Виктор Файбисович

 

Щит и Меч русского академизма

 

Античное вооружение из костюмерной Императорской Академии Художеств

 

Ни один живописец или ваятель не может ничего произвести хорошего, ни вероподобного, если он не имеет перед глазами в натуре всех тех предметов, которые он хочет писать или ваять во всей их точности.

А.Н.Оленин

 

Ганс Гольбейн Старший (1460–1524) любил выписывать на своих картинах великолепные восточные ворсовые ковры с геометрическим орнаментом; впоследствии за ними закрепилось название «гольбейн». Жак-Луи Давид (1748–1825) изображал на своих полотнах античную мебель, образцы которой создавал по его эскизам знаменитый мастер Жорж Жакоб (1739–1814). На известных натюрмортах Ивана Хруцкого (1810–1885) мы постоянно находим фаянсовый кувшин с ручкой в виде лисы, исполненный на заводе С.А.Поскочина в селе Морье на Ладоге. Материальная среда в произведениях искусства представляет собою интереснейший пласт, но редко становится предметом специальных исследований. Ниже Вашему вниманию предлагается одно из таких исследований — очерк об античном вооружении, запечатленном в произведениях нескольких поколений воспитанников Петербургской Академии художеств.

В 1980 году Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е.Репина передал музею А.В.Суворова и музею «Приютино» ряд подлинных предметов военного костюма XVIII–XX вв., хранившихся в костюмерной института. В число нескольких памятников, пополнивших собою собрание музея «Приютино», попали и античные доспехи — два шлема, два щита и меч. Состояние их было плачевно; казалось, они принадлежали героям Фермопил. Инвентарные книги костюмерной не содержали сведений об их происхождении, но в том, что эти доспехи были изготовлены в новое время, сомневаться не приходилось. Вместе с тем мастерство, с каким они были исполнены, тщательность в проработке украшений и прочность, по всей видимости, не раз опробованная студентами, не позволяли назвать их и бутафорскими.

Более тщательный их осмотр свидетельствовал о следующем. Первый из этих шлемов способен покрыть голову воина полностью; его тулья, забрало и назатыльник составляют единое целое. Глухое забрало снабжено глазницами и разделено пополам вертикальной щелью, частично прикрытой наносником. Тулья отделена от несколько более узкого низа отчетливой границей со стрельчатым сходом над лбом. По краям забрала и глазниц, отогнутому борту назатыльника и границе между тульей и низом шлема просверлено множество мелких отверстий для пришивки подбоя. Шлем увенчан высоким крюкообразным плоским гребнем с большими декоративными отверстиями по внутреннему краю и мелкими — для крепления гривы — по наружному. Этот шлем тяготеет к образцам вполне сложившегося, хотя и не оформившегося еще окончательно, коринфского типа, известного еще в раннеархаическое время и достигшего совершенства в конце классического периода, когда, в частности, перестали сверлить отверстия для пришивки подбоя¹.

Второй шлем имеет сферическую тулью, несколько выдающийся вперед налобник и слегка отогнутый назад назатыльник. Налобник и назатыльник разделены округлыми выемками для ушей. Шлем увенчан фигурой сфинкса, хвост которого завершен пальметтой. К голове и крестцу сфинкса прикреплен слегка изогнутый гребень с отверстиями для подвязывания гривы. Налобник обрамлен узким невысоким валиком, исполненным в технике чеканного рельефа; такими же параллельно идущими валиками обрамлен и назатыльник. Над ушными выемками расположено по два спиралевидных завитка, причем передние волюты образованы концами валика, делящего налобник пополам по горизонтали, а задние — валиками, расходящимися от пальметты на хвосте сфинкса. Нижняя половина налобника украшена рельефным изображением головы Медузы Горгоны на выпуклом медальоне. По сторонам от медальона с Медузой — по три рельефные розетки. Верхняя половина налобника украшена в центре рельефной пальметтой. По сторонам от нее — рельефные перуны. Шлем снабжен подбоем коричневого сукна. Нащечники, крепившиеся к тулье петлями, утрачены. Этот шлем восходит к группе весьма разнообразных типов фракийского происхождения, хорошо известных уже в классический период, но получивших особенно широкое распространение в период эллинизма².

Щиты латунные, круглые; диаметр одного из них 67 см, другого — 61. Больший имеет кожаную основу. Его плоский борт с лицевой стороны отделен от выпуклой центральной части профилированным обручем и украшен шестнадцатью медальонами. В центре — отверстие и след от утраченного умбона. На тыльной стороне — латунная скоба для охвата кистью руки. Скоба для предплечья утрачена. Подбой из толстой черной кожи прикреплен к латунному борту тридцатью пятью заклепками.

Другой щит имеет борт, отделенный от центральной части невысоким валиком, выполненным в технике чеканки рельефом; борт этот украшен заклепками, носящими декоративный характер. В центре щита — отчетливый след от умбона, в очертаниях которого без труда определяются контуры головы Медузы Горгоны. Судя по отсутствию отверстий в центре щита, умбон был напаян. По сторонам от него симметрично расположены четыре накладные рельефные розетки. Щит этот, как показывает его обследование, кожаной основы не имел изначально: край его с тыльной стороны завальцован, и никаких следов крепления какого-либо подбоя на нем нет. Более того: на тыльной стороне щита сохранился отчетливый след, оставленный, очевидно, руками натурщиков и пересеченный двумя параллельными следами от ремней, один из которых перехватывал предплечье у локтя, а второй сжимался кистью. Эти ремни равной длины крепились, по-видимому, к окончаниям штырей четырех упомянутых выше розеток, украшающих лицевую поверхность щита.

