ОТЗЫВЫ ЧИТАТЕЛЕЙ

* * *

«Дом, в котором» Мариам Петросян писала 20 лет. И это её единственная книга. В ней вся её жизнь, детские тайны и взрослые мечтания. Даже сложно представить, как она рассталась с ней. Как ей теперь живётся без Сфинкса, Табаки и Слепого….

Можно сказать, что книга о детях-инвалидах, живущих в интернате. Но в ней нет бедных сироток и ужасов совдепии. Не бойтесь. Книга не об этом. Но и не Гарри Поттер точно.

Эта книга-приглашение. Приглашение в свой внутренний мир.

Только без фанатизма! Не надо читать взахлёб и перечитывать. Не забывайте помнить, что Мариам описала в книге свой мир и свой Лес. Там её страхи и её грусть.

У вас будут свои, не беспокойтесь, только не надо влезать в книгу целиком.

Мне Мариам помогла воскресить свои детские воспоминания, которые спали где-то очень глубоко. И по сути, ко мне теперешней 36-летней тёте с двумя детьми, мужем и серьёзной работой не имеющие никакого отношения.

И тут они начали литься рекой, как будто прорвало плотину.

Вы лежали в больнице долго? Ребёнком, взрослым или с собственным тяжелобольным ребёнком? Если и не лежали, то наверняка, лежали в роддоме (если вы женщина, конечно). Тогда Вам знакомо хотя бы немного ощущение совершенно иного закрытого мира со своими правилами, внутренним распорядком, негласными законами, «старенькими» и «новенькими», с бережно хранимыми «байками из склепа».С этим непередаваемым ощущением – «другого мира» и себя, как части этого «другого», запредельного и совершенно непостижимого, если живёшь извне.

Нет, это нельзя сравнить с пионерским лагерем. Лагерь – это регламентированное движение и веселье. С его конкурсами строя и песни, обязательными кружками выжигания или вязания крючком, даже с его дедовщиной. Это всё не то. Поскольку в лагере, даже совдеповском – ты человек.

А в больнице – ты пациент. А пациент, как метко сказано у Петросян, он – не человек. Пациент – это когда дух подчиняется телу. Это когда самое важное – вовремя помочиться и покакать нужной консистенции. Это когда вся жизнь делиться на время завтрака, обеда, ужина, время уколов и капельниц. Это когда отчётом дня становится обход.

Ни взрослые, ни дети не могут долго находиться в таких условиях. Взрослые придумывают свои штучки ( к счастью – мне не ведомые), а дети – создают свой мир. Волшебный , загадочный, мистический мир со своими законами и правилами игры.

Удачи! И помните: не влезайте в книгу целиком! Это не ваш Дом и не ваш Лес.

* * *

Когда начинаешь читать этот роман, хочется выть и грызть кулаки до крови, потому что так не должно быть с детьми, и именно так все и происходит. Жители Дома подростки-инвалиды, у большинства из них есть семья, которая отказалась от них по разным причинам. Некоторые из них инвалиды только на бумаге, потому что их родные не захотели жить с ними.

Но, кроме страшной реальности, в этой книге есть еще и мистика самого высокого качества. Часто вижу, что автора книги сравнивают со Стивеном Кингом, и я с этим сравнением абсолютно согласна. В книге нет ужасов, а есть налет ирреальности, который только усиливает воздействие происходящего в книге на читателя.

Дом, в котором происходят почти все события книги, все время разный, он может быть добрым и злым, а главное, что он живой. У меня он ассоциируется с несколькими картинами художника Яцека Йерки.

Конец книги оставляет очень светлые чувства и ощущение Чуда, которое произошло с тобой самим.

* * *

Вы помните себя ребёнком? Вот это странное — одновременно прекрасное и страшное — время, когда счастье может составиться из нового фантика от жвачки, пополнившего коллекцию, и из новогодних подарков, найденных утром под ёлкой. А ещё — из дурацкой, но очень важной песни, которую ты громко вслух поёшь, держась за руку большого и надежного взрослого человека, который — ты точно знаешь — тебя любит и оберегает. А грандиозное несчастье — это.. ну, допустим, разбитая любимая чашка и то, что родители заставляют идти спать тогда, когда по телевизору «Что? Где? Когда?».

А подростком себя помните? Когда всё то же пресловутое счастье и тема для разговоров на целую неделю — это записочка от мальчика на уроке географии. А несчастье, сопоставимое с крахом всей жизни — это то, что записочка прилетела не от того, от кого её так ждёшь.  

«Дом, в котором…» — это очень большая книжка, словно специально предназначенная и для тех, кто всё это помнит, и для тех, кто забыл, но очень хочет вспомнить. Роман об интернате для детей-инвалидов? О, я с большим недоверием открывала первые страницы, потому что вполне закономерно ждала и опасалась душераздирающих спекуляций на подобной теме — ждала ну почти что полного мрака, выжимания из читателя очевидных сострадательных слёз и прочего «трепета», который — как бы ну совершенно лишний в нашей «взрослой» жизни. Недоверие прошло очень быстро, потому что столкнулась я… ну практически с воплощённым колдовством. (Не стоит думать, что речь о «рождественской сказке». Колдовство — оно ж разным бывает. Бывает и тёмным).

Дом — он почти что живой. Это, в контрасте с обыденной «Наружностью» — почти что магическое параллельное пространство для множества его обитателей, пространство со своей историей и скелетами в шкафах, со своей географией и сводом законов. Обитатели же.. о, их очень много. Они калейдоскопом пронесутся перед глазами читателя, рисуя собой, населяя это пространство — кто-то мелькнет тенью, а кто-то пройдет от начала до конца всю эту тысячу страниц. Они — дети, но не дети. Они разговаривают так, как многим взрослым и не снилось, цитируя классику и играя словами. Они — требующие жалости инвалиды-колясочники? Да нет, именно про это, местами, буквально заставляешь себя вспомнить, потому что они… живут, и они настоящие. Они, разумеется, сбиваются в «стаи», присваивают им названия и носят «униформу». Они борются за власть и влияние и даже убивают друг друга. Они рисуют на стенах и делают друг для друга одежду, верят в амулеты и околдовываются музыкой, и… дружат, по-настоящему дружат и поддерживают друг друга. А еще у нас на глазах — и растут, и влюбляются, и… и панически боятся дорасти до выпуска, до ухода из привычного знакомого Дома в пугающую своей неизвестностью «наружность» взрослой жизни.

(Ой, уймите меня кто-нибудь, а то я сейчас снова расчувствуюсь, доведу сама себя до слёз и напишу вместо отзыва ещё один роман в тысячу страниц)).

Я, пожалуй, могла бы сформулировать миллион претензий к этой книге как к роману. Да, она длинновата. Да, местами она мутновата, не отличается легкостью и изяществом композиции и… как бы это сказать, «чрезмерна». Но. Если бы подобное чтение попалось мне лет в тринадцать, я бы держала эту книжку под подушкой, потому что безнадежно влюбилась бы и в сам текст, и в главных героев. А сейчас.. ну просто считаю, что это очень хорошая книга о такой страшной штуке, как взросление. Книга, которая притом ещё и даёт возможность каждому желающему испытать широчайший диапазон эмоций — любовь и неприязнь, сочувствие с состраданием, страх со всеми своими спутниками и так до бесконечности. Короче, весь возможный «комплект».

* * *

Когда-то, давным давно в детстве, мне в руки попала «Республика ШКИД» и все — я пропал. Читал эту книгу раз, наверное, пятнадцать, примеряя на себя портреты героев.

Наверное, только с этим можно сравнить тот восторг, который я испытал от прочтения «Дома, в котором...»

Итак, детский дом для инвалидов, в котором кипит своя, особенная и ни на что не похожая жизнь. Там появляются новенькие, там сталкиваются между собой различные группировки, там дружат до смерти, дерутся и мирятся. Мне очень понравилось, что Петросян, описывая некую группу инвалидов, не пытается на этом спекулировать — она не давит на жалость, не пытается воззвать к бессердечному человечеству и жестокой судьбе. Ее герои инвалиды, но, так как они живут в своем замкнутом, изолированном мирке, это дается как обычная данность, как условие игры и не вызывает неудобств или депрессивных ноток при прочтении.

Еще мне показалось, что роман пронизан настоящим волшебством. Иногда это волшебство действительно магического рода — «прыгуны», «та сторона», «джунгли» и таинственный эпилог не дадут соврать. Но при этом есть еще и обычная бытовое волшебство, которое удивительным образом проявляется, когда дети красят стены своей комнаты, когда рассказывают свои ночные истории, когда меняют пластинки Ингви Малмстина на свежесвязанные жилетки... Вот это «обыкновенное чудо» — простые будни Дома, проживаемые детьми так, словно уже через минуту ничего этого не будет — и стало для меня главным богатством книги. Я наслаждался великолепными персонажами с наивными кличками: Волк, Слепой, Табаки, Сфинкс, Стервятник, Курильщик — каждому из них Петросян смогла придать свой характер, для каждого найти свое «лицо», каждого она смогла полностью раскрыть (немало тому поспособствовали и флэшбеки, я уже давно не видел такого гармоничного использования «прошедшего времени» в тексте, каждый из них только добавлял граней этому сокровищу).

Резюмируя, скажу — блестящий роман. Лучшее, что я читал за последний год-два. Драматичный, смешной, таинственный, неожиданный, удивляющий в каждой новой главе. Десять лет работы автора не пропали даром, если сейчас мы можем читать такую книгу)

* * *

Мы все живем в Наружности, в мире, который для нас привычный, местами уютный и достаточно просторный. Мы родились в нем и выросли. Но есть Дом, куда попадают с самого детства те, кого наш мир не принял, и они создали свой, ни на что не похожий. Роман М. Петросян заставляет взглянуть на себя изнутри. Ведь дети, населяющие Дом — это мы, только «вывернутые наизнанку».

У А. Грина есть рассказ о жене, которая проснулась и не узнала своего мужа, так как увидела его иным зрением. Ее муж был, в отличие от себя «наружного», прекрасен. Многие из нас, к сожалению, предстали бы перед ней уродливыми, без рук, без ног, скорбные разумом. Но дети, живущие в Доме, уже такие — внешне. Всех окружающих они видят по-другому, выражая это видение в правильных прозвищах. Они дистанцируют себя от мира людей, делясь на стаи ( в детских домах часто иерархия строится по принципам уголовной зоны). Они ведут свою большую Игру, но в этой детской Игре — все взаправду. В ней даже убивают.

Они создают свою Реальность, где каждый становится кем-то другим, наверное, собой настоящим. Нет, Дом не живой, сделай там ремонт, сотри со стен надписи, и волшебство исчезнет. Обитатели Дома — Кузнечик (он же Сфинкс), оборотень Слепой, Вонючка (он же Табаки, он же Хранитель Времени), Рыжий ( он же Ангел Смерти), и другие магические личности (они же воспитанники-инвалиды), снова наполнят его своими магией и колдовством. Тех, в ком слишком много от Наружности, отвергает не Дом, а они. Но почему же тогда их Реальность оказывается тоже полна боли , печали и одиночества?

И многих она пугает даже больше Наружности, поэтому только часть обитателей Дома решится уйти и стать в этом мире Спящими. А некоторые просто не смогут, потому что они полностью здешние, и это вечно будет бередить их души. А один из них , в чьей власти делать людей счастливыми, останется с нами по своей воле, и этого ему не простят ни те, ни другие. Но ему будет оставлен некий Дар, чтобы в следующем круге времени обитатели Дома смогли хоть немного полюбить этот мир .

* * *

Роман М. Петросян очень обманчив, как и его Дом. Выглядит таким тинейджером, а на самом деле он очень взрослый и мудрый, и кто-то в одном из главных героев обязательно узнает себя. (Я, например, Курильщик.) Читался очень легко, и, что не часто со мной случается, жаль было дочитывать последнюю страницу.

* * *

В моей жизни периодически — раз в год примерно — появляются такие книжки, которые производят впечатление «протащило по камням, перевернуло и шмякнуло». «Дом» как раз из таких. Тащило так, что неделю я ни о чем другом не то что говорить — думать не могла, настолько «занырнула» в эту описанную реальность, что собственная реальность стала казаться мне какими-то декорациями, раздражающе несоответствующими тому, что происходит внутри.

Роман потрясающе затягивающий, в него погружаешься, как в подземную пещеру, сначала очень неудобно, потом — страшно, а потом глаза привыкают к темноте, голова — к чувству толщи земли, и в итоге вживаешься в эту реальность, а то, что было раньше, всякое небо над головой и просторы, как-то забываешь. Петросян написала именно такой роман, очень *другой*, гораздо более фантастический в своем роде, чем большинство фантастики. Потому что в нем действительно создается совершенно иная реальность, очень отличная от нашей, и в то же время очень обширная и гармоничная. По мере чтения происходит кардинальная смена угла зрения, общего взгляда на мир. Во всяком случае, происходит с теми, кто вчитывается, а не абстрагируется, потому что абстрагироваться от таких вещей нет смысла — в этом вся их суть и прелесть, что ты сам немного меняешься под них в процессе чтения. Чем дальше читаешь, тем глубже погружаешься, роман под 1000 страниц, так что успеваешь занырнуть настолько глубоко, что еще долго будешь всплывать, иначе рискуешь кессонной болезнью — слишком резким окажется расхождением между миром тем и миром твоим реальным.

Где-то на сотой странице я думала, что по итогам буду громко возмущаться, почему меня не предупредили. Да, я не читаю аннотации и чужие отзывы. Поэтому не знала заранее, а когда узнала, было поздно, что тот самый Дом — это детский дом для детей-инвалидов. Другое дело, что учитывая общую волшебность и мистичность романа, со временем это перестает пугать и вообще иметь значение. Это ни разу не Гальего. Скорее — «Республика ШКИД» с сюрреалистическим отливом. Впрочем, если бы я знала заранее, я бы не стала читать и очень много бы потеряла. Даже страшно подумать, что это была бы целая потерянная иная реальность.

Кажется, я не в состоянии ничего внятно объяснить про эту книжку. Попробуем с начала. Есть некий Дом-интернат, где живут дети школьного возраста. Читают и цитируют античных классиков, говорят удивительно едкие и мудрые вещи, разрисовывают стены, дают друг другу клички и не называют имен, образуют «стаи» и назначают вожаков. А еще — ходят на «обратную сторону» Дома, где поля и маленький пыльный городок, из которого при удаче можно попасть в совершенно уже сказочный Лес. Кто-то ходит сознательно, кто-то проникает случайно, кому-то вообще нет туда доступа. Но веянья с «изнанки» незаметно пронизывают весь Дом и всех его обитателей, не важно, осознают они это или нет. Их замкнутый мирок и так совершенно другой, но в отличие от нашего, у них этих миров целых два.

Мне кажется, все-таки центральная или одна из центральных — тема или проблема свободы. Той, которая от слова «все относительно». Относительно ценностей и мира физически полноценных людей, воспитанных в нормальных семьях, дети-инвалиды в детском доме — это несвобода в квадрате. Во-первых, ограниченные собственными физическими невозможностями. Во-вторых, ограниченные социально, материально и психологически (не буду углубляться, тут и так можно вывести всякие проблемы и отсутствие возможностей для самореализации, образования, работы, создания ячейки общества и т.д.).

* * *

М. Петросян делает совершенно уникальную вещь. Она «практически», на опыте доказывает, что несвобода — понятие относительное. Потому что несвобода есть ограничение нашего развития. Но стоит только определить, что развитие у нас должно идти по другому пути, что нужно не то, а это — и несвободы уже нет. Потому что нет предела тому варианту и способу развития, который мы выбрали и обозначили главным и важным. Который только и представляет ценность в нашем обществе, нашем кругу, нашем мире.

Петросян создала полностью свой мир. Закрытый от влияния извне и от проникновения в него ценностей их «наружности», «наружных» представлений о свободе. А поскольку в этом внутреннем мире ничто не нарушает гармонию, там прекрасно формируется своя система ценностей и своя этика. Границы мира искусственны, но это единственное искусственное, что в нем есть, все остальное — очень логично и естественно. И дети в свое мире на самом деле свободны, точно так же как здоровые люди из «наружности» свободны в своем. Вот это просто дивно.

И еще — вечный постулат: чудо возможно ровно постольку, поскольку ты в него веришь. И остальные. Для неверующего оно обернется только непонятным казусом, для верующего это — такая же сторона реальности, как и все остальное, подчиняющаяся своