., как она думала, на один-два сезона, и встретила здесь свою судьбу в лице «иль бассо Фэдья». Горя ей пришлось хлебнуть через край…

Говоря об Ирине Шаляпиной «и всегда-то была некрасива», бабушка не совсем справедлива. Большеглазую, с крупными отцовскими чертами лица; ее очень красила улыбка, виден был большой темперамент и артистический дар. Отъезд Шаляпина из России и разлука с ним стали для Ирины Федоровны настоящей трагедией. Их переписка не прерывалась до последних дней жизни Федора Ивановича. Смертельно больной, он звал дочь к себе и не дождался. Власти не пустили.

 

3 [февраля]. Очень огорчена и встревожена известием: «Южный фронт. Наши войска оставили Феодосию»… После отхода немцев от Москвы мы так привыкли к тому, что отодвигаем врага от столицы на всех фронтах, с большими потерями для него, и вдруг Феодосия? Взятие Лозовой так важно и такая большая победа, что, казалось, теперь уже остановок не будет… Что-то завтра. В доме большие неожиданности. Остановилось отопление, образовались пробки. Мастер призван на военную службу, и заместителя нет. Если дело не улучшится, то отопление совсем закрывается, т.к. трубы лопнут. Значит, то же будет с водой и канализацией, только бы выдержать эту зиму в смысле здоровья: заболеть при таких условиях, значит — свалиться и не встать, а этого нельзя — надо дожить до победного конца и ждать возвращения Лены с Ёлочкой. О Вере я не беспокоюсь.

 

Артисты Большого театра, многие с семьями, жили в Куйбышеве уже четыре месяца. Первое время, как писала Вера Георгиевна, действительно «лежали вповалку», и настроение витало «аховое». Жили в школьных классах, по 18-20 человек. На полу — матрацы. «Среда обитания» разгорожена чемоданами, подобием занавесочек, а кто-то «шикарно» устроился в углу, завешенном простыней. В центре стоит большой стол, один на всех.

Все были в равных условиях: именитые певцы и хористы, скромные оркестранты и дирижеры, балетные примы и премьеры и кордебалет, дети, бабушки, престарелые родители… Вскоре к этому табору присоединился Д.Д.Шостакович с женой и двумя детьми27 (их вывозили из Ленинграда в Москву на небольшом самолете, под обстрелом).

Московские артисты оказались востребованны. Куйбышев стал, по сути дела, «теневой столицей». Именно сюда было эвакуировано правительство, важнейшие государственные учреждения, часть радиокомитета, дипкорпус.

Большой театр тоже принадлежал к категории правительственных учреждений и должен был работать в любых условиях. Декорации, костюмы, нотный фонд — все это двигалось из Москвы очень медленно. Но сразу стали давать концерты, ездить и в колхозы, и на заводы.

Понемногу налаживался и быт. Уже «корифеев» расселяют по отдельным комнаткам. Уже начались репетиции спектаклей на сцене Дворца культуры им. Куйбышева. Вот только зима стоит очень уж суровая: морозы доходят до сорока градусов. Теплой одежды нет почти ни у кого: из Москвы разрешалось взять один чемодан на человека. Как вспоминала Вера Георгиевна, в чемодане Шостаковича — свежая рубашка, полотенце и… незавершенная партитура Седьмой симфонии. Завершил ее Дмитрий Дмитриевич 27 декабря 1941 года здесь, в Куйбышеве.

 

4 [февраля]. Сегодня я была у Белых (живущих над нами). Писатель Андрей Белый умер, а это его жена, свояченица28 и теща29, милейшие люди. Так же зябнут и констатируют на градуснике убывающую температуру. У нас 2 градуса по Цельсию, а у них 3. Пока электричество нам не изменило, все же поддерживаем температуру. Страшно, когда пойдет к нулю, а там и дальше, но не теряю духа и думаю, что как-нибудь это обойдется. (Мой оптимизм, в чем меня дети упрекают.) Старушка «Белая» просит меня заходить и поддерживать их своим бодрым настроением. Вспомнили мои «крылатые слова»: когда я получила от Веруши из Куйбышева сало и съела кусочек, у меня сразу озарились потускневшие чувства: вера, надежда, любовь… Я им рассказывала в юмористическом духе о своем настроении от посылки.

5 февр[аля]. Утро началось с того, что дежурная по дому обходила оповещать, что «отопления больше не будет» — трубы полопались ночью. Мы слыхали эти выстрелы (не знаю, какие страшнее). Да, а ведь морозы будут еще месяца 2, а затем начнется оттепель и стены потекут… Сейчас загорелся газ. Мы — в кухню, варить — я овсянку дня на 3-4 и пшенную кашу. Спасибо Веруше за сало присланное, без него я замерзала и все хотела есть после обеда: вкусовое впечатление было, будто бы я соломы пожевала и горячей водицей запила. Оказывается, что и в Куйбышеве цены «аховые», 150 р. кило сала; но там можно достать на рынке, у нас же ничего нет, а если что появится, то образуется очередь на несколько часов — я, конечно, в этом не участвую.

6 февр[аля]. Утром прочла, что на подступах сбито нашими соколами 9 вражеских самолетов. Наташа вчера часов в 7 вечера заходила за Риммой и говорит, что такой был взрыв где-то не близко, что под ней земля заколыхалась, а это было возле почтамта на Тверской — она подходила к дому, где живет Коп.30 Эта толстая свинья-обжора (товарищ по службе Павла) заверял своего друга: «Об семье не беспокойся, в затруднительные минуты я выручу…», и вот пришла минута. У Наташи осталось 3 килограмма картошки. Она и говорит ему: «П.Н., у меня выходит картошка, нельзя ли через вас достать?» (у его родственников в деревне) — «Ишь ты, что сказала, да ее у всех нет — гоните 10 метров ситцу темного, тогда привезу мешок…» И это директор культурного учреждения. У самого нет? Мясо, сливочное масло, сахар, конфекты, печенье — груды. Правда, они с супругой очень охотно угощают, но Наташа отказалась, несмотря на то что очень хотела есть. Т.к. в доме без Павла голодно, то она решила отпускать Римму «нянчить ребенка», от 12 до 9 часов — она там столуется.

Одно хорошо, что от Павла часто оказия с письмом. Обещает скоро побывать. Дай-то Бог! Он со штабом под Торжком. Теперь уже все там налажено, а приехали туда — одни развалины, и надо было устраивать и обогревательный, и питательный пункты. Пишет, спрашивает: как и чем обеспечил Наташу с детьми его приятель. Этот Сук-сы! Воображаю, как Павел будет огорчен и возмущен. Сегодня получила письмо от Лены с фотографией Ёлочки, хотя и неудачной, но дорогой и приятной для меня.

Совсем освоилась и не чувствую неудобства писать в шубе — иначе невозможно, а так и температуру тела не охлаждаешь, и совсем сносно себя чувствуешь. Спим полураздетые, укрываемся всем, что только есть в доме. 3 одеяла, шуба, и перед этим глажу постель утюгом, после чего оставляю его в ногах. Очень приятно, и хорошо успокаивает нервы. Только бы не бомбежка! Ведь наш переулок со всех сторон обстрелян, сколько домов разрушено — их восстановить можно, только погибших не вернуть.

7 февр[аля]. Ночь прошла спокойно, но я до утра не могла уснуть. Чего-чего только не вспомнишь и не передумаешь, помолишься о детях и их судьбе. Первые часы бессонницы я даже люблю, а вот когда уже начинают веки болеть и виски, тут уже мучительно. Конечно, больше всего думаешь об Лене и Ёлочке, о их возвращении.

Одиннадцатый час вечера. Послышались гудки — думала, тревога, поставила радио, и вдруг музыка: «мастера искусств» скрипка и рояль — это новость. Обыкновенно в 10 [часов] Интернационал и конец. А мороз все-таки не уменьшается: 28 градусов.

 

За кулисами этого «живого эфира» случались всякие неожиданности. Зима 1942 года. В московской радиостудии играет знаменитое трио: Лев Оборин, Давид Ойстрах, Святослав Кнушевицкий31. Внезапно гаснет свет. Что такое студия в темноте? Абсолютная чернота! Такая плотная, что кажется тяжелой. У диктора Валентины Соловьевой от ужаса чуть сердце не остановилось. Ведь невозможно ни прервать передачу, ни единого слова сказать без цензуры.

Но чудо! Музыка продолжала звучать. А в паузе Кнушевицкий нащупал край дикторского стола и положил туда коробку спичек. Но их мало. В ход пошла газета, скрученная жгутом. От импровизированного факела летит пепел, искры… вот газета догорает… к счастью, с финальными аккордами трио. Передача окончена. И почти сразу в студии вспыхивает свет… Музыканты были в полуобморочном состоянии. Несколько минут никто не мог произнести ни слова.

Об этой истории в разное время я узнала из трех источников. От Веры Георгиевны, которой рассказал Лев Николаевич Оборин; от Святослава Николаевича Кнушевицкого: рассказ «в назидание» ученикам. И, наконец, подробный и эмоциональный рассказ старейшего диктора Всесоюзного радио Валентины Соловьевой в цикле ее воспоминаний о военном времени.

 

8 февр[аля]. Приехал Александр из Куйбышева. Веруша прислала масла и сала. […]

10 февр[аля]. 12-го Саша поет Базилио32. Хотел вывезти своих братьев из Ленинграда и родителей Шостаковича. В Куйбышеве ему и Шостаковичу было обещано, а здесь отказали. Но Саше удалось переслать братьям продуктовую посылку, если они только живы. Я читала письмо Жоржа (меньшого брата) — кошмарное! Он пишет, что все «Греи» и «Васьки» съедены… Жилища у них тоже пострадали, и они жили в неотапливаемых домах. Смертность там колоссальная.

11 февр[аля]. Сегодня после кофе уехала в Сокольники, в церковь, т.к. Ёлочке — три года (11 февраля). Помолилась о всех своих дорогих и поблагодарила Матерь Божию «Нечаянная Радость» за все ее милости ко мне. Моя молитва: дожить до того часа, когда кончится война и я увижу всех у себя детей и внуков. Господи! Скорее бы конец этой кровопролитной и всё уничтожающей войне!

Из Сокольников приехала на метро домой и затем пошла к Наташе. У них — голодно… Наташа рвет и мечет на друга Павла. Хочет пустить на обмен [за] картошку часы Павла, но боится, что «друг» обжулит… Приходил Аля, я ему отдала оставшийся у меня хлеб (400 гр я не съедаю). Газ не горит, и сушить сухарей негде. Накормила Алика кашей пшенной и поджарила на сале кусочек черного хлеба. Он был в восторге. Я ему говорю: «Каши мало». — «Что ты, бабушка, у тебя все так вкусно. Дай Бог всегда так…»

23 февр[аля]. Сегодня годовщина Красной Армии. Все ждали сообщений о новых победах, о которых в народе идет молва, но известия по радио сообщают только за день. Говорят, будто бы Киев обратно нами взят. Дай-то Бог!

Но сообщения с Западного фронта и Юго-Западного: «отовсюду гоним немцев и продвигаемся вперед». Целый день радио славит в стихах, в песнях Красную Армию.[…]

С 12-го и до 20-го я проболела. Одну ночь было совсем плохо, думала, не воспаление ли легких — теперь бы, конечно, не выжила. Александр [Батурин] меня навестил и после этого прислал 100 гр. черной икры, немножко вина, говяжьего сала и один мандарин, еще кофе в зернах. Все это было как целебный бальзам. На сале был кусочек мяса, из которого я сделала 4 котлетки, не пожалев булку, т.ч. я в продолжении 4-х дней имела по котлетке в день на второе; первое — суп по большей части из овсянки — это питательно, да я и люблю его, а вот с завтрашнего дня на второе будет «гематоген», т.к. ни мяса, ни картошки нет! На рынке она уже 30 р. кило, молоко 20 р. кружка. А что делается, когда горожане приезжают в деревню менять мануфактуру на картошку? Одна мерзавка заявила: «Я только на бостон меняю или на граммофон»…

24 февр[аля]. Конечно, как и можно было ожидать, немцы, озлобленные победами нашими (Старая Русса), в ночь с 23-го в одиннадцатом часу бомбили, говорят, в районе Киевского вокзала. Особенно сильны были [бомбежки] 2 раза. У Наташи стекла задрожали, у нас легче, но я все же ушла в свое убежище — ванну. Стрельба была недолго.

