Павел Крючков

Приключения одной фотографии

1 апреля 1990 года, за несколько лет до того, как мемориальный дом Корнея Чуковского в Переделкине получил официальное признание¹, в музее прошло очередное традиционное памятное собрание по случаю дня рождения хозяина дома. Такие встречи проходили с начала 1970-х годов. Помимо дружеского застолья и литературных разговоров, встречи сопровождались тщательно подготовленными выставками книг и документов из архива Чуковского, а также — устными сообщениями, близкими по жанру к полноценным докладам на классических научных конференциях. До начала 1990-х годов, когда самодеятельный музей попал в череду бесконечных ремонтов и реконструкций, на переделкинских собраниях председательствовала Лидия Корнеевна Чуковская (1907–1996), которой в организации этих встреч помогали ее дочь (и наследница Корнея Чуковского) — Елена Цезаревна², многолетний секретарь К.Ч. — Клара Лозовская (1924–2011), преданная помощница Лидии Корнеевны — Жозефина Хавкина (1942–2014), литературовед Владимир Глоцер (1931–2009) и другие.

В тот год мне довелось присутствовать на очередном собрании в доме Корнея Ивановича (к тому времени я помогал проводить экскурсии по самодеятельному музею) и сделать памятную аудиозапись, запечатлевшую для будущего всё происходящее в столовой переделкинского жилища Чуковского.

Среди традиционных архивных выступлений было и сообщение Клары Израилевны Лозовской, посвященное исторической фотографии из кабинета Чуковского. На снимке, сделанном безвестным петербургским фотографом в первые дни войны 1914 года, были запечатлены поэт Осип Мандельштам, Корней Чуковский, поэт и переводчик Бенедикт Лившиц и художник Юрий Анненков. Короткое представление этой фотографии всегда включалось хранителями и помощниками дома-музея в сюжетную ткань той или иной экскурсии «для взрослых», однако в таком «стереоскопическом» объеме рассказ о широко известном сегодняшним историкам и филологам фотодокументе, запечатлевшем памятную встречу четырех культурных деятелей на Невском проспекте, — прозвучал впервые.

«…И вот, мы с Люшей³ отыскали — о том, как об этом событии написали три участника этого воспоминания», — начала свой рассказ Клара Израилевна.

* * *

Здесь я остановлю цитирование моей магнитофонной записи и обращусь к ставшему ныне библиографической редкостью изданию — к так называемой «научной “Чукоккале”», выпущенной в конце прошлого века столичным издательством «Премьера»⁴.

Это было «промежуточное» издание — между подцензурным выпуском альманаха в советские годы (М., «Искусство», 1979) и красочной полноцветной книгой, вышедшей во второй половине 2000-х (М., «Русский путь», 2006).

Особенностью «научной “Чукоккалы”» было то, что в отличие от изданий 1979-го и 2006-го она включала в себя не только избранные и прокомментированные Чуковским страницы его альманаха (который, кстати сказать, Корней Иванович в октябре 1965 года подарил своей внучке и будущей наследнице, и тут же привлек Елену Цезаревну к работе над будущим книжным изданием).

«Научная “Чукоккала”» оказалась — после многострадальной книги 1979 года⁵ — не вторым и даже не дополненным, с учетом изменившихся исторических обстоятельств, изданием. Это был сам альманах. Тираж оригинала. Сюда вошли все, без исключения, страницы — даже те, которыми вряд ли заинтересовался бы «обычный» читатель.

Составительница выпустила альманах, сохранив в нем старые комментарии самого Чуковского (конечно же, только к тем страницам, которые он считал хоть сколько-нибудь возможным видеть опубликованными) и добавив новые, написанные на рубеже прошлого и нынешнего веков. Факсимильное воспроизведение страниц «Чукоккалы» выполнено здесь «марочно», когда каждый лист альманаха (в черно-белом воспроизведении) предстает перед читателем в размере чуть большем коробка спичек, окруженный расшифрованным чукоккальским текстом и разножанровыми комментариями к нему. Одним словом, идея текста здесь доминирует над идеей картинки. Это было действительно научное издание6, выпущенное главным образом для филологов и историков литературы.

И вот там — на страницах 45–46 — и помещен обширный комментарий составительницы — к 71-й странице альманаха (в нумерации самого Чуковского она 85-я).

На этой странице Корнеем Чуковским вклеена та самая групповая фотография с лаконичной надписью (по старой орфографии), сделанной собственной рукой:

«Съ этой стороны ничего не писать!»

Ниже я привожу комментарий Елены Чуковской. Добавлю, что он и оказался — переведенным в публикацию — тем самым устным сообщением Клары Лозовской на домашнем собрании 1 апреля 1990 года, которое когда-то начиналось словами «…и вот мы с Люшей отыскали…».