Меч и его ножны изготовлены из латуни. Рукоять меча массивная, плоская, цельная, со скругленной головкой вверху и покатыми плечиками внизу. Латунный клинок обломан у самого основания и утрачен. Пенал ножен имеет форму длинного и плоского параллелепипеда. Устье закруглено соответственно округло-вогнутой форме низа рукояти меча. Ножны оканчиваются бутеролью. К левой грани прикреплено одно, а к правой — два кольца для крепления к перевязи. Этой же цели служит скоба на лицевой грани ножен. Лицевая грань ножен обработана утопленными квадратными филенками, в центре которых помещены рельефные медальоны. Лицевая поверхность бутероли декорирована накладной пальметтой. Тыльная грань ножен гладкая. На рукояти — следы серебрения. Ножны сплошь вызолочены.

Стилистика элементов декора этого вооружения, тяготеющая к ампиру (пальметты на затылке одного из шлемов и на ножнах меча, розетки на налобнике того же шлема и на одном из щитов и пр.), внушала мысль о том, что доспехи исполнены в первой четверти XIX века. Происхождение этих предметов давало основание надеяться обнаружить их запечатленными в произведениях выпускников или преподавателей Академии художеств. Эта надежда оправдалась: предметы вооружения удавалось опознать то на одном, то на другом произведении известных художников и скульпторов, вышедших из стен Академии. Первыми такими находками стали изображения описанного выше коринфского шлема на эскизе А.А.Иванова (1806–1858) к картине «Беллерофонт отправляется в поход против Химеры» (1829, ГРМ) и большего из двух щитов с мечом в ножнах на рельефе Н.С.Пименова (1812–1864) «Гектор, упрекающий Париса» (1833, НИМ РАХ)³. Это породило предположение, что их изготовление было связано с художественно-археологической деятельностью А.Н.Оленина (1764–1843), президента Академии художеств в 1817–1843 годах.

«Оленин — это целые полвека в истории нашего просвещения и нашей историографии, особенно археологической ее ветви», — писал В.О.Ключевский⁴. «Прекрасно образованный человек, страстный любитель искусства и литературы, талантливый рисовальщик, с тонким чувством изящного и огромной начитанностью, любитель отечественной старины и покровитель нарождающихся отечественных талантов» — таким предстает Алексей Николаевич Оленин, директор Публичной библиотеки, президент Академии художеств и государственный деятель в многочисленных мемуарных свидетельствах, обобщенных выдающимся историком⁵.

Наиболее ранними свидетельствами творческого и научного интереса Оленина к античности служат его произведения в книжной графике второй половины 1790-х годов. В это же время (если не ранее) в его собрании появились и подлинные произведения античного искусства; некоторые из них дали ему материал к изучению военного дела Древнего мира. В театральных постановках трагедий В.А.Озерова «Эдип в Афинах» (1804) и «Поликсена» (1809) Оленин предпринял попытки точной реконструкции одежды и вооружения древних греков: костюмы к этим спектаклям изготовлялись по его рисункам. Судить об этих театральных работах Оленина мы можем по иллюстрациям к «Сочинениям» Озерова 1817 и 1828 годов.: изображенные на них арматуры и вооружение Агамемнона свидетельствуют об «археологическом» подходе — образцы были почерпнуты в античной скульптуре, вазописи и нумизматике.

С 1808 года оленинские исследования на многие годы оказались тесно связаны с подвижническим трудом Н.И.Гнедича над переводом «Илиады»: перед поэтом беспрестанно возникали проблемы истолкования не ясных для него мест в описании одежды, вооружения, нравов и обычаев древних греков, за разрешением которых он постоянно обращался к Оленину. Свои научные справки Оленин облекал в форму писем и сопровождал, как правило, собственноручными рисунками или гравюрами, исполненными по его наброскам ближайшими его сотрудниками (А.Ермолаевым, М.Богучаровым и др.); до нас дошло 36 таких посланий 1811–1829 годов, составляющих рукопись объемом в 140 листов. Письма Оленина к Гнедичу должны были стать основой для самостоятельного издания реального комментария к «Илиаде». В процессе работы над «первым отделением» задуманной книги, посвященным оборонительному оружию, Оленин опубликовал в 1818 году исследование о древнегреческих шлемах; для «второго отделения» — о «наступательном» оружии времен троянской войны — он подготовил ряд статей о стрельбе из лука и об особенностях в изготовлении и употреблении этого оружия у разных народов⁶.

В оленинском исследовании о древнегреческих шлемах были обнаружены первые аргументы в пользу предположения о причастности Оленина к изготовлению приютинского вооружения. В объяснении к гравированным изображениям бюста Афины (Минервы) со шлемом коринфского типа на голове, помещенным на фронтисписе этого издания, Оленин писал: «Чтобы еще более убедиться в ипотезе, которую я выставил относительно способности шлема этого рода держаться твердо посредством своей собственной гибкости, я сделал в настоящее время для учеников С.-Петербургской Академии Художеств полное вооружение наподобие древних греческих вооружений, со шлемом вроде шлема Минервы, который вполне хорошо держится на голове при помощи только гибкости металла, который однако (за недостатком бронзы) есть род латуни, называемой томпаком, и вся толщина которого имеет лишь одну тридцатую английского дюйма»⁷. Еще одно, более позднее и более полное описание этого вооружения удалось обнаружить в труде Оленина «Известие о старинном (персидском) блюде и о старинном азиятском шлеме, с неизвестными надписями» (1835)⁸. «Ни один живописец или ваятель, — писал в этом исследовании Оленин, — не может ничего произвести хорошего, ни вероподобного, если он не имеет перед глазами в натуре всех тех предметов, которые он хочет писать или ваять во всей их точности. Сие условие, sine qua non⁹, в практике художества подало мне мысль начать техническое или этнографическое отделение музея Академии Художеств составлением настоящего металлического греческого вооружения, подделанного под древнее елико можно вернее, и tale quale¹⁰, как оное открыто было во многих копях, а особенно в гробницах Канозских¹¹. Сие вооружение, исполненное из меди и поставленное мною в Академии, заключается в следующих частях:

1. Шлем (Koruz или kcuneh) вроде Омирова: amjijalon или tetrajalhron с calkopareioi или ланитниками, на петлях висящими, с двумя перами, Аристофановы rterv в его Acharnenses, и с гривою lojkoz из конских волос, kunehn ippourin певца богов.