Получено известие из Ленинграда, что умер от истощения дядя Саша Зограф33, больны жена его и дети.

 

Блокадники, как и фронтовики, не любят тяжелых воспоминаний. Они говорят о другом: о тех, кто делился не только последней коркой, но давал еще и крупицы надежды, поддерживал редкие проблески радости. Был у нас разговор с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым в канун сорокалетия снятия блокады (январь 1984 года). Лихачев говорил и о блокадных днях Пушкинского Дома, о том, что война не овладевала умами людей, что помимо всего прочего была культура, оставались культурная деятельность, забота о мировой науке…34

Так же жил в те дни Эрмитаж. Его директор, академик Иосиф Абгарович Орбели35 читал в подвальном этаже лекции. Слушателей было сначала десять, потом пять… три… один…

Там же, в хранилищах Эрмитажа, ушел из жизни двоюродный брат моего деда А.Н.Зограф. Крупный ученый-нумизмат, потомок двух героев Отечественной войны 1812 года (портрет одного из них здесь же, в Зимнем дворце, в Галерее 1812 года), Александр Николаевич счел своим долгом оставаться при вверенных ему сокровищах. И возле этих сокровищ, буквально «на грудах золота», работая со своими любимыми античными коллекциями, он и умер в феврале 1942 года.

 

[25 февраля]. Сегодня, 25-го, с утра в 10 часов, поехала к Саше Батурину к завтраку (на метро). Наши нарядные дворцы — метро — неузнаваемы: везде темно, сделаны перегородки-газоубежища, жуткое впечатление!

Александр, как всегда, с прекрасным цветом лица, жизнерадостен, энергичен. Одно его тяготит — судьба братьев. Получена телеграмма от брата Жоржа: «Необходимо нас вывезти, особенно Васю — они все лежат…» Саша уже добился от коменданта разрешения на въезд в Москву, но я думаю, что это уже поздно… Какой ужас! Одного профессора так вывезли, но он приехал в Москву и умер.

Послезавтра, 27-го, Сашин концерт, участвуют Шапошникова36 и Кнушевицкий. Я пойду, хотя и боюсь темноты. Начало концерта в 6 ч., окончание в 8, но я пойду не одна. После завтрака уехала домой, но выйдя из метро, не хотелось уходить с улицы, и я пошла к Наташе. Застала ее расстроенной: от Поля нет сведений, и денег по его доверенности не получила, и продукты совсем сходят на нет, а вечером надо ехать играть в лазарет.

26-27 февр[аля]. Оказывается, концерт был для раненых, которые на ногах — не тяжело. Наташа рассказывала, что было необыкновенное впечатление «созерцательное»: все раненые в нижнем белье, рубахи и кальсоны без халатов, а в палате довольно холодно. Жалко, что это так… но слушают больные с удовольствием и восторженно реагируют.

27 [февраля]. Утром собралась к Наташе — напекла пирогов из черных сухарей, прибавив муки с сагой37 и оставшимся куском кеты, который я приберегла для пирога, когда приедет Павел. Иду и радуюсь, что несу им питание — 6 больших пирогов! Подхожу, вижу у дверей грузовик военный. Стучусь, и Алька с восторгом кричит: «Бабушка, папа приехал!» Я даже заплакала от радости (оказывается, и с Риммой то же было…) Ну, сразу же все пошло по-другому. Павел, имея тысячу дел, достанет картошки и другой продукт, а это все! Сам же он, как всегда: энергичен, жизнерадостен, любящий муж и отец. Конечно, уже имеет благодарность за свою военную работу, любим товарищами и ценим начальством. Слава Богу, Наташа совсем преобразилась. Сегодня у нее опять концерт. В их бригаде есть молодая хорошая певица. На одном концерте (не раненых) ею пленился один герой и говорит: «Я вас осыплю цветами!» — «Нет, лучше картошкой!» — был ответ. На другое утро он явился с мешком картошки и букетом цветов. Мать-старушка, весьма ощущавшая отсутствие картошки, сказала: «Любочка, какой хороший человек! Ты пригласи его бывать у нас»…

1 марта. Вот и февраль канул в вечность. Что-то нам даст март? […] Разговоры и предположения самые разнообразные. Одно верно: в Ленинграде гибнут люди от голода, и в каком проценте? Умер Саша Зограф, и его семья уже обречена38. Уже лежит брат Александра Батурина Василий, его жена и дети. Значит, на меня одну приходится 9 человек, не считая кандидата Жоржа с женой и сыном... Вчера у Саши съехались Лизетт Волконская, Ирина Шаляпина. Обе еще похудели — голодают. Лизетт достала 2 мешка картошки… а Ирина Ш[аляпина] только мечтает об этом. Очень страдает за мать. Записалась на огороды, в надежде добыть к осени овощей. А Лена еще рвется в Москву! Сегодня встретила соседку, артистку Театра Революции Угрюмову. Оказалось, она за это время побывала в Кремлевской больнице с воспалением легких… И немудрено — у них 2 градуса ниже нуля, и все стены покрылись снегом, вещи испортились. Да что вещи! Я рада, что заговорила с ней о Шаляпиной: они хорошо знакомы и она может многое сделать для них с матерью по улучшению питания, хотя бы картошки и каких-нибудь жиров — муж Угрюмовой влиятельный человек.

[8 февраля]. С 6 на 7-е ночь прошла спокойно, зато следующая с 7 на 8-е опять стрельба, бомбы, без объявления тревоги. Но очень скоро все умолкло. Конечно, долго не ложились спать. Волнение же у меня было настолько велико, что после первого взрыва я едва могла зажечь лампу-ночничок, так у меня «ходуном ходили» руки — этого со мной никогда не было. Доколе, о Господи!

9 марта. Ночь прошла, слава Богу, спокойно. Долго не могла уснуть, все ждала… легла хотя и на простыни, и под одеяло, но почти одетая. Сегодня, отдохнув от предыдущего волнения, чувствую себя недурно, как будто бы это все давно было. (К ночи опять вспомним.) Мне кажется, что наша жизнь похожа на жизнь людей у подножия Везувия. Все знают, что рано или поздно, но проглотит он всех живущих возле него, но все же — живут, хотя и следят за симптомами извержения. Куда же деваться? Эвакуированные рвутся в Москву, одержимые…

29 марта. Загорелся газ, а он для нас — всё! В комнате мало того что холодно, сырость такая, что со стен льется. Все время вытираю тряпкой эту влагу и удаляю зеленые грибы с мебели и за зеркалом. Гравюры покрылись точками, картины покоробились. Ставлю раскаленные кирпичи у стен и окон, особенно боюсь за рояль, который покрыла одеялами и матрацами волосяными. Все это потребовало столько беготни, что у меня заговорила о себе бывшая больная нога. Испугалась, надела резиновый чулок (часть шины) и теперь лучше себя чувствую.

24-го приехал Шостакович и привез мне посылочку. 24-го же он мне и позвонил к Вере, на Зубовский. К счастью, я была там и хотя уже грелась в постели, вскочила и поговорила с ним, а в передней уже был мороз (там, где стоит телефон). Веруша здорова, Саша также. Всё у них благополучно, ждут братьев Батуриных с семьями из Костромы, куда их эвакуировали из Ленинграда и куда Саша послал уже разрешение на приезд в Куйбышев. Молодец, всего добился! Теперь только в каком они виде приедут? И как их здоровье? Да, это целый подвиг спасти 8 человек, хотя бы и самых близких… Жду с нетерпением от Веры известий по этому делу. Жаль, не пришлось ей прилететь на 7-ю симфонию.

Спасибо Веруше! Митя Шостакович привез на мое имя посылку весом больше полупуда: всего в двух экземплярах, для меня и для Лидии [Громогласовой]. Я поехала, как сговорилась с Митей, на другой день к 3-м часам в Метрополь за посылочкой. Ш[остакович] не хотел мне ее отдавать, так она была тяжела: «Я сам вам ее привезу». Но, зная, как все это драгоценно и какой он занятой и рассеянный человек, я забрала посылку, но она для меня была так тяжела, что я просто надорвалась. Как я ее дотащила? Сама не знаю. В нашем переулке мне помогла женщина-соседка. «Что же это у вас такое тяжелое?» — «Картошка!» — был мой ответ. «Ну, за этим можно похлопотать». Когда я принесла в дом посылку, то все охнули, как я могла ее дотащить. Двигал меня стимул — содержимое посылки: бутылка топленого масла, 2 пачки кофе, сыр, конфекты, печенье и какао. Какао — это уже верх моих мечтаний! Я тут же слегла от усталости и пролежала до утра следующего дня — заболела нога и солнечное сплетение, некогда ушибленное…

Стала готовиться на 7-ю Симфонию с 25-го. В каком виде? На ногах у меня бурки и постоянно в калошах, т.к. того гляди разлезутся, а без них ноги закоченеют. Так везде холодно, начиная со своего жилья и до самых парадных зал. В Колонном [зале] сидят в валенках, но без калош и без шуб: почти все в вязанках, теплых платках. Все это я могла собрать, кроме тепла на ноги. И вдруг ноги-то меня и подвели! Очень жаль. И билет есть, и Митя просил меня быть. Но симфонию я слушала очень хорошо, у рупора радио: передавали сегодня в час дня. Конечно, произведение колоссальной силы, но чтобы в нем я видела яркое отражение осады, войны и даже слез — нет! Да их и не надо…

И в эту ночь, и в прошлую были тревоги. Уже в метро никто не ходит, все дома отсиживаются. Да, много еще предстоит волнений, только вера в предопределение спасает и поддерживает.

 

В набросках к воспоминаниям (которые, увы, так и не были написаны) Вера Георгиевна замечает: «Д.Д. говорил, что он не ставил себе задачу натуралистически изобразить военные действия (гул самолетов, грохот танков, залпы пушек) и не сочинял так называемую батальную музыку: “Мне хотелось передать содержание страшных событий…”».

Московская премьера Седьмой симфонии Шостаковича состоялась 29 марта 1942 года. Второе исполнение в Москве — на следующий день, 30 марта. Объединенным оркестром Всесоюзного радио и филиала Большого театра дирижировал Самуил Абрамович Самосуд.

Впервые это произведение прозвучало в Куйбышеве 5 марта 1942 года, оркестром Большого театра дирижировал Самосуд.

А месяца за два до этого: «Своеобразная “премьера” Седьмой симфонии — состоялась в Куйбышеве: в нашей комнате, где стояло взятое напрокат пианино. Пришли к нам Митя Шостакович, Лёва Оборин и Мелик-Пашаев39 (он мечтал дирижировать новым сочинением Шостаковича). По только что законченной партитуре Д.Д. и Л.О., сев за инструмент, начали исполнять в четыре руки симфонию. На звуки музыки пришел Самосуд (он жил этажом ниже) и тихо встал в дверях… Последние аккорды… Мы, первые слушатели, потрясенные, долго сидим молча, боясь разрушить нахлынувшие чувства… Вдруг Самосуд пересек комнату, снял с пюпитра партитуру, сунул ее подмышку и со словами: “Завтра же начнем роспись по голосам” — ушел… Художественный руководитель и Главный дирижер: своя рука владыка»…» (из записей Веры Георгиевны Дуловой).