Ссылки Е.Чуковской на цитируемые издания внутри комментария — оставляю в соответствии с ее текстом и полностью не расшифровываю.

* * *

Сопроводительный комментарий Корнея Чуковского 1960-х годов к 71-й (85-й) странице альманаха:

Сохранился фотоснимок, относящийся к 1914 году, к самому началу войны. На этом снимке мы четверо сняты на длинной скамье: Мандельштам, я, Бенедикт Лившиц и Юрий Анненков. На снимке запечатлен Мандельштам первых лет своей писательской славы, бодро и беззаботно глядящий вперед.

Комментарий Елены Чуковской (1990-е годы):

Фотография попала к Чуковскому и была вклеена в «Чукоккалу» в середине 60-х годов. Вероятно, Корней Иванович получил ее от Анны Ахматовой. В пользу такого предположения говорит свидетельство его дочери, Лидии Чуковской, которая в своих «Записках об Анне Ахматовой» рассказывает, как Корней Иванович впервые увидел эту фотографию почти через пятьдесят лет после того, как она была сделана⁷.

«Анна Андреевна молчала. Молча через стол протянула она Корнею Ивановичу большую фотографию.

— Первый день Первой мировой войны, — объяснила она, — проводы Бенедикта Лившица...

Корней Иванович шумно восхищался: “Боже, какие молодые! Неужели это мы? А я-то каков? Кажется, вот сейчас ни с того ни с сего пущусь вприсядку... И почему это у всех лица интеллигентные, а я дурак дураком?”» (Записки. Т.3, с.54).

По свидетельству Юрия Анненкова, Ахматова и ему подарила такую фотографию.

«Ахматова привезла с собой в Оксфорд и подарила мне одну страшно ценную для меня фотографию, — пишет Ю.Анненков, — относящуюся к первым дням войны 1914 года. В один из этих дней, зная, что по Невскому проспекту будут идти мобилизованные, Корней Чуковский и я решили пойти на эту улицу. Там, совершенно случайно, с нами встретился и присоединился к нам Осип Мандельштам... Когда стали проходить мобилизованные, еще не в военной форме, с тюками на плечах, то вдруг из их рядов вышел, тоже с тюком, и подбежал к нам поэт Бенедикт Лившиц. Мы обнимали его, жали ему руки, когда к нам подошел незнакомый фотограф и попросил разрешения снять нас. Мы взяли друг друга под руки и были так вчетвером сфотографированы» (Анненков. <Дневник моих встреч.> Т.1, с.125).

Теперь, в 90-е годы, эта фотография широко известна. Однако в середине 60-х годов, когда имена репрессированных О.Мандельштама, Б.Лившица и эмигранта Ю.Анненкова проходили в печать в виде исключения, этот снимок был большой редкостью даже для тех, кто на нем изображен.

В 1968 году директор Ленинградского архива кинофотофонодокументов Е.Н.Мухина прислала Чуковскому эту фотографию с просьбой рассказать, при каких обстоятельствах она была сделана. Чуковский ответил открыткой⁸: «Помню, мы втроем: художник Анненков, поэт Мандельштам и я, шли по петербургской улице в августе 1914 г. — и вдруг встретили нашего общего друга поэта Бен. Лившица, который отправлялся (кажется, добровольцем) на фронт. С бритой головой, в казенных сапогах он — обычно щеголеватый, — был неузнаваем. За голенищем сапога была у него деревянная солдатская ложка, в руке — глиняная солдатская кружка. Мандельштам предложил пойти в ближайшее фотоателье и сняться (в честь уходящего на фронт Б.Л.).

Как вы знаете, Б.Лившиц был одно время близок с Маяковским, Бурлюком, Вас. Каменским. Его мемуарная книга “Полутораглазый стрелец” сохранила свое литературное значение и до настоящего времени».

Привожу здесь и другие свидетельства лиц, изображенных на фотографии.

Вот рассказ Бенедикта Лившица: «Наголо обритый, в жакете поверх косоворотки, заправив брюки в сапоги, я мчался куда-то по Невскому, когда меня окликнули Чуковский и Анненков, приехавшие из Куоккалы попрощаться со мною. Спустя минуту к нам присоединился Мандельштам: он тоже не мог усидеть в своих Мустамяках.

Зашли в ближайшую фотографию, снялись. У меня сохранился снимок, на обороте которого Мандельштам, когда я уже был в окопах, набросал первую редакцию стихотворения, начинающегося строкою:

Как мягкотелый краб или звезда морская...

Сидим на скамейке вчетвером, взявшись под руки.

У троих лица как лица, подобающе сосредоточенные: люди ведь сознавали, что прислушиваются к шагам истории. Но у меня! Трудно даже сказать, что выражало в эту минуту мое лицо. Я отчетливо помню свое тогдашнее душевное состояние. Всем своим внешним видом, от эмалированной кружки до знака за отличную стрельбу, мне хотелось подчеркнуть насмешку над собственной судьбой, надломившейся так неожиданно и застигшей меня врасплох, поиздеваться над молодечеством, которое уже вменялось мне в обязанность. Деланно-идиотская гримаса, перекосившая мои черты, была не чем иным, как последней вспышкой рассудка в непосильной для него борьбе. Через день я вышел бы на фотографии героем» («Полутораглазый стрелец», с. 544-545).

По словам Н.Я.Мандельштам, эта фотография печаталась в годы Первой мировой войны: «К этому времени относится фотография О.М. с Маяковским (ошибка памяти мемуаристки. — Е.Ч.), Лившицем и Чуковским. Она была напечатана в какой-то газете для иллюстрации того, какие кретины лезут теперь в литературу» (Н.Я.Мандельштам. Воспоминания. М.: Книга, 1989, с. 229).

* * *

К сказанному добавим, что фотоснимок, присланный в 1968 году Корнею Чуковскому директором Ленинградского архива кинофотофонодокументов Е.Н.Мухиной, по-видимому, и есть та самая фотография, которая и поныне стоит в его переделкинском кабинете, на застекленной полке книжного стеллажа, справа от рабочего стола.

В конце 2000-х годов Елена Цезаревна Чуковская подарила мне оригинал письма своего деда Е.Н.Мухиной, вложив его в конверт, на котором написала: «Оч<ень> ценное. Письмо директору архива Мухиной о фотографии с Мандельштамом, Анненк<овым>, Лившицем. См. Чукоккала 1999, с.45 (рис. 71). Авг. 2009».

Ныне, перед тем как передать этот архивный документ наследникам Корнея и Елены Чуковских, я получил возможность опубликовать его полностью.

И последнее. Литературные и человеческие взаимоотношения между всеми четырьмя персонажами памятного фотоснимка, безусловно, заслуживают отдельного исследования. Некоторые культурные и бытовые связи между ними уже находили свое отражение как в популярной, так и в специальной литературе; между тем, дерзну заметить, что и к сегодняшнему дню исследовательское поле тех или иных «странных сближений» между ними — заполнено не окончательно. Но это уже тема отдельного — интересного и драматического — разговора, который, надеюсь, когда-нибудь состоится.

Благодарим наследников К.И. и Е.Ц. Чуковских за предоставленную возможность воспроизведения страниц рукописного альманаха «Чукоккала».

Примечания

1 Ныне отдел Государственного литературного музея.

2 Елены Цезаревны Чуковской не стало 3 января 2015 г. Она похоронена в подмосковном Переделкине, рядом с могилами деда и матери.

3 Домашнее имя Елены Чуковской.

4 Чукоккала. Рукописный альманах Корнея Чуковского / Сост., подгот. текста и примеч. Е.Чуковской. М.: Премьера, 1999.

5 Вскоре после выхода первого издания альманаха Е.Чуковская написала, в 1980 г., свой «Мемуар о “Чукоккале”», к сегодняшнему дню неоднократно перепечатанный и включенный в те или иные сборники (см., например, его текст на сайте «Отдав искусству жизнь без сдачи», созданном в 2004 г. и модерируемом Ю.Сычевой и Д.Авдеевой: http://www.chukfamily.ru/Elena/Articles/Chukovskaya_memuar.htm).

6 См. нашу статью об этой книге: «Вся “Чукоккала” и “Весь Чуковский”» (Новый мир. 2000. № 7). На сайте издательства «Русский путь» также подробно рассказано обо всех изданиях альманаха, в том числе — и об эксклюзивном малотиражном издании 2003 г., объединившем переиздание научной «Чукоккалы-1999» с полноцветным томом, факсимильно воспроизводящим все страницы альманаха в сильно увеличенном формате. Обе книги, изданные московской «Террой» (книжный клуб «Monplaisir»), были помещеныв специальный, искусно сделанный короб и предназначались для состоятельных коллекционеров.

7 Дополнительно сообщим, что тогда же, 1 апреля 1990 г., когда Клара Лозовская сделала в доме-музее Чуковского устное сообщение о приключениях с этой фотографией, Лидия Корнеевна Чуковская рассказала о своей встрече с Анной Ахматовой, поведавшей Л.К. о свидании с сотрудниками комиссии по наследию Мандельштама. Вот реплика Л.К., сохранившаяся на магнитофонной пленке: «…И Анна Андреевна сказала так: “Вот что я им достала, вот как я работаю!” И показала мне — впервые — эту фотографию».

8 Речь идет о письме К.И.Чуковского к Е.Н.Мухиной от 18 февраля 1968 г., которое целиком никогда не воспроизводилось.