Галерея журнала «Наше наследие»

Вильям Мейланд

Энергия света

В предельно пестрой и переусложненной картине современного изобразительного искусства, где часто изобилуют агрессивные тенденции и сознательный отказ от так называемой неактуальной живописи, произведения старейшего московского художника Юрия Константиновича Бурджеляна представляются своеобразным оазисом пластического здоровья и чуть ли не тем самым «лучом света», который не столько борется с «темным царством» изобразительного дилетантизма, сколько попросту игнорирует его существование. В этом есть и достоинство профессионала, живущего по классической формуле — «на том стою и не могу иначе», — и определенная самодостаточность состоявшегося искусства. О пейзажах, портретах, интерьерах и натюрмортах Бурджеляна можно сказать словами писателя Гайто Газданова: «…В них нет того досадного “новаторства”, которое чаще всего объясняется каким-то психологическим или творческим ущербом».

Слитые воедино цвет и свет картин Бурджеляна практически не позволяют говорить о четкой периодизации его живописи. Кажется, что он писал так всегда и везде, обращаясь то к излюбленным эпическим пейзажам Восточного Крыма, то к спокойной и умеренной в цвете природе Подмосковья и средней полосы России в целом. Цвет у Бурджеляна неизменно переходит в свет и становится той самой узнаваемой волшебной субстанцией, которую мы, зрители, привыкли в последние несколько десятилетий именовать бурджеляновской живописью. Мы узнаем ее в работах его многочисленных учеников, которые без всякого внешнего нажима подпадают под ненавязчивое влияние мастера и на какое-то время, а порой и навсегда становятся приверженцами его живописного метода.

Спокойствие живописи, точно найденные количественные отношения цвета и света, увиденные в природе и перенесенные на холст, композиционная уравновешенность — во всем этом и заключается естественность и основательность метода художника, подтвержденного многолетней педагогической и творческой работой.

Бурджелян нашел свой пейзаж, и речь в данном случае не только о географии. Восточный Крым мог быть открыт им и в других странах — будь то, например, Армения, где он был, или Испания, где он никогда не был. Все дело в структуре местности, в свободном пространстве, где нет ничего лишнего и случайного. Пейзажи Бурджеляна — это пейзажи легкого дыхания, чистоты и прозрачности красок. Художник сумел однажды преодолеть угнетавшую его черноту. Толчком для начала этого процесса послужила не только природа Крыма, но и некоторые произведения мирового изобразительного искусства. Свои впечатления от «Спящей Венеры» Джорджоне на знаменитой выставке сокровищ Дрезденской галереи в самом начале 50-х годов художник выразил такими словами: «Рядом с этой живописью мне все казалось, что я пишу черновато…» Что же касается работы на пленэре, то можно с уверенностью сказать, что Крым способствовал «живописному просветлению» Бурджеляна, — подобно тому, как южная Франция когда-то высветлила палитру Ван Гога. В одном из писем к брату Тео, датированных 1885 годом, Ван Гог писал: «…Судьба большинства художников по какому-то роковому стечению обстоятельств складывается так, что им приходится очень долгое время искать свет». Поиски Бурджеляна, начатые еще в ранние студенческие годы, счастливо привели его на рубеже 50—60-х годов к обретению светоносной живописной пластики.

В последнее время художник часто обращается к натюрморту, интерьеру и портрету в интерьере. Иногда с его холстов на нас смотрит декоративный и причудливый Восток и, в частности, Япония. Но и тут Бурджелян не изменяет себе, наделяя «восточные» композиции присущей его живописи конструктивной крепостью и колористической ясностью. Чистота и изысканность — вот те побуждающие начала, которые оказались близки Бурджеляну в классическом японском искусстве.

Многочисленность учеников объясняется не только почти тридцатилетней преподавательской деятельностью художника в Московском полиграфическом институте, но прежде всего самой личностью учителя. Бурджелян увлекает и методом живописания, и примером своего отношения к искусству и жизни. Его эстетика и этика не спорят друг с другом и в равной степени пронизаны светом и ясностью, что помимо всего прочего воспринимается положительно еще и по контрасту со смутными периодами нашей истории, которые приходятся на последние 50-60 лет. В формально наступившем XXI веке жизнестроительная энергия света, добытого Бурджеляном, наверняка будет востребована и профессиональными живописцами, и благодарными зрителями.