Но оказалось, что в Куйбышеве нет нотной бумаги и невозможно начать роспись оркестровых партий. В Москву спецрейсом был отправлен самолет. Спецзадание выполнено с военной четкостью. И вскоре все оркестранты трудились как переписчики. «У всех было одно желание, — пишет Вера Георгиевна, — скорее начать репетировать… О симфонии говорили, писали в газетах, иностранные корреспонденты осаждали Шостаковича. Я помню, какое впечатление произвел мой рассказ о симфонии в госпитале, где мы ухаживали за ранеными. Словом, интерес был огромен. У всех на устах было имя Шостаковича и его симфония…

Наконец — 5 марта 1942 года — премьера… Публика стоя приветствовала автора. У многих на глазах были слезы, незнакомые люди обнимались…»

В память о премьере и в знак признательности Дмитрий Дмитриевич каждому музыканту написал какие-то милые, теплые слова на программке. Вот что удивительно: в то тяжкое время напечатали не просто листочки, а настоящие, солидные программы с портретом композитора и поименным списком оркестрантов.

Концерт транслировался всеми радиостанциями Советского Союза. Так началось вхождение Седьмой симфонии в мировую историю.

Ахматова назвала Седьмую «знаменитая ленинградка». И то, что Ленинградская симфония была исполнена в блокадном городе (9 августа 1942 года) не меньшее чудо и подвиг едва живых оркестрантов, чем само ее создание Шостаковичем.

 

7 апр[еля]. Все еще морозы, и зима пока не уходила. Пасмурно, солнца нет днем, а вечером электричества. И так обидно пропадают вечера!.. Но вот только что загорелось электричество, какая радость! Совсем другое настроение — я тут же села записать, что было за это время. Во-первых, 5-го Светлое Христово Воскресение, Пасха! По радио было объявлено, что по распоряжению коменданта гор. Москвы [в ответ] на заявление верующих разрешено беспрепятственно ходить по Москве на «традиционную Заутреню». Люди встретили это сообщение с большой радостью… Я пошла в субботу, часа в 4, приложиться к Плащанице. И уже было много народу в церкви, и образовалась очередь за свечами, но все было чинно, благородно, множество свечей, Плащаница утопала в живых цветах. Мне так хотелось пойти к Заутрене в 12 часов, но, во-первых, страшная темень и моя ненадежная нога, а главное, это то, что церковь должна быть закрыта (затемнение), значит, войти и выйти почти невозможно. Так мы все и легли спать в 9 часов. Света не было, «копчушки»40 только раздражали. Кулича у меня не было, я испекла себе крендель, и было взято по карточкам за 2 дня 12 плюшек, это было просто замечательно. Но, конечно, ни пасхи творожной, ни яиц. К 12 часам я уже была у Наташи, и там было «угощение на славу»: пирожки, шпроты, маринованная рыба в томате, винегрет и шоколад. К 3-м часам Наташа должна была уехать на концерт в лазарет со своей бригадой. Она была одета в черное панбархат[ное] платье, с кружевной бабочкой, цветной «экрю» прикреплен блестящей пряжкой (стальной). Очень красиво, и шло к ней. Наташа очень расстраивается от вида преподавателей и участников бригады. Все они от голода шатаются, а директор и еще другие преподаватели шутя высчитывали: сколько им осталось жить? Жутко!..

[8 апреля]. Сегодня, 8 апреля, получила от Веруши письмо с оказией. Приехали братья Батурины с семейством. Семь человек, 8-й отчим. Вера пишет, что это тень от них осталась, особенно плох брат Василий. Ему дорогой от Костромы не давали спать, т.к. он тогда бы не проснулся. Питают их через 2 часа и понемногу. Теперь-то уже их Вера и Саша отходят, но хлопот и забот много. А сколько погибло народу, у которых не было такой возможности спасти себя от голоду?

11 апр[еля]. Сегодня хотя опять: «на фронтах не произошло никаких существенных изменений», все же ежедневно мы берем у немцев захваченные ими селения и гоним на Запад. Дай-то Господи, поскорее бы. Сегодня и день похож на весну, но мало еще солнца, а так его не достает.

Вера пишет, что с женой Шостаковича пришлет мне «большое письмо» — льщу себя надеждой, что не только письмо?.. […]

 

Конечно, это не только письмо, но и посылка. Д.Д.Шостакович не раз оказывался в роли «благодетельного курьера». Ведь «Митя», так же как и «Левушка» (Оборин) — сверстники, близкие друзья Веры Георгиевны от самой юности. Их «тройственный союз» оказался крепким — на всю жизнь. Лев Оборин познакомил Веру с «необыкновенным Митей» (о котором уже много рассказывал) в марте 1925 года. Тогда состоялся первый концерт Шостаковича в Москве. Лев был одним из устроителей, а Вера деятельно распространяла билеты. Они восхищались Шостаковичем-пианистом, сочинения девятнадцатилетнего автора поражали воображение. «Троица» имела склонность к озорствуто прочитывается и в берлинской фотографии 1928 года (Дулова там стажировалась, а Шостакович и Оборин приехали с концертами). Они тогда хорошенько побегали по городу, заглянули в цирковой шатер, посидели в кафе и решили сфотографироваться на память. Ателье оказалось детским. Друзья выбрали по игрушке, так и запечатлел их фотограф. Потом, правда, сделали второй, «серьезный» снимок. Но «игрушечный» остался любимым. Спустя почти пятнадцать лет появится реплика к этой фотографии. 1942 год. Куйбышев. Репетиция «Ленинградской симфонии»: вновь снимок запечатлел друзей рядом. Только теперь перед ними грозное «море житейское».

 

14–17 апр[еля]. Поехала к Шостаковичам в гостиницу «Москва», чтобы взять «большое письмо». Супруги Ш[остаковичи] очень хорошо выглядят, а она, как я писала Вере, просто похорошела, у нее появилась «женственность» после 2-х детей. Я же с ней познакомилась в Гаспре, на курорте (Дом отдыха «Цекубу»), когда она была несколько другого вида — у нее именно отсутствовала «женственность». Ш[остакович] как был 13 лет тому назад, таким же остался, нисколько не изменился. Вера писала, что они сейчас втроем снялись, как в Берлине в 28-м году: Шостакович, Оборин и Вера. Интересно, жду обещанной карточки, так же как и снимка-фото с портрета Веры художника Вильямса41 (в Куйбышеве).

Сегодня, 17-го, получила большое письмо от Веры. Насмотревшись на братьев, боится за меня, зовет и может выслать вызов. Но я, конечно, не поеду. У меня предчувствие, что скоро все кончится, да я и минуты не раскаивалась в том, что осталась. Если я в октябре не уехала, то что же теперь? Нет, моя дорогая дочка, я уже буду сидеть в Москве до победного конца, в чем убеждена и жду в скором времени…

Встретила артистку Угрюмову, она мне сказала, что сегодня в «Правде» хвалят Веру из Куйбышева. Я достала «Правду» за 17 апреля и вырезала. [Вклеена вырезка из газеты.] Сегодня у меня счастливый день. Началось с Веры, затем пришел Алик и сообщил, что от Павла известие: ему повышение, и опять организовать новый согревательно-питательный пункт в Старице.

От Лены тоже радостное сообщение: ей дали казенную квартиру в Доме учителя. Слава Богу! Господи! Как хорошо: тепло, электричество горит, а главное — ночи покойные. Надолго ли?

 

«У нас в квартире перемены, — пишет из Куйбышева Вера Георгиевна матери. — Выехал Месеррер с сыном42 и бабушкой и въезжает художник Вильямс с женой. Он большой приятель с Зографами, Таней, Верой и дядей Сашей, а его мать и бабка были подруги с Александрой Юрьевной… Люди они очень симпатичные, так что мы довольны, что они, а не кто другой… С Мессерерами мы тоже жили очень дружно…»

Петр Владимирович Вильямс, известный театральный художник оказался не только другом наших ближайших родственников Зографов, но другом еще многих и многих из «круга общения».

Из всех своих портретов Вера Георгиевна особенно отличала работу Вильямса. «За то, — говорила она, — что Петя единственный, кто написал меня без арфы».

 

[…]

20–24 апр[еля]. Все эти дни настроение выжидательное, разговоры диаметрально противоположные, но большинство ждет мира, и он должен быть! Вчера Наташа пришла взволнованная. Известий нет от Поля и плохой сон видела… А сегодня, 24-го, утром пришел Алик и сказал: «Отец приехал». Ну, конечно, радость большая. Приехал по делам и на три дня. К трем часам я уже была у них. Павел загорел, выглядит хорошо, но за это время пришлось немало ему пережить и быть в смертельной опасности. Их автомашина (он ехал не один) попала под обстрел с аэроплана. Они бросились в снег и зарылись, а снаряды вокруг разрывались. Чудом уцелели. Это было, когда он ехал из Торжка в Старицу, куда он переведен начальником интендантского штаба. Сохрани его Господь! Павел говорит, что Старица (любимый город Ивана Грозного) очень красивый, расположен на обоих берегах Волги, имеет подземные ходы, целые лабиринты под рекой, сделанные во время Ивана Грозного. Масса церквей, и все целы, так же как в Торжке.

27-го апр[еля]. Уехал Павел. У Наташи палец зажил и она опять играет в концертах. Вчера был концерт в Покровских казармах для здоровых. Успех она имела громадный. Было в числе публики 2 китайца. Они реагировали очень непосредственно, а когда Наташа сыграла «Китайский тамбурин»43, так они просто в раж пришли, и руки жали, и не пускали с эстрады. Угощали артистов шикарно: каждому было на тарелке по целой селедке с гарниром и хлеба вволю. Певец просил отдать ему головы селедок и тут же их съел.

Май 1–5. Обычного парада на Красной площади не было. Он был отменен по желанию всех рабочих, дабы усиленно помочь фронту на своих производствах. По радио: «На фронтах ничего существенного не произошло», но все время мы понемножку гоним на Запад… […]

Приказ Сталина — окончить войну в 42 году — внес успокоение, что война не должна продолжаться до 44-го года, как это предлагают союзники, на что определенно уже сказал Литвинов44. Сегодня, 5-го, в Информбюро: «Наши части на некоторых участках перешли в наступление». В час добрый! Дай-то Господи!

6 мая. 2-й день холод, снег. Вчера еще храбрилась и со всякими поддевками бегала к Наташе в драп-пальто. А сегодня надела шубу и в приятном состоянии, что телу тепло, ходила на почту отправить Лене в Багаряк «Горячее сердце»45 и Ёлочке переводные картинки. Оттуда зашла на Арбатский рынок и купила кусок редьки вместе с одной гражданкой, которая мне и предложила такую сделку. Моя половина была немного больше, и я за нее заплатила 6 руб. Хотела купить морковь, но она еще поднялась в цене (70 руб. кило). После рынка заходила на Арбате в книжный магазин, чтобы купить для Лены и послать ей книжку «Метро» с картинками, но ее нигде не могу достать. В Багаряке никто не имеет представления об этом гигантском сооружении и его дворцах подземных. А книжку такую я видала у одного знакомого — она небольшая, хорошо изданная и в ней все станции метро. Поищу еще. Господи, как хорошо! Бомбежки нет, и я отсыпаюсь, и такая потребность сна, что я и днем опять стала спать… Сегодня нарушили сон — сначала прибежала Римма, а затем и Наташа, но я уже почти выспалась, да и рада, когда они приходят. Конечно, сейчас же устроила им кофе, т.к. сегодня мне принесла молочница 2 кружки. Я, на радостях, себе и кашу молочную сварила, а из остатков компота кисель. Совсем хорошо! По радио утреннее сообщение: «Ничего существенного, но геройских подвигов небольшого масштаба много».

8 мая. И вчера 7-го, и сегодня зима. С вечера валил снег, и утром такой завернул холод, что все опять надели шубы. Вчера вечером пришла ко мне Наташа, чтобы прорепетировать с ней «Жослен»46. Певица их коллектива просила ее об этом. Только мы кончили, как пришел Аля и сказал, что приехал папа. Это так неожиданно и так утешительно для Наташи. Она опять не имела от Павла известий, волновалась и поехала в Сокольники — успокоить себя, в церковь. Теперь ее вера в молитву любимого Образа («Нечаянная Радость») непоколебима, как и моя. 5-го я также ездила в Сокольники, а 6-го днем, в те же часы, там был вражеский самолет и причинил много бед. Но люди так привыкли, что через полчаса народу на улицах Сокольников и возле метро толпы! Как будто ничего не произошло.

