Герман Смирнов

Менделеевы: Владимир, Ольга, Любовь, Иван, Мария, Василий...

Четверть века назад, когда научная общественность готовилась отметить 150-летний юбилей Дмитрия Ивановича Менделеева, я работал в журнале «Техника и наука». И, конечно, столь знаменательное событие не могло пройти мимо нашего журнала — органа ВСНТО — Всесоюзного Совета научно-технических обществ. В октябре 1983 года мы вдвоем с нашим фоторепортером Николаем Калининым поехали в Ленинград, имея в виду посетить три организации, связанные с именем Менделеева: Музей-архив в Ленинградском университете, Музей при Технологическом институте и музей во ВНИИМе, Всесоюзном научно-исследовательском институте метрологии, бывшей Главной палате мер и весов, последнем месте службы Дмитрия Ивановича.

Увы, нам не повезло. Все эти организации лихорадочно готовились к грядущим торжествам: везде шел ремонт, мебель и экспонаты были сдвинуты в углы, вдоль стен стояли связки книг и документов, сотрудникам было не до нас. Такую же картину мы застали и во ВНИИМе. Тем не менее Николай нашел кое-какие экспонаты для съемки, и пока он хлопотал вокруг них, я разговорился с пожилой симпатичной сотрудницей музея Тамарой Сергеевной КУДРЯВЦЕВОЙ. Как выяснилось, она всю жизнь проработала в архивах и музеях города, лично знала массу друзей и родственников знаменитых петербуржцев, располагала сведениями, которых не найдешь ни в одной монографии. От нее я узнал драгоценные детали и тонкости, связанные с бытовым укладом семьи и судьбой менделеевских родственников, в первую очередь детей.

У Дмитрия Ивановича было шестеро детей. От первого брака с Феозвой Лещёвой двое — сын Владимир (1865–1898) и дочь Ольга Трирогова-Менделеева (1868–1950). От второго, с Анной Поповой — четверо: Любовь (1881–1939), вышедшая замуж за Александра Блока, Иван (1883–1930) и близнецы Мария (1886–1952) и Василий (1886–1922).

В начале 1970-х годов, работая над биографией Менделеева в серии ЖЗЛ, я был удивлен загадочностью судьбы его младшего сына Василия. В доступных мне источниках сообщалось, что он учился на кораблестроительном отделении Кронштадтского морского инженерного училища, но, не окончив его, в 1908–1916 годах работал конструктором на петербургских судостроительных заводах над проектами подводных лодок и минных заградителей. В архивах сохранились документы о разработанной им сухопутной боевой машине, прообразе тяжелого танка. При весе 170 тонн она была вооружена 120-миллиметровой морской пушкой и пулеметом, защищена 100-150-миллиметровой броней и развивала скорость 24 км/ч. Экипаж состоял из 8 человек. Для сравнения укажем: вес тяжелых танков Второй мировой войны составлял не более 50 тонн, а калибр орудий — 76-88 миллиметров. Эти официальные сведения как-то плохо стыковались с семейными преданиями Менделеевых, в которых о Василии глухо говорилось, как о молодом человеке со странностями, который будто бы не захотел учиться, ушел из дома и пропал.

Кудрявцева пролила мне свет на эту тайну менделеевской семьи. По ее словам, в 1911 году Вася надумал жениться на простонародной Фене, чем вызвал страшный гнев своей матери Анны Ивановны, боявшейся, что он в связи с женитьбой потребует своей доли наследства. Она его прокляла, и он действительно плюнул на все и ушел из дома, после чего следы его затерялись. Но в начале 1950-х годов Кудрявцева случайно обнаружила в архиве письмо от свояченицы Менделеева Марии Ивановны Сафоновой: она писала своей сестре, жене Дмитрия Ивановича Анне Ивановне Менделеевой, что, мол, Вася живет в подмосковной Александровской слободе в доме таком-то. И все.

И примерно в это же время в музей приехал полковник Мостовенко — известный специалист по истории танкостроения — и расспрашивал Марию Дмитриевну Кузьмину, дочку Менделеева, которая тогда была директором Музея-архива, о судьбе ее брата Васи. Мария Дмитриевна занервничала и, сославшись на срочные дела, поспешила уйти, предоставив дальнейшие переговоры Кудрявцевой. Тамара Сергеевна рассказала Мостовенко об обнаруженном ею письме Сафоновой, и он предложил, не откладывая дела в долгий ящик, отправиться в Александровскую слободу на поиски дома.

Было это уже году в 1950 или 1951-м. В слободе они долго ходили, спрашивая у старух, где, в каком доме снимал комнаты Василий Менделеев. Никто их не понимал, пока одна из старух не сообразила, что речь идет о «чокнутом Ваське, выдававшем себя за сына Менделеева». Самое удивительное, что нашелся дом и нашлась хозяйка, от которой они узнали дальнейшую судьбу менделеевского сына.

Он снимал у нее мансарду, завалив ее какими-то бумагами с чертежами и расчетами. Жил с Феней, а в 1920 или 1921 году они из голодного Питера поехали к родственникам Фени в Краснодар. Перед отъездом Вася сложил все свои бумаги в сарай, запер на замок и поручил хозяйке следить за их сохранностью до его возвращения. Хозяйка тоже куда-то уезжала, а когда вернулась, с ужасом обнаружила, что сарай вскрыт, бумаги разбросаны по двору. Она очень беспокоилась, что ей придется теперь перед Васей держать за это ответ. Но делать этого ей не пришлось: стало известно, что по пути в Краснодар Феня заболела брюшными тифом. Вася ходил за ней, заразился сам и умер в 1922 году в Краснодаре.

Когда Кудрявцева рассказала все это его сестре Марии Дмитриевне, та облегченно вздохнула. Оказывается, она всю жизнь боялась, как бы ее исчезнувший брат не объявился в эмиграции за рубежом.

В своей книге я писал, что любимый старший сын Дмитрия Ивановича, морской офицер Владимир Дмитриевич в 1889 году пережил душевную травму: «девушка, которую он любил, неожиданно вышла замуж, нарушив данное ему слово».

С изумлением узнал от Кудрявцевой, что этой девушкой была не кто иная, как Мария Федоровна Андреева, урожденная Юрковская (1868–1953), будущая актриса, невенчанная жена Горького, член КПСС с 1904 года, комиссар театров и зрелищ, директор московского дома ученых!

Чтобы облегчить переживания сына, Менделеев пошел на поклон к высокому морскому начальству и добился, чтобы Владимира назначили на полуброненосный фрегат «Память Азова», на котором наследник престола, будущий император Николай II должен был отправиться в путешествие на Дальний Восток через Грецию, Египет, Индию, Цейлон, Батавию и Японию. По возвращении из этого похода Владимир Менделеев женился на дочери известного художника-передвижника Варваре Кирилловне Лемох. После скоропостижной смерти молодого Владимира Дмитриевича она жила вдовой, после революции — одинокой старухой в Ленинграде, и когда умерла, сосед по квартире, режиссер ленинградского телевидения перетащил к себе ее имущество и только после этого сообщил о ее смерти. Разобрав присвоенное, он сначала предлагал музею купить у него портрет Варвары Кирилловны как невестки Менделеева, а потом продал музею ставший ему ненужным диван В.Д.Менделеева.

Узнал тогда же от Кудрявцевой, что дочь Менделеева Любовь Дмитриевна, вышедшая замуж за Александра Блока, была артисткой в труппе Мейерхольда и умерла в 1939 году буквально на руках у актрисы Ветриной. Она рассказала Тамаре Сергеевне, что Любовь Дмитриевна умерла мгновенно: встала, пошла к двери и вдруг осела и упала на пол уже мертвая. Не менее загадочно ушел из жизни и ее брат Иван Дмитриевич — математик, философ, профессор, работавший в институте метрологии. Во время революции дом Менделеевых в Боблове был сожжен и разграблен, остались лишь некоторые вспомогательные хозяйственные постройки, в частности, баня. Каждое лето Иван Дмитриевич продолжал приезжать в Боблово, где организовал школу для крестьянских детей. Жил в бане, гулял в окрестностях, помогал окрестным крестьянам. Однажды, почувствовав недомогание, обратился к местному фельдшеру, тот сделал ему укол — и крупный, внешне физически очень здоровый Иван Дмитриевич от него умер!

Дочь Менделеева от первого брака Ольга Дмитриевна Менделеева-Трирогова, овдовев, получила в наследство от мужа имение Аряш в Саратовской губернии и вела хозяйство, разводя породистых охотничьих собак. После революции имение было разграблено, и Ольга Дмитриевна перебралась в Москву, где по протекции Дзержинского получила должность консультанта питомника служебных собак ВЧК-ОГПУ. Ее дочь Наталья страдала неизлечимой слоновьей болезнью, и Ольга Дмитриевна поддерживала в ней жизнь, держа на голодной диете. Но как только мать умерла, к ней нахлынули прихлебатели, быстро обкормившие ее и после ее смерти растащившие имущество.

В 1983 году, сказала мне Кудрявцева, в Ленинграде жила единственная внучка Менделеева Екатерина Дмитриевна Каменская. Ее мать, младшая дочь Менделеева Мария Дмитриевна Кузьмина, еще до революции считавшаяся крупнейшим специалистом по легавым собакам, после войны работала директором музея-архива своего отца при Ленинградском государственном университете. Екатерина не сразу нашла свое призвание, училась в Академии художеств, в театральной студии и, в конце концов, окончила исторический факультет Ленинградского университета. Работала в знаменитой Кунсткамере, специализируясь на истории и культуре народов Полинезии.

Личная жизнь Каменской не задалась: ее муж, горный инженер Евгений Каменский, вернувшись из сталинских лагерей, развелся с ней. Их сын Александр — прямой менделеевский правнук — жил у родителей отца, был осужден и по отбытии наказания, утратив и жилье, и прописку, с трудом прописался в материнскую комнату в огромной коммуналке на канале Грибоедова. Жили бедно на зарплату экспедитора завода монументальной скульптуры и крошечную материнскую пенсию. В судьбе Екатерины Дмитриевны приняли участие ученые Менделеевского химико-технологического института, в 1989 году добившиеся для нее места в Доме-пансионате ветеранов науки АН СССР. У нее был рак, но умерла она, как и ее дед, от тривиальной простуды. После кремации прах передали сыну для захоронения на Волковом кладбище рядом с могилами деда и матери…

Кудрявцева говорила, что в музей приезжали какие-то немцы из ФРГ, утверждавшие, будто где-то в Германии есть потомки Менделеева от той дочки, которую родила от него немецкая актриса Агнесса Фойхтман, когда он стажировался в Гейдельберге. Сам Дмитрий Иванович, правда, сомневался в своем отцовстве: «18 лет платил, но не знаю, мой ли ребенок?» Но в том, что у него есть внучка в Японии, Дмитрий Иванович не сомневался. Во время плавания с цесаревичем на Дальний Восток Владимир, будучи офицером крейсера «Память Азова», заключил в Нагасаки брачный контракт с японкой Такой Хидесима, которая родила от него дочь Офудзи. После безвременной кончины Владимира Дмитрий Иванович посылал Таке деньги на содержание внучки. Считается, что Офудзи погибла во время землетрясения в Токио в 1923 году. Но японский менделеевед Масанори Кадзи, специально изучавший этот вопрос, утверждает, что гибель Офудзи ничем не подтверждена, что это не более чем слухи и что, возможно, в Японии есть потомки Дмитрия Ивановича.

Тамара Сергеевна говорила мне, что «материнская ветвь Менделеева вся азиатская, киргизская» и что только отец «Иван Павлович внес в нее чистую тверскую струю». О том, что Менделеев состоял в родстве с декабристом Басаргиным, известно давно, но лишь недавно я узнал, что Николай Басаргин (1800–1861) был женат трижды — на Мещерской, Мавриной и Ольге Менделеевой, старшей сестре Дмитрия Ивановича. В их семье воспитывалась дочь декабриста Н.Мозгалевского Пелагея, которая потом вышла замуж за Павла, брата Дмитрия Ивановича. Кудрявцева утверждала, что через Басаргина Менделеев состоял в отдаленном родстве со знаменитым художником Врубелем!

В своей книге о Менделееве я писал о том, что другом Владимира Менделеева по Морскому корпусу был будущий академик-кораблестроитель А.Крылов, Езоп, как его прозвали в корпусе. Сыну и его другу Дмитрий Иванович когда-то даже прочел курс лекций по химии. Но я не знал того, что сообщила мне об отношениях Крылова и Менделеева Т.С.Кудрявцева…

По ее словам, в дом Дмитрия Ивановича был вхож Павел Кузьминский (1840–1900), талантливый инженер и изобретатель, в 1880–1881 годах занимавшийся вместе с Дмитрием Ивановичем исследованиями вязкого трения в жидкостях. Однажды у Менделеевых он демонстрировал толстую тетрадь, в которой излагалась его оригинальная теория «тетраэдрического» корпуса. Тетрадь украшал портрет известного русского кораблестроителя Ильи Алымова, заслуги которого Кузьминский ценил особо высоко. Случившийся о ту пору в гостиной молодой Крылов попросил у Кузьминского тетрадь, чтобы ознакомиться с деталями работы, и тот ему ее отдал. Вскоре после этого Павел Дмитриевич умер, и когда его жена и дочь потребовали у Крылова эту тетрадь обратно, тот послал их куда подальше.

Дочь Кузьминского уже в старости рассказала Кудрявцевой об этой истории и довольно подробно описала, как выглядела эта тетрадь. И тогда Кудрявцева невинно заявилась в Центральный военно-морской архив и в фонде Крылова действительно обнаружила некогда присвоенную им работу Кузьминского! Кстати, когда Менделеев узнал о неблаговидном поступке Крылова, написавшего донос на Алексея Андреевича Грехнёва (1840–1913), создателя и директора первого отечественного опытного бассейна, он отказал будущему академику от дома.

По словам Кудрявцевой, далеко не безоблачные отношения установились у Менделеева с его заместителем в Главной палате мер и весов профессором Егоровым, который распространял слухи о том, что Дмитрий Иванович стар и ничего не делает. Дошло до того, что Дмитрий Иванович даже сказал ему: «Не торопитесь стать администратором, вам все кажется просто только пока вы за моей спиной». Егоров сыграл неприглядную роль позднее, когда Дмитрий Иванович простудился и заболел гриппом. Егоров скрыл ото всех его болезнь. Родные куда-то уехали, за Менделеевым ухаживала сестра жены Мария Ивановна и дядька Володи Михайло. Они были не в состоянии понять, насколько опасна болезнь. И в результате Менделеев скончался, не получив элементарной медицинской помощи. Об этом подробно написал М.Н.Младенцев, один из любимых сотрудников Менделеева, который сразу же после смерти Дмитрия Ивановича ушел из Палаты. Тетрадь с этими записями Младенцева Тамара Сергеевна обнаружила в каком-то архиве, далеком и от химии, и от метрологии.

После смерти Менделеева Егоров потребовал, чтобы семья умершего директора немедленно выселилась из казенной квартиры при Палате. Вдова с детьми была вынуждена переехать в доходный дом, его строил сам Дмитрий Иванович, сильно запутавшийся в денежных делах, связанных с этой стройкой. В конце концов и этот дом ей пришлось продать, и Менделеевы потом где-то снимали квартиру, не зная, куда девать огромный архив и обстановку менделеевского кабинета. Прознав об этом, к Анне Ивановне подъехали англичане и немцы, предлагая продать им менделеевский архив. Но русские химики, узнав об этом, выделили средства из фонда, созданного на I Менделеевским съезде, на приобретение архива. Однако после этого возник вопрос: где разместить, где хранить эти бесценные документы?

Верный памяти своего учителя Вячеслав Тищенко, заведовавший университетской библиотекой, поместил часть ящиков в библиотечных помещениях, но ректор университета Иван Боргман — приятель Егорова, — узнав об этом, сделал Вячеславу Евгеньевичу выговор. Тогда Тищенко обратился к Мусину-Пушкину — попечителю учебного округа и почитателю Менделеева. Тот возмутился, вернул деньги за менделеевский кабинет Менделеевскому фонду, выкупил на свои деньги архив и приказал Боргману разместить его в трех комнатах бывшей менделеевской квартиры. Эти три комнаты и были пристанищем музея на протяжении почти сорока лет. Лишь в самом начале 1950-х годов Кудрявцева, прикрываясь именем Кузьминой-Менделеевой, написала прошение в отдел науки ЦК ВКП(б) Юрию Жданову, и тот приказал добавить музею еще несколько комнат бывшей менделеевской квартиры. Но лишь в канун 150-летнего юбилея менделеевскую квартиру полностью передали музею…