Галерея журнала «Наше наследие»

Валентин Лебедев

Делаю не вещь, а смысл вещи…

В блестящей плеяде московских скульпторов-шестидесятников Нине Ивановне Жилинской принадлежит особое место. В отличие от большинства своих коллег, развивавших традиции неоклассики, опиравшихся в первую очередь на опыт Майоля и Матвеева, Жилинская поставила под сомнение незыблемость принципа антропоморфности в скульптуре. В России она первой стала создавать скульптурные пейзажи и натюрморты. Но главное — архитектоника человеческих фигур. Изображая людей, художница смело прибегает к деформации и нередко как бы стирает грань между человеческой телесностью, природной стихией и геометрикой неорганических предметных форм; в результате возникает образ целостного одухотворенного универсума. Можно сказать без всякого преувеличения, что формотворчество Жилинской естественно вписалось в круг пластических исканий «классического» авангарда.

В искусстве Жилинской ярко воплотились принципы так называемого необарокко, пришедшего на смену «суровому стилю» в московской скульптуре. Диалектика противостояния пространства и массы, эффект «прорастания» форм в окружающую среду, эстетическая значимость пустот, отверстий, внутрикомпозиционных интервалов, наконец, высокая ритмическая напряженность всей пластической ткани произведения — эти характерные особенности художественного языка наполняют работы Жилинской резкой динамикой, драматическим пафосом, духом борьбы и страдания.

Порой кажется, что изваяния Жилинской самодостаточны, жизнеспособны вне контекста, что их барочная экспрессия безудержна. На самом деле это не так. Как образно говорит в своих записках сама художница о собственном методе работы, «спасаю себя, создаю “воздушную”, ложную архитектуру, среду, в которой делаю не вещь, а смысл вещи».

Создание ложной архитектуры здесь не что иное, как установление мысленных пределов для развития композиции в пространстве. И действительно, полнообъемная скульптура Жилинской тяготеет к конфигурации рельефа. Даже в такой многосоставной группе, как «Взрослые и дети», все фигуры размещаются меж двух параллельных плоскостей, сравнительно близко отстоящих друг от друга. Спрессованность пространства, подчиненность форм ритмике планов не только усиливают ощущение противоборства сил, наполняющих скульптуру изнутри и вторгающихся в нее извне, но и вносят необходимое дисциплинирующее начало, обнажают архитектоническую логику общего построения. Жилинская как бы реализует на практике уроки В.А.Фаворского, говорившего, что изображение должно быть плоскостным, но не иллюзорным и не плоским и что «скульптура вообще должна подчеркивать плоскость, которая с ней сочетается». Здесь сказалась, впрочем, и парадоксальная, но незыблемая закономерность барочной стилистики, остроумно охарактеризованная Г.Вельфлином: «Прелесть преодоления плоскости можно ощутить лишь при условии, что известного рода плоскость налицо».

Высокий драматизм, присущий скульптуре, а также и рисункам Жилинской, выражает дух времени. Крушение социальных иллюзий, связанных с хрущевской «оттепелью», устойчивая тенденция к ограничению свободы личности и к регламентации общественной жизни со стороны государства в период застоя, безусловно, наложили свою печать на зрелое творчество художницы. Однако настроения тревоги, неудовлетворенности, дисгармонии с реальностью бытия, напряжение существования личности, как бы устремленной «к иному», т.е. все то, что можно либо прямо уловить в психологии персонажей художницы, либо ощутить в беспокойном пластике ее одухотворенных композиций, имеет и более широкий общечеловеческий и общеэпохальный смысл. В произведениях Жилинской середины 60-х — середины 80-х годов проступают черты экзистенциалистского мироотношения, во многом свойственного авангарду послевоенной волны.

В 1985 году Жилинскую поразил инсульт, навсегда отнявший у нее возможность действовать правой рукой и говорить. Единственной возможностью не потерять контакт с миром и сохранить себя как творческую личность стало для нее рисование. Научившись работать левой рукой, Жилинская в последние десять лет жизни занималась исключительно рисунком и живописью.

Характер творчества художника несколько изменился. Дух экзистенциальной устремленности к потустороннему, не исчезая вовсе, все же уходит на второй план. Зато вспыхивает понятная для человека, ставшего ограниченным в своих физических возможностях, ностальгия по повседневному потоку жизни, обостренное восприятие обыденного, всех его деталей. Образный мир поздней Жилинской во многом перекликается с мировидением наивных художников, с их умением почувствовать вселенскую значимость простых вещей и ситуаций, сочно акцентировать характерное, сохраняя при этом весьма условную стилистику композиции в целом.

Воля к протесту, всегда отличавшая Жилинскую, в последние годы вылилась в форму борьбы за жизнь. Но ее искусство не утратило страстности, существенности интонаций и, как и прежние ее работы, и сегодня влечет к себе зрителя, склонного к глубине размышлений и эстетических переживаний.