12 мая. Сегодня значительное потепление, солнышко. И все, кто мог, выползли к метро погреться.

Сообщение по радио о наступлении немцев на Керченском направлении, бои идут ожесточенные! Вчера сообщалось о том, что впервые врагом были пущены на южном фронте удушливые газы47. Вчера же по радио по этому случаю говорил речь Черчилль, на ту тему, что если немцы не прекратят подобные действия, то Англия и США ответят за нас воздушными налетами на военные объекты Германии. На днях в газете по поводу захвата японцами острова [нрзб.] говорилось, что 3800 моряков взяты в плен. Как это не похоже на наших — теперь и раньше. Я вспоминаю в 1904 г. нашу войну с японцами, когда и как погибла вся эскадра «Варяга». У меня до сих пор есть стихотворение, на слова которого была написана музыка, и М.И.Долина48 пела, в наше путешествие по России, в концертах эту вещь. Половина сбора с концертов шла в пользу местных фондов Красного Креста. В «Новом времени» сообщалась крупная сумма, которая была нашими концертами заработана и передана Красному Кресту в пользу раненых.

[…]

14–19 мая. Погода стоит чудесная, совсем лето: все зазеленело, к тому же еще, почти каждый день благодатный дождик. Такое благоухание от распустившегося соседа — душистого тополя. Я с утра поехала на Никольскую поправить очки, но оказалось, частей нет, и я была просто в отчаянии. «Поищите, — сказала мне приемщица, — ремонта очков». Я почти безнадежно направилась (на метро) на Арбат, и в первой же аптеке мне дали новую оправу. Такое счастье! Я вернулась домой пешком, усталая. Пообедала. После обеда я просто свалилась от усталости. Зато потом устроила себе кушетку у окна, открытого, и блаженствовала, работала, Римме платье удлиняла. Было так хорошо, что хотелось бы сказать: «Время — остановись!» Не хочется верить, что каждой ночью может быть тревога, к чему нас подготовляют, да еще предупреждение к «газовой» бомбардировке. Я гоню от себя эту мысль. В понедельник читала у Бугаевых-Белых свои воспоминания о Врубеле49. Там большой интерес к моим мемуарам и большое одобрение. Для меня эти вечера очень приятное явление. Завтра, в четверг, опять читаю.

15 мая. [] Только что пришла от жены Андрея Белого, где по их просьбе читала свои воспоминания. На этот раз о Вере Ивановне Скрябиной50. Их это очень интересовало, т.к. обе сестры [К.Н.Бугаева и Е.Н.Кезельман] подруги с Машенькой Скрябиной51 (дочерью В.И.Скрябиной).

От Лены получила письмо. Оказывается, Ёлочка была больна воспалением легких (гриппозное). Слава Богу, что дело идет к лету. Премьера Лены в драмкружке, «Шестеро любимых»52, прошла с большим успехом, и она мне прислала выписку из газет — хвалят! Слава Богу, только бы были обе здоровы, а лучших условий пережить войну трудно найти.

 

В июле 1941 мы с мамой две недели добирались на Южный Урал, до районного центра Багаряк. Предрайисполкома страшно удивился, взглянув на московские документы: «Смотрите, в самой Москве про нас знают. А вот я про эшелоны ваши ничего не знаю. Говорят, эвакуированных у нас много будет. Вас оставим здесь, в центре. Сейчас идите в отдел просвещения насчет работы». В отделе просвещения «настоящей живой артистке» обрадовались. Предложили преподавать пение в школе и «делать постановки в клубе».

Наверное, нашу жизнь в глухом уральском селе можно назвать счастливой. Хотя и голодали, и холодали, и страхов натерпелись, и тяжело болели.

Первое время имели хождение деньги и можно было купить молока, стакан меду, яиц, даже немного мяса. Потом начался недолгий период «натурального обмена», когда за что-то прельстительно-городское давали, скажем, трехлитровую банку молока. Из маминого рассказа знаю о превращении батистовых сорочек в нарядные носовые платки, отороченные кружевом и вышитые при свете керосиновой лампы букетами роз с незабудками. Два китайских кимоно перешли в амплуа диванных подушек и так далее…

Эвакуированных становилось все больше. Киевляне, ленинградцы, москвичи… «Продовольственная проблема» вставала все острее. Питались в основном картошкой. А мама радовалась тому, что с появлением новых людей можно создать и драматический коллектив, и концертную бригаду. Работала от раннего утра до поздней ночи. «Высокое искусство» ежечасно пересекалось с прополкой, окучиванием, поливкой огорода, мытьем полов в общежитии, заготовкой дров… Как-то в надежде достать что-нибудь съестное для ребенка согласилась поехать в командировку на вольфрамовые рудники. Везла книги и газеты для горняцкого клуба. Через черную, бурлящую речку моста нет, только оледенелые лавы — несколько сосновых бревен. Перебиралась ползком, обдирая колени в кровь и оплакивая невосполнимую утрату: чулки.

В рудничном магазине оказалось пусто. «Узнав, что я из райцентра, — пишет мама, — прониклись сочувствием. Нашли завалявшийся ящик с ванильным сахаром. Продали мне 50 порошков. Купила девочке кукол для вырезания, книжки. Вот будет радость!»

Картонные куклы с роскошным гардеробом бумажных туалетов! Это была радость — мой собственный театр с вымышленными героями и сюжетами.

 

[23 мая]. От Веруши нет письма, и я это чувствую. Когда-то они вернутся? Вчера по радио читал Качалов53. Значит, «старики» вернулись из Нальчика…? Казалось, к лету им лучше там оставаться, а м.б., небезопасно? Конечно, враг стремится к Баку… Жду 10 ½ вечерние известия. Говорят, будто бы Керчь сдана. Не хочу верить!

Вчера, 22-го, четверг — сломался замок в парадной двери, и я не могла, как условились, быть у Белых и читать им на ночь. Бревном (через ручку) закрыла дверь и так легла спать. В квартире никого, я одна, но я не боюсь. Летом можно, в случае «нападения», закричать в окно, тем более что дежурство до 4 ч. утра, т.е. до света.

 

9 августа 1941 г. старейшие актеры Художественного театра во главе с В.И.Немировичем-Данченко были эвакуированы в Нальчик. Сразу начали репетировать, приспосабливать к обстоятельствам репертуар, много ездили по Кавказу с шефскими концертами, готовили для этого специальные программы. Среди эвакуированных мхатовцев были В.И.Качалов, О.Л.Книппер-Чехова, Л.М.Коренева, И.М.Москвин, М.М.Тарханов… «Москва нам снится каждую ночь», — повторяли они слова «трех сестер». Однако в октябре, в ответ на просьбы о возвращении в Москву, «стариков» перевели в Тбилиси, где 31 декабря артисты сыграли юбилейный спектакль «На дне» (сорок лет со дня премьеры пьесы Горького).

2 сентября 1942 года правительство организовало перелет В.И.Немировича-Данченко и группы «старейшин» в Москву. Среди тех, кто вернулся в Москву, был и В.И.Качалов. В 1942 году на радио появились первые записи на пленку некоторых его работ.

 

[…]

25–31 мая. «Ничего существенного не произошло… Под Севастополем идут бои. Отличаются наши соколы…» Но душа болит за Севастополь.

Сегодня, 31-го мая, Мексика объявила войну Германии, Италии и Японии. Америка высаживает войска в Англии и сделает это во Франции. Скорее бы, это и будет 2-й фронт. Пишу в ожидании «Последних известий».

С молоком устроилась хорошо, почти через 2 дня имею кружку молока за 300 гр. черного хлеба, который я недоедаю для этой цели, т.к. молочницы охотнее меняют, чем продают, да и платить 25 р. за кружку не по средствам. Мяса хочется, или хотя бы рыбы, но… потерпим — живы будем.

Днем была у Белых-Бугаевых, читала о вечерах у Маковских54.

[…]

11 июня. Получила от Лены письмо. Там жара, купаются в реке, а у нас в комнате с открытым окном без пальто сидеть холодно! Вот тебе и Урал! Засуха такая, что приходится поливать огород, и Лена это делает собственноручно, полагая на это много сил, таская из колодца воду. Зато плоды будут сладки. Сколько своих овощей? Картошка, морковь, свекла, репа, горошек и т.д. Ёлочка бегала голенькая по берегу, пока Лена купалась. Господи, сохрани ее!..

Только что сообщило радио о подписании договора между СССР, Великобританией и США. Слава Богу, открывают 2-й фронт. Надо думать, что все это ускорит конец войны. Да и такого напряженного кровопролития и разрушения во всем мире долго не может быть.

 

Село, где мы жили, было большое. На круче — огромная каменная церковь, превращенная в Дом культуры. Под горой холодная и чистая река Багаряк. «Электрификация всей страны» до Багаряка еще не докатилась. Жили с керосиновыми лампами, для экономии старались обходиться коптилками. Операционная военного госпиталя освещалась электричеством «от движка». От движка можно было еще «крутить фильмы», и в селе изредка появлялся разъездной киномеханик с пирамидами блестящих круглых коробок. Но сцена дома культуры освещалась только керосиновыми лампами.

Пылающая жаром рампа, блеск шелка, бархата и парчи — «Забавный случай» Карло Гольдони в глухом уральском селе в 1942 году… разве не чудо, что именно там и тогда оказалась полностью востребована мамина профессия актрисы-певицы-музыканта, что именно там ей пришлось стать еще и режиссером, кроме того — директором труппы, создателем маленького джазового ансамбля, руководителем вокального кружка и аранжировщиком.

Шли на сцене дома культуры спектакли, концерты. Самодеятельные артисты выступали в окрестных школах, в больнице и военном госпитале. Из местных — несколько старшеклассников, молодые учитель с учительницей. Остальные из семей эвакуированных. В основном совсем молоденькие юноши и девушки, которые дома, в довоенной жизни, учились музыке, ходили в студии и драмкружки. Все работали самозабвенно, с восторгом.

Мое первое артистическое переживание.

Мне три года или чуть больше. Палата. Лежачие раненые. Посередине палаты табуретка. На табуретке — я. Без тени страха и сомнения, но со всем старанием и во весь голос пою «Катюшу». Успех и награда! Драгоценный первый гонорар — несколько кусочков сахара

 

[…]

25 июня. Собралась, наконец, к окулисту. Горе у меня! В правом глазу катаракта… в левом зачатки его же! Я пришла в ужас. Через ½ года операция, снимать. Доктор утешил, сказал: «В таком возрасте всего можно ожидать». […]. Да, ничего не поделаешь… Все же пока живу, и вчера, в пятницу, как всегда, читала у Белых свои воспоминания, на этот раз детские рассказы. Очень хорошее настроение отдыха у меня всегда после этих вечерних часов, у Белых тоже, а это особенно приятно, когда обоюдный интерес.

30 июня. 3-й день как приехал Павел по делам, и мы ловим часок, чтобы побыть с ним. Завтра утром должен уехать. Известиями по радио опечалена — уже нет Харьковского фронта, а Курское? Значит, мы отошли… Долго ли продержится Севастополь? Помоги, Господи, и сохрани его. Чудесный город. Я уже не говорю о его значении как наш порт на Черном море… Пишу в ожидании «Последних известий» 10 ½ вечера.

«Вечерние известия» ничего существенного не сказали. Только ожесточенные бои под Севастополем, и над ним по тысяче аэропланов. Конечно, от города остались одни груды… Англичане делают то же в Германии: 3-й раз бомбят Бремен. До каких же это пределов будет? Ведь уже разрушаются города и государства, которые не века, а тысячелетия существовали (Неаполь)…

1 июля. Боже, как время летит? А тепла еще и не было — опять дождь и холодно. Утром заехал ко мне Поль проститься, т.к. уехал опять на фронт под Калинин. Спаси его, Господи…

Поют по радио хор «Есть на Волге утес…». Все мое детство (раннее) как на ладони. Так в ушах и звучит голос отца: он это пел, аккомпанируя себе на гитаре, а мы пели хором. Милая Украина, что сделают с тобой?.. Это ведь было в Кременчуге, когда я училась сначала в пансионе, а затем в гимназии. Как это было давно…

3 июля. Сегодня у меня был гость с Урала, от Лены. Очень любезный старый человек, замдиректора кирпичного завода под Москвой Наум Моисеевич Коган. Его вызвали в Москву и назначили директором. Привез мне от Лены письмо, шиповника, земляничного листа, немного сухих грибов. Говорил, что Лена прекрасно выглядит. Очень хвалил Ёлочку: «это необыкновенный ребенок — взрослый человек»; а то, что она стала хулиганкой и плюется, меня обрадовало, значит, такая, как все! И лучше! Я очень его благодарила за визит ко мне.

[…]

6 июля. Сегодня утром моя молочница, увидав у меня простеночное зеркало, говорит: «Марь Андревна, нет ли у тебя другого такого же зеркала? Я бы купила». А у соседки молочница также спрашивала: «Нет ли у тебя столов на трех ногах с зубами?» Та была в недоумении. Оказалось — рояль. «Пущай и наши учатся играть». Это же хорошо! А вот то, что они с нас шкуру дерут за все, — это ужасно! И свеклочка 8 руб., редис 10 р. пучок и т.д. Словом, привозят мешок травы-зелени и увозят столько же бумажных денег…

20 июля. Получила от Лены радостное письмо. Она поставила (и сама сыграла Джанину) «Забавный случай», спектакль, который играла в Москве. Никто ничего подобного в Багаряке не видел. А эвакуированные из Москвы и ленинградцы говорили, «что они на три часа забыли о своих горестях и потерях, перенесясь в другую эпоху». Педагоги забросали ее цветами: ирисами и саранками. Словом, триумф полный и реальный, т.к. «мне прибавили зарплату» — да и действительно, за такую творческую работу она получает всего 200 р.! Тогда можно будет взять хоть приходящего человека для Ёлочки, чтобы она не оставалась одна, да еще ночью, когда мать на спектакле. Конечно, сидеть им там и сидеть, пока не кончится война, и ни в какой Куйбышев не ездить, а прямо домой… Воронеж, вероятно, сегодня будет взят. Вчера был слух, что Молотов вылетел в Лондон относительно 2-го фронта, а сегодня в «Правде» сказано о вылете польского посла из Куйбышева. Может быть, тут какая-нибудь связь с переговорами о мире? До каких же пор будет кровь литься во всем мире и разрушаться целые государства? Ну еще месяц, другой, а больше, мне кажется, невозможно продолжать человечеству войну…

 

После успеха спектакля «Шестеро любимых» Елена Георгиевна решила поставить в Багаряке «Забавный случай» Гольдони. Текста, конечно, не могло быть в глухом уральском селе, но мама знала его наизусть и под ее диктовку пьесу записывали все, занятые в спектакле.

 

Август. Сегодня утром была в Сокольниках в церкви. Мой день ангела (22 [июля] по старому). 3 августа мне исполнилось 70 лет. Никто об этом не знал, но было замечательно; Алик принес мне вилок капусты, 2 кило картофеля, свеклы, 3 огурца, луку — словом, целое благополучие. Ведь цены такие: вилок руб. 50-60, картошка 80 р. кило, лук 100 руб., одна луковица 5-8 руб. Сделала я себе борщ, такого уже давно не ела. Всё спасибо Павлу. В этот же день Лидия принесла посылку от Веры, ½ кило конфект привез Кнушевицкий. Я просто тронута была, точно с неба свалились дары на меня. Особенно теперь, т.к. по карточкам почти ничего не получила даже и за июнь, а уже август?! Зима страшит. Если не будет отопления, то значит, и воды, и газа, и канализации. Ужас берет! Но на все Воля Божия!

Оказывается, сегодня ночью стрельба была, но я так крепко теперь сплю, что отчего-то проснулась и опять заснула. Это общее явление. Никто уже в метро не ходит, все остаются в кроватях, лишь бы спать.

 

Святослав Николаевич Кнушевицкий для Марии Андреевны гость особенный. Женат он на блистательной солистке Большого театра Наталье Дмитриевне Шпиллер. Ее мать, Мария Николаевна Шпиллер (урожденная Полякова), в прошлом превосходная певица, была самой близкой подругой Марии Андреевны с первого дня их учебы в Московской консерваториии. Обе они приехали с Украины, обе попали в класс профессора Лавровской, жили в одной общежитской «келье», и скудное студенческое пропитание делили пополам. Их выпускным спектаклем стала опера А.Аренского «Рафаэль». Мария Николаевна исполнила партию Рафаэля, Мария Андреевна пела Фарнарину, возлюбленную художника. Памятными вокальными цитатами они приветствовали друг друга даже на старости лет. «Машеньки» встречались часто. Вот две миниатюрные старушки уютно чаевничают за маленьким столиком. Обе — в снежном ореоле седых волос, уложенных по старинке «валиком». Оживленные разговоры, воспоминания, молодой смех… Святослав Николаевич, человек сказочной доброты, заставая эту патриархальную картину, неизменно произносил: «Поглядите, как очаровательны наши одуванчики!»

Неудивительно, что оказавшись в Москве накануне именин Марии Андреевны, он приехал к ней с поздравлениями, приветами и даже раздобыл где-то драгоценный подарок — «конфекты».

 

10 авг[уста]. Получила письмо от Веруши, она пишет: «Иногда бывает Иван Иванович55, но встречаем его не любезно. Наверное, зима будет тяжелой, в особенности с топливом. Я живу очень скучно. Концертов нет, а если и есть, где-то на заводе, то добраться туда невозможно с инструментом, играю только в театре, нового не учу — нет нот. Если придется здесь еще прожить, то я музыкант конченый. А на концертной деятельности придется поставить крест. Конечно, по сравнению со всем, что происходит, всё это ерунда. Вернулся недавно Иван Семенович [Козловский], говорит, что не останется на зиму в Москве, и мы сделали правильно, что согласились сидеть здесь».

[…]

Сентябрь 6. Больше месяца ничего не записывала, писала воспоминания по поводу книги «Чайковский и театр»56, где лестно обо мне говорится. Написала отдельно и пока не знаю, куда еще их направлю: то ли в Литературный музей, где у меня всё, то ли в Музей Чайковского? Пока с этим не спешу. За это время было большое событие, это приезд Черчилля — Англия, и заместителя Рузвельта57 — Америка. Заключен союз бороться плечом к плечу с Гитлером — фашизмом. Это всех обрадовало и обнадежило на скорый конец войны, но… фактически, все же мы одни. Красная Армия несет на себе всю силу борьбы. Немцы уже забрали Кубань, враг хочет перерезать Волгу и взять Баку. Идут ожесточенные бои вокруг Сталинграда — Царицына, Новороссийска. Боже мой, что же дальше? Наши соколы бомбят Берлин, Кенигсберг, Данциг и другие города Германии, где есть важные военные объекты, так было и вчера, в ночь с 4-го на 5 сентября, поэтому сегодня у нас утром была объявлена тревога, но скоро последовал «отбой».

Никто уже не боится, и ребятишек трудно загнать в подъезды — все глазеют на небо и прислушиваются к фашистскому «истребителю», но сегодня его не допустили в Москву, так и застрял на «подступах». Все же война идет, а с ней и зима впереди. Опять ожидаются кошмары: холод, отсутствие газа, электричества и т.д. Одна надежда на писателей! Старушка, теща Андрея Белого, слушательница моих мемуаров, все волновалась: как быть с холодом зимой? И что же? Неделю тому назад, в теплую погоду, ушла в лучший Мир! Вот вам и судьба!

4-го от Веры получила посылку через Шостаковича. Масло, конфекты и письмо подробное. Там также бывают воздушные тревоги. Все здания в Самаре — Куйбышеве деревянные, штукатуренные. Только правительственные учреждения каменные и дом, в котором живут артисты Большого театра, начиная с Самосуда. Вера с Батуриным и Ко живут на 4-м этаже. Убежище во дворе, но в нем страшно холодно и сыро и одни двери, так что когда была последняя тревога, а после нее «отбой!», то долго нельзя было выйти оттуда, т.к. весь двор набит народом. Что же это было бы, если бы была бомбардировка?

Но приближение фронта чувствуется, пишет Вера: на деньги ничего не продают, только в обмен на вещи.

Опять вся опера на рынке (Цыганском), а балет по ту стороны Волги на низком берегу.

Нежная Мария и жгучая Зарема из «Бахчисарайского фонтана» стирают мужские подштанники и свои трусы, т.к. в городе вода не волжская, жесткая и без мыла стирать невозможно. Мыла же нет. Тут же по набережной гуляют «Наши друзья»58 с собачками, в элегантных модных костюмах. Их война во внешней жизни мало коснулась… Всё мы отдуваемся. Вера хлопочет приехать в Москву, устроить свои дела в городе и на даче, «прописаться», собрать ноты да и повидаться.

 

Естественно, что Мария Андреевна так волнуется и отмечает в дневнике всякое упоминание о соглашениях с союзниками и разговорах о Втором фронте. От союзников ждали быстрых действий, на их реальную мощь надеялись, но ожидания растянулись на три года.

26 мая 1942 года в Лондоне был подписан договор между СССР и Великобританией «О союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны». Советское правительство пригласило Черчилля для переговоров в Москву, и 12 августа 1942 года в Москве состоялась его встреча с советскими руководителями. США на совещаниях представлял будущий посол США в СССР Аверелл Гарриман (1943—1946). Сталин настойчиво добивался решительного ответа об открытии союзниками Второго фронта в этом году. Однако Второй фронт был открыт только через два года, в июне 1944, высадкой англо-американского десанта в Северо-Западной Франции.

 

2 окт[ября]. Давно не записывала… Сегодня неожиданная большая радость: прилетела из Куйбышева (Самара) Веруша. А я еще сегодня молилась Матери Божией, чтобы она мне дала нечаянную Радость свидания с детьми, боясь за даль расстояния с ними, грядущую суровую зиму и мои 70 лет. И вдруг? Господи, Слава Тебе. Пишу в ожидании ее, Веруши. Она, конечно, в театре, опера кончается в 10 — сейчас 11. По всей вероятности, она кончает день у Осиповых, т.е. князей Кайсаровых (потомки героя 12-го года, дважды: мать — рожденная Багратион). Воображаю, как там рады ей! Вера говорит, что не узнаёт Москвы с внешней стороны и со стороны населения. И это мнение всех, кто приехал из эвакуации. Оказывается, в Куйбышеве бомбежек не было, а только были тревоги.

7 окт[ября]. Только что, после игры на радио, заехала ко мне Веруша. Кажется, и Саше [А.И.Батурину] удастся приехать. В Куйбышеве свирепствует брюшняк. Вера вырвалась в Москву, как птица из заточения. Ежедневно благодарю Бога, что устояла против уговоров Веры и особенно Саши и осталась в Москве.

Приезд Веры как бы разделил длинную разлуку с ними. Думаю, что теперь меньше осталось ждать. Только бы дожить до конца войны и свидания с дорогими.

10–19 окт[ября]. Вчера утром была у Веры. Она устроилась уютно, и не верится, что скоро опять надо возвращаться в Куйбышев. Александр ждет вызова, чтобы приехать в Москву, но тенденции к возвращению театра сюда нет! Это будет тогда, когда Москва у нас не будет на осадном положении…

Оказывается, Сергей Петрович Осипов какую, себе и нам на радость, сделал карьеру?! Ни больше ни меньше как «помощник [советского] военного атташе в Америке». У Осипова (псевдоним кн. Кайсарова) 140 вылетов (а мы думали, что он уже погиб!) и открытие воздушной трассы из Америки в Россию.

