Ирина Айзикова

Альбом рисунков в контексте поздней прозы поэта

Рисунки поэта, в том числе из представляемого семейного альбома, любопытно рассмотреть в контексте его дневников, писем, публицистики, религиозно-философских статей, которые во многом определяют лицо творческого наследия Жуковского 1840-х — начала 1850-х гг.

Записи о рождении детей, их повседневной жизни, воспитании, отцовских чувствах занимают большое место в дневниковой прозе поэта. Так, например, рождение дочери 30 октября (11 ноября) 1842 г., при котором присутствовал поэт, поддерживая жену и переживая вместе с ней ее страдания и страх, заставило Жуковского сделать следующие записи в дневнике: «Бог показал гибель вблизи и милосердно удалил ее». «В такие минуты, — пишет поэт, — коротко знакомишься с самим собою. По окончании всего главное чувство мое не было счастье: я слишком близко видел страшное, и оно оставило в душе надолго отзыв своего голоса <…>: чувство матери совсем другое». Жуковский вспоминает горячие молитвы жены, не терявшей во время родов присутствия духа, и уверенный в том, что ей Бог помог, в очередной раз признается себе, что в нем «нет того», что он сам «считает лучшим, желаннейшим, святейшим», и надеется обрести «сосуд причащения жизни вечной» «в святилище семейной жизни. Дети мои и жена его мне подадут»¹.

12 ноября в дневнике появляется большая запись о чувствах отца, которых сам поэт в отношении себя никогда не испытывал. Он описывает их как «невыразимые»: «…чувствую, что нечто прибавилось к существу моему и дало ему большее значение; привязанность к милой жене моей стала сильнее, нежнее, для меня самого трогательнее. А на дочь не могу смотреть без особенного движения, мне доселе неизвестного: как будто душа подымается от радости. В ребенке для отца и матери выражаются на деле слова апостола Павла: И будете два в плоть едину»². Ниже поэт дает первый словесный портрет девочки: «Моя дочка прекрасный ребенок <…>: голова покрыта черными густыми волосами; глаза <…> голубые <…>, а fleur de tete*; нос и губы довольно одутлые, теперь похожи на мои; две полные щеки, падающие на подбородок, так что нижняя часть лица шире верхней; лоб ровный и прекрасный; грудь полная; все остальные члены, руки и ноги, хорошо сложенные». Описание внешнего вида заканчивается попыткой проникнуть в ее внутренний мир: «Что теперь с нею происходит? В утробе матери, не имея бытия отдельного, ребенок имеет только одно общее, ничем еще не определенное чувство бытия. Понятие и чувство слиты в одно. При рождении это сложное разделяется; чувство становится понятием, но понятием еще не ясным; слово я еще не произнесено душою; но уже чувство я в ней пробудилось»³. Наблюдая за поведением малышки во время кормления, поэт отмечает, как заботлива «природа, которая всё предуготовила так, что младенец, еще не имеющий собственной воли, без знания и непроизвольно, делает то, что после будет творить своею волею. Прекрасный урок для воспитания»⁴.

6 ноября 1843 г. в письме Н.Н.Шереметевой Жуковский рассказывает о том, как изменилась его дочь за год: «…вы увидите ее уже не младенцем, а ребенком, у которого есть уже <…> лик. <…> она смотрит уже очень умно и слушает то, что слышит»⁵. В ноябре 1843 г. поэт описывает свои наблюдения за развитием дочери А.М.Тургеневу: «Вот уже и моей дочке исполнился год <…>. Уже многое понимает; еще не говорит (кроме папа, мама), но уже указывает пальцем на многое, что назовешь ей; уже, держа в руках книгу, мурлычит и водит пальцем как будто читая; до крайности любит картинки и может два, три часа сряду просидеть тихо, рассматривая рисунки или занимаясь куклою, которую ей подарили в день ее рождения и которая ее радует несказанно»⁶. В альбоме находим соответствующие этим описаниям жанровые сценки: игра Александры с матерью, Александра с книжкой и с куклой (1843)⁷.