2.Другой шлем, с неподвижным забралом, вроде Омировой Trujaleia aulovpiz, что собственно значит: штука, вещь пустоокая, род шлемов, вообще употребляемый древними греками, одним словом, шлем Минервин, как его ныне называют. После сего следуют:

3. Латы или броня вроде Омировой Jwrhkoz gualon или в Павзаниевой Фокиде gualoJwrax. Сие оружие составлено из двух медных листов, изображающих переднюю и заднюю части человеческого туловища. Они вместе смыкаются петлями, приделанными к плечам и к бокам брони.

4. Пояс металлический для защиты брюха точно такой, какой был найден в Канозской гробнице, совершенно напоминающий Менелаеву митру.

5. Род запона кожаного из красного сафьяна, сложенного складками вроде кильта горных шотландцев, который напоминает Несторов: zwsthr (zwsthra jaeinon joiniki. Ил., 220).

6. Огромный круглый выпуклый щит, сделанный из бычачьих кож, покрытый медным листом, как aspiz или sakoz Аяксов, с своим вокруг обручем (ituz), а в середине щита голова Горгоны (Медузы), как в щите Агамемнона, с своею перевязью (telamwn) или носильным ремнем.

7. Две металлические поножи или ноговицы (knhmiz) суть последние части, составляющие оборонительную военную сбрую Греков, времен Троянской войны, не включая Омирову: derma kelainon, черную кожу, прикрепленную вокруг щита, покрывающую воина (по словам величайшего из стихотворцев) от шеи до лодыг или гнезн».

«Но вернемся к нашему предмету, — пишет несколько ниже Оленин, — и скажем несколько слов о наступательных оружиях древних Греков. Они ограничивались: копьем egcoz, дротом doru, мечом xijoz, или кинжалом macaira¹², или ножом jasganon, луком и стрелою toxon kai oistoz, пращем sjendonh, и метательными каменьями...

Из всех сих наступательных оружий я приказал только сделать подражание мечу.

8. Xijoz медный или бронзовый с его ножнами или влагалищем, kouleon, посеребренным и украшенный позолоченными гвоздями, с его перевязью, aorthr, тканою золотом и серебром.

Наконец, 9, приказал я сделать копье из ясеня с острием, aicmh, и пяткою saurwthr. — Сии два наступательные оружия дополняют всю сбрую военную и живописную древних эллинов. Гг. профессоры, художники и питомцы Императорской Академии Художеств употребляют сии оружия моделями на место подлинных» (курсив мой. — В.Ф.)¹³.

Этот перечень, предоставляющий реальный материал для идентификации шлемов, одного из щитов и меча из приютинского собрания, дал новый импульс для исследований в архиве Академии художеств и поисков в костюмерной, где могли сохраниться если не сами латы, пояс и запон, поножи и копье, то, по крайней мере, их обломки.

Целенаправленные поиски позволили обнаружить в костюмерной лишь металлический боевой пояс. Этому роду оборонительного вооружения, как уже было сказано выше, Оленин посвятил отдельное исследование, сопровожденное ссылкой на археологический прототип и рисунком, не позволяющее сомневаться в том, что найденный пояс исполнен по эскизу Оленина¹⁴. Он представляет собою упругую латунную полосу, на одном конце которой на овальных рельефных розетках укреплены два крючка-застежки, а на другом конце — три пары соответствующих им застежек-колец на таких же вытянутых розетках, позволяющих замыкать пояс туже или свободнее. Этот пояс, несомненно, послужил моделью для Н.С.Пименова, снабдившего аналогичным поясом Гектора на упоминавшемся выше рельефе «Гектор, упрекающий Париса» (1833): Пименов свел число застежек к минимуму, оставив на поясе Гектора лишь один крючок и одно кольцо, но розетки, к которым они крепятся, совершенно идентичны соответствующим розеткам на оленинском поясе. Внимательное изучение памятников убедило Оленина, «что zwsthr был троякого рода: один простой, в виде широкого, гладкого, иногда изукрашенного опоясия, которым подпоясаны были легко вооруженные. Другой, с запоном или юбочкою, цельною и бористою. Третий, с таковою же юбочкою разрезною или из двойного даже ряда ремней составленною»¹⁵. Для изготовления «примерного образца» Оленин остановился на последнем: он дважды изображен в произведениях скульптуры, исполненных по академическим программам: он украшает собою пименовского Гектора и сподвижника Александра Великого на горельефе П.А.Дылева (1842–1886) «Доверие Александра Македонского врачу Филиппу» (1870; НИМ РАХ). Судя по изображениям запона на этих рельефах, его ремни были украшены в нижней части тиснеными или накладными пальметтами. К сожалению, запон в костюмерной не сохранился.

Стоит отметить, что боевой пояс снабжен таким же коричневым суконным подбоем, как и шлем со сфинксом. Этот шлем также нетрудно идентифицировать с оленинским описанием шлема с «ланитниками, на петлях висящими». Разъяснения требует, однако, упоминание о двух перьях — «Аристофановых rterv в его Acharnenses». Это разъяснение дает сам Оленин в другом своем исследовании, комментируя изображение греческого шлема на античной вазе. Обычай украшать шлемы двумя перьями по бокам, отмечает Оленин, «существовал у Греков во времена Аристофана, и сии перья были страусовы»¹⁶. Рассчитывая переиздать со временем свое исследование о греческих шлемах, опубликованное в 1818 году, Оленин делал на полях своего экземпляра этой книжки весьма любопытные пометы. Одно из таких примечаний касалось украшений древнегреческих шлемов. «Князь Петр Солтыков, — записал Оленин, — по возвращении из путешествия по Италии, привез древний бронзовый шлем, вроде Trujaleia aulvpiz. На тулье этого шлема находятся два бронзовых прутика, вроде рогов, к которым, вероятно, и привязывали перья, украшавшие шлем с обоих боков.» Такими «прутиками», помещенными между боковыми волютами, был снабжен и приютинский шлем — об этом свидетельствуют его изображения на картинах Н.Н.Ге (1831–1894) «Ахиллес оплакивает Патрокла» (1855, Государственный художественный музей Белоруссии, Минск), Г.И.Семирадского (1843–1902) «Доверие Александра Македонского врачу Филиппу» (1870; Государственный художественный музей Белоруссии, Минск) и П.А.Власова (1857–1935) «Старец Приам умоляет Ахиллеса выдать ему тело сына Гектора» (1886; Астраханская картинная галерея)¹⁷. На картине П.А.Власова, где приютинский шлем дан на переднем плане, в этих «прутиках» нетрудно угадать миниатюрные факелы, снабженные отверстиями для перьев. Косвенным подтверждением такого предположения может послужить оленинское толкование изображений гладиаторских шлемов: «В трубочки, прикрепленные с обеих сторон сих шлемов (имеющих вид факелов, кнемид, опрокинутых рогов или раковин), — писал Оленин в своем «Письме о сочинении Real museo Borbonico», — втыкались по одному перу на каждой стороне»¹⁸. Заметим, что на приютинском оригинале узкие промежутки между боковыми волютами носят явственные следы пайки от утраченных стержней — приютинский шлем не нуждается в более надежной идентификации с оленинским описанием в «Известии о старинном (персидском) блюде...» Из этого следует, что он изготовлен не позднее 1835 года.

Как представлялось нам ранее, шлем со сфинксом был исполнен после ознакомления Оленина с тем образцом, который привез из Италии кн. П.Д.Салтыков (1804–1889). В докладе, сделанном автором этих строк в Эрмитаже в 1995 году, было высказано предположение о том, что этот шлем был исполнен по возвращении П.Д.Салтыкова из путешествия по Италии, предпринятого им весною 1833 года¹⁹. Однако от нашего внимания ускользнуло важное упоминание этого вооружения в более ранней оленинской публикации. Излагая в послании к своим сотрудникам по Академии художеств план ее переустройства и сетуя на недостаток средств для изготовления наглядных пособий, Оленин писал в 1831 году: «Все, что я мог сделать для опыта, заключается в верном подражании полному древнему Греческому вооружению, состоящему из двух шлемов, лат, военного запона, поножий, щита, меча и копья бронзовых или медных, каковые были у Греков до введения железа в общее употребление. Все сии вещи суть вернейшие подражания, или примерные образцы подлинных сего рода предметов, найденных в памятниках Искусства Древних»²⁰. Таким образом, шлем со сфинксом был исполнен до 1831 года — очевидно, подлинный античный шлем, привезенный из Италии князем П.Д.Салтыковым, подал Оленину мысль снабдить «прутиками» для перьев уже исполненную по его эскизу реконструкцию²¹.

Судя по рисункам в оленинских исследованиях, эта реконструкция основывалась на нескольких прототипах; главными среди них были шлем, изображенный на серебряной монете греческого острова Калимны из нумизматической коллекции Императорской публичной библиотеки²² и шлем античного мраморного бюста Ареса, считавшегося в XIX столетии бюстом Ахилла, из Императорского собрания²³. Этот бюст дал Оленину общую композицию тульи со сфинксом, форму налобника и назатыльника; монета Калимны подсказала ему решение со второй парой боковых волют, сходящихся на затылке под гребнем. В Императорской Академии художеств шлему мраморного Ареса довелось сыграть не только роль прототипа, но и роль своеобразного «конкурента» оленинскому шлему со сфинксом. Этот памятник представляет собою римскую реплику 2-й половины II века н.э. с культовой статуи Ареса, созданной учеником и соперником Фидия Алкаменом около 420 г. до н.э. Его нашли неподалеку от Рима в 1771 году. После реставрации, он был приобретен первым президентом Академии художеств И.И.Шуваловым, из петербургского дворца которого на Итальянской улице он попал впоследствии в императорское собрание, украсив собою сначала царскосельский Грот, а затем Эрмитаж в Петербурге. Находка его имела широкий европейский резонанс: Гёте заказал слепок с шуваловского антика для своего веймарского дома, известный резчик Н.Марчант изобразил его на одной из своих гемм; этот бюст высоко оценил А.Р.Менгс — признанный законодатель в эстетике классицизма. По-видимому, именно Менгс объявил шуваловский бюст изображением Ахилла — и имя фессалийского героя на долгие годы утвердилось за этим бюстом. Оленин разделял восторженную оценку Менгса и называл шуваловский мрамор не иначе, как «знаменитый бюст Ахилла»²⁴ В классах Академии слепок с этого бюста был одной из наиболее популярных моделей, и одной из первых мер, предпринятых Олениным на посту президента Академии, было возобновление форм для новых его отливок²⁵ Неудивительно поэтому, что, исполняя академические программы на темы мифов об Ахилле, воспитанники Академии вновь обращались к хорошо знакомому им слепку. Так, на известном холсте «Приам, испрашивающий у Ахиллеса тело Гектора» (1824) Александр Иванов придал своему Ахиллу черты шуваловского изваяния; шлем, венчающий арматуру за спиною героя, также идентичен шлему шуваловского бюста. На упоминавшейся уже картине Н.Н.Ге «Ахиллес оплакивает Патрокла» мы находим изображения и шлема Ареса-Ахилла и оленинского шлема одновременно: шуваловский шлем держит в руке Фетида, мать Ахиллеса, принесшая ему новые доспехи, выкованные Гефестом; оленинский шлем покрывает голову мирмидонского воина, скорбно закрывшего лицо рукою. Любопытно, что художник, скрупулезно выписавший оленинский шлем во всех его деталях, лишает этот шлем фигуры сфинкса, сознательно упрощая его в намерении подчеркнуть пышность доспехов, принесенных Фетидой. С этой же целью он «лишает» приютинский шлем нащечников, наделяя ими шлем, изготовленный Гефестом, — на шлеме шуваловского изваяния нащечников нет. Между тем, в это время нащечники оленинского шлема еще не были утрачены — свидетельством тому служит их изображение на картине П.А.Власова (1886) — и форма их тождественна форме нащечников, «приделанных» Н.Н.Ге к шлему Ахилла-Ареса, причем на тех и других угадывается чеканное профильное изображение головы в коринфском шлеме — вероятнее всего, Афины²⁶. Подтверждением тому оказались обнаруженные нами в Центральном государственном архиве кино- фоно- и фотодокументов фотографии 1913 года, запечатлевшие академика Н.С.Самокиша в его мастерской: он стоит рядом с натурщиком-всадником, голову которого украшает шлем со сфинксом, не утративший еще своих нащечников.

Как уже было сказано выше, приютинский шлем был исполнен не позднее 1831 года; однако есть основания полагать, что он был изготовлен много ранее. Издание сочинений В.А.Озерова, вышедшее в свет в 1817 году, иллюстрировано офортом, изображающим эвменид, античную арматуру и атрибуты греческой трагедии²⁷. Арматура состоит из щита с рельефной сценой схватки Тезея с Минотавром, меча-ксифоса и шлема. Шлем снабжен нащечниками той же формы, что и на картинах Н.Н.Ге и П.А.Власова, — он представляет собою чрезвычайно близкую аналогию приютинскому шлему, отличаясь от него главным образом тем, что гребень его укреплен на фигурке не сфинкса, а быка, служащего лишним напоминанием о победе над Минотавром. В 1828 году эту композицию с некоторыми изменениями повторил М.А.Иванов в технике резцовой гравюры с оригинала И.А.Иванова; их лист помечен монограммой , свидетельствующей о том, что «сочинен» он Олениным. Сравнение гравюр в публикациях 1817 и 1828 годов позволяет даже предположить, что первая из них была исполнена самим Олениным. Подтверждением этому предположению служит письмо П.А.Плетнева к П.А.Вяземскому от 14 октября 1826 года: «Книгопродавец Глазунов намерен издать Озерова достойным его образом. Оленин работал несколько лет над картинками для этого издания»²⁸ Цензурное разрешение на издание 1817 года было выдано 26 июня — через полтора месяца после вступления Оленина в должность президента Академии художеств и за год до выхода в свет его исследования об античных шлемах; таким образом, общие черты шлема со сфинксом были найдены Олениным уже к моменту изготовления остальных частей вооружения древнегреческого гоплита. Не исключено, что он был изготовлен одновременно с коринфским шлемом в 1817–1818 годах.

Соответствие приютинского шлема коринфского типа оленинскому описанию 2-го шлема установить нетрудно. В своем исследовании 1818 года он подробно описывает этот тип шлема²⁹. О тождестве приютинского шлема оленинским описаниям свидетельствует и полное соответствие формы его крюкообразного гребня рисункам в оленинском исследовании о древнегреческих шлемах³⁰. Именно на него ссылался в этом труде Оленин, именно о нем вспоминал в своих мемуарах Ф.Г.Солнцев; именно этот шлем изобразил на своем этюде к картине «Беллерофонт отправляется в поход против Химеры» Александр Иванов в 1829 году.

В особом рассмотрении нуждается вопрос о щите: Оленин упоминает лишь один щит, но из костюмерной Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е.Репина в музей «Приютино» было передано два. Как уже было отмечено, кожаным подбоем снабжен лишь один из них, но след от умбона в виде головы Горгоны Медузы, сохранился на другом. Обратим внимание на то, что Оленин говорит о щите, сделанном из бычачьих кож и лишь покрытом медным листом. Неискушенному читателю может показаться, что правильнее было бы говорить о медном щите на кожаной подкладке. Однако в сражении от копья или стрелы предохраняла не столько твердая медь, которую они легко пробивали, сколько вязкая кожа, в которой это оружие застревало. Поэтому наиболее надежными были щиты, составленные из нескольких хорошо высушенных воловьих или бычьих кож; так щит Тевкра изготовлен из четырех слоев кожи, щит Аякса Теламонида — из семи. Знаменательно, что автором щита Аякса Гомер называет не медника, изготовившего металлическое покрытие семикожного щита, но усмаря (кожевника — В.Ф.) Тихия³¹. Медная поверхность щита, если следовать Гомеру, украшалась выпуклыми блестящими медальонами: Н.И.Гнедич по совету Оленина называет щиты героев «Илиады» многобляшными, выпуклобляшными и светлобляшными. Особые, с точки зрения технологии, щиты имеют наиболее выдающиеся герои — Агамемнон и Ахилл: здесь обращает на себя внимание использование массивных украшений из олова и применение множества ободов, что должно было сделать их щиты совершенно непосильными для рядовых воинов. Однако и вполне обычные кожаные щиты, покрытые одним листом меди, были, по-видимому, очень тяжелы, причем значительную часть их веса составляла кожа. В этом нетрудно убедиться, сравнив два щита из Академии художеств — с кожей и без нее. Можно вообразить, сколько должен был весить щит Аякса, составленный из семи кож! Несомненно, эпитет Гомера и Гнедича «легкодвижимый» в применении к щиту Аякса характеризует отнюдь не щит, но фантастическую, поистине гомерическую силу его обладателя. О тяжести своего щита говорит, споря с Аяксом, и Гектор³². Значительный вес щитов греческих гоплитов не остался незамеченным Олениным. В письме к Н.И.Гнедичу «О положении Пандара, стреляющего в Менелая в IV песне «Илиады», написанном в 1819 году, когда Оленин лично убедился в тяжести исполненного по его эскизам щита, он замечает: «Надобно знать, что большая часть воинов была вооружена только некоторыми оборонительными оружиями, как-то: шлемом и щитом. <...> Сии последние, по принятому у древних обычаю (в чем можно убедиться многими памятниками искусства), при отдохновении войск складывались на землю, особливо же щиты, по большой их тяжести»³³. Возможно, именно тяжесть кожаного щита, изготовленного для Академии художеств по эскизу Оленина, сделала его непригодным для использования натурщиками и побудила президента изготовить облегченный его вариант, не обладающий технологической достоверностью и потому не упомянутый в его научно-археологическом исследовании. Как и шлем со сфинксом, большой кожаный щит пользовался особым вниманием академистов: он запечатлен на полотнах Г.И.Семирадского и П.А.Власова, упоминавшихся выше, на картине Г.К.Савицкого (1887–1949) «Последний день Трои. Смерть Приама (1915), в названных ранее скульптурных произведениях Н.С.Пименова и П.А.Дылева, а также в рельефе А.В.Снигиревского (1840–1917), исполнившего в 1870 году ту же программу, что и последний («Доверие Александра Македонского врачу Филиппу», НИМ РАХ). Произведения Г.И.Семирадского, П.А.Дылева и П.А.Власова позволяют составить точное представление об утраченном умбоне, украшенном чеканной головой Медузы Горгоны, исполненной в очень высоком рельефе.

Последним пунктом оленинского перечня назван меч, ксифос — оружие греческих гоплитов. К сожалению, Оленин не описывает сам меч, ограничиваясь сообщением о его посеребренных ножнах, украшенных позолоченными гвоздями. Что же называет Оленин «гвоздями»? Комментируя «Илиаду», где многократно упоминаются «среброгвоздные мечи», Оленин сообщал Н.И.Гнедичу в письме от 25 марта 1825 года: «У древних Греков ножны мечей были действительно украшены серебряными гвоздями или пуговицами, как то доказывается многими памятниками искусства древних и настоящими остатками таковых ножен, найденных в Помпеи»³⁴. При этом он ссылается на воспроизведение этих ножен в издании Н.-Кс. Вильмена «Собрание изображений гражданских и военных костюмов древних народов, их музыкальных инструментов, домашнего скарба и пр.»³⁵. Изображенные Вильменом ножны действительно украшены двумя рядами крупных круглых бляшек, и потому мы можем с уверенностью сказать, что «гвозди» в оленинском описании соответствуют медальонам на ножнах приютинского меча. Самая форма этих ножен также обусловлена, очевидно, гравюрами Вильмена³⁶. Однако в «Илиаде» серебряные гвозди украшают, главным образом, не ножны, а рукояти мечей³⁷. В двух случаях Гомер наделяет своих героев особыми мечами — ксифосами с золотыми гвоздями на серебряных рукоятях: это мечи величайших ахейских героев Агамемнона³⁸ и Ахилла³⁹.

Можно предположить, что при изготовлении меча, хранящегося ныне в «Приютине» Оленин руководствовался гомеровским описанием ксифоса Агамемнона: как уже отмечалось выше, на рукояти приютинского меча остались следы серебрения. Однако ножны его, вопреки свидетельству оленинского перечня, вызолочены полностью, причем золочение, по мнению реставратора В.А.Гранковского, исполнено гальваническим методом. Как известно, гальванопластика была изобретена Б.С.Якоби в 1838 году, и, следовательно, гальваническое золочение на его ножнах вторично: очевидно, его нанесли на ножны взамен стершегося серебрения.

Приютинский меч оказался запечатленным на уже упоминавшихся произведениях Н.С.Пименова («Гектор, упрекающий Париса»), Н.Н.Ге («Ахиллес оплакивает Патрокла») и П.А.Власова («Старец Приам умоляет Ахиллеса выдать ему тело сына Гектора»). Н.Н.Ге изобразил его и на другой своей картине — «Саул у Аэндорской волшебницы» (1856); оленинский ксифос мы находим также на трех академических программах «Доверие Александра Македонского врачу Филиппу» (1870) — на полотне Г.И.Семирадского и на рельефах А.В.Снигиревского и П.А.Дылева. Судя по произведениям Н.Н.Ге, Г.И.Семирадского и А.В.Снигиревского, рукоять меча была украшена накладными пальметтами.

Как и другие предметы «полного вооружения», упоминаемого Олениным в его исследовании об античных шлемах, утраченные латы были исполнены не позднее 15 июня 1818 года. Следует отметить, что античные кирасы были известны в прошлом столетии по единичным экземплярам.[S1]  Оленин составил свои представления о древнегреческих бронзовых латах, 31 раз упомянутых Гомером, по описаниям Павсания и Поллукса, памятникам греческой и римской скульптуры, изображениям на античных вазах и по находке в Канузиуме, описанной О.-Л. Милленом в 1816 году⁴⁰. В ходе своих многолетних исследований, нашедших воплощение в девяти письмах к Н.И.Гнедичу о бронях, Оленин убедился, «что все брони, которые мы видим на древних статуях и барелиефах или в остатках живописного искусства, на стенах и на глиняных сосудах, подражающие формою своею туловищу человеческому, суть латные или цельные медные брони — gualoJwrax — гладкие, как у конной статуи Бальбуса⁴¹, бывшего консулом за 7 лет до Р.Х., или украшенные чеканкою, а не шитьем, как у многих статуй Императоров, между прочим: Друза и Тита»⁴². Это заключение было справедливым и смелым: европейские и русские скульпторы и художники изображали мускульный доспех послушно и гибко принимающим формы человеческого туловища в зависимости от его ракурса; Оленин едва ли не первым указал на эту ошибку.

Доспехи, изготовленные Олениным, представляли образец гладких «медных лат, сделанных из двух медных листов, вычеканенных наподобие туловища человеческого»⁴³. Судить о них мы можем по многочисленным произведениям академистов. Латы этого типа изображены А.А.Ивановым на втором плане его картины «Приам умоляет Ахилла вернуть ему тело Гектора»; аналогичные латы стоят перед Парисом на барельефе Н.С.Пименова. По-видимому, весьма достоверно оленинские латы переданы на картинах Н.Н.Ге «Ахилл оплакивает Патрокла» и «Саул у Аэндорской волшебницы»: эти латы изображены в руках у Фетиды на первой картине, и на поверженном Сауле — на второй; и те и другие написаны, несомненно, с одной модели. Объемное их изображение мы находим на горельефе П.А.Дылева «Доверие Александра Македонского врачу Филиппу».

Оригиналом для утраченных поножей послужила, несомненно, кнемида из собрания известного художника А.О.Орловского, описанная Олениным в особом очерке еще в 1808 году⁴⁴; представление о них можно составить по гравюре М.Богучарова с обмерного рисунка, исполненного с поножи Орловского А.И.Ермолаевым. Кнемидам из академической рюсткамеры выпала не столь славная судьба, как другим предметам оленинского вооружения; их изображение удалось найти лишь на картине Г.К.Савицкого (1887–1949) «Последний день Трои. Смерть Приама (1915) — хотя не исключено, что моделью для поножей Агамемнона и Пирра на гравюре М.А.Иванова (с оригинала И.А.Иванова по проекту Оленина), иллюстрирующей «Поликсену» в издании «Сочинений Озерова» 1828 года, послужили именно они, а не кнемида А.О.Орловского.

О копье мы знаем лишь то, что сообщил о нем Оленин; возможно, оно изображено в руке пименовского Гектора, упрекающего Париса.

Доспехи, исполненные по эскизам А.Н.Оленина, имеют право на особое место в истории отечественной культуры: полтора столетия они служили моделью для произведений скульпторов и живописцев, творивших в стенах Академии художеств — А.А.Иванова, Н.С.Пименова, Н.Н.Ге, А.В.Снигиревского, М.П.Верещагина, П.А.Дылева, Г.И.Семирадского, П.А.Власова, Н.С.Самокиша, Г.К.Савицкого и др.

 

Краткий словарь искусствоведческих терминов, встречающихся в тексте

 

Пальметта [фр. palmette] — скульптурный или живописный орнамент в виде стилизованных пальмовых листьев

Волюта [лат. voluta] — орнамент, рельефное украшение в виде завитка, спирали Перун — символическое изображение грозового облака с исходящими из него молниями

Умбон [от лат. umbo, родительный падеж umbonis] — выпуклая накладка в центре щита.

Бутероль [фр. bouterolle] — наконечник или нижняя оконечность ножен.

 

 

¹ Рабинович Б.З. Шлемы скифского периода // Труды отдела истории первобытной культуры [ГЭ]. Т.I. Л., 1941. С.121.

² См.: Рабинович Б.З. Указ. соч. С. 149-150; Черненко Е.В. Скифский доспех. Киев: Наукова думка, 1968. С. 86; Манцевич А.П. Бронзовые пластины из 2-го Мастюгинского кургана (к вопросу о фракийских шлемах) // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 11. Л., 1969. С.111.

³ Меч изображен с незначительным изменением: к нему добавлена крестовина.

⁴ Ключевский В.О. Оленин // Неопубликованные произведения. М.: Наука,1983. C.130.

⁵ Там же.

⁶ Издание комментариев так и не было осуществлено; оленинский замысел претворился лишь в предисловии, датируемом 1811–1813 гг.

⁷ Оленин А.Н. Археологические труды А.Н.Оленина. Т. I-II. СПб.: Изд. АН, 1881 Т.I. Вып. 2. С.89. Т.I. Вып. 2. С.89.

⁸ Оленин А.Н. Известие о старинном (персидском) блюде и о старинном азиятском шлеме, с неизвестными надписями // Опыт о костюме и оружии гладиаторов в сравнении греческого и римского ратника. Письмо к безымянному любителю о сочинении под названием Real Museo Borbonico. СПб.: Тип. вдовы Плюшар с сыном, 1835. С.35 (по второй пагинации).

⁹ Sine qua non, лат. — без чего нет. Условие sine qua non — совершенно необходимое, непременное условие.

¹⁰ Tale quale, лат. — таков, каков есть; в настоящем его виде (без поправок, дополнений, без изъятий, изменений и т.п.).

¹¹ Речь идет об успешных раскопках, предпринятых в 1811–1813 гг. О.-Л.Милленом близ г. Каноса-ди-Пулья (Canosa-di-Puglia) в Апулии (южная Италия), на месте античного Канузиума (Canusium) — города, основанного, по преданию, ахейским героем Диомедом.

¹² В этом Оленин ошибался: махайра (macaira) — не кинжал, а однолезвийный, по преимуществу рубящий меч длиною 60-70 см.

¹³ Оленин А.Н. Известие о старинном (персидском) блюде и о старинном азиятском шлеме, с неизвестными надписями. С. 38-39, 41.

¹⁴ Оленин А.Н. Опыт о разных родах опоясий, упоминаемых в Омере под именами zvma, zwnh, zwsthr, zwstron и mitrh, и в особенности о форме военного опоясия // Археологические труды. Т.I. Вып. 1. С. 218-242. Табл. XVI; Millin A.L. Description des tombeaux de Canosa <...>. Paris: C.Wasserman, 1816. Pl. II, 6.

¹⁵ Оленин А.Н. Археологические труды. Т.I. Вып. 1. С.228.

¹⁶ Оленин А.Н. Опыт о костюме и оружии гладиаторов в сравнении греческого и римского ратника. Письмо к безымянному любителю о сочинении под названием Real Museo Borbonico. СПб.: Тип. вдовы Плюшар с сыном, 1835. С. 53-54 (первая пагинация).

¹⁷ Этот шлем изображен также на полотнах М.П.Верещагина (1842–?) «Доверие Александра Македонского врачу Филиппу» (1870, ГРМ) и Г.К.Савицкого (1887–1949) «Последний день Трои. Смерть Приама» (1915, НИМ РАХ).

¹⁸ Оленин А.Н. Письмо… о сочинении Real museo Borbonico. С.3.

¹⁹ См.: Файбисович В.М. Князья Иван, Петр и Алексей Салтыковы и судьба их коллекции оружия // Коллекционеры и меценаты в Санкт-Петербурге: 1703–1917: Тезисы докладов конференции. Государственный Эрмитаж. СПб.: Тип. ГЭ, 1995. С.21.

²⁰ Оленин А.Н. Изложение средств к исполнению главных предначертаний нового образования Академии художеств. СПб.: Тип. И.Глазунова, 1831. С. 17. Курсив мой. — В.Ф.

²¹ Не исключено, впрочем, что путешествие князя П.Д.Салтыкова в Италию в 1833 г. было не первым, и свой шлем он привез ранее.

²² Оленин А.Н. Археологические труды. Т.I. Вып. 2. Табл. II, 7.

²³ См. о нем: Саверкина И.И. Греческая скульптура V в. до н. э. в собрании Эрмитажа: Оригиналы и римские копии. Каталог. Л., 1986. С. 102-105.

²⁴ Оленин А.Н. Известие о старинном (персидском) блюде и о старинном азиятском шлеме, с неизвестными надписями. С.5 (по второй пагинации).

²⁵ Архив ГЭ. Оп. II (1817). Ед. хр. 9. В 1829 г. в Академии было три бюста Ахиллеса. РГИА Ф. 789. Оп. 1. Ч. 2. Ед. хр. 997. Л.5.

²⁶ При реставрации приютинского шлема в 1989 г. изображения его на картинах Н.Н.Ге и П.А.Власова а также на фотографии из Архива кинофотодокументов не попали еще в поле зрения автора и нащечники были реконструированы по изображению на монете Калимны. Теперь иконографические источники дают исчерпывающий материал для новой и более точной реконструкции.

²⁷ Озеров В.А. Сочинения. Ч. 1-2. СПб.: В типографии императорского театра, 1816–1817. Ч.1 (1817).

²⁸ Плетнев А.П. Сочинения и переписка П.А.Плетнева. СПб., 1885. Т.III. С.386. Курсив мой — В.Ф.

²⁹ Оленин А.Н. Археологические труды. Т.I. Вып. 2. С. 4–46

³⁰ Там же. Табл. II, 10.

³¹ Илиада, VII, 219-223.

³² Илиада, VII, 237-240.

³³ Оленин А.Н. Археологические труды. Т.I. Вып.1. С.54. Курсив мой. — В.Ф.

³⁴ Оленин А.Н. Археологические труды. Т.I. Вып.1. С.89.

³⁵ Willemin N.-X. Choix de costumes civils et militaires des peuples de l’antiquité, de leurs instruments de musique, leurs meubles, etc. T. I-II. Paris: L’imprimerie de Pierre Plassan, 1798–1802.

³⁶ Willemin N.-X. Op. cit. T. I. 1798. Pl. 58. № № 252, 253, 254.

³⁷ Илиада, VII, 303-304. Ср. также XIII, 610 и XIX, 372.

³⁸ Илиада, XI, 29-31.

³⁹ Илиада, I, 219.

⁴⁰ Millin A.L. Description des tombeaux de Canosa <...>. Paris: C.Wasserman, 1816.

⁴¹ Оленин имеет в виду мраморную конную статую консула Бальба (I в. н.э., Неаполь), слепком с которого располагал музей Академии художеств.

⁴² Оленин А.Н. Археологические труды. Т.I. Вып. 1. С.189.

⁴³ Там же. С. 194-195.

⁴⁴ Оленин А.Н>. О части доспеха древних Греков и Римлян, называемой кнемида // Драматический вестник. 1808. Ч.V. С. 63-67. Кнемида, принадлежавшая А.О.Орловскому, в 1831 г. пополнила собою собрание Царскосельского Арсенала и в его составе в 1885 г. поступила в Эрмитаж, где и хранится ныне в Отделе античного мира; в XX веке она была признана подделкой. См. о ней: Гуляева Н.П., Файбисович В.М. Поножа из собрания А.О.Орловского // Эрмитажные чтения памяти В.Ф.Левинсона-Лессинга: Краткое содержание докладов. СПб.: Тип. ГЭ, 2002.