Я очень рада, т.к. всегда к нему чувствовала симпатию, несмотря на то, что у него 3 жены с алиментами. На мой вопрос: как же он справляется с «алиментами», Сергей Петрович ответил: «Мне сказано: “Не беспокойтесь, все заплатит кому надо правительство, работайте только без всяких таких мыслей”». Теперь понятны эти слова… Мне очень хотелось повидать его и вчера, 19-го я встретилась с ним у Веры. Конечно, похудел, но выглядит браво. В Америку с ним летали наши соколы, подобрали всех красивых, рослых. Учили до поездки: фокстрот, немного говорить и манерам, а также, как надо обращаться за столом с сервировкой. За ними ходили в Америке толпы народа, восхищаясь их внешностью, красотой, сложением. Конечно, все в орденах… […] В одном городе был им устроен банкет, после которого были танцы. Хозяйка дома подошла к Сергею Петровичу и просила представить девушкам-американкам «холостых» кавалеров-летчиков. С.П. и говорит им: «Ну, смотрите же, поухаживайте как следует». — «Слушаемся, товарищ командир»… После банкета, уже в гостинице, С.П. спрашивает одного красавца-помощника: «Ну как, Кучеренко (украинец), поухаживал?» — «Так точно, пощупал маленько». — «Сукин ты сын, да как же ты это позволил?» — «Ничего, товарищ командир, понравилось. Я только лопатку пощупал (под декольте), когда фокстрот танцевали. Говорит: “Карош, карош”, смеется».

Там принято остановиться во время танца, и если кавалер понравится, разрешается при всех поцелуй, после которого кавалер может рассчитывать на то, что его предложение будет принято. Вот почему хозяйка дома, жена большого генерала-американца и просила представить девицам — холостых. Но наши холостяки так и улетели такими же.

 

Среди разветвленного рода Кайсаровых не было князей. Княжеское достоинство Осиповых — от князя П.И.Багратиона, генерала, героя 1812 года.

Зная многолетнюю дружескую близость Сергея Петровича Осипова к семье Дуловых, можно не сомневаться в правильности записей «легенды» о нем Марии Андреевны. Других источников нам, к сожалению, обнаружить не удалось. Скорее всего, закрытость имени обусловлена особенностями работы Осипова.

 

23 окт[ября]. 19-го, накануне Вериного отъезда собрались ее приятельницы: Нат[алья] Всев[олодовна] Осипова, Сергей Петрович, супруги Смирновы, Ирина Шаляпина. В комнате так холодно, что дамы в туфлях закутали в одеяло ноги, а согреться нечем было. Вина не было, даже чаю нельзя было сделать, т.к. газ не горел да и к чаю даже сахару не было. Это так непривычно у Веры…

Пришел Остроградский, чтобы передать с Верой дочери-балерине маленькую посылку в Куйбышев, и очень образно рассказывал, как они 2 раза в месяц «когда очень хочется пожрать» (его слова) утешаются, ублажая свой аппетит в ресторане «Националь». Их компания: Нежданова, Голованов, Катульская, Обухова, Ханаев, Собинова, Остроградский и еще кто-то, не помню59.

В одном из кабинетов сервирован стол — как следует, с фигурно уложенными накрахмаленными салфетками и т.д. Дамы одеты по-вечернемуконцертному, мужчины также. Обед начинается с закуски: икра со свежими огурцами, семга, лососина и другие закуски. Вина какие хочешь, затем обед. Борщ красный с ватрушками. Сметана такая, что ложка стоит, причем сотейник большой, и можете не стесняясь положить хоть целую ложку; сметана так густа, что сначала лежит горкой на горячем борще и постепенно тает, достигая краев… У нас слюнки потекли, и мы закричали: «Довольно!» (как при рискованном номере в цирке). Затем шла рыба с соусом, птица — дичь. Салаты нескольких сортов и сладкое, запеченные фрукты в соусе, в чашках, и все облито малиновым сиропом… Ох! Даже — не снится. Вот вам картина из новой «Войны и мира».

20-го Веруша уехала, я очень беспокоилась, т.к. в вагонах не отапливается, и Шостаковичам достали 2 билета в мягком, а Вере в жестком. Она без ботиков, без подушки, без одеяла и с холодными бутербродами. Просто жуть меня взяла, но милый С.П.[Осипов] все устроил. Приехал на своей машине, забрал энное количество посылок-поручений и тут же, в Москве, Вера уже села прямо в мягкий вагон. Моя душа успокоилась, когда я это узнала.

28 окт[ября]. […]

Недавно умер художник Нестеров. Последнее время он (по радио) утешался, лучше сказать, наслаждался пением старинных русских романсов Надеждой Андреевной Обуховой, она прекрасно их поет — тепло, с настроением. Старик художник стал просить привезти к нему Обухову, чтобы она ему спела «возле него». Надежда Андреевна с большой охотой согласилась, но так как рояля у Нестерова нет, то его привезли к знакомым, через несколько домов, и там Н.А. ему пела; он, после каждого романса просил: «Еще, еще, голубушка Надежда Андреевна». Она ему спела 12 романсов. Нестеров в благодарность приготовил Н.А. картину своей кисти и через несколько дней, умирая, он заволновался, стал указывать на приготовленную картину, показывая, чтобы ее отнесли к Обуховой — язык уже не повиновался…

 

Михаил Васильевич Нестеров умер в Боткинской больнице 18 октября, на восемьдесят первом году.

Тот домашний концерт, о котором пишет бабушка, происходил в квартире знаменитого пианиста Константина Николаевича Игумнова60 10 октября 1942 года. На следующий день Михаил Васильевич должен был лечь в больницу.

Последняя работа Нестерова, рисунок-акварель, сделана специально для Обуховой утром, перед самым отъездом в Боткинскую.

 

1 нояб[ря]. Вот и ноябрь. Погода чудесная — золотая осень. Хотя ветер давно уже сорвал с деревьев листья и они стоят голые. Бульвар наш метется женщинами очень тщательно… Входная дверь не запирается. 3-го дня взломали замок, скорее хулиганы, чем злоумышленники. Алик взялся поставить, врезать новый. Я боялась, что он не осилит, и что же? Провозился 3 часа и как следует всё сделал, принеся из дома инструменты. Я говорю ему: «Ну, Алик, я дам тебе пятерку на кино». — «Нет, бабушка, не надо денег, только покорми меня…» Ужасно! Они голодают, т.к. только на пайке. Ждем Павла со дня на день. Я все, что у меня было, отдала им, так как у них, кроме масла и пайка хлеба, нет ничего. Целый день хочется есть — это мне? Что же сказать о молодежи и ребятах?

17 нояб[ря]. «Время, что пташка, летит…» Теперь уже с уверенностью можно сказать, что Москва уцелеет от погромщиков Гитлера. А рвутся часто, стервятники. Наташе приходится играть в кино, в Сокольниках, и там сплошь и рядом в это время грохочут зенитки, не допускающие мерзавцев в Москву, да и выдохся немец. Здорово наши союзники хозяйничают на Средиземном море — все пути заняты. Теперь интересно, как пойдут дела со стороны Франции? Я думаю, что не пойдут, а побегут узурпаторы.

20 нояб[ря]. Сегодня первый зимний снежный путь. Не знаю, что больше люблю: первую грозу в начале мая или же первый снег? Погода чудесная! Не хотелось уходить в дом, но сегодня и в доме хорошо: затопили, и после 5 градусов тепла целых 10. Такое счастье. […]

Сегодня у меня радостный день, от двух дочерей письма, и очень хорошие, и не только письма. Вера прислала посылочку. Чудесно. А главное для матери — их жизнь, успехи и внимание. Вера должна играть в Куйбышеве Равеля с оркестром Большого театра.

Лена страшно занята постановкой новой пьесы, в которой сама же играет. Пишет: «Наш драмколлектив и мои постановки заняли первое место в области и в декабре-январе поедут на смотр в Челябинск. Повезем «Русские люди»61. Говорят, что я замечательно играю, репетируя роль Вали, и на меня без слез невозможно смотреть. Это очень радостно».

Я очень счастлива. Помогай Бог, Царица Небесная.

 

1943

 

Январь. Из писем Веры Георгиевны к матери.

«…Дорогая мама, спасибо за поздравление. В этот день были именины у Нины Шостакович, и мы с Шурой были у них. Очень приятно, с удовольствием провели вечер.

Митя за Седьмую симфонию получает вторые 100 тысяч Сталинской премии. Думаю, что они также пройдут мимо его рук, как это было в первый раз…

…Последнее время умудряемся с интересом проводить время. По инициативе Шостаковича обедаем по очереди друг у друга по понедельникам. Приходится четыре раза ходить, а на пятый устраивать у себя…»

Надо сказать, что и до этих регулярных «обеденных ритуалов» общались почти ежедневно. В первое время, когда Шостаковичам не на кого было оставлять детей, их по очереди поручали Вере Георгиевне и Льву Николаевичу Оборину. Лев Николаевич, человек добрый и мягкий, оставался абсолютно невозмутимым, а Вера Георгиевна страшно волновалась: «удержу не знают, не дай Бог, шею свернут себе!» — и облегченно вздыхала, сдавая «дежурство».

Едва жизнь в эвакуации как-то наладилась, начались и хождения в гости. Стол обычно был весьма скромным. Но иногда, когда «залетали на огонек» военные летчики, появлялись роскошные приношения: тушенка, сгущенка и, конечно, спирт. Эти застолья — необходимая потребность души. Снималась усталость, забывались страхи, отпускало постоянное напряжение, вспоминали тогда старую прибаутку: «В Москве не пьют только Минин и Пожарский». Накануне таких посиделок и оставил Дмитрий Дмитриевич в дверной щели квартиры Дуловой и Батурина записку своим друзьям, сохранившуюся с тех времен в семейном архиве. На оторванном клочке бумаги, явно огрызком карандаша, несколько строк: «Водки не достал. Решил заменить ее пивом. Завтра придем с пивом. 8. XI. [1942?] Д.Шостакович».

 

14 янв[аря]. […] Немца с Кавказа и Дона — гоним. Слава Тебе, Господи, Красной Армии и ее полководцам.

Рахманинов, говорят, пожертвовал большую сумму на Красный Крест и беженцев62. Его часто исполняют… Какие чудные пластинки с его исполнением концертов с оркестром, ансамбль Рахманинова и Крейслера63! Наш уважаемый пастырь Введенский64 пожертвовал собственную панагию брильянтовую (оценена в 500000 руб.) также на нужды войны, для Красной Армии. И Елоховский собор внес туда же 300000 руб. По радио сам Сталин благодарил от имени Красной Армии и своего.

Мороз на дворе сильный, даже при моей потребности «На воздух — всегда» откладываю это на после обеда …

Дай Господи, Матерь Божия, пережить эту зиму. Топить пробуют, но все время аварии, ломаются стояки, трубы. Поздно спохватились.

15 янв[аря]. Утром была в Сокольниках, молилась о моих дорогих. До этого получила письмо и телеграмму от Лены: 4 числа в 7 ч. 15 м. утра по радио передавали в разделе «Сельские новости», что в районном центре Багаряк существует хороший молодежный драмколлектив, которым руководит актриса из Москвы Е.Г.Дулова, хвалили постановки, также и эстрадный ансамбль, которым руководит тоже Дулова. А в час дня ее вызывали в райисполком и объявили о назначении ее директором Дома культуры. Лена пишет: «Я им сказала, что ничего не понимаю в финансах. — “Ничего, научитесь! Ведь все создали вы — Дулова, так кому же быть директором”». 5 числа Лена с Ёлочкой перебрались на новую квартиру (казенную). Там тепло только в одной большой комнате, в которой происходят репетиции. Там они и будут жить. Кроме того, в ее распоряжении уборщица.

24 янв[аря]. На дворе холодно, 15 градусов, ветер; м.б., передует на более теплое. Хотя еще впереди Сретенские морозы, а там уже поворот к весне… Обещают газ, но я и все мы мало верим в это. Любя жизнь, я все же коротаю ее с радостью. Ложусь в 8 ч. в постель. Согреешься, помолишься обо всех моих дорогих и радуешься, что январь одним днем уменьшился. Конечно, самая большая радость — наши победы!

 

Из письма бабушки в Багаряк, 6 мая 1943 года.

