Галерея журнала «Наше наследие»
Ирина Никифорова
Небесный град, Всадники,
Ангелы, Плывущие…
Вопрос выбора профессии
практически не стоял перед Игорем Кислицыным. Твердое
решение быть художником пришло еще в детстве, и первым наставником Игоря в
ремесле стал брат матери, живописец Константин Ипатов. Самостоятельные занятия
рисунком и штудии с гипсовых античных копий в
Пушкинском музее были осознанной потребностью мальчика, готовящего себя к
избранному пути. В поисках натуры
он лазал на чердаки обреченных на снос домов, с азартом писал пропитанные
светом облака, живописную крапчатость ржавых скатов московских крыш. Эти ранние
этюды выполнялись с особым щегольством —работал
мастихином, наслаждаясь раскованностью техники, накладывал масло широкими,
плотными мазками. В Московском художественном училище памяти 1905 года
юношеским амбициям пришлось уступить ради профессиональной подготовки, выучки
«школе».
Атмосфера 1970–1980-х годов не оставила у
Игоря Кислицына ощущения «застойного» времени. Пора
его созревания, напротив, была полна событий, открытий и эстетических
потрясений. Был длительный период «библиотечного» бдения. Эта среда «внутренней
эмиграции» стала убежищем от филистерской серости быта. Залы Иностранки и Ленинки привлекали молодого художника доступностью
информации, расширявшей и менявшей картину мироздания. Альбомы по искусству,
книги по философии, мистике, эзотерике, общение с завсегдатаями библиотечных
курилок, впечатления от прочитанного влияли на личностное становление
художника.
Чуждаясь «общих стандартов», Игорь Кислицын никогда не вступал в компромиссы с официальной
идеологией, дистанцируясь и существуя в параллельной социальной среде, где была
своя, альтернативная система координат. Отчужденные от публики, художники
сближались общностью интересов. Взаимное посещение мастерских, споры и обмен
мнением были для Игоря и его поколения университетом, сформировавшим новый тип
творческого сознания, иные художественные ценности. С середины 1970-х он
принимал участие в квартирных выставках и выставочных проектах в подвале на
Малой Грузинской, рядом с знаковыми фигурами
московского андеграунда — А.Харитоновым, В.Ситниковым, А.Зверевым, В.Вейсбергом.
В этот период художественная рефлексия
послужила основой его личностного роста, в переживании чужого опыта
формировался его собственный, уникальный стиль. Находясь в состоянии
внутреннего диалога со своими кумирами, Игорь с феноменальной точностью
улавливал не только внешнюю структуру произведений, но находил близость с их
авторской философией и жизненной позицией. Увлекаясь живописью Ван Гога,
Модильяни, Моранди, Клее, Филонова,
он примерял и переосмысливал их приемы, интуитивно нащупывая «свое».
В середине 1980-х, работая в Иконописных
мастерских Свято-Данилова монастыря под
наставничеством отца Зинона, Игорь органически усвоил
суть иконной живописи. Погружение в искусство древнерусских изографов, традицию
псковской и новгородской иконописи определило дальнейшее творческое развитие
художника, стало ключом к пониманию русского авангарда ХХ века.
Творческая неутоленность
мастера рождала большие серии тем и образов, длящихся во времени. Небесный
град, Всадники, Ангелы, Плывущие с годами пережили
трансформацию, повзрослев и изменившись вместе с художником. Форсируя
насыщенность палитры, художник углублял живописное пространство, выявлял
значимость образов. Они утратили свою фольклорную декоративность,
литературность, гармоничная структура картин обрела обобщенность и
лаконичность, даже схематичность. В зрелом творчестве живописца сократилась
палитра, но на темных фонах ярче и значительней загорелись пламенная киноварь,
драгоценная лазурь, изумрудная зелень и охра. Иконографический материал
приобрел многомерность.
Игорь Кислицын более всего ценит творческий дар, способность
созидания: «Начиная холст, я лишь приблизительно знаю, каким он будет. Я должен
напряженно вглядываться в глубь себя, где все уже
есть. Идеал недостижим, и жажда неугасима. Мое творчество, моя работа — это мое
служение Богу. И ее я рассматриваю как основу своего бытия, и не знаю, что бы я
мог делать, если бы не был художником».