5 (17) декабря 1844 г. в письме А.П.Елагиной Жуковский, оказавшийся талантливым отцом-воспитателем, вновь описывает свою дочь, ее внешний вид, характер, а также методы ее воспитания: «Она очень умна; имеет прекрасную память, лицо выразительное, хотя и не долженствующее быть прекрасным, <…> волос на голове туча, но эти волосы не воздушно шелковые как ее матери, а суровые, гарусные ее родителя, хотя и не черные; во всех ее движениях много грации, хотя и толста, как подушка, и пользуется довольно замечательным пузом. Глаза под длинными ресницами прекрасны и всегда выразительны <…>. Характер ее и живой и смирный, всегда готова вспылить, но ладить с нею легко и, кажется, уже удалось привить в ней главное: покорность, не сделав ее резкою. Большая охотница до ручной работы, может сидеть целый час с иголкой и шить, ни разу не уколов руки. Нет ребенка, который бы так мало тревожил других своею крикотнею, и это не вялость, а способность заниматься про себя; она может целый вечер просидеть подле матери за своим столиком и играть своей куклой, или слушать рассказы. Само собой разумеется, что ее желаниям и чувствам дана полная свобода развиваться самобытно; особенно с большой осторожностью охраняется в ней чувство Бога — до времени не должно к нему прикасаться. <…> Я всякой день с женою читаю Евангелие. Иногда входит к нам Сашка, тогда ей говорим: “Sey still! wir beten! Gott ist da! willst du hier bleiben, so sey ganz still. — Hier bleiben,”* — и она садится на диван и складывает руки и молится и слушает иногда с удивительным выражением глаз и не иначе говорит, как шепотом. Иногда же, когда чтение продолжительно, начнет или глядеть по верхам или ворочиться на месте, но при первом слове:“Still Sacha, Er ist da!”** опять то же смиренное спокойствие. И теперь часто уже сама просится сидеть с нами, но никогда ее к тому не приглашаем»⁸.

Оценивая роль семьи, жены и дочери в своей жизни, в январе 1844 г. Жуковский пишет А.И.Тургеневу: «Божий перст указал мне угол семейный; подле меня женa, передо мною дочь; это удивительно красноречивые проповедники»⁹.

В письме А.Я.Булгакову от 11 (23) января 1845 г. поэт дает первое описание внешнего вида только что родившегося сына: «Сынишка мой <…> начинает поглядывать кругом себя веселыми черными глазами, которые очень светлы и милы; думаю, что он более будет похож на свою мать нежели на меня»¹⁰. В альбоме находим рисунки с изображением Павла, сделанные Е.Жуковской, Г.Рейтерном и А.Кистнером, профессиональными художниками. Жуковский же тему отношений отца и сына развивает в разных аспектах в своей поздней прозе¹¹. Так, в письме от 11 (23) марта Жуковский пишет великому князю Александру Николаевичу, у которого только что родился сын, об особых чувствах, испытываемых отцом к сыну: «Передавать себя потомству в сыновьях есть мысль для души животворная и в нашей судьбе смиренной: от этой мысли наша здешняя деятельность приобретает какую-то особенную значительность и прочность; мы уповаем пережить самих себя и завещать нашу жизнь человечеству в том, что нам мило; и наши благие намерения становятся для нас самих драгоценнее потому, что мы еще заживо можем передать их родным наследникам, которые радуют нас, как продолжатели нас самих, как довершители того, что мы здесь начали с любовью, и чего привести к концу не успели»¹². Пытаясь заглянуть в будущее своего сына, Жуковский пишет А.О.Смирновой-Россет 13 (25) октября 1843 г.: «В нем я оживу для потомства; а если ему суждено быть поэтом, то он, вероятно, засунет родителя своего за пояс и будет русским самобытным поэтом, а не переводчиком, впрочем весьма замечательным, как его покойный родитель»¹³.