«Сегодня ночью так вы ясно снились, мои родные...» Бабушкины сны наконец-то стали явью. К осени Вера Георгиевна и Александр Иосифович вернулись с Большим театром в Москву. 26 сентября 1943 года спектаклем «Иван Сусанин» возобновилась работа театра на основной сцене.

В конце того же сентября и мы с мамой возвратились домой. Поднимаемся по старым, чуть выщербленным ступенькам на второй этаж. Я сильно дергаю проволочную петлю на двери, слышно, как гремит подвесной «коровий» колокольчик… «Иду! Иду! Иду!..» — и на пороге… фея! Стройная, миниатюрная, белоснежные волосы уложены красивым валиком, серые глаза лучатся, сияют сквозь слезы нежностью, добротой. Какое счастье! Мы вместе.

______________________

 

 

1 Публикатор дневника М.А.Дуловой Елена Владимировна Дулова окончила Московскую консерваторию, с 1967 г. — комментатор Всесоюзного (Всероссийского) радио. Вначале на радиостанции «Юность», с 1991 г. — на «Радио России». Автор и ведущая программ по истории литературы и искусства.

2 Клавдия Николаевна Бугаева (урожд. Алексеева, в первом браке Васильева; 1886–1970) — вторая жена Андрея Белого (с 1931 г., фактически — с середины 1920-х гг). Член антропософского общества, содействовала возвращению А.Белого (в 1923 г.) из эмиграции в Россию.

3 Вера Георгиевна Дулова (1909–2000) — младшая дочь М.А. и Г.Н. Дуловых. Арфистка, народная артистка СССР, лауреат Государственной премии, профессор Московской консерватории, создательница всемирно известной новой исполнительской школы, обладательница многих международных наград и почетных званий. Автор книги «Искусство игры на арфе» (М., 1975). Московский международный конкурс арфистов носит имя В.Г.Дуловой.

4 Александр Иосифович Батурин (1904–1983) — певец, бас, муж В.Г.Дуловой.

Родился в Белоруссии, в местечке Ошмяны. С 14 лет — ученик в Одесском центрогараже, через год — профессиональный шофер. Участник концертов художественной самодеятельности. Профсоюз одесских транспортников командировал Батурина в Ленинградскую консерваторию. По окончании консерватории в 1924 г. Наркомпрос РСФСР направляет его для усовершенствования в Италию, где Батурин с успехом выступал в театрах Милана, Турина, Палермо. Удостоен золотой медали Римской музыкальной академии. В 1927 г. становится солистом Большого театра, где, работая более тридцати лет, исполнил ведущие партии во многих спектаклях. В 1943 г. А.И.Батурину присуждена Гос. премия за создание образа Вильгельма Телля в опере Джоссини «Вильгельм Телль». Был одним из самых популярных концертных исполнителей. Нередко А.И.Батурин и В.Г.Дулова выступали вместе, давали вечера камерной музыки, принимали участие в больших «правительственных» концертах, вместе ездили на гастроли. Народный артист РСФС, профессор Московской консерватории с 1948 г. до последних дней.

5 Александра Юрьевна Зограф (в замуж. кн. Дулова; 1850–1919) — окончила Московскую консерваторию в 1870 г., получив серебряную медаль и диплом со званием свободного художника.

6 Елизавета Андреевна Лавровская (1845–1919) — певица (контральто). Пела в Мариинском театре в Петербурге. С 1888 г. — профессор Московской консерватории. Именно Елизавета Андреевна подала Чайковскому мысль о создании оперы на сюжет пушкинского «Евгения Онегина».

7 Наталья Георгиевна Дулова (в замуж. Богданова-Дулова; 1898–1973) — старшая дочь М.А. и Г.Н. Дуловых, скрипачка, педагог.

8 Елена Георгиевна Дулова (1906–1987) — средняя дочь М.А. и Г.Н. Дуловых, актриса, певица, пианистка, получила образование в Московской консерватории и в школе-студии МХАТ-2.

9 Олег (Алик, Аля) Павлович Богданов (1928–2004) — инженер-механик, внук М.А.Дуловой.

10 Римма Павловна Богданова-Дулова (род. В 1929 г.) — геолог, внучка М.А.Дуловой.

11 Павел Иванович Богданов (1893–1973) — муж Н.Г.Дуловой; перед войной начальник отдела Наркомата химической промышленности СССР; с осени 1941 г. призван из запаса в армию, старший лейтенант интендантских войск.

12 Лидия Николаевна Громогласова (урожд. кнж. Дулова; 1878–1947). До 1917 г. — начальница одной из Московских женских гимназий. Жена известного историка церкви, профессора Московской Духовной академии, члена церковного собора 1917—1918 гг., протоиерея И.М.Громогласова (1869–1937). Служил в московских церквях и в Твери. Расстрелян 7 декабря 1947 г. День его памяти как священномученика 22.XI / 5.XII.

13 Самуил Абрамович Самосуд (1884–1964) — дирижер. Народный артист СССР, в 1936—1943 гг. главный дирижер и художественный руководитель Большого театра.

14 Юрий Федорович Файер (1890–1971) — дирижер. Народный артист СССР, с 1916 г. в Большом театре как скрипач, в 1923–1963 гг. как дирижер балетных спектаклей. Один из любимых учеников профессора Г.Н.Дулова.

15 Юрий Борисович Левитан (1914–1983) — диктор Всесоюзного радио с 1931 г. Народный артист СССР.

16 К сожалению, не удалось обнаружить следов работы М.В.Манухиной и Н.М.Хитрово над архивом М.И.Кутузова в Центральном государственном военно-историческом архиве. Возможно, их труд был начальной фазой подготовки большой книги, появившейся в 1947 г. в серии «Русские полководцы»: «Фельдмаршал Кутузов. Сборник материалов и документов под редакцией профессора Н.М.Коробкова». Годом раньше в той же серии вышла книга, посвященная генералу Багратиону.

17 Иван Семенович Козловский (1900–1993) — певец, лирический тенор. Народный артист СССР; с 1926 г. солист Большого театра., самые знаменитые партии: Ленский («Евгений Онегин» Чайковского), Юродивый («Борис Годунов» Мусоргского), ЛоэнгринЛоэнгрин» Вагнера); с большим успехом выступал с концертными программами.

18 Сергей Иванович Мигай (1888–1959) — певец, баритон. Народный артист РСФСР; в 1911-1924 гг. в Большом театре, в 1941-1948 гг. солист и руководитель вокальной группы Всесоюзного радио. С 1952 г. — профессор Московской консерватории.

19 Елена Климентьевна Катульская (1888–1966) — певица, лирико-колоратурное сопрано. Народная артистка СССР; в 1913–1946 гг. в Большом театре. С 1950 г. — профессор Московской консерватории.

20 Фрагменты авторской программы Е.В.Дуловой из цикла «Корни и ветви» (Радио России, эфир 5 января 1992 г.).

21 Максим Дормидонтович Михайлов (1893–1971) — певец, бас. Народный артист СССР, исполнитель ведущих партий русского оперного репертуара, в 1932-1956 гг. в Большом театре.

22 Владимир Сергеевич Белов (1906–1989) — пианист и педагог. В 1930-1959 гг. преподавал в Московской консерватории.

23 Генрих Густавович Нейгауз (1888–1964) — пианист и педагог. Народный артист СССР, создатель крупнейшей отечественной пианистической школы, профессор Московской консерватории с 1922 г.

24 Станислав Генрихович Нейгауз (1927–1980)– пианист и педагог, сын Г.Г.Нейгауза; с 1957 г. преподаватель, 1964 г. — доцент, с 1975 г. профессор Московской консерватории.

25 Елизавета Григорьевна Волконская, кн. (1896–1981?) — преподаватель школы-студии МХАТ, учила будущих актеров, а также студентов института иностранных языков и будущих дипломатов «хорошим манерам».

26 Ирина Федоровна Шаляпина (1900–1975) — актриса, старшая дочь Ф.И.Шаляпина. Ее крестным отцом был С.В.Рахманинов.

В 1920-е гг. работала в театре Корша. В 1930-е гг. ее сценическая жизнь была связана с постоянными разъездами и гастролями по всей стране. И.Ф. никак не удавалось попасть в хороший театр, заработки были случайными. Самые тяжелые дни 1941—1942 гг. И.Ф. с матерью провели в небольших комнатках того дома на Новинском бульваре, который прежде принадлежал семье Шаляпиных. Жили в холоде и голоде. Только в 1943 г. через Красный Крест они стали получать редкие посылки от родных из Америки. Шаляпина ездила с концертной бригадой театра им. Моссовета на фронт, выступала в частях Северного и Балтийского флотов. Была награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

27 Нина Васильевна Шостакович (урождарзар; 1906–1954) — астрофизик, первая жена Д.Д. Шостаковича.

Их дети: Галина Дмитриевна Шостакович (р. 1936) — биолог; Максим Дмитриевич Шостакович (р. 1938) — дирижер.

28 Елена Николаевна Кезельман (урожд. Алексеева; 1889–1945) — сестра К.Н.Бугаевой (Алексеевой). Член антропософского общества, в мае 1931 г. вместе с другими членами общества арестована, отправлена в ссылку в Лебедянь. В 1934 г. вернулась в Москву; жила с матерью и сестрой. Сообщено М.Спивак.

29 Анна Алексеевна Алексеева (1860–1942) — мать К.Н.Бугаевой и Е.Н.Кезельман Сообщено М.Спивак.

30 Коп. — Павел Николаевич Копыркин, директор (по хозяйственной части) ведомственной поликлинники, знакомый П.И.Богданова; в его семье Римма Богданова нянчила ребенка «за пропитание».

31 Знаменитый камерный ансамбль в составе:

Лев Николаевич Оборин (1907–1974) — пианист. Народный артист СССР, профессор Московской консерватории, выдающийся представитель русской фортепианной школы.

Давид Федорович Ойстрах (1908–1974) — народный артист СССР, один из крупнейших скрипачей XX столетия.

Святослав Николаевич Кнушевицкий (1908–1963) — выдающийся виолончелист, заслуженный деятель искусств РСФСР, профессор Московской консерватории.

32 А.И.Батурин создал знаменитый сценический образ Дона Базилио в опере Джоссини «Севильский цирюльник». Время от времени ведущих солистов Большого театра по приказу руководства отправляли военным самолетом в Москву, чтобы они выступили с той небольшой частью труппы, которая была оставлена в столице.

33 Александр Николаевич Зограф (1889–1942) — доктор исторических наук, с 1935 г. заведующий отделом нумизматики Государственного Эрмитажа. Двоюродный брат Г.Н.Дулова.

34 Авторская программа Е.В.Дуловой из цикла «Корни и ветви» — «Блокада» (Радиостанция «Юность», эфир 27 января 1984 г.).

35 Иосиф Абгарович Орбели (1887–1961) — востоковед, академик АН СССР, академик и первый президент АН Армянской ССР; директор Эрмитажа (1934–1951).

36 Маргарита Шапошникова — певица, сопрано.

37 Правильно — саго, здесь: искусственная крупа из картофельного или кукурузного крахмала.

38 К счастью, жена Александра Николаевича и двое их сыновей-подростков пережили блокаду.

39 Александр Шамильевич Мелик-Пашаев — (1905–1964) — дирижер. Народный артист СССР, с 1931 г. в Большом театре, в 1953–1962 гг. главный дирижер.

40 Копчушка, или коптилка — экономный самодельный светильник из консервной банки: на дно наливали керосин и опускали туда тонкий фитилек, закрепленный жестяным зажимом. Настоящая керосиновая лампа была роскошью, т. к. «съедала» много керосина.

41 Петр Владимирович Вильямс (1902–1947) — живописец и театральный художник. В Большом театре с 1937 г., с 1941 г. — главный художник ГАБТ. На портрете В.Г.Дуловой, написанном в Куйбышеве, авторская подпись: «Петр Вильямс Куйбышев 19/11 42».

