Александр Гладков
«Всего я и теперь не понимаю»
Из дневников. 1939
© Гладков А.К., наследники, 2014.
Комментарии Сергея Шумихина
Продолжение. Начало см.: Наше наследие. №№ 106–109.
Январь
2 января
Утром звонки из редакций «Литературной газеты» и «Искусство кино». Узнаю, что умер Георгий Чулков1 <...>
На днях в Москве происходил странный процесс. Судили английского инженера Гровера, который без разрешения и визы прилетел на стареньком самолете, чтобы
вывезти из Москвы свою жену, советскую подданную, которой не разрешали выезд. Он специально для этого выучился пилотировать самолет. Опустился где-то под
Смоленском, и его сразу забрали. Вот романтизм ХХ века! Суд приговорил его только к штрафу2.
Всевозможные версии о причине ареста М.Кольцова. Говорят, что вслед за ним арестовали и его новую жену Марию Остен, немку, с которой он сошелся в Испании.
Будто бы она занималась шпионажем, а он не проявил бдительности. Рисунки Б.Ефимова (брата Кольцова)3 тоже исчезли в газетах, но он еще не взят.
Еще слух об аресте наркомсвязи Бермана, бывшего начальника ГУЛАГа и зама Ягоды. Любопытно, что должность наркомсвязи стала вроде проходной комнаты, ведущей
в тюрьму и подвал на Лубянке <...> Одновременно идут слухи о том, что кого-то стали выпускать вдруг <...>
Знаменитый итальянский физик Ферми эмигрировал из Италии4.
М.Я.<Шнейдер> советует мне писать не о Суллержицком, а о Мейерхольде. «Вы так много о нем знаете, что грех зарывать это в землю...» Но кто же сейчас
напечатает книгу о В.Э.?
6 января
Англичанину Гроверу, прилетевшему за женой, разрешили увезти ее с собой. Москвичи растроганы и рассказывают наверно разукрашенную историю, как на днях
Гровер был выпущен с Лубянки и отправился за город разыскивать жену, которая почему-то и не подозревала о всей этой комедии. Ох уж эти приступы
сентиментальности общественного мнения. Можно себе представить, какой слащавый фельетон написал бы об этом Кольцов, если бы его не упрятали за решетку...
<...>
7 января
<...> В Испании новое наступление мятежников на Каталонском фронте, пока, видимо, довольно успешное. <...> Слух о самоубийстве Кольцова не то
при аресте, не то после. Книги его из библиотек еще не изъяты: я проверял вчера по Ленинской. Говорят, что он лично ни в чем не виноват, кроме того что
доверился жене. Еще говорят, что во время последних событий в Чехословакии он был там главным представителем Коминтерна и чем-то вызвал недовольство
Сталина.
10 января
Только что вернулся из Консерватории. Впервые исполнялся концерт для скрипки с оркестром Мясковского. Солировал Давид Ойстрах. На концерте был
Б.Л.Пастернак. Виски у него уже седеют. Он ответил на мой поклон, но я не уверен, что вспомнил, где мы встречались.
Днем работал в Ленинской библиотеке.
12 января
<...> Жена Гровера раньше жила в Болшеве, и наши девочки ее знают.
В декабрьском номере «Крокодила», вышедшем с опозданием, вместо «главный редактор» (был Кольцов) напечатано: «редколлегия». В газетах было, что Ежов принял
в Наркомводе какую-то делегацию. Значит, он еще не арестован5 <...>
Среди подписей под некрологом по Г.Чулкову были имена Ахматовой и Мейерхольда.
31 января
Сегодня на квартире у Всеволода Эмильевича состоялась встреча с ним нашей Студии6, организованная мною. Сидели у него в кабинете. Он в черном
вязаном жилете, без пиджака. З.Н. не вышла, судя по звукам из ванной, она купалась в это время. Из наших были: Плучек, Шток, Лучишкин, Кузнецов, Чеботарев,
Харкевич, Легран, Галактионов, Кастрель, Богачева, Бригиневич, Нимвицкая, Зяма Храпинович, Рябинин, ну и я...
В.Э. был любезен, но не очень оживлен и чуть натянут. От «проклятых вопросов», связанных со своим положением, явно уклонился и говорил часа два вещи из
своего «дежурного» репертуара для бесед, которые я от него слышал уже много раз. Чувствуя это, он иногда взглядывал на меня и прибавлял что-то вроде того
как: «Помните, я это там-то говорил...» Он сидел с одной стороны круглого стола, я с другой. Напротив нас полукругом все остальные. Он, пожалуй, недурно
выглядит, только руки его мертвенно блеклы.
Когда все уходили, он немного задержал меня и расспрашивал о том, что я делаю и как живу. Мельком сказал, что на днях едет зачем-то в Киев. Мы пробыли у
него с 8 до 10 часов вечера <...>
Сегодня в «Правде» без комментариев перепечатана статья В.Бартлет из «Нью Кроникл» о возможности германо-советского сближения. Уже один факт, что «Правда»
перепечатала это без сопроводительных примечаний, говорит о многом. Опубликованы тезисы докладов на 18-м съезде партии, который должен быть в марте
<...> Но, думается, статья В.Бартлет гораздо важнее, хотя без отвращения об этой перспективе и подумать невозможно.
Когда я, после ухода наших, разговаривал с В.Э. в передней, я спросил его, читал ли он это. Он тоже обратил внимание, но говорит: «Дипломатические
хитрости...»
Февраль
7 февраля
<...> Вечером на читке Арбузовым на квартире у Штока второго варианта сценария «Города на заре».
Арбузов читает по написанному его рукой в тетрадке тексту, но я узнаю много, очень много своих фраз из моего 1-го варианта. Их больше половины: около двух
третей. На этот раз мне сценарий нравится там, где он — политическая драма, и не нравится, где он — драма лирическая.
Сидел, слушал и все время внутренне пересчитывал себя. Что здесь мое и что мое здесь? Я расту и становлюсь талантливее, когда опираюсь на себя, противостоя
своим друзьям, и вяну, блекну, когда пробую опираться на них. Эта дружба сейчас обуза для меня. Одиночество меня тянет вверх, а она задерживает. Вот,
например, смотрел на Штока и думал, как он сейчас мне противен, этот спекулянт и сплетник. Какое страшное явление — бывший друг!
Давно уже не был на занятиях Студии <Арбузова> и сейчас, вглядываясь в присутствующих, удивляюсь сам на себя — как и когда я разлюбил всех их? Или,
м.б., это временно? <...>
10 февраля
Случайная встреча с В.Э. на улице Горького. Он мрачноватый. Сказал мне, что Балтрушайтис уходит в отставку. Это его огорчает: они большие друзья.
<…>
28 февраля
Вчера утром умерла Н.К.Крупская, через день после своего семидесятилетия. Все последние годы она жила под фактическим домашним арестом: потеряла много
близких товарищей, добирались и до ее секретарей и сотрудников. Можно догадаться, как она себя чувствовала.
У меня есть ее замечательные воспоминания о Ленине7, книга сейчас негласно изъятая и запрещенная.
Горький конец жизни! Одиночество и пустота вокруг. Говорят, что даже при всей ее сдержанности это иногда прорывалось неожиданными слезами.
Англия и Франция признали правительство Франко в Испании.
Стало холодней. Вероятно, это последние зимние морозы.
Март
27 марта
<...> По словам встреченного Х., дочь Троцкого Зинаида покончила в Берлине самоубийством. После нее остался мальчик Всеволод 7-ми лет. Отец — проф.
Волков, расстрелян в Москве8. Слух об аресте Фриновского9. Это уже, видимо, работа нового фаворита <Сталина> Берии. Два дня
назад капитулировал Мадрид.
Апрель
2 апреля
Не хочу записывать то, что было сегодня. И так никогда не забуду10.
Май
17 мая
Попался на глаза некролог Орджоникидзе. Из двадцати человек, его подписавших, за два года погибло 10 человек11.
21 мая
<...> Приходит Андрей. Ему вчера сказал Барнет, что арестован Бабель12. <…>
24 мая
<...> На днях на одном из вечеров, посвященных Маяковскому, Шкловский крикнул выступавшему К.Чуковскому, что тот пошляк, и вечер прервали, пока они
не объяснились <...>
Мерлинский13 рассказывает, что Бабель арестован за то, что его когда-то хвалил Троцкий. Это чепуха, конечно. Есть еще слух, что он был знаком с
женой Ежова и бывал у них. Это гораздо вероятнее.
В Нью-Йорке повесился Эрнст Толлер14.
Июнь
5 июня
<...> Начал перечитывать «Бесы». Вот фразочка оттуда, которую можно бы поставить эпиграфом к целому периоду нашей недавней истории: «Все они, от
неумения вести дело, ужасно любят обвинять в шпионстве...» <...>
6 июня
Когда начинаю читать Достоевского, все идет прахом. Читаю снова «Бесы». Только сейчас глубокий смысл этой книги дозрел до исторической яви. Как талант
большого художника всегда умнее его ума.
9 июня
<...> Встретил Ардова15. По его словам, Кольцову принимают от его брата Бориса Ефимова денежные передачи. Ефимов сам ждет ареста, но
братский долг выполняет. Его отовсюду выгнали. Как юмористы стали собирать ему деньги, и как это лопнуло. Роль Бори Левина16.
11 июня
Сам не знаю, почему вдруг позвонил В.Э.Мейерхольду. Он позвал меня завтра на дачу — день рождения Тани17. Разумеется, ехать не стоит. В.Э.
рассказал, что он часто бывает в Ленинграде: ставит там для заработка физкультурный парад в институте имени Лесгафта. И он пошутил: «Вот я снова на
Офицерской...» (На Офицерской улице, т.е. сейчас на улице Декабристов, помещается Институт Лесгафта18.) Условились на днях встретиться на
всесоюзном режиссерском совещании, которое открывается послезавтра. Упрекнул меня, что я не пришел на генеральные репетиции «Риголетто», где он многое
поставил, хотя и подписал афишу именем Станиславского19. И в самом деле: почему я не пошел? Занимался, видите ли, важными делами: Студия и
Юношеский театр20... Бред, от которого я, кажется, вовремя избавился.
13 июня
На открытии режиссерской конференции в ВТО21. В президиуме зловещая рожа Вышинского. Он приветствует конференцию от правительства. Когда в зале
появился опальный Мейерхольд, все встали и устроили ему пятиминутную овацию. Пожалуй, аплодировали ему больше и горячее, чем Вышинскому, и мне даже стало
страшно, с тем особенным оттенком, как сжималось сердце, когда в дни перед закрытием ГосТИМа в зале после спектаклей орали: «Мей-ер-холь-да!» — а он не
выходил, понимая, что тут есть доля политической демонстрации22. Пошел в комнату за сценой, увидел, что Мейерхольд в перерыве был окружен
разными людьми, и не стал проталкиваться к нему.
Мягкий летний вечер. Свирепо кричат коты.
15 июня
Пошел на режиссерскую конференцию только потому, что там должен выступать Всеволод Эмильевич. Его снова встретили бурными аплодисментами, но его речь (с
перебором самокритики и отмежеванием от «зеленых париков» и прочего) разочаровала. Ждали другого, и это смирение показалось одним фальшивым, другим —
трагическим. После него выступал Радлов23, которому меньше хлопали перед речью, чем В.Э., но больше, пожалуй, в конце, хотя он говорил
благонамеренные банальности.
Захожу к В.Э. в перерыве в комнатку за сценой. Он какой-то нервный и растерянный. Как всегда, спрашивает мое мнение о своей речи. Может быть, надо было
слукавить, но я сказал. «Думаете, что я перегнул палку? — спросил он без всякого недовольства моей откровенностью. — Боюсь, что нет...» К нам кто-то
подошел. Завязался обычный бессодержательный разговор. Мне показалось, что В.Э. утомлен. Я отошел и вскоре ушел из ВТО. Душный день. Улицы пахнут
плавящимся асфальтом.
Вечером поехал в Загорянку <...> Ночью начал перечитывать «Подросток».
16 июня
Жарко. Под вечер гроза.
Зашел на конференцию, но В.Э. не было. Против него резко и гнусно выступал Иоганн Альтман. Я ушел, не дослушав.
«Подросток» скучен, но встречаются отдельные блестки.
В газетных отчетах бранят выступление В.Э.
17 июня
Встретил Х. Всегда от него что-нибудь узнаю. Он работает в ТАСС и начинен новостями. На этот раз он мне сказал, что третьего дня в Париже умер В.Ходасевич.
Литвинов пока еще не арестован. <...>
Ночью гроза. Не спится. Думаю о разном.
В газетных отчетах с похвалой упоминается выступление Альтмана, где он бранил В.Э.
18 июня
Утром звоню В.Э., чтобы что-то сказать ему, как всегда это делал в дни травли, но его нет. Мне говорят, что он уехал в Ленинград, а З.Н. на даче. Кто
отвечал — не знаю <...>
19 июня
<...> Наконец дочитал «Подростка». Читал с усилием и скукой. Все как-то не цельно, отклоняется в сторону, начато как бы «во здравие» и кончено «за
упокой», с однообразной и как бы механической композицией. Не мог увлечься ни одним характером, кроме героя, который все-таки интересен, хотя автор
напрасно заслоняет его к концу другими лицами. Сама литературная техника Достоевского в этом романе как-то инерционна и механична.
У меня Игорь. Разговоры о преемнике Сталина. Если недавно им считали только Ворошилова, то теперь называют Жданова.
22 июня
Вечером звонок Мерлинского: «Есть новости. Приходи скорей». Удивленный его тоном и встревоженный, иду к нему. Он говорит (со слов Р.Симонова, Охлопкова,
Самосуда и художника Дмитриева) об аресте Мейерхольда в Ленинграде два дня назад, т.е. 20-го. Это не кажется невероятным и как-то сразу верится. И тем не
менее оглушает. Хочется побыть одному, и я ухожу. По дороге звоню из арбатского метро, из верхнего круглого вестибюля ему домой. Подходит З.Н. Спрашиваю о
здоровье В.Э. Она узнает мой голос вероятно, и, не переспрашивая, кто говорит, отвечает: «Плохо!..» Звоню Февральскому. Он тоже слышал. Стало быть —
правда... Как описать то, что думается? Ложусь в два часа ночи.
23 июня
Письмо от Лёвы от 2 мая.
Везу его маме в Загорянку. Остаюсь там ночевать. Пока не рассказываю ей о Мейерхольде, чтобы снова не начала волноваться. Все-таки, я был близок ему и мало
ли что...
Бессонница. Все думаю о драме об апостоле Павле. Это предприятие кажется странным (Андрей назвал его безумным). Но в нем есть нечто захватывающее, не то
что моя ловко придуманная и эффектная драма из грузинской жизни.
25 июня
<...> Вышел журнал «Октябрь» со стихами И.Пулькина.
Б.А.Дехтерёв говорит, что слух об аресте Мейерхольда подтверждается. Он слышал это в музыкальных кругах.
26 июня
Сообщение ТАСС о боях с японцами на монгольской границе. Под вечер едем с Вовкой Лободой на стадион «Динамо» на матч «Динамо-Тбилиси» — «Металлург». Потом
сидим у меня. Он тоже слышал в своей редакции о Мейерхольде. Приходит Вася Метелкин. Провожаю их до метро и захожу к Мерлинскому. Все то же. Новой
информации нет.
27 июня
Новое сообщение ТАСС о боях с японцами.
Б.А.Дехтерёв уже разговаривает со мной, как с больным. Думает, что меня могут посадить, что ли?
Но именно от него я услышал подтверждение своей догадки (одной из многих, впрочем), что арест Мейерхольда связан с овациями ему на режиссерской
конференции. У нас таких вещей не любят и в этом могли увидеть род антисоветской демонстрации, ведь он же все-таки опальный... Да и эта злая сова,
Вышинский, присутствовал тут. В ночь на 20-е, когда Мейерхольда брали в Ленинграде, с 12 часов ночи на его московской квартире шел обыск.
28 июня
Читаю «Клима Самгина». Горькая книга!
Заходит Мерлинский и сообщает, что Мейерхольда взяли, когда он вернулся ночью из гостей. Последней его видела Рашевская24. Он во время обыска
пишет письмо З.Н. и бреется. Последнее на него похоже. Дорогой мой старик...
Днем мама была у прокурора. Лёвино дело послано на проверку.
30 июня
Утром еду в Загорянку. Пляж и река. Читаю «Самгина» и думаю о разном. Бормочутся и стишки. Придумал сюжет философской повести о раскрытом преступлении.
«Самгин» страннейшая книга, бесконечно горькая и грустная. Это книга огромного разочарования и огромного самолюбия, но книга несправедливая. Горький, как
человек и писатель, всем обязан тому, что он здесь высмеивает, и он плоть от плоти той русской интеллигенции, от которой он этой книгой хочет отмежеваться.
Книга эта удивительно противоречит духу «Моих университетов» и примыкающих к ним мемуарных очерков, вроде «Время Короленко». «Самгин» должен объяснить,
почему русская интеллигенция не могла сделать революцию и взять власть. Но разве в этом задача интеллигенции? И не такой уж высокий и прекрасный приз — эта
самая власть, чтобы за нее бороться, во что бы то ни стало. Задача интеллигенции — создание таких людей, как сам Горький. И неизвестно, что в итоге
окажется исторически более нравственным — нежелание бороться за власть или все прелести власти. Думая о необыкновенном жанре этой книги, вспомнил почему-то
Пруста: общее только в гипертрофированном анализе, который подчиняет себе и сюжет, и фабулу, и характеры, и становится главным элементом поэтики вещи,
становясь как бы самоцелью.
Июль
2 июля
<...> О Мейерхольде в Москве говорят сравнительно мало: с одной стороны, это «горячо» и, м.б., небезопасно, а с другой — подобное за последние годы
стало слишком обычным.
3 июля
Звоню З.Н. Она заикается. Говорит, что ничего нового нет, и едет сейчас на дачу. Зовет заходить, «если не боюсь заразиться гриппом»...
4 июля
Встретил на Арбатской площади у «Художественного» Плучека. Говорим о Мейерхольде. Меня поражает, что он, ученик и восторженный поклонник В.Э., повторяет
(правда, как слух), что В.Э. хотел бежать за границу, что у него была в квартире троцкистская явка и прочую чепуху, в духе сочинений Вышинского и Вирты.
Прочитав в моих глазах нечто, он психологически поправляется и оговаривается, что никто ничего не знает. Так и обо мне он будет говорить, если со мной
что-нибудь случится: он, с кем я встречался последние годы иногда почти ежедневно.
7 июля
Приходит Руфа Бригиневич. Она была у З.Н. Рассказывает, что обыск у Мейерхольда на Брюсовском длился до 5-ти утра и все комнаты, кроме одной, запечатаны.
З.Н. очень пополнела и немного заикается, когда говорит о том, что ее волнует. Она считает, что Мейерхольда специально вызвали для ареста в Ленинград. Все
может быть, но ведь он и до этого часто туда ездил. Но кто знает ихние методы?
8 июля
У меня Игорь. По его словам, определяющую роль в программных и дипломатических делах сейчас играет Жданов. Он ярый сторонник сближения с немцами,
реставратор и возможный преемник: типичный «полуинтеллигент»... <...>
10 июля
В «Красной звезде» впервые появляется слово «офицер» (вместо «командир»).
13 июля
До вечера в Загорянке. Без меня у Дехтерёвых был Плучек и наследил разными скверными слухами. Во-первых, об аресте З.Н., во-вторых, о мешке с валютой на
Брюсовском, полученной от Балтрушайтиса, и тому подобное... Приходит Мерлинский и рассказывает, со слов Р.Симонова, о том, что З.Н. во всем виновата, ибо
имела на В.Э. огромное влияние. Тоже о загранице и прочее. Будто бы Щукин в случившемся тоже винит З.Н. Но все это гораздо сложнее (о влиянии З.Н. —
остальное явная чепуха). В.Э. очень любил ее, хотя иногда в последние годы уже казалось, что он смертельно устал от нее.
Упорно думается о В.Э. там...
На днях умер наш дворник Костин: антисемит, стукач и сволочь. Это он разбудил меня в ночь 16 июля, когда пришли за Лёвой, и он потом следил за квартирой и
тем, кто ко мне ходит (как рассказала мне Ольга Владимировна Брюль).
16 июля
Вечером приходит Гришка Мерлинский с потрясающим известием: в ночь на 14-е в квартире на Брюсовском убита неизвестными З.Н.Райх. Они проникли через окно со
двора. З.Н. умерла от потери крови. Множество ножевых ран. Ранена также находившаяся с ней домработница. Бандиты ничего ценного не взяли. Соседи слышали
крики, но, привыкнув к истерикам З.Н., не обратили внимания. Какие-то странные подробности: о машине, стоявшей перед домом, о пятнах крови на побеленных
стенах на лестнице... И первая мысль: что будет с В.Э., когда он узнает? <...>
Вечером еду в Загорянку: мама еще не знает о последнем Лёвкином письме. Остаюсь там ночевать.
17 июля
Мама слышала в магазине в очереди разговор об убийстве З.Н. Кажется, это больше потрясло москвичей, чем арест Мейерхольда.
Никакая работа не идет в голову.
Прогулка на закате. Сплю на открытой террасе.
18 июля
Днем до пяти на пляже. Знакомство с некой Верой. Опять лилии и прочее.
В Москве парад физкультурников, в котором участвует колонна ин-та Лесгафта, делающая упражнения, поставленные В.Э. Можно сказать, что это его последняя
премьера <...>
19 июля
Жарища. Отправляю письмо Лёве.
Слух о гибели З.Н. подтвердился. Об этом говорили в Москве уже вечером 15-го. Гришке об этом рассказал в Доме актера Володя Голубов25.
Встреченный мною М.Ф.Лишин26 тоже говорит, что он узнал вечером 15-го. А я только вечером 16-го. Я говорил с ней по телефону за 10 дней до
этого. Слух об Охлопкове оказался неверным27.
20 июля
В газетах сообщение ТАСС о том, что Верховный Суд рассмотрел дело б. посла в Болгарии Ф.Раскольникова и объявил его вне закона. Это подтверждает слух, что
он еще прошлой осенью стал невозвращенцем.
21 июля
У меня Всеволод Лобода. Его потрясающий рассказ о том, как в доме Главсевморпути на Никитском бульваре из окна 6-го этажа выбросилась после ареста мужа
(когда его увели) женщина с ребенком.
23 июля
Вечером еду в ЦПКиО. Встреча там с Димой Кедриным28. Давно его не видел. Гуляем с ним. Он читает стихи.
24 июля
Мама получила в прокуратуре отказ в пересмотре дела Лёвы. Ее слезы. Запомнить это навсегда и никогда не прощать.
Он уже около двух лет на севере, на проклятой Колыме.
25 июля
Новые рассказы о смерти Райх. Двое убийц. Красные кровавые пятна на лестнице — это следы их рук. Убегая по лестнице, они отталкивались от стен. Слышал крик
З.Н. Сахновский, но не придал ему значения. Прислуга была оглушена и, придя потом в себя, ничего не сказала толкового. Собаки сбились в конце переулка. На
похоронах была Хераскова29, внучка Мейерхольда Маша (дочь Татьяны Всеволодовны)30 и Генина31, которая потом сбежала.
Похоронили ее в черном бархатном платье из «Дамы с камелиями». Костю привезли из-под Рязани, где он жил у родных Есенина. Его допрашивал уголовный розыск.
Есть версия, что убили подростки, знакомые детей З.Н. Другая версия, в духе Вышинского–Вирты — это Гестапо, боявшееся разоблачений (?!). Третья версия —
самая возможная... но о ней писать не стоит. Ее косвенно подтверждает то, с каким старанием по городу распространялись прочие версии.
От жары и от нервов чувственное исступление. Я, кажется, не записывал о знакомстве на пляже с Марусей. Сегодня она мне позвонила, и мы поехали с ней в
Измайлово (она почему-то не захотела придти), и там, в лесу, под кустом, она отдалась мне с необыкновенной легкостью, хотя потом почему-то стала дрожать и
плакать, так что я не знал, что делать. Еле довез ее до метро и там ушел.
Не пишется совсем. Читаю Ж.Оне «Король Парижа»32, очень глупый, но увлекательный бульварный роман.
28 июля
Рано утром иду на Арбатскую площадь и бросаю в почтовый ящик письмо Лёве: ДВК Нагаево. Поселок Спорный. Автобаза №3... Это уже девятое в этом году. Странно
так просто бросить письмо «туда» в обыкновенный почтовый ящик.
Душно. Проходящие грозы.
Август
1 августа
Встреча на загорянской ж. д. платформе с М.И.Царевым. Говорим о причинах ареста Мейерхольда. Он тоже думает о связи этого дела с Балтрушайтисом. Сейчас
Балтрушайтис живет во Франции: он ушел в отставку в Литве. Т.е. возможно (и вероятно), ничего криминального тут и не было, но самая обыкновенная дружеская
связь превратилась в свете бдительности в шпионаж, заговор и т.п.
<…>
2 августа
Игорь З. передает еще версию о смерти З.Н. — будто бы от лица, близкого к Шейнину33 (прокуратура). Вечером к дому подъехала машина, и из нее
вышли двое, прежде бывавшие у Мейерхольдов. Швейцар их знал и пустил. (Уже странно: я там бывал часто и приходил поздно: подъезд всегда был открыт и не
помню никакого швейцара.) Они ушли в 5 утра, а утром приехавшая с дачи Таня Есенина нашла труп З.Н. и полуживую прислугу. У З.Н. 16 колотых ран и выколоты
глаза. Раны показывают неопытные руки убийц. Рассказчик предупреждает, что неверно, что на машине был посольский флажок иностранной державы. Это примечание
словно хочет направить любопытство в ту сторону, которая отрицается. З.Н. похоронена на Ваганьковском, где и С.Есенин. Впрочем, Царев считает возможным,
что убийцы — приятели детей, как об этом упорно говорят в Москве.
3 августа
Х. рассказывает, что в западной прессе опубликовано письмо Раскольникова. Он не бежал, а по дороге в СССР, куда он ехал по вызову, прочитал в иностранных
газетах о своем смещении и решил не ехать. У него молодая жена и маленькая дочка. Его напугал пример Карахана, которого выманили из-за рубежа предложением
назначить послом в США, а также то, что случилось с Антоновым-Овсеенко, которого тоже вызвали, как бы для нового назначения, и арестовали. Вскоре, 10
сентября прошлого года, Раскольников посетил в Женеве Литвинова и сообщил ему о своем решении. 12 октября Раскольников беседовал в Париже на Рю де Гренель
с советским послом Сурицем. 18 октября Раскольников послал письмо Сталину с просьбой о продлении заграничного паспорта — ответа не было. Тогда он принял
решение. В июне этого года в театре Порт-Сен-Мартен была премьера пьесы Раскольникова «Робеспьер». Ему сейчас 47 лет.
<…>
6 августа
<...> В городе продолжают говорить об убийстве З.Н. и притом в самых различных кругах. Приходится слышать невероятные подробности.
О Мейерхольде говорят гораздо меньше. Как это характерно! Тут политика, и все привыкли к самым страшным репрессиям, обвинениям и слухам — это стало бытом.
А там — нечто вроде уголовного романа.
14 августа
Встреча с Мехамедом34. По его словам, Мейерхольду перестали принимать передачи, которые носила Таня Есенина. Это означает, что его отправили,
или... Звонок Гриши Мерлинского. У него умерла мать. Иду к нему. Он сидит на кровати в подштанниках и, тихо матерясь, плачет. Побыл у него, потом уговорил
его пойти погулять. Долго шлялись по улицам. Знаю по себе, как физическая усталость помогает в горе: его надо истаскать, износить. Ночью читаю прекрасный
рассказ Бунина «Учитель».
<…>
21 августа
Пишу письмо Лёве. Ночью звонит Игорь и говорит, чтобы я утром читал газеты. Я и так их читаю. Ясно, что он хотел сказать о какой-то сенсации и не мог по
телефону.
22 августа
В газетах сообщение ТАСС о политических переговорах с Германией, о пакте о ненападении, о скором приезде в Москву Риббентропа35. Да, это
сенсация!
Ясный день. Днем почти жарко.
23 августа
Жаркий, но по-осеннему уже, денек. Еду на дачу.
Поздно вечером свидание с Асей. До этого все возвращающиеся из города привозят слух, что днем прилетел Риббентроп. Многие об этом говорят со злорадством,
которое психологически понятно. Причина этому в политическом блядстве Англии и Франции в испанском вопросе, в Мюнхене и в неудаче вчерашних переговоров 36. Даже Ася слышала и спрашивает: плохо это или хорошо? <...>
24 августа
Утром на платформе узнаю о том, что подписан пакт о ненападении с Германией. Вечером в газетах читаю подробности. В свете этих событий понятна отставка
Литвинова и понятно, что свершившееся не упало с неба, а готовилось исподволь, хотя, м.б., сначала как один из возможных вариантов <...>
26 августа
<...> Сталин сделал смелый ход. Есть в этом элемент авантюризма. Многие осуждают пакт за его политическую безнравственность. Это пустяки, конечно.
Политика всегда в той или иной мере безнравственна. Суть пакта — наша попытка остаться нейтральными в случае возможной войны. Но может ли она удаться, хотя
бы временно? Слух, что 18-го или 19-го Сталин сделал доклад о секретных предложениях Германии на политбюро и требовал военного договора с Германией. Его
поддержал Жданов. Прочие молча согласились.
28 августа
Х. рассказывает, что Раскольников сошел с ума. Он пытался в отеле в Грассе покончить жизнь самоубийством, выбросившись из окна. Его спасли, и он помещен в
дом умалишенных в Ницце.
<…>
31 августа
В Польше всеобщая мобилизация. Прервано железнодорожное сообщение между Польшей и Германией. Новые послания: Гитлер — Даладье — Чемберлен.
Если Польша струсит и в последний момент отдаст Данциг37, то это не принесет долгого мира и на будущее лето опасность войны будет еще сильней,
ибо сильнее станет Германия. Вероятно, ближайшие дни все решат. Но долго ли США и СССР сумеют оставаться нейтральными?
Вечером дождь, но тепло. Пишу письмо Лёве.
Все эти дни плохо работается.
Сентябрь
2 сентября
Вчера в 5 часов 45 минут немецкие войска перешли польскую границу. Об этом объявил Гитлер на заседании рейхстага. Бомбежка Варшавы и других польских
городов. Мобилизация в Англии. Приготовления в Италии. Гитлер в своей речи заявил, что может подписаться под каждым словом речи Молотова. И все же как-то
не верится, что это не очередная демонстрация, а начало новой мировой войны.
Я узнал об этом из газет в половине девятого утра, так как радио у меня не работает. Прохладный, пасмурный денек. Дождя нет. Иногда прорезается солнце.
Поздно вечером иду к Мерлинскому слушать радио. Ночные известия таковы: Польша обратилась за помощью к Англии и Франции. Чемберлен объявил в палате общин,
что Англия помощь окажет. Палата утвердила военные кредиты. Послы представили Риббентропу ноты протеста и потребовали прекращения агрессии. Риббентроп
поехал передать их Гитлеру: явный маневр оттяжки. Польский президент Мосцицкий объявил «состояние войны» и назначил Рыдз-Смиглы главнокомандующим.
3 сентября
Гитлер еще не дал ответа на ноты. Мир может быть спасен, только если немцы, заняв Данциг и коридор, остановятся. Коридор уже перерезан. Если у Гитлера
хватит мудрости заявить, что цели Германии достигнуты, то союзники признают это «свершившимся фактом» и не станут воевать. Думаю, что все правители этого
желали бы, но есть еще и такие вещи, как инерция пущенной в ход мобилизационной машины и призраки национального самолюбия <...>
Снова иду слушать ночное радио к Мерлинскому. После разных мелких, но долго передаваемых сообщений, вроде нового полета Мазурука38, присылки из
Лондона кресла Карла Маркса и новинок на сельскохозяйственной выставке, наконец, ошеломляющая новость: Англия объявила войну Германии. Очевидно, завтра это
же сделает и Франция. А еще утром я верил, что всё замнут и поступят с Польшей по-мюнхенски.
Долго болтаем с Гришкой и актером Харитоновым и ухожу домой в половине третьего ночи.
В здании Генштаба в моем переулке и ночью половина окон освещена.
8 сентября
От Мерлинского невероятный слух о прошлом В.Э. Будто бы он с 1914 года служил в охранке под кличкой «Семеныч» и осведомлял о либералах, вроде Ходотова39. Будто бы, когда после начала <Первой мировой> войны из столиц высылали немцев, то его оставили за это. Слух этот идет от И.М.Москвина 40, которому это рассказал М.И.Калинин???!!! Что это? Дезинформация? Добровольное вранье? Ясно одно — ложь и бред! <...>
9 сентября
Немцы взяли Варшаву.
В городе очереди за сахаром. Начался очередной призыв. Кроме призывающегося года, берут многих из старших возрастов. Саша Брыкин уже получил повестку.
Обыватели нервничают.
<…>
10 сентября
В газетах, отнюдь не на самом видном месте, краткое сообщение ТАСС о том, что, в связи с угрожающим и широким характером германо-польской войны,
правительство СССР решило призвать некоторые возрасты запасных. Об этой частичной мобилизации в городе говорят уже три дня, а сегодня выросли очереди не
только за сахаром, солью, мылом и крупами, но и за печеным хлебом. Я полчаса стоял в булочной на Арбатской площади, чтобы купить батон. На митингах,
проходящих на предприятиях и в учреждениях, мобилизацию объясняют также возможностью массового интернирования польских войск, которые будут прижаты немцами
к нашей границе, и необходимостью быть начеку, ввиду приближения германской армии, несмотря на договор. Вероятно, это не собственные гипотезы докладчиков,
а таковы инструкции райкомов, что тем более интересно... <...>
Звонок Мерлинского с новыми глупостями про Мейерхольда. Отругиваю его, чтобы прекратил трепаться. Пишу письмо Лёве. Ложусь поздно.
11 сентября
Немцы взяли Лодзь. Польское правительство бежало из Львова в какой-то город, название которого держится в секрете. Это уже, конечно, конец государственной
самостоятельности Польши, если правительство страны должно прятаться. Побежденных всегда жалко, хотя трудно жалеть народы самозабвенно-гордые, чванливые,
хвастливые, опьяняющиеся собственным самовосхвалением. Ничего не известно о позиции французской компартии, о судьбе ее лидеров и о линии Коминтерна вообще
<...>
13 сентября
Пока англо-французская помощь Польше выглядит довольно жалко. По существу, ее нет. Что же было за самоуверенными «гарантиями» — обман или самообман?
Гитлер прибыл в Лодзь.
Мне почему-то кажется, что где-то в дипломатических канцеляриях уже кипит новое варево — очередной раздел Польши <...>
День осенний, прохладный и солнечный. На уличных лотках горы арбузов. На заборе красная афишка о призыве этого года. Должен уйти в армию мой ученик Саша
Брыкин. Очереди в магазинах стали меньше: обыватели успокоились <...>
14 сентября
В «Правде» симптоматичная передовая о том, как поляки угнетали украинское нацменьшинство, и сообщение ТАСС о перелете польских самолетов на нашу
территорию. Немцы подходят ко Львову <...>
15 сентября
Днем в читальне.
Встретил на Арбате Васю Пшенина. Он был с В.Э., когда за ним пришли (он муж сестры З.Н. — Шуры Херасковой). Рассказывает как-то неохотно: боится, что ли?
Выжал из него только, что тот очень спокойно принял арест, внимательно просмотрел ордер, заметил, что на нем нет печати и он недействителен, и, сказав
агентам: «Простите, одну минуточку», продолжал говорить Пшенину что-то о речи А.Д.Попова41 на режиссерской конференции... <...>
Новостей о В.Э. никаких нет.
16 сентября
Польское правительство прибыло на румынскую границу.
Немцы ведут бои под Львовом и Брест-Литовском. <...>
17 сентября
Вышел из дома около двенадцати дня, чтобы купить на Арбатской площади газеты или хотя бы прочесть в витрине. В это время в очередях у киосков обычно стоят
домашние хозяйки, няньки, мальчишки и старики, азартно спорящие о дипломатах и генералах.
В одной очереди мне газет не досталось, встал в другую. В это время послышался треск включаемых радиорепродукторов. Это показалось странным: обыкновенно их
пробуют только накануне праздников. Но вскоре раздался голос диктора, сообщившего, что сейчас будет говорить Молотов. Вся площадь замерла...
Молотов сказал о переходе Красной Армией польской границы с целью занятия Западной Украины и Белоруссии. Советское правительство считает себя свободным от
договоров с Польшей. В конце он коснулся продовольственной паники, возникшей в начале сентября, и, призывая население оставаться спокойным, заверил, что
карточки на продукты введены не будут.
Я слушал это, стоя посреди площади на небольшом возвышении троллейбусной остановки. Прекрасный, солнечный день. Внимательные, удивленные, вопросительные
лица. Военный в сером плаще рядом со мной пробормотал: «Этого следовало ожидать...» И все-таки все ошеломлены.
Я тоже ожидал этого или подобного. Фактически (хотя активное сопротивление наши части вряд ли встретят) мы вступили в новую мировую войну. Будущее может
принести много неожиданностей.
На днях официально объявлено, что Сталин является автором не только главы, заключающей «Краткий курс»42, но и обширной главы о диамате и
истмате. Ее включили в новое издание «Вопросов ленинизма».
<…>
18 сентября
Солнечный день. Брожу по своей любимой дорожке вдоль ж. д. линии. Нарвал ветвей с красными, желтыми, сиреневыми, золотыми осенними листьями. Половина
сентября, а еще немного пожелтевших листьев. Главный тон листвы зеленый. Потом иду купаться. Наверно, в последний раз в этом году. На пляже уже никого нет.
Вечером радио передает о митингах по всей стране, о восторженной встрече населением Западной Украины и Белоруссии наших войск и советско-германское
коммюнике о том, что немецкая армия и Красная Армия преследуют в Польше «одни и те же цели». Еще недавно подобная формулировка показалась бы чудовищной.
19 сентября
Наши части уже заняли в Польше изрядную территорию и подходят к Львову и Вильно. Это новости из утренних газет.
День теплый, ясный. Вечером у Мерлинского.
Слух о расстреле Мейерхольда.
21 сентября
Заняты Львов и Гродно. Речь Гитлера в Данциге, в которой он предлагает союзникам мир при условии невмешательства в польские дела и заявляет, что надежды
некоторых столкнуть Германию и СССР напрасны.
Читаю статьи и речи Ленина эпохи Брестского мира. Это очень интересно.
От Лёвы давно ничего нет. Беспокоюсь. Пишу ему письмо <...>
23 сентября
Сообщение о демаркационной линии между германскими и советскими войсками. Судя по нему и справляясь по карте, — немцы должны отойти на 200 км назад, в
среднем. Итак, получается, Гитлер таскал для Сталина каштаны из огня <...>
25 сентября
В Лондоне на днях умер Зигмунд Фрейд. Ему было 83 года. Он эмигрировал из Вены после аншлюса. На его похоронах говорил речь Стефан Цвейг43, его
биограф и друг. Незадолго до смерти Фрейд выпустил книгу о Моисее и работал над психологическим анализом «Майн Кампф». Нацисты выпустили его из Австрии за
большой выкуп, который внесла его поклонница принцесса Бонапарт.
Красная Армия продолжает продвигаться к демаркационной линии по территории, очищенной немцами.
Холодно. Иногда проглядывает солнце <...>
27 сентября
В Москву снова приехал Риббентроп, очевидно, для обсуждения разных вопросов, связанных с разделом Польши. Кроме того, сейчас в Москве министры иностранных
дел Турции и Эстонии. Горячие дни в доме на Кузнецком.
Сегодня в «Правде» в одной из корреспонденций из Западной Украины поляки называются «ненавистным врагом». А всего только полтора месяца назад мы предлагали
этим «ненавистным врагам» свою вооруженную помощь. Вот что такое политика! К счастью, у людей память коротка и подобная фразеология скользит поверх
сознания.
Во Франции распущена компартия <...>
В комнате холодно, а дров еще нет. Я почти дрожу, даже в джемпере. Звонок Брыкина. Он признан годным и идет в армию.
Х. на днях рассказал, что в Ницце в клинике умер Раскольников.
28 сентября
Вчера состоялась беседа Риббентропа со Сталиным и Молотовым. Обсуждался польский вопрос. Подробностей пока нет <...>
В «Вечерней Москве» большое фото Жени Мюльберга в роли Ломоносова в Детском театре. Рад за него. Я обратил на него внимание, еще когда он поступал в
ГЭКТЕМАС, и, собственно, благодаря мне он и был принят. И в театре я его опекал. Это мой ученик.
Звонок другого ученика, Саши Брыкина. Завтра он уходит в армию и умоляет придти к нему сегодня на прощальную вечеринку. Обещаю, хотя температурю.
Решаю подъехать ненадолго к концу, но выходит все не так (делаю эту запись уже 29-го). Выхожу в начале двенадцатого и долго жду трамвай №11 на Моховой.
Сырой холодный вечер. Моросит дождь. Долго ищу его переулочек близ площади Коммуны, наконец, вхожу в какой-то двор, где вижу ярко освещенные окна флигеля,
из раскрытых форточек которого доносится пьяный шум и пластинка: «Ах, Саша, ты помнишь наши встречи...» Какие-то пошатывающиеся фигуры с папиросками у
крыльца. Меня каким-то образом сразу узнают и проводят в небольшую комнату, где вокруг стола сидят, лежат на диване, танцуют человек 20 юношей и девушек.
Это вчерашние десятиклассники, Сашины товарищи. Полно пьяных: спорят, хохочут, флиртуют. Ищу Сашу. Он уже еле стоит на ногах, увидев меня, чуть не плачет,
лезет целоваться, громко рекомендует меня, преувеличенно восхваляя, в чем-то просит прощенья, благодарит. Меня сажают на почетное место на диване и
приказывают какой-то блондиночке Наде ухаживать за мной. Мой сосед, красивый мальчик Коля, в голубой шелковой рубашке, уже очень пьян и близок к градусу
скандала. Он требует, чтобы я пил. Мне наливают, обливая мои колени водкой, вином и пивом, но, пользуясь тем, что все по-пьяному рассеянны, я громко
провозглашаю тосты, а пью мало. Из присутствующих 12 юношей — все в эти дни уходят в армию, в том числе и уже принятые в вузы. Саша идет завтра первым. Он
ласкается ко мне, как ребенок, пытается целовать руки, всем что-то говорит обо мне: как много я для него сделал и как он меня любит. Девушки тоже очень
пьяны. Вот уже Саша со слезами клянется в любви полной евреечке Доре. Коля начинает скандалить, матерно ругаясь. Сашина мама боязливо следит за порядком из
коридора. Это очень простая старушка рабочей повадки. Когда шум становится чрезмерным, я ухожу во двор подышать воздухом. За мной выходит и Надя. Я
показываю ей на скамейку, предлагая сесть. «Здесь мокро, — говорит она. — Позвольте, я к вам на колени...» Я чуть смущен такой прытью, но не спорю. Она
сидит у меня на коленях, и я начинаю целовать ее, но в это время рядом с нами усаживается парень с милым лошадиным лицом, как оказалось впоследствии, ее
ухажер. Из дома вырывается пьяная гурьба. Я шепчу Наде, что хорошо бы перейти на другую скамейку, подальше. Мы переходим, и она опять усаживается ко мне на
колени. Парень с лошадиным лицом курит рядом. «Ну, уходи, Сережа. Я же тебе сказала...» — говорит Надя капризным голосом львицы 10-го класса. Парень
исчезает, и мы начинаем яростно целоваться. Дождика нет, но свежо и с дерева на нас падают капли, но мы не обращаем внимания. Ей 17 лет. Она заявляет мне,
что «знала, что мы с ней будем целоваться...» Я ласкаю ее голые ноги выше колен (она в носках) и грудки, которые она слабо и не слишком решительно сначала
защищает. Я пробую шутить в своей испытанной манере. Она молчит и беспрерывно ищет губами мои губы. Потом мы возвращаемся в дом. Я отстаю от нее и захожу
за угол помочиться. Самые трезвые заметили наше долгое отсутствие, но никто не удивляется. Стало тише. Скандалист Коля уснул. Сережа уныло крутит ручку
патефона. Среди пластинок есть и Вертинский. Саше становится дурно, потом он засыпает. Одна пластинка сменяет другую: Утесов, Козин, фоксы... Кто-то еще
пробует танцевать. Я полулежу на диване и, когда кто-то, балуясь, выключает свет, целуюсь еще с какой-то девушкой, не то Фимой, не то Фирой... Все это
происходит почти без малейшей моей инициативы: сами девушки активно лезут. Вслушиваюсь в разговоры и споры ребят. Странное смешение цинизма и ребячества,
пафоса и грубости. Вспоминаю наши вечеринки в 1928 и 1929 годах. Все было по-другому, кроме пластинок Вертинского. Мы были другими. Лучшими ли? Не знаю.
Внутренне богаче, может быть. Менее циничными — да... Надя снова лезет ко мне. На рассвете все полулежат. Некоторые спят. Другие щупают девчонок. И
крутятся всё те же пластинки. В 6 часов утреннее радио сообщает о договоре о взаимопомощи между СССР и Эстонией. Кое-кто из ребят неплохо разбирается в
политической ситуации, но идейно все кажутся индифферентными и относятся к жизни наполовину авантюристски, наполовину потребительски. Ухожу в девятом часу.
Саша провожает меня на крыльце, обнимает, целует со слезами. Все еще остаются. Незаметно я сунул Наде записку со своим телефоном.
29 сентября
Сплю до трех.
Потом еду на дачу. В поезде читаю в газете текст германо-советского договора о дружбе и текст пакта с Эстонией.
Это события большого значения.
Новая граница, называющаяся пока «линией границы обоюдных государственных интересов», проходит восточнее нынешней демаркационной линии. Брест-Литовск — наш
пограничный город. Собственно Польша будет под немцами. Это мудро с нашей стороны: тут им покою не будет.
30 сентября
На даче. Серый денек.
В газетах прощальное заявление Риббентропа, в котором он отмечает «великолепную дружескую атмосферу переговоров» и благодарит «господ Сталина и Молотова».
В свой следующий (!) приезд он надеется побыть в Москве подольше.
Во Франции продолжается травля коммунистов. Их положение после нашего соглашения с Гитлером нелегко, и как они там вывертываются, неизвестно <...>
Звонок Нади (той самой, девушки из Сашиного класса). Передает мне последний привет от Саши. Он мне будет писать. У нее какие-то мои книги, взятые у меня
Сашей. Спрашивает, как ей их мне передать. Сговариваемся, что она позвонит на днях.
<...>
Октябрь
2 октября
<...> Вечером неожиданно является вернувшийся с Алтая Игорь З. Он буквально потрясен всем случившимся за месяц. Может быть, ему удастся съездить от
редакции во Львов. Это чертовски интересно. Слухи о разброде во Франции. Будто бы Эренбург, после пакта, демонстративно принял французское подданство.
3 октября
В Москву приехал латвийский мининдел Мунтерс. Вслед за ним приезжает литовский мининдел. Ясно, что последуют договора, подобные договору с Эстонией. Но как
велико наше давление на эти страны, увеличенное пактом с Германией! Сегодня в газетах статьи о значении для СССР прибалтийского побережья.
Сегодня второй раз топлю свою печку. Когда выхожу на терраску за дровами, замечаю, что падает снежок.
Андрей приходит под вечер. Рассказывает об антисемитском скандале Н.Погодина44 где-то. Его стараются замять. Как-то все тоскливо. Вечером пишу
прозу.
7 октября
Вчера Гитлер произнес в рейхстаге речь с предложением мира Англии и Франции. Прочитал в «Литературке», что в Ленинграде на днях умерла Л.Д.Блок 45, с которой меня знакомил в августе 35-го года В.Э.
День холодный, мокрый.
В сумерки приходит Надя, позвонив за полчаса до того. Она на самом деле мила. Встречаемся с некоторым смущением. Не зажигая света и лишь открыв дверцу
топящейся печи, сидим в креслах перед ней. У меня есть вино. Она не отказывается. И вот мы уже целуемся. Она не очень говорлива. Целуясь, закрывает глаза,
как большинство женщин, но не все. Позволяет мне ласкать ее ноги, там, где кончаются чулки, но отводит мои руки от грудок. Я встаю и снова наполняю бокалы.
Она просит зажечь свет. Зажигаю, потому что мне интересно посмотреть на нее. Она раскрасневшаяся, хорошенькая. Меня к ней очень тянет. После второго бокала
она начинает болтать. О том, что она давно загадала, что у меня с ней что-то будет, хотя слышала обо мне только от Саши. Что когда она загадывает, то
всегда сбывается. Я спрашиваю о мальчиках. Они почти все за эти 9 дней уже ушли в армию. Я осторожно и мельком спрашиваю о парне с лошадиным лицом. Она
говорит, что виновата перед ним, потому что обещала ему отдаться (так и говорит) и не исполнила. «И в этом вы виноваты...»
И в этот момент звонит Мартынов. Проклиная его, я рассеянно слушаю, что он говорит, и до меня не сразу доходит, что сегодня ночью умер Б.В.Щукин.
Я говорю Наде об этом, и очарование свидания рассеивается. Она вскоре уходит, обещав позвонить.
Странный вечер: вино, любовь и смерть...
11 октября
Пакт о взаимопомощи с Литвой. Мы ей торжественно передаем Вильно. В нынешних обстоятельствах это — политическая комедия: перекладывание из одного кармана в
другой <...>
Днем в библиотеке. Когда возвращаюсь — сюрприз: два письма от Лёвы, от июля и августа. Письма длинные и хорошие <...>
Ночью приходит Мерлинский. Рассказывает о похоронах Щукина. По дороге на кладбище урну с прахом46 дважды опускали на землю: перед домом, где жил
Вахтангов, и перед домом в Малом Левшинском, где жил сам Борис Васильевич.
12 октября
Прекрасный, солнечный, теплый, осенний день.
Еду в Загорянку <...>. Мама счастлива от писем. Читаю на даче «Хаджи Мурат». Как это прекрасно!
Пишу и отправляю Лёве письмо.
Поздно вечером звонит Надя. Ее сестра уехала на юг, и она будет жить два месяца в ее комнате на Новой Басманной. Там есть телефон — это раз, и она там одна
— это два. Я хочу приехать. Она говорит, что ей неудобно перед соседями, чтобы так поздно к ней приходили. Записываю адрес и уговариваемся, что позвоню
завтра в 11 часов утра.
13 октября
Рано просыпаюсь с каким-то чудесным предчувствием и вдруг решаю не звонить, а сразу приехать и раньше назначенного часа, т.е. часов в 9. Бреюсь, хожу из
угла в угол, иду, покупаю на Арбате в «Гастрономе» бутылку вина, прячу ее в карман и еду на метро до Красных ворот. Это дом у моста справа, если идти от
Красных ворот. 4-й этаж.
Волнуюсь перед тем, как позвонить, как будто это мое первое свидание в жизни.
Звоню. Открывает сосед. Показывает на третью дверь в коридоре. Стучу. Не сразу открывается дверь. Надя стоит в халатике, ошеломленная. Быстро вхожу, чтобы
не разговаривать в коридоре, и закрываю дверь. Снимаю пальто и ставлю бутылку на столик. Она ничего не говорит и только крепко запахивает халатик. Тут же
неубранная постель, смятое одеяло. <...>
У нее нет никакой еды, а есть хочется. Надо мне уходить и ей тоже — ехать обедать домой. Но уходим врозь, сговорившись завтра утром созвониться.
Она в этом году не попала в институт и бездельничает под предлогом, что готовится к новым экзаменам.
Только дома понимаю, что устал... <...>
Звонит Мерлинский и передает слух, что Мейерхольд освобожден и лежит в Кремлевской больнице в нервном потрясении от известия о смерти З.Н. Будто бы Юткевич
это рассказывал Лёве Свердлину.
Звоню, чтобы проверить, Февральскому, но у него телефон не отвечает.
14 октября
Утром около 10 часов звоню Наде.
На этот раз зову ее к себе. Она говорит, что будет спать до трех часов, а потом мне позвонит.
Жду звонка с нетерпением, не находя себе места.
Около трех начинаются звонки. Тюленев, Бреславский, Метелкин. Нюся. Нюра. Мартынов. Никуличев. Мерлинский.
Черт бы их побрал! Решаю, ответив, говорить, что занят. В 4 часа звонит Надя. Меня уже волнует ее голосок. <...>
15 октября
После нескольких теплых солнечных дней стало холодно, хотя и не мокро. Листья падают зелеными. Весь наш двор усыпан зелеными листьями. Странная осень.
Дела мои по-прежнему, т.е. в полном тупике, но настроение поднялось. Это все Надя. Свалилась мне с неба эта прелестная девчонка, и я уже отделываюсь по
телефону и от Веры, и от Нюры, и все время думаю, когда увижу ее.
Дозвонился Февральскому. Кажется, слух о В.Э. неверен, хотя и Февральский тоже слышал нечто подобное от Г.Александрова47. Кому это надо —
извлекать такие слухи?
Не помню уж, записал ли я, что СССР предложил Финляндии заключить пакт о взаимопомощи, но тут дело не выгорает так быстро, как с прибалтийскими лимитрофами 48. <...>
У Нади грипп и она не хочет, чтобы я приходил. Дня два-три она будет жить с семьей.
19 октября
Вчера наши войска вступили (по договору) в Эстонию. Вечером приходит Игорь З. и рассказывает, что болгарское радио сообщает о нашем ультиматуме Финляндии:
передача нам балтийских портов, передача финнам части Карелии (в компенсацию). Будто бы финны отклонили эти требования. Думаю, однако, что этим отказом
дело не кончится. Сейчас у Сталина такая полоса, что все удается. И он пойдет дальше. Финляндская граница всего в 30 км от Ленинграда.
<...>
22 октября
Солнечные, ясные дни, как в сентябре.
Под вечер в Москве мама. О.В.<Брюль> рассказала ей, что у дворника опять «справлялись» о нас и Кобриных. Словно что-то липкое и грязное вползает в
душу. <...>
25 октября
Вчера в поезде Ю.К. рассказывал о массовом побеге в прошлом году заключенных из лагеря на Кавказе. Чтобы их поймать, мобилизовали осоавиахимовцев 49, в числе которых был он. О том, как думали, что борются с бандитами, а оказалась 58-я статья. Но были и бандиты (во главе).
О жестокой расправе. Был приказ — всех на месте...
А слепой инвалид ходил по вагонам и пел:
Ах ты, ветер-полунощник,
Ты один мне только друг,
Ты найди на дне колечко,
Выкати его на луг...
<...> Звонил Наде: ее нет на Басманной. Вернувшись, сразу сел за разработки50.
Очень уж нужны деньги.
26 октября
Всю ночь работал и многое сделал.
Вот, при всем преимуществе Плучека и Арбузова перед Василием Юрьевичем51 в уме, культуре и таланте, — им всегда было неинтересно, есть ли у меня
деньги, и не нужен ли мне заработок, и обедал ли я сегодня и вчера.
Под вечер звонит Надя и зовет идти в цирк: она взяла билеты. Это так неожиданно, что даже приятно. Идем. К сожалению, у нее больна мать, и ей надо
вернуться домой. Заходим в какой-то подъезд на Цветном и целуемся, как десятиклассники.
Слух, что выпустили Бабеля, запретив ему жить в Москве. Это сообщил по телефону Мерлинский <...>
29 октября
Встал поздно и повез разработки машинистке для перепечатки набело. Возвращаюсь домой торопясь, потому что жду звонка Нади. И она звонит около четырех. Едет
сейчас на Басманную, но ей скоро надо вернуться домой. Если я хочу, то могу приехать на часик...
Если я хочу?.. И час — это очень много, если не болтать попусту...
И снова за окном осенние сумерки, смятые простыни, шум проходящих поездов (окно комнаты выходит прямо на железнодорожную ветку, ту, что идет по эcтакаде на
Каланчевской площади к Курскому вокзалу), милое, желанное тело, побледневшее лицо с закрытыми глазами (раньше я думал, что мне нравятся те, кто любит с
открытыми) и ее все время ищущие мой рот губы...
Выходим врозь, из-за соседей <...>
Слух о Бабеле не подтверждается.
31 октября
Утром звонок Нади. Она на Арбате и может зайти. Успеваю побриться. Но ей некогда. Она стоит в очереди за туфлями, и у нее всего 15–20 минут, не больше...
<...>
Немного обалдевший, с кружащейся головой и неутоленным, а только раздразненным желанием, еду к машинистке, а затем во Всесоюзный дом народного творчества,
где сдаю свои разработки.
Под вечер в Москве отец. Он говорит с Б.А.Дехтерёвым о выселении. Звонок Вовки Лободы. У него уехала жена, и он жаждет срывать цветы удовольствий. Боюсь,
что я ему теперь плохой товарищ.
Письмо от Саши Брыкина. Он в Кяхте52 <...>
Ноябрь
1 ноября
В газетах речь Молотова. Ее интересно читать и вдвойне интересно будет когда-нибудь перечесть — так много в ней политической казуистики конъюнктурного
порядка.
Любопытны подробности переговоров с Турцией и Финляндией. Утверждается «бессмысленность идеологических войн». Нужно новое содержание для термина
«агрессор». «СССР заинтересован в существовании сильной Германии». Выпады против США, в связи с письмом Рузвельта к Калинину о Финляндии и отменой эмбарго.
О целях войны. «Польша не будет восстановлена». Вот узловые места речи.
Надя звонит, но придти не может и на Басманной не будет. Но говорит, что все время думает обо мне.
И я тоже все время возвращаюсь мыслями к ней, вернее — к тому, что происходит между нами.
Вечером приходит Игорь З. В Мексике была сделана попытка убить Троцкого. Покушавшийся — испанец53. Милюков в своей газете54 пишет,
что СССР, несмотря ни на что, остается потенциальным противником Германии, и что наши приобретенья в Польше и Прибалтике только усиливают эту тенденцию.
Вероятно, это верно.
Вечером передают по радио, что Вышинский на сессии провозгласил присоединение Западной Украины и Белоруссии.
Спорим немного с Игорем. Он смотрит на все со слишком узкой националистической точки зрения. И, со своих, несомненно, правых позиций, он одобряет Сталина,
не понимая, что ловля рыбы в мутной воде — это не самая высокая политика.
Но забавно, как барабанная публицистика <Вышинского> смыкается с идеями поклонника Константина Леонтьева.
Я в этих вопросах стою на позиции П.Вяземского в его ответе Пушкину на стихотворение «Клеветникам России»55.
Но Игорь все-таки добился командировки во Львов.
Впрочем, сейчас в Москве это вроде помешательства. Все любители «вещей» бросились во Львов и другие города, но свое мародерство прикрывают разными высокими
словами.
И уже хлынули в Москву радиоприемники, пишущие машинки, отрезы, хрусталь...
2 ноября
Мама была у прокурора. Он получил Лёвино заявление. Ответ будет через месяц.
Андрей приносит с Потылихи56 слух, что прекращены работы по фильму Эйзенштейна о Ферганском канале из-за неверного показа в сценарии личности
Тамерлана. Конечно, все Тамерланы не любят смотреться в зеркало. Можно, вероятно, было изобразить Тамерлана великим гуманистом, но на это даже Павленко не
решится.
3 ноября
В «Правде» крайне резкая редакционная статья о Финляндии на первой полосе. Финны обвиняются в желании войны. В статье говорится: «Мы сломим все
препятствия». За этим нужно ждать ультиматума со сроком и стрельбы из пушек <...>
4 ноября
В тезисах ЦК к празднику впервые за многие годы нет ни слова о борьбе с фашизмом.
Пробую работать над пьесой, но она не идет <...>. Узнал, что выпущена из тюрьмы Ася Левинсон, моя приятельница лета 1935 года. Что я вообще знал о
ней за эти годы? Была замужем за Колей Ульяновым. Руководила большим самодеятельным театром при клубе завода №1, и об ее постановке там «Ромео и Джульетты»
писала пресса. Потом услышал, что ее посадили <...>
5 ноября
Холодно. Пасмурно.
Днем звонит Надя и мы идем с ней в кино на «Доктор Калюжный»57, целуемся в темноте и потом заходим ко мне на полчаса, которые превращаются в три
часа. Наде не хочется уходить, хотя ее ждут. <...>
10 ноября
В газетах речи Гитлера и Чемберлена, полные взаимных нападок. Покушенье на Гитлера в Мюнхене. Немцы обвиняют Интеллидженс-сервис58. В плане
кинопромышленности на 1940 год запроектировано 47 больших картин <...>
Надя не звонила, и я уже скучаю и томлюсь.
Странный и какой-то антидуховный этот роман, чисто чувственный и земной, не лишен своеобразного поэтизма. В нем прекрасно его бескорыстие бытовое. Нам всё
всё равно — лишь бы целоваться и ласкать друг друга. Мы даже мало разговариваем. Пожалуй, я еще не встречал такой девушки, как Надя, которой все прочее так
безразлично, хотя она и любит одеться и много читает.
Этот роман стал сейчас центром моей жизни и затмил и пьесу, и прозу, и чтенье, и друзей, и все планы и расчеты. Но он превратил эту довольно унылую осень в
праздник, и мне стало радостно просыпаться и ждать ее звонка.
11 ноября
В газетах полный текст речи Гитлера, той самой, после которой в Мюнхене взорвалась адская машина59. Ганди требует созыва в Индии Учредительного
собрания.
Пишу письмо Лёве. Работаю над пьесой.
Сейчас (в 3 часа дня) позвонила Надя, и я еду на Басманную.
12 ноября
Рано утром, не заходя домой, еду от Нади в Загорянку. Там читаю «Евгения Онегина», отсыпаюсь после бессонной ночи и отъедаюсь.
В газетах сообщение ТАСС с опровержением того, что Сталин отверг последние уступки финнов. Никаких уступок не было: наоборот, 7 дивизий «нависли над
Ленинградом». Вероятно, в ближайшее время произойдет что-нибудь в Финляндии или с ней <...>
13 ноября
Днем то дождь, то солнце.
В новом издании «Вопросов ленинизма» Сталина изъята его беседа с Г.Уэллсом, где была резкая характеристика немецкого фашизма <...>
16 ноября
В газетах разные сообщения об антисоветской кампании в Финляндии. Это, конечно, подготовка к тому, что должно произойти.
Смотрим с Надей в кино «Минин и Пожарский». Сценарий Виктора Шкловского, постановка Всеволода Пудовкина, а такое дерьмо, что высидеть почти невозможно. Но
мы с Надей стали целоваться, и время прошло незаметно. <...>
17 ноября
<...> Звонки Нади, Нюры, Нины Ив., Вали Вер., Тани К. и Раисы Старовой. С последней договариваюсь, что мы «с одним приятелем» приедем к ней завтра.
Потом звоню Вовке. Он на седьмом небе. Ладно, сосватаю их... На тебе, боже...
18 ноября
С утра на даче. Отдаю деньги. Разговор с отцом о его плане полуобмена, полупродажи квартиры. Я — против. Очень я люблю арбатский околоток и не хочу никуда
отсюда уезжать, хотя, конечно, мне одному такая квартира и не нужна.
В семь часов встречаемся, как условлено, с Вовкой у касс в Лосиноостровской и едем по записанному мною адресу. Мой план — познакомить их и под каким-нибудь
предлогом оставить вдвоем. Но все получается не так. Во-первых: у Раисы подруга, довольно хорошенькая полная шатенка Марго, потом нас сразу накачивают
коньяком. Раиса мне совсем не нравится, и я, выйдя с ней на кухню, говорю ей, что Вовка в нее влюбился и что я ее ему «уступаю». Она польщена, да и Вовка,
который был в ударе и уже читал стишки, ей понравился. Все кончается безобразным пьянством. Потом тушим свет. Марго несколько напугана развитием событий,
но очень пьяна. Возвратились поздно: Вовка очень довольный; А.К. — не слишком.
19 ноября
Утром впервые не подхожу к телефону, чтобы не попасть на Надю, а он звонит беспрерывно. Я охвачен раскаянием, да к тому же очень болит голова <...>
21 ноября
<...> Вернулся домой утром с Басманной, очищенный истинной страстью от пьяного озорства.
В этот раз мне Надя много рассказывала про школу и про всех ребят и девушек, которых я видел на той вечеринке. Какую повесть можно написать об этом.
Саму Надю целовали и тискали уже с 8-го класса. Вот в ней и накопился «миллион желаний» (как она сама говорит), который излился на меня. Она вполне
сознательно решила после вечеринки мне отдаться: вернее, после вечера с Сережей, когда они прощались и она не отдалась ему. Поступила она, конечно,
инстинктивно верно: если «первым» бывает неопытный мальчик, это часто оборачивается травмой. Сколько я об этом слышал. Еще Надя сказала одну хорошую фразу.
Я говорю ей про что-то: «А ты подумай...» Она: «Мне не надо думать, я и так все понимаю...» Это уже почти из Наташи Ростовой.
У нее ум интуиции.
Плохо только то, что скоро должна вернуться ее сестра. <...>
23 ноября
Морозец легкий и приятный.
У Нади. Рассказывает мне про семью. У нее все военные, а дядя, комдив, сел в 37-м году. Привет! Она долго не хотела об этом рассказывать, но я,
полудогадавшись по обмолвкам, выспросил и в ответ рассказал про Лёву, чтобы она не бранила себя за болтливость. И про В.Э. рассказал. Она смотрела в 36-м
году «Даму с камелиями» и знала от Саши, что я работал с Мейерхольдом. Но что он арестован — это удивительно! — не знала.
Нам все еще очень хорошо…
27 ноября
Заболел. Болит голова, горло, ноги. Температура не ниже 39°. Отвратительное самочувствие. Не подхожу к телефону, а Наде послал открытку, что у меня ангина.
Но сегодня она прорвалась ко мне с мандаринами и компотом.
Увы, нельзя целоваться: боюсь ее заразить.
Говорят, на финской границе уже был какой-то инцидент и сегодня по городу идут на предприятиях митинги и принимаются угрожающие резолюции.
У Нади в семье все уверены, что мы быстро разобьем финнов и через неделю война закончится. В том, что она на днях начнется, никто уже не сомневается.
30 ноября
Сегодня в 8 часов утра наши войска перешли финскую границу, и президент Финляндии Каллио объявил состояние войны. Самолеты сбросили бомбы на аэродромы в
Хельсинки и Випури (Выборг).
Итак, война с Финляндией началась.
Мне уже лучше, но я еще температурю.
Декабрь
1 декабря
Утром забегала Надя. Прогнал ее, ибо боюсь, что во мне еще бродит инфекция.
Сегодня в «Правде» длинное обращение компартии Финляндии с призывом образовать «Независимую Демократическую Финляндскую Республику», а недавно звонил
Мерлинский и рассказал, что в 6 часов вечера по радио передали, что в занятых нашими войсками Териоках уже образовано лево-демократическое правительство во
главе с господином Куусиненом60 (наверно, тот самый финский политэмигрант, деятель Коминтерна), что в остальной части Финляндии будто бы идет
восстание...
2 декабря
Наши войска продвигаются, видимо, без больших сражений. В газетах сообщается, что правительство Отто Куусинена обратилось к правительству СССР с просьбой
об установлении дипломатических отношений. Правда, этому правительству пока подчинена территория бывших дореволюционных дачных окрестностей Петрограда, да
и то не целиком. Это все, конечно, комедия, да и не слишком искусная.
Смотрим с Надей в «Художественном» вторую серию «Великого гражданина»61. Боголюбов, Берсенев и многие играют хорошо, но есть в этом нечто
неуловимо дурно пахнущее, нечто похожее на изделия Вирты и его зловещего вдохновителя Вышинского.
3 декабря
Сегодня в газетах фото, запечатлевшее церемонию подписания договора с господином Отто Куусиненом. Уже ставшая традиционной в последнее время мизансцена:
вокруг стола Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов и Куусинен, в одну ночь превратившийся из «товарища» в «господина».
Наши войска, видимо, продвинулись на 25–30 км, т.е. еще находятся в районе петербургских дачных мест. «Блицкрига» что-то нет62.
В коммюнике о договоре говорится, что обмен ратификационными грамотами должен быть произведен в Хельсинки «в возможно более короткий срок». Это звучит
самоуверенно и даже нагло.
За время болезни я оброс черными усами и бородой. Наде это очень нравится, и она просит меня их не сбривать. Сегодня я вечером еду к ней на Басманную.
Перерыв в любви был в 10 дней.
Легкий мороз.
4 декабря
Наши войска продвигаются медленно, очевидно встречая большое сопротивление.
Снова сырая погода, тает.
Вчера Надя нашла, что я похож на Овода, и не позволяет мне бриться.
Ей довольно рано нужно было быть дома, и мы ушли вместе в восемь утра после чудесной ночи.
Только расставшись с ней, встретил в метро Веру Комиссарову. Она набивалась на встречу, но я больше не хочу разбавлять вино водой <...>
9 декабря
Снегу уже нет и в помине. Всё стаяло. Тепло, как в конце марта.
Почти сутки мы провели в комнате на Басманной, запасшись, как сурки, продовольствием.
Что сказать? Нам было хорошо...
Как быстро эта неуверенная в себе девчонка превращается в чудесную женщину! <...>
11 декабря
Агентство Трансоцеан63 опровергает слухи о помощи Германии Финляндии. Наши войска продвинулись еще на 5–6 км. Это маловато для маневренной
войны.
В городе слухи о новой мобилизации.
Звонила Надя. Завтра придет ко мне <...>
12 декабря
Порядочный мороз.
Днем на даче. Возвращаюсь рано, так как жду Надю. Она приходит в шесть часов и остается до одиннадцати.
Первая полуссора. Она находит у меня на столе письма Саши Брыкина и просит позволения прочитать. Но, прочитав, хмурится. Вспоминаю, что в письме Саша,
узнав, что Надя принесла мне книги, написал, что, наверно, она лезла ко мне целоваться, что она очень любит. Я утешаю Надю: ведь она мне рассказала про
себя все и откровеннее, чем Саша, да и знаю я ее теперь куда лучше, чем Саша, хотя он проучился с ней вместе несколько лет. Но легкий туман остается до
конца. Вообще-то эта ее обида — хороший признак: значит, наши отношения стали иным и большим, чем девчоночьи романы и поцелуи.
Провожаю ее до того самого трамвая №11, на котором я ехал тогда на вечеринку, — она живет в Самарском переулке.
13 декабря
Морозно.
Звонок Ивана Пулькина. На днях зайдет.
Вечером является Игорь. Он вчера приехал из Львова. Интереснейшие рассказы, но, пожалуй, самое интересное, что он привез оттуда последнюю книгу И.Бунина
«Жизнь Арсеньева» и «Термидор» Алданова64, писателя, о котором мы столько слышали, но никогда не читали, кроме его ранних эссеев о Р.Роллане и
Толстом. На днях он мне принесет эти книги. Разумеется, Игорь с головы до ног экипировался и стал настоящим европейцем.
14 декабря
<...> Два дня назад (12-го) ночью скоропостижно умер Дуглас Фербенкс65, один из любимцев моего отрочества. Я видел его во всех ролях до
«Черного пирата» по нескольку раз и даже, вдохновленный Зорро, в эпоху моего раннего формализма придумал такое «решение» «Гамлета», где Гамлет и Фортинбрас
был одним и тем же лицом. Когда В.Э. мне однажды сказал, что у него Фортинбраса должен играть тот же актер, что и Гамлета, то я обрадовался такому
совпадению озорства и зрелой острой мысли <...>
15 декабря
СССР исключен из Лиги Наций. Это плохо тем, что неминуемо толкнет нас к еще большему сближению с Германией, что противоестественно и когда-нибудь скверно
кончится. О боях в Финляндии сообщается скупо и неясно. Но уже ясно, что маленькая Финляндия, никогда не бряцавшая оружием, оказала нам большее
сопротивление, чем Польша Гитлеру. Война! Под вечер приходит управдом Брюль и под расписку вручает извещение, что в случае объявления воздушной тревоги
надо тушить весь свет, а до этого наклеить на стекла крест-накрест полоски бумаги.
Неужели Москве угрожает воздушная тревога?
Весь вечер сегодня горят синие лампочки и машины летят с синими фарами.
Вечером у меня Иван Пулькин. Очень интересный разговор о Лёве, о судьбе Ивана, о Лаврове66, Бабеле, о пьесах в стихах, о Пастернаке, Оболдуеве,
Боброве и др. О Лаврове Иван рассказывает очень неприятные вещи. Он слышал, что Мандельштам не умер, как об этом говорили, а жив67. Сам Иван
работает библиотекарем в ИФЛИ68, живет в Москве без прописки и напечатал при содействии Сельвинского69 летом в «Октябре» три
стихотворения (я их читал). Читал мне свои стихи новые и маленькие поэмы. Всё очень талантливо, а есть вещи замечательные. Он передал мне посвященные Лёве
стихи для отсылки ему. Решили, что будем чаще встречаться.
Иван, конечно, поэт «милостью божьей» — в этом Лёва был прав <...>
16 декабря
Морозный, солнечный, очень красивый день.
В газетах пространное сообщение ТАСС об исключении СССР из Лиги Наций. Странная фраза, что теперь у СССР «свободны руки». Что это значит? Или ничего, или
какую-нибудь новую пакость.
Вечером Игорь приносит последнюю книгу Н.Бердяева об антисемитизме70.
17 декабря
Морозно и солнечно.
Наши войска продвигаются только в районе Мурманска и отчасти Петрозаводска. Это не жизненно важные направления. О Карельском перешейке уже несколько дней
ничего не сообщается. Странные слухи о чуме в Москве. И еще один совсем бредовый слух: Сталин развел Молотова с Жемчужиной71 и женит его на
дочери болгарского царя. Записываю как анекдот.
Газеты полны очерками и статьями о Сталине перед его 60-летием. Все ждут какого-нибудь крупного государственного акта в связи с этим юбилеем. Вряд ли...
Весь вечер у меня милая Надя, с которой нам по-прежнему очень хорошо. Она талантлива в любви. В чем это выражается? Трудно сказать. Полная естественность и
откровенность без жеманства и цинизма.
Когда провожаю ее до трамвая, слышу в небе рокот самолетов, ровный и далекий. Наверно, это воздушные патрули нашей обороны.
19 декабря
Вечером проверка воздушной тревоги. Приказано тушить свет. У нас плотные ставни, и мы тушим только в подъезде и на кухне, где нет ставней.
Газеты полны матерьялами о Сталине. Все довольно казенно.
Звонок Руфы Бригиневич. Противоречивые слухи о В.Э. Вечером приходит Игорь. Обычные наши разговоры. Он считает, что наши дела в Финляндии очень плохи.
Об этом он кое-что слышал в редакции.
23 декабря
Стоят самые темные дни в году.
Опубликовано сообщение ТАСС об итогах первых недель войны. Ссылка на мощь оборонительных укреплений и пересеченную местность. Цифры убитых и раненых. Идея
«молниеносного удара» по Финляндии названа вздорной. В целом — сообщение не слишком оптимистическое. Публикуются поздравления Сталину от иностранных
правительств. Телеграммы от Гитлера, Риббентропа, Чан Кайши, Тисо72 и, разумеется, от господина Куусинена. Недурную Сталин выбрал себе компашку
поздравителей. Три года назад это показалось бы злым шаржем.
У меня будет ночевать Надя. Не знаю, что она там наврала маме, но позвонила мне об этом и сказала ликующим тоном. Трудность одна — завтра выборы и рано
приедет мама. Но и Наде надо наверно рано домой из-за этого же.
25 декабря
Снежно и морозно.
В ответе Сталина Риббентропу обращает внимание фраза о дружбе народов СССР и Германии, «скрепленной кровью». Что это означает? Что мы помогали немцам
добивать разбитых поляков?
Туманно, но пахнет скверно <...>
26 декабря
Сильный мороз.
Звонок Февральского. Говорит, что по его данным В.Э. «в том же положении», т.е. жив и сидит в тюрьме. Будто бы он еще не знает о смерти З.Н. Но откуда это
известно А<лександру> В<ильямовичу>?
Сразу два письма от Саши Брыкина. Он уже в Монголии <...>
27 декабря
Солнце и сильный мороз.
В Финляндии никаких перемен. Неужели положение стабилизировалось? <...>
Приходит поздно вечером Игорь. Слух о снятии Мерецкова и назначении Штерна73. Наши неудачи будто бы объясняются тем, что ко дню рождения Сталина
планировали подарить ему крупную победу и не подготовились толком. По слухам, мы потеряли десятки тысяч убитыми и столько же замерзшими.
30 декабря
Сегодня полтора часа стоял в очереди за сахаром. Могу жить без мяса, но без чая жить не могу. В магазинах — ад. Товаров почти нет и очереди эпические.
Что-то похожее на тридцать первый год. В чем тут дело? Неужели такую страну, как СССР, эта маленькая война сразу дезорганизовала? Или — у нас всего в обрез
и любая обывательская кампания по запасам нарушает все товарное обращение? Но и это тоже можно было предвидеть. Или опять дали себя убаюкать пустыми
фразами: «Советский народ никогда...» А советский народ, как всякий народ, не хочет остаться без сахара, соли, мыла, лука. Вот и все. И никакой такой
особенной паники нет. Скорее разочарование и недоумение.
Народная молва винит Жданова в том, что Ленинградский военный округ оказался не на высоте. Но ведь воюет не округ, а вся страна, и виноват, конечно, не
секретарь Ленинградского обкома, а наш Генеральный штаб. Впрочем, мы не знаем всех тайных пружинок. Бывает и так, что боковые влияния оказываются
решающими, кто бы ни нес формальную ответственность <...>
31 декабря
Потеплело.
На днях газеты сообщили, что Эйзенштейн будет ставить в Большом театре «Валькирию» Вагнера. Это любимая опера Гитлера, и все понимают, что это тоже
любезность по отношению к новому другу. Слышал, что Эйзенштейн был очень деморализован запрещением «Ферганского канала» и для него это тоже выход из тупика
и затянувшегося вынужденного безделья.
Недавно в «Комсомольской правде» в обзоре военных действий говорилось, что причина наших неудач в Финляндии в необычайно суровой зиме. Это курам на смех!
Русские, оказывается, плохо переносят зиму! Но дальше еще лучше. В подкрепление этой точки зрения говорится, что в этом году впервые за много десятков лет
замерзли венецианские каналы. Итак, в наших военных неудачах виноваты венецианские каналы...
Кончается год. Он был для меня неудачным. Много потрачено времени попусту. Много начато и ничего толком не закончено. Попробовал помочь себе изоляцией от
старых друзей и безответственного тона «Хурулдана», от бурь в стакане воды в Студии — это было правильно, но результата пока не принесло. Ликвидация
Юношеского театра, отход от Студии и арест В.Э.Мейерхольда — вот главные события этого года <...> Снова много тратил времени на девок, но здесь в
конце года повезло. Неожиданный, свалившийся с неба роман со вчерашней десятиклассницей, начавшийся с пошловатого вечериночного знакомства, превратился в
праздник.
Сейчас я жду ее (половина десятого вечера). Она звонила, что наврала родным и едет. Шампанское куплено.
Окончание следует