Николай Бесчастнов
Агиттекстиль
В музее художественных
тканей Московского государственного текстильного университета хранится
коллекция текстильных изделий, которая вызывает неизменный интерес посетителей.
Это собрание тканей и платков с агитационным рисунком.
Рисунки для них были
исполнены в 1920-х — начале 1930-х годов студентами и выпускниками первого
советского художественно-промышленного вуза Вхутемаса
— Вхутеина и Московского текстильного института.
Изображения серпа и молота, силуэтов заводов и буденовок, самолетов, тракторов
и танков, встреченные в 1920-е годы старыми художниками-текстильщиками
неоднозначно, а то и враждебно, в век информационных и рекламных технологий и РR-кампаний воспринимаются как
первая массовая политическая агитация на текстильных носителях.
Воспоминания
текстильщиков — «бойцов» агитационного фронта, и изучение документов того
времени говорят о том, что это явление не было рождено по заказу партийных
лидеров, а явилось продуктом устремлений оптимистически настроенной творческой
молодежи, верившей в светлое будущее своей Родины. Искренность в сочетании с
профессионализмом исполнения позволили создать орнаменты, оставшиеся в истории
искусства.
Агитационная тематика в
ткани, поддержанная Ассоциацией художников революционной России (АХРР),
приобрела в 1925–1933 годах общесоюзный размах.
В коллекциях отечественных музеев и текстильных фабрик имеются сотни образцов с
характерными рисунками, исполненными на предприятиях многих областей Страны
Советов.
Что же было главной
особенностью агиттекстиля и основными раздражающими
факторами для сторонников традиционных устоев? В основном в этом качестве
фигурирует сама агитационная направленность, связанная с советской эмблематикой и сюжетами «из идеалов новой жизни». Но это
справедливо только частично. Серп, молот, колоски и снопы пшеницы активно
использовались в мелкораппортных текстильных рисунках
уже со второй половины XIX века, а ткани с таким орнаментом хорошо раскупались
в провинциальных городах и селах. В дореволюционный период в орнаментах
массовых набивных тканей сюжетно решались темы сельского труда, отдыха в
деревне, игр детей. Огромное количество портретов, батальных композиций
исполнено на юбилейных подарочных платках конца XIX — начала XX века.
Главной, на наш взгляд,
«раздражительной» особенностью и значительным вкладом в историю проектирования
текстильного рисунка является осознанное, выходящее за рамки теоретических
положений текстильного орнамента XIX века, создание текстильных композиций,
игнорирующих ради политической идеи многовековую устоявшуюся гармоничную связь
орнамента и костюма. Именно амасштабность и
аритмичность таких рисунков по отношению к одежде основной части населения
тогдашней России дали повод к отрицательной оценке работы художников
агитационного направления. В деревнях, где трудилось большинство жителей России
и где были крепки традиции древнего каноничного узора, ситцы и сатины с
угловатыми изображениями самолетов и спортсменок в купальниках, портретами
революционеров смотрелись действительно странно.
«Новая тематика» никак не
входила, да и не могла войти, в строй крестьянской одежды. Однако она не
вызывала отрицательной реакции у сотен тысяч рабочих и «полукрестьян»
— новых горожан России, устремившихся в города из деревень. Агиттекстиль
активно раскупался в городах и из-за того, что в разоренной Гражданской войной
стране каждый кусок хорошей материи был благом.
Политическая ситуация
позволяла творческой молодежи, стремившейся к быстрейшему переустройству жизни
на основе новых идеалов, не учитывать в своей деятельности мнения старых
фабричных профессионалов текстильного рисунка.
М.С.Назаревская, Л.Я.Райцер, Н.В.Полуэктова, М.В.Хвостенко и ряд других художников-текстильщиков,
заявивших о себе еще в период учебы во Вхутемасе — Вхутеине, искренне считали, что главным на том этапе должен
быть «фактор активного эмоционального и идеологического воздействия в том
направлении, которое требуется для нашей эпохи социалистического
строительства», и «в основании работы художника-текстильщика должна быть новая
тематика, порожденная
современностью, острая и актуальная»1. И если конструктивисты-«производственники»
говорили о «растворении проблемы орнамента в проблеме костюма», то активисты агиттекстиля вообще не говорили о костюме и рассматривали
текстильный рисунок не только как
отдельную художественную систему, но и как самоценную, берущую на себя основное
внимание зрителя композицию. Говоря современным языком, текстильный рисунок
понимался исключительно как автономная цвето-декоративно-графическая
художественная система, работающая на остром конфликте между ней самой и
объемной формой одежды. Причем, чем активнее этот конфликт, тем мощнее эффект
восприятия агитационного сюжета. Фельетон Г.Е.Рыклина
в газете «Правда» под названием «Спереди трактор, сзади комбайн», высмеивая
неудачные формы применения индустриально-тематического рисунка в текстиле,
точно зафиксировал формальную суть явления2.
Такое отношение к
текстильному рисунку позволяет нам считать агиттекстиль
одной из форм развития суперграфических тенденций в
создании художественного облика городской среды 1920-х годов, особенно
праздничного облика с творческой установкой «отделить новое, революционное
праздничное оформление от старой, “буржуазной” застройки
города»3. Только в качестве
«буржуазной» застройки выступает костюм.
Всплеск суперграфических тенденций в художественном проектировании
ткани был несколько запоздалым, и палитра художественных приемов нового стиля
пришла в сферу текстильного рисунка уже не такой «чистой». Политический пафос и
«боевитость» сюжета ценились часто выше выверенности
формальной организации композиции. Попытка внесения в текстиль супрематического декора, предпринятая О.В.Розановой в 1918
году, то есть в период размаха поисков «праздничных» решений городской среды,
осталась прекрасным лабораторным экспериментом. Конструктивистская деятельность
в искусстве ткани В.Ф.Степановой и Л.С.Поповой была слишком короткой по времени
и не имела широкой поддержки творческих организаций. Новые приемы работы,
найденные «левыми» художниками в конце 1910-х и первой половине 1920-х годов,
массово проявились в текстильных композициях только с приходом на фабрики
студентов и выпускников Вхутемаса — Вхутеина. Эта запоздалость и определила известную пестроту
формальных решений в агитационном текстильном рисунке, так как новые
политизированные веяния времени наслоились на рожденные ранее фундаментальные
идеи.
Такой «сгусток» идей,
наполнявший головы революционно настроенных молодых художников ткани, давал в
ряде случаев причудливые практические результаты, постоянно порождал
разногласия. Одни художники пытались разработать опыт кубофутуризма и супрематизма, другие яростно доказывали,
что даже рисунки с советской эмблематикой (серп и
молот, красное знамя и др.) являются отходом от практики революционного
строительства и только решение на ткани развернутого тематического действия с
фигурами рабочих и крестьян или с портретами передовиков труда есть правильный
ответ на запросы времени. Третьи соглашались с тем, что произведение,
принадлежащее к «пролетарской художественной культуре», как можно ярче и
убедительнее должно отражать «индустриализм», «коллективизм», «социальную
классовую целеустремленность», «динамизм жизни» и другие проявления эпохи. В
работах студентов и выпускников Вхутемаса — Вхутеина представлены все эти направления поисков.
Обзор прессы показывает,
что эта полемика к 1933 году вышла на грань политической безвкусицы, но работы
выпускников и студентов Вхутемаса — Вхутеина редко переходили эту грань. «Советский китч» в
текстильном рисунке со всей его махровой атрибутикой и стилистикой зародился в
изделиях провинциальных рисовальщиков, не имевших художественного образования.
Разбор практического
наследия художников агитационного рисунка показывает высокий, или даже очень
высокий, уровень профессионального мастерства исполнителей.
В мелкоузорных орнаментах
дискретного плана с раппортом около десяти сантиметров мастерство композиций
вообще неоспоримо. Отработанный с учетом опыта орнаментального творчества
второй половины XIX века, небольшой по размеру мотив «советской тематики»
достаточно легко «держался на плоскости» в любой части одежды. Сложная
организация мелкоузорных орнаментов, включающая несколько поворотов мотива в
раппорте, при наличии опыта работы позволяла орнаментально организовать любое,
даже самое «колючее» изображение. Трудности построения орнамента и его
пластической и ритмической увязки с фигурой человека возникали, как правило, в
орнаментах со средним и крупным раппортом. Ткани с мелким, средним и крупным
раппортом и эмблематическим мотивом визуализируют возрастание сложности
профессиональной работы при увеличении размера раппорта. Наиболее заметно это
на тканях со средним раппортом, использовавшихся в то время
как для одежды, так и для интерьерных изделий.
Кроме новой тематики и
сознательного игнорирования проблем взаимосвязи текстильного тематического
орнамента и костюма, раздражение и даже неприязнь у старых фабричных художников
и рисовальщиков вызывало простое открытое движение «рубленых форм». «Рубленностъ» мотивов вступала в противоречие с тягучей пластикой
рисунков модерна и «морем» цветочного печатного орнамента русских
провинциальных фабрик.
Выявляя движение или, как
тогда говорили, «динамику» в композициях геометризированного характера, новый
текстильный орнамент полностью расходился с принципом равновесия и покоя,
культивировавшимся в текстильном орнаменте второй половины ХIХ
века и массовом дешевом текстиле начала XX века.
Методика и приемы
получения текстильных рисунков из геометризованных форм в «динамике» позволяют
сказать, что они прямо связаны с теоретическими знаниями и практическими
навыками, полученными студентами-текстильщиками на Основном отделении Вхутемаса — Вхутеина. Выпускники
и дипломники текстильного факультета первого художественно-технического вуза
России, изучавшие в теории и на практике такие дисциплины, как «Пространство»,
«Объем», с решением в учебных заданиях проблем статики и динамики на основе
сочетания абстрактных форм, разносторонне применяли в фабричных условиях
полученные в период учебы знания.
Раскованное самостоятельное
формотворчество без оглядки на стилевые особенности искусства прошлого,
свободное общение и обмен мнениями со студентами других творческих
специальностей позволили текстильщикам-«вхутемасовцам» не сковывать себя узкоцеховыми
текстильными традициями.
Новаторские методики
обучения на Основном отделении стимулировали творческие поиски в области
методов художественного проектирования ткани. Художники агиттекстиля
не оставили нам такого глубокого личного осознания своего творчества, как
В.Ф.Степанова и Л.С.Попова. Исключением является только эпистолярное наследие
Н.В.Полуэктовой, достаточно четко сформулировавшей в статье «За правильные
позиции в текстильном рисунке!»4 концепцию пролетарского содержания в текстильном рисунке
периода социалистического строительства. Но это была идеологическая часть
проектирования. Эстетика работы с мотивом орнамента и графическими средствами
выражения в текстильном рисунке оказалась скрытой в учебных программах по общей
и специальной композиции, в заданиях производственных практик.
На текстфаке
лекции читались такими лучшими дореволюционными специалистами и требовательными
педагогами, как Н.Н.Соболев, О.П.Грюн,
Л.В.Маяковская, М.С.Тихомиров, С.И.Кушнир. Если учесть, что специальные,
привязанные к конкретным технологиям, курсы текстильных рисунков преподавали
они же, то исчезают последние сомнения в сильной профессиональной подготовке вхутемасовцев — мастеров агитационного текстиля. В вузе они
получили полноценный старый опыт и лучшие варианты поисков нового понимания
проблем искусства.
«Застрельщики» агиттекстиля знали что делали, и делали это сознательно, с
пониманием уровня своих знаний и навыков. К сожалению, свое превосходство в
образовании в фабричных коллективах рисовальщиков они не всегда выражали в
корректной форме. Считая себя безусловными носителями прогрессивного нового,
они были нетерпимы к «буржуазному» старому. Всякое сопротивление «внедрению в
производство» новых рисунков уже на производственных практиках студентов
порождало бурную реакцию и обвинения в саботаже революционных преобразований.
«Попробовали бы они не внедрить...» — вспоминала о том периоде Л.Я.Райцер, бывшая одним из
комсомольских лидеров вуза. Заявления студентов о том, что они не только
получают знания, но и воспитывают многих, не имеющих революционной закалки
педагогов, были обычным явлением и не расходились с делами.
Новый текстильный рисунок
стал широко внедряться студентами-практикантами после того, как крупнейшие
московские фабрики сделались базами производственного обучения Вхутемаса — Вхутеина. Утверждение
«пролетарского содержания текстильного рисунка» стало принципиальной программой
текстильной секции Организации молодежи АХРР.
Даже после
расформирования Вхутемаса — Вхутеина
агитационные орнаменты продолжали исполнять на производственных практиках
студенты Московского текстильного института, в стены которого был переведен
текстильный факультет первого художественно-промышленного вуза страны.
Агиттекстиль
прекратил свое существование в 1933–1934 годах, после известного постановления
ЦК ВКП (б) от 23 апреля 1932 года «О перестройке литературно-художественных
организаций», в котором были подвергнуты несправедливой критике многие формы
художественной практики и прикрыты различные творческие объединения, в том
числе и АХРР. Несмотря на свои художественные достоинства, массовые
художественные ткани перестали быть необходимыми в период завершения
«построения основ социализма». Искренний порыв творческой молодежи завершился
директивным «закрытием» одного из самых ярких явлений в отечественном
прикладном искусстве. «Закрытие» было проведено с таким рвением, что и в 1980-е
годы художники, делавшие в молодости агиттекстиль,
показывали эскизы тканей того бурного времени только после длительных уговоров.
1 Рогинская Ф.С. Советский текстиль. М., 1930. С.
75-76.
2 Рыклин Г.Е. Спереди
трактор, сзади комбайн // Правда. 1933, 6 октября.
3 Хан-Магомедов С.О. Из истоков суперграфики
и колористики // Некоторые проблемы развития
отечественного дизайна. (Труды ВНИИТЭ): Сер. «Техническая эстетика». Вып. 41. М.,
1983. С.32.
4 Полуэктова Н.В. За правильные позиции в
текстильном рисунке // За пролетарское искусство. 1932. №7-8.