42 Асаф Михайлович Мессерер (1903–1992) — артист балета, балетмейстер и педагог. Народный артист СССР, до 1954 г. ведущий солист Большого театра. Борис Асафович Мессерер (р. 1933) — театральный художник, сын А.М.Мессерера.

43 «Китайский тамбурин» — популярная пьеса французского композитора Ж.Ф.Рамо (1683–1764).

44 Максим Максимович Литвинов (Макс Валлах; 1876–1951) — советский государственный и партийный деятель, посол в США в 1941–1943 гг.

45 Пьесу А.Н.Островского «Горячее сердце» Е.Г.Дулова предполагала поставить в местном клубе.

46 Имеется в виду колыбельная из оперы «Жослен» французского композитора Б.Годара (1849–1895).

47 Газовая атака была предпринята немцами на оккупированной территории Керченского полуострова, где при отходе частей Крымского фронта многие соединения попали в окружение. Свыше десяти тысяч человек ушли в подземные каменоломни Аджимушкай в районе Керчи и стали героически держать оборону. Тогда немецкое командование отдало приказ о применении удушливых газов.

48 Мария Ивановна Долина (1868–1919) — певица, обладавшая прекрасным контральто, солистка императорского Мариинского театра в Петербурге, партнерша по сцене и близкая подруга М.А.Дуловой.

49 В книге «Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике» (Л.; М.: Искусство, 1963) опубликованы воспоминания М.А.Дуловой о знакомстве и общении с М.А.Врубелем и его женой, певицей Н.И.Забелой-Врубель.

50 Вера Ивановна Скрябина (урожд. Исакович; 1875–1920). Первая жена композитора А.Н.Скрябина. Окончила Московскую консерваторию в 1897 г. с золотой медалью. Училась одновременно с М.А.Дуловой и была ее подругой вплоть до своей ранней кончины. Талантливая пианистка, Вера Ивановна на протяжении многих лет давала в России и за рубежом циклы концертов исключительно из произведений А.Н.Скрябина.

51 Мария Александровна Скрябина (1901–1989) — актриса, младшая дочь А.Н. и В.И. Скрябиных; научный сотр. Государственного мемориального музея А.Н.Скрябина.

52 «Шестеро любимых» — пьеса А.Н.Арбузова.

53 Василий Иванович Качалов (Шверубович; 1875–1948) — актер. Народный артист СССР, на сцене МХАТ с 1900 г.

54 Речь идет о литературно-музыкальных собраниях «друзей дома» у живописца Владимира Егоровича Маковского (1846–1920). М.А. и Г.Н. Дуловы были постоянными участниками этих вечеров.

55 Условное наименование фашистских бомбардировщиков.

56 Имеется в виду книга «Чайковский и театр. Статьи и материалы под ред. А.М.Шавердяна. К столетию со дня рождения великого русского композитора» (М.; Л.: Искусство, 1940). В числе прочих документальных материалов опубликованы «Записки главного режиссера русской оперы Г.П.Кондратьева», т.е. ежедневные краткие «внутренние» рецензии на спектакли (оперы П.И.Чайковского) Мариинского театра в течение нескольких сезонов.

57 М.А.Дулова имеет в виду А.Гарримана (1891–1986), американского государственного и политического деятеля.

58 Имеются в виду иностранные дипломаты стран-союзников: дипломатический корпус был эвакуирован из Москвы в Куйбышев.

59 Упоминаются: Антонина Васильевна Нежданова (1873–1950) — певица, лирико-колоратурное сопрано. Народная артистка СССР; в 1902—1932 гг. в Большом театре, с 1943 г. профессор Московской консерватории, крупнейшая представительница русской вокальной школы.

Николай Семенович Голованов (1891–1953) — дирижер, пианист, композитор. Народный артист СССР; в Большом театре с 1915 г., в 1948-1953 гг. главный дирижер оркестра Большого театра. Муж А.В.Неждановой.

Надежда Андреевна Обухова (1886–1961) — певица, меццо-сопрано. Народная артистка СССР, пользовалась необыкновенной любовью и популярностью среди самой широкой публики. В Большом театре в 1916–1943 гг.

Никандр Сергеевич Ханаев (1890–1974) — певец, драматический тенор. Народный артист СССР; в Большом театре в 1926–1954 гг.

В разное время почти все из названных артистов принимали участие в закрытых кремлевских концертах. Очевидно, высокие гонорары за эти выступления и позволяли им «утешаться» иногда в не доступном для многих и многих «Национале».

60 Константин Николаевич Игумнов (1873–1948) — пианист. Народный артист СССР, создатель одной из крупнейших исполнительских школ, профессор Московской консерватории.

61 «Русские люди» — пьеса К.М.Симонова.

62 C.В.Рахманинов регулярно передавал свои гонорары на нужды Красной армии и советского Красного Креста.

63 Фриц Крейслер (1875–1962) — австрийский скрипач, композитор; его деятельность — эпоха в музыкальном исполнительстве. Нередко выступал в ансамбле с С.В.Рахманиновым.

64 Вероятно, имеется в виду митрополит Александр Иванович Введенский (1888–1946), один из лидеров (в 1900-х гг.) «обновленчества» в русской православной церкви.

 

Публикация, предисловие, примечания и комментарии Е.В.Дуловой

М.А.Дулова с дочерьми — Еленой, Верой, Натальей. Москва, Нащокинский пер., 3/5. 1920-е годы

М.А.Дулова с дочерьми — Еленой, Верой, Натальей. Москва, Нащокинский пер., 3/5. 1920-е годы

М.А.Дулова в роли Гретель в опере Гумпердинка «Гензель и Гретель». Мариинский театр. 1897

М.А.Дулова в роли Гретель в опере Гумпердинка «Гензель и Гретель». Мариинский театр. 1897

М.А.Дулова — Пастушка в сцене «Пастораль» в опере П.И.Чайковского «Пиковая дама» (Мариинский театр. 1897–1901). Акварель Н.Г.Дуловой с утраченной фотографии. Начало 1950-х годов

М.А.Дулова — Пастушка в сцене «Пастораль» в опере П.И.Чайковского «Пиковая дама» (Мариинский театр. 1897–1901). Акварель Н.Г.Дуловой с утраченной фотографии. Начало 1950-х годов

Г.Н.Дулов. Начало 1900-х годов

Г.Н.Дулов. Начало 1900-х годов

М.А.Дулова. 1897

М.А.Дулова. 1897

И.Э.Грабарь. Портрет В.Г.Дуловой. 1935

И.Э.Грабарь. Портрет В.Г.Дуловой. 1935

Москва, ул. Фурманова (Нащокинский пер.), 3/5. 1976. Фото А.Махотина

Москва, ул. Фурманова (Нащокинский пер.), 3/5. 1976. Фото А.Махотина

Л.Н.Дулова-Громогласова с мужем И.М.Громогласовым. Начало 1900-х годов

Л.Н.Дулова-Громогласова с мужем И.М.Громогласовым. Начало 1900-х годов

Почтовая открытка. Москва. 1941

Почтовая открытка. Москва. 1941

Почтовая открытка. Москва. 1941 (?) На обороте открытки напечатано: «Новогодний привет доблестным воинам Красной Армии, героически защищающим свободу и жизнь народов СССР от немецких захватчиков!»

Почтовая открытка. Москва. 1941 (?) На обороте открытки напечатано: «Новогодний привет доблестным воинам Красной Армии, героически защищающим свободу и жизнь народов СССР от немецких захватчиков!»

М.А.Дулова (в центре) с дочерью Натальей и зятем П.И.Богдановым. Москва, Плотников пер., 13. Начало 1930-х годов

М.А.Дулова (в центре) с дочерью Натальей и зятем П.И.Богдановым. Москва, Плотников пер., 13. Начало 1930-х годов

А.И.Батурин в роли Дона Базилио в опере Дж.Россини «Севильский цирюльник». Большой театр. 1940-е годы

А.И.Батурин в роли Дона Базилио в опере Дж.Россини «Севильский цирюльник». Большой театр. 1940-е годы

Программа первого исполнения Седьмой симфонии Д.Шостаковича. Куйбышев. 5 марта 1942 года. Надпись Д.Д.Шостаковича В.Г.Дуловой: «На память о совместной работе, в надежде в следующий раз написать более интересную партию для арфы. Д.Шостакович. 5.III.1942. Куйбышев». Публикуется впервые

Программа первого исполнения Седьмой симфонии Д.Шостаковича. Куйбышев. 5 марта 1942 года. Надпись Д.Д.Шостаковича В.Г.Дуловой: «На память о совместной работе, в надежде в следующий раз написать более интересную партию для арфы. Д.Шостакович. 5.III.1942. Куйбышев». Публикуется впервые

На репетиции Седьмой симфонии Д.Шостаковича. Куйбышев. Дворец культуры им. В.В.Куйбышева. 1942. В первом ряду (справа налево): Д.Д.Шостакович, В.Г.Дулова, Л.Н.Оборин. В третьем ряду 7409М.О.Рейзен, в четвертом — И.С.Козловский

На репетиции Седьмой симфонии Д.Шостаковича. Куйбышев. Дворец культуры им. В.В.Куйбышева. 1942. В первом ряду (справа налево): Д.Д.Шостакович, В.Г.Дулова, Л.Н.Оборин. В третьем ряду 7409М.О.Рейзен, в четвертом — И.С.Козловский

А.(?) Кнорре, Д.Д.Шостакович, В.Г.Дулова, Л.Н.Оборин. Берлин. 1927

А.(?) Кнорре, Д.Д.Шостакович, В.Г.Дулова, Л.Н.Оборин. Берлин. 1927

П.В.Вильямс. Портрет В.Г.Дуловой. 1942

П.В.Вильямс. Портрет В.Г.Дуловой. 1942

Е.Г.Дулова в роли Марии Антоновны в спектакле по пьесе Н.В.Гоголя «Ревизор». Москва. 1930-е годы

Е.Г.Дулова в роли Марии Антоновны в спектакле по пьесе Н.В.Гоголя «Ревизор». Москва. 1930-е годы

Е.Д.Спасский. Портрет актрисы Е.Г.Дуловой. Середина 1930-х годов

Е.Д.Спасский. Портрет актрисы Е.Г.Дуловой. Середина 1930-х годов

Е.Г.Дулова в роли Джанины в спектакле по пьесе К.Гольдони «Забавный случай». Москва. Конец 1930-х годов

Е.Г.Дулова в роли Джанины в спектакле по пьесе К.Гольдони «Забавный случай». Москва. Конец 1930-х годов

П.В.Вильямс. Зима. Куйбышев. 1942. На заднем плане каменный дом, в котором жили артисты Большого театра

П.В.Вильямс. Зима. Куйбышев. 1942. На заднем плане каменный дом, в котором жили артисты Большого театра

Ёлочка Дулова. Село Багаряк. 1941–1942

Ёлочка Дулова. Село Багаряк. 1941–1942

А.И.Батурин. Портрет работы Ю.М.Пэна. 16 марта 1934 года. Публикуется впервые

А.И.Батурин. Портрет работы Ю.М.Пэна. 16 марта 1934 года. Публикуется впервые

А.И.Батурин. Рисунок С.М.Городецкого. 2 февраля 1946 года. Публикуется впервые

А.И.Батурин. Рисунок С.М.Городецкого. 2 февраля 1946 года. Публикуется впервые

Олег и Римма Богдановы-Дуловы. 1940

Олег и Римма Богдановы-Дуловы. 1940

М.А.Дулова с внучкой Ёлочкой. Лето 1940 года

М.А.Дулова с внучкой Ёлочкой. Лето 1940 года

В.Г. и Н.Г. Дуловы. Москва, Плотников пер., 13. 1926

В.Г. и Н.Г. Дуловы. Москва, Плотников пер., 13. 1926

Записка Д.Д.Шостаковича В.Г.Дуловой и А.И.Батурину. Куйбышев. 8.XI.<1942?>. Публикуется впервые

Записка Д.Д.Шостаковича В.Г.Дуловой и А.И.Батурину. Куйбышев. 8.XI.<1942?>. Публикуется впервые

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru