15 лет Российскому
фонду культуры
Сигурд Шмидт
Просвещение —
главный путь
«Роль Фонда культуры и в
России, и за ее рубежами
в огромном определялась союзом Лихачева и
Горбачевой»
С Раисой Максимовной я
познакомился лично только с организацией Фонда культуры. Но, конечно, благодаря
СМИ имел уже представление
о ее внешнем облике и
манере держаться и знал о первых впечатлениях Дмитрия Сергеевича Лихачева от
общения с ней.
Сначала поведение Раисы
Максимовны я мог наблюдать как член Правления Фонда культуры на достаточно
многолюдных заседаниях, глядя из зала на сцену, где находились члены
президиума. Она держалась тактично, никак не показывая особенность своего
положения, хотя, конечно, не могла не заметить, что в моменты ее нечастых
выступлений, даже реплик, наступала тишина внимания и выступавшие вслед за нею
иногда ссылались на ее только что произнесенные слова, ссылались иногда и не к
месту. Существенно было то, что она заинтересованно прислушивалась к тому, что
говорили другие. У нее не было покровительственного тона, нередко обидного для
других, и — что еще существеннее — не было дежурных фраз, общих слов, вопросы
или замечания всегда носили деловой характер. Не позволяла она себе и
разговаривать с другими в то время, когда выступали с трибуны. Видимо, такое
умение держаться и искреннее внимание к обсуждаемым вопросам импонировали
Лихачеву и облегчали председательствование Г.В.Мясникову, которому Дмитрий
Сергеевич нередко передавал полномочия ведущего заседание.
Когда я стал членом
президиума Фонда, то начал общаться уже с Раисой Максимовной на его деловых
заседаниях и совместно участвовать в обсуждениях. Раиса Максимовна была
активной участницей таких обсуждений, проявляла интерес даже к детальным
вопросам и обращала внимание на формулировки решений, была деловита. Видимо,
даже прилагала усилия к тому, чтобы не выглядеть дамой-патронессой в дни
открытых заседаний с приглашением и представителей с мест, и прессы. Садилась
она за общий стол: во главе стола оставались лишь Лихачев с Мясниковым, а во
время обеда, который для членов президиума организовывали в комнате на втором
этаже, садилась не обязательно рядом с академиком и участвовала в общих
разговорах. Она не пыталась использовать привилегированное личное положение,
навязывая свое мнение. Помнится, Раиса Максимовна склонна была к организации
музея-выставочного зала с ориентацией на произведения, кажется, обязательно из
всех национальных регионов и как будто могла рассчитывать на поддержку
Мясникова. Но некоторые активные члены президиума придерживались иного мнения о
назначении выставочного зала. Выяснив это, обсуждение вопроса решили продолжить
на следующем заседании. Но когда и в этот раз часть присутствовавших с ее
предложениями не согласились, она не стала настаивать. И во время последующего
обеда не было никаких симптомов ущемленного самолюбия, недовольства. Члены
президиума и позднее позволяли себе вольномыслие, полагая это столь же
допустимым, скажем, как на заседаниях руководимого Лихачевым в Пушкинском Доме
Отдела древнерусской литературы, где, случалось, руководитель Отдела,
почитаемый как ученый и любимый как человек, иногда оставался со своими
суждениями в меньшинстве.
Обладая незаурядной
наблюдательностью и тактом, первая дама государства не только проявляла
деликатность, но, думается, осваивала и непривычную ей ранее манеру общения:
как всякий преподаватель средней и высшей школы, она выработала привычку
повторять особенно важную мысль — теми же или схожими словами, оттачивая и
уточняя формулировку. А Лихачев и некоторые другие члены президиума улавливали
главное с первого же захода. Убедившись в этом, Раиса Максимовна перестала
следовать такому обычаю и стала говорить быстрее, отказавшись также от едва ли
не обязательного для преподавателя чуть замедленного темпа речи.
Дмитрий Сергеевич,
никогда не занимавший должности выше заведующего сектором академического
института или председателя академической же редколлегии и академического
научно-проблемного совета, не освоил в свое время клише бюрократического
делопроизводства и идеологические штампы допустимых решений и формулировок и
простодушно склонен был следовать здравому смыслу, опирающемуся на обычную
житейскую мудрость, а то еще и на нравственные нормы многовековой давности. И
это явно импонировало и некоторым более молодым членам президиума из среды
ученых, деятелей искусства. Чувствовалось, как воспитанная в сугубо
партийно-советских традициях заседаний парткомов и профкомов, Раиса Максимовна
первоначально с некоторым недоумением воспринимала иной раз рассуждения и
рекомендации почтенного академика-идеалиста. Но, поразмыслив по существу и
убедившись (прежде всего благодаря своей женской интуиции) в бескорыстной
направленности его намерений, а как правило, и в практической мудрости
предложений, не только не останавливала его, но все в большей мере поддерживала и сам стиль подобного руководства (тем более что многоопытный
Георг Васильевич Мясников знал, как в конечной редакции устранить формулировки,
вызывающие особое недоумение).
Следует особо отметить
общественное значение союза
в руководстве Фондом
культуры Раисы Максимовны и Дмитрия Сергеевича. Для людей, сформировавшихся в
понятиях о советском менталитете, допускавшем лишь единомыслие и обязательное
следование установкам свыше, идеи Лихачева не оказались бы столь
результативными для развития и общественного сознания, и культуры, если бы не
было у него взаимопонимания с Раисой Максимовной, ее поддержки — тем более что
широко известно было, даже самым опасливым и несамостоятельным, о ее личном
авторитете в высших сферах, о редкостной духовной близости четы Горбачевых.
Роль Фонда культуры и в России, и за ее рубежами в огромном определялась союзом
Лихачева и Горбачевой.
Нужно было обладать
особой тонкостью душевной, дальновидностью и в то же время смелостью,
способностью противостоять стандартам, чтобы доверить именно Лихачеву
руководство Фондом культуры. И пригласить его не для украшения Фонда
импозантным и всем заметным архитектурным излишеством, а доверить именно
практическое руководство, обеспечить реальное право вмешиваться во все дела и
формулировать в СМИ свои намерения и свое понимание способов использования и
обогащения культурного наследия. Ведь незадолго до того Лихачев был опальным —
в дни грандиозного празднования юбилея Академии наук в середине 1970-х годов
он, едва ли не единственный из академиков, не был удостоен награждения орденом. Благодаря публичному — по телевидению — выступлению в защиту
памятников и природы Ленинграда и его окрестностей он стал к тому же и
невыездным, хотя признавался за рубежом самым выдающимся советским ученым-гуманитарием,
больше, чем кто-либо другой, имел званий члена иностранных академий и степеней
доктора зарубежных университетов. Ранее в партийных органах это считали знаком
небезопасной для официальной идеологии, особой близости чужим для нас взглядам,
что и использовалось против ученого.
Раиса Максимовна
уловила, что великий ученый-исследователь и мастер слова, напротив, особенно
ценен тем, что мыслит в рамках не устного партийного догматизма, а в широкой
сфере проблематики и нравственных ценностей мировой культуры, и, конечно,
почувствовала, как велико личное обаяние Лихачева как человека, как
притягательно для многих общение с ним — и в нашей стране, и за ее рубежами, и
пожилых, и молодых. Поняла она и то, что этот убежденный интернационалист
является прежде всего патриотом своей страны, отечественной культуры и
стремится к тому, чтобы во всем мире получили представление о величии и
особенностях нашей культуры, оценили ее, причем не только в великих творениях
гениев, но и в обычных ее проявлениях. Она могла убедиться в том, что именно
Лихачев в большей мере, чем кто-либо из наших даже очень знаменитых
современников, является продолжателем линии развития общественного сознания,
восходящей еще к Новикову и Карамзину, Жуковскому и
Пушкину, когда придается особое значение нравственным традициям и сохраняется
вера в то, что просвещение — главный путь и к совершенству отдельной личности,
и к переустройству мира. Думается, что это казалось привлекательным Раисе
Максимовне в образе мысли и поведении Лихачева. Поверила она и в его добрые
намерения, а он поверил ей. И во многом именно благодаря ей (при том, что во
взаимоотношениях у них не всегда было полное взаимопонимание) получил
возможность на старости лет столь часто и эффективно публично обращаться к
обществу, пытаться воспитывать его в желанном ему духе, на практике реализовать
многие свои пожелания, воздействовать даже на чиновничий аппарат.
Благодаря ее поддержке
удалось так скоро и широко осуществить сближение с зарубежной диаспорой, а
затем и получить в дар от эмигрантов и их потомков сохраненные памятники нашей
истории и культуры, создать Дом-музей Марины Цветаевой, передав туда на
хранение полученные документальные памятники. Конечно, передавали, доверяя
известному и уважаемому за рубежом личному авторитету Лихачева, его имени, и
особенно ценили его личное участие в самом акте передач на Родину нашего
наследия и публикации об этом в журнале того же названия. Но, несомненно,
учитывали и то, что соучастие в такой деятельности Фонда культуры Раисы
Максимовны обеспечивает уверенность в будущем этих дорогих реликвий. А такая
деятельность в ту пору существенно способствовала повороту в сознании многих —
российской культуре возвратили то, что создано было в эмиграции, вернули
отечественной истории многие славные имена, теперь они уже и в программах
обучения в средней школе.
Лично Раиса Максимовна
много содействовала столь интенсивно развивавшейся деятельности по поддержке
юных талантов — ныне акция «Новые имена» получила уже всемирное признание.
Поддерживала она и возникновение самостоятельных программ Фонда культуры, в том
числе по развитию краеведения, возглавляемую мною, а при новом руководстве
Фонда лишенных возможности дальнейшей деятельности. Она способствовала
творческой работе президиума Фонда, созданию атмосферы живого обмена мнениями.
Ныне, с ликвидацией президиума Фонда, этого уже нет…
Исторические явления
оценивают и по тому значению, которое они имели для современников (и
соответственно, по восприятию их современниками), и по тому, каково было их
влияние на будущее. Полагаю, что с годами положительные последствия сделанного
Фондом культуры в Лихачевские времена и роль в этом Раисы Максимовны Горбачевой
будут восприниматься все с большей очевидностью.