2 (14) января 1845 г. Жуковский сообщил в письме великому князю Александру Николаевичу о рождении сына и здесь же изложил цели его воспитания: «Две будут мои заботы о нем: 1-я, сделать его, покорностию Богу, достойным данного ему имени; 2-я, научить его быть вполне моим наследником в верности и любви к царю и его семейству»¹⁴. Судя по дневниковой записи поэта от 2 октября 1846 г., воспитание мальчика имеет свою специфику и должно касаться трех сфер: ума, сердца и души. В воздействии на ребенка центральное место занимают религия, искусство и нравственные убеждения наставника. В статье «Что такое воспитание?» Жуковский скажет: «Воспитание должно образовать человека, гражданина, христианина. Человек — здравая душа в здоровом теле. Гражданин — нравственность, просвещение, искусство, самостоятельность. Христианин — подчинение всего человека вере. Всему основание — привычка»¹⁵. Эта концепция, как видим, продолжает принципы Жуковского-воспитателя, выработанные в процессе его прежних домашних занятий с детьми, а также в педагогической работе с членами царской семьи.

В письме великому князю Александру Николаевичу от 30 октября (11 ноября) 1845 г. Жуковский также излагает свою педагогическую программу, открывающуюся тезисом: «Всякое воспитание начинается с колыбели». И далее описываются последовательность и содержание педагогического воздействия на сына наследника престола, уже знакомые нам по программе воспитания его отца: «Первые годы младенческой жизни должны принадлежать безотчетному счастию сладости чувствовать жизнь свою. Надобно только отцу и матери стоять на часах у детской колыбели и не допускать к ней главного, злейшего врага младенческих лет: худой привычки. А главная добрая привычка, которую прежде всякой другой, и чем скорее, тем лучше, должно дать младенцу, есть привычка покорности перед отцом и матерью. <…> кто во младенчестве был научен безусловно покорствовать воле отца земного, тому понятна будет в последствии покорность отцу небесному. <…> Лет через пять настанет пора более строгого воспитания и вместе с тем учения»¹⁶. Далее поэт рассуждает о роли учителя, которым должен быть человек, «знающий сердце человеческое вообще и душу ребяческую в особенности», «хорошо, не поверхностно, не односторонне-образованный, любящий свет науки, православный христианин»¹⁷.

17 (28) января 1846 г. поэт в очередной раз описывает великому князю Александру Николаевичу программу развития своего сына, сравнивая ее с воспитанием дочери: «Ручаюсь, что мой сын (если Богу угодно будет сохранить ему жизнь) выйдет из рук своей матери верным русским, верным и полезным слугою царя своего. — Первые годы детства жизни дети мои должны провести под кровлею домашней; когда наступит пора, сын, получив первоначальное образование дома, начнет ходить в школу, потом, прошед как должно полный курс наук в гимназии, вступит в один из русских университетов; и кончив уже курс университетский, приготовит себя специально к той службе или к тому званию, к которым наиболее будет иметь расположение. Русскому же языку он начнет учиться с младенчества, что теперь возможно и за границею. Но до вступления в университет я желаю, чтобы он остался неразлучно с своим семейством; это одно сохранит его нравственность. — Дочь же во всяком случае должна оставаться с своею матерью, в полном ее распоряжении. Я не желаю, чтобы она вступила в какое-нибудь публичное заведение. Ей нужно привыкнуть к скромной, небогатой, может быть, и бедной домашней жизни: этому никто лучше матери ее не научит»¹⁸.

Стремясь к наиболее полной реализации своей программы, направленной на развитие талантов детей, Жуковский определил ее задачами и принципами будничную жизнь семейства. Дети Жуковских росли в атмосфере напряженной духовной работы родителей. Их дом и после рождения детей продолжали посещать известные люди, в доме собиралась коллекция картин таких мастеров европейской живописи, как К.-Д.Фридрих, Л.Робер и др., дети видели своих родителей за чтением книг, занятыми интеллектуальным трудом, творчеством, в частности музыкой, живописью, литературой. Методологическую основу выработанной им педагогической системы Жуковский видит в ее связи с «поэзией». Неслучайно на 1840-е гг. приходится пик творчества поэта, посвященного детям. В 1845 г. одна за другой создаются сказки «Кот в сапогах», «Об Иване-царевиче и Сером Волке», в начале января 1846 г. Павлу Жуковскому, которому 31 декабря 1845 г. исполнился один год, ко дню рождения отцом был сделан подарок — рукописная книга, содержащая переложение Нового Завета на русский язык. Летом 1851 г. Жуковским были созданы стихотворения, посвященные его детям: «Птичка», «Котик и козлик», «Жаворонок» и «Мальчик с пальчик»¹⁹. С помощью этих стихотворений дети усваивали русский язык, которого они не знали, живя в Германии. Эти произведения, по справедливому замечанию Э.М.Жиляковой, «были органической частью педагогической системы Жуковского. <…> Они способствовали эмоциональному развитию детей»²⁰ и были высоко оценены П.А.Вяземским, П.А.Плетневым за «чудо поэзии», «простоту рассказа, точность выражений и картинность предмета»²¹. Известно также, что для детей Жуковским были задуманы и «Живописная азбука», «Живописная Священная история», «Мнемотическая арифметика», «Атлас древней истории» и др.

Плодами педагогических взглядов и трудов Жуковского стали и судьбы его детей, рано оставшихся без отца и матери, но выстоявших перед всеми жизненными невзгодами.

Статья написана при финансовой поддержке РГНФ.Совместный конкурс научных проектов РГНФ-ИППО 2015 г. — грант № 15-64-01001.

Примечания:

1 Жуковский В.А. ПССиП. Т. XIV. С. 268, 269 (записи от 11 и 12 ноября).

2 Там же. С. 268.

3 Там же. С. 269.

4 Там же. С. 270. Об этом же 7 (19) ноября поэт пишет великому князю Александру Николаевичу: «Моя дочка радует меня <…>; уже в глазах ее, до сих пор бродивших кругом механически, начинает показываться внимательный взгляд <...>. Голова покрыта темными волосами, и таких густых волос мне еще не удавалось видать на голове ребенка. Но всего прелестнее голос, которого всякий звук прямо входит в сердце» (Жуковский В.А. Сочинения. Изд. 8-е. Т. 6. С. 444).

5 Жуковский В.А. Сочинения. Изд. 7-е. Т. 6. С. 504.

6 Русская старина. 1892. № 11. Ноябрь. С. 379.

7 Любопытно письмо Жуковского, написанное 31 октября (11 ноября) 1847 г. А.М.Тургеневу, в нем речь идет о подарках, сделанных Саше в день ее рождения. Среди них большая кукла, которая названа поэтом «первой азбукой жизни»: «…вся ее детская жизнь (Саши. — И.А.) в семейном доме повторяется в маленьком углу, где отведена квартира ее куклам, из которых главная именуется Розою, и у нее есть брат Иосиф. Есть и другие, и каждая имеет свое имя» (Там же. С. 393).

8 Переписка В.А.Жуковского и А.П.Елагиной. С. 529–531.

9 Письма В.А.Жуковского к А.И.Тургеневу. С. 293.

10 Письма В.А.Жуковского А.Я.Булгакову. С. 501–502.

11 Эта тема выходит на первый план и в позднем художественном творчестве Жуковского (напр., в таких переводных сочинениях 1843 г., как «Наль и Дамаянти», «Маттео Фальконе»), однако исследование этого материала выходит за рамки нашей статьи.

12 Жуковский В.А. Сочинения. Изд. 8-е. Т. 6. С. 488.

13 Жуковский В.А. Сочинения. Изд. 7-е. Т. 6. С. 530. В письме Д.П.Северину от 19 (31) марта 1846 г. Жуковский назовет своего сына «арзамасцем» (Русская старина. 1902. № 4. Апрель. С. 163).

14 Жуковский В.А. Сочинения. Изд. 8-е. Т. 6. С. 483.

15 Жуковский В.А. ПССиП. Т. XIV. С. 324.

16 Жуковский В.А. Сочинения. Изд. 8-е. Т. 6. С. 498.

17 Там же.

18 ГАРФ. Ф. 728. Оп. 1. № 1920. Л. 5. Выражаю глубокую благодарность за предоставленный материал ныне покойному А.С.Янушкевичу и В.С.Киселеву.

19 В следующем году вышли отдельным изданием: Стихотворения, посвященные Павлу Васильевичу и Александре Васильевне Жуковским. Карлсруэ, 1852. Кроме названных стихотворений в книгу вошли «Царскосельский лебедь» и «Народная песня» («Многи лета, многи лета…»).

20 Жуковский В.А. ПССиП. Т. II. С. 736.

21 Сочинения и переписка П.А.Плетнева: В 3 т. СПб., 1885. Т. 3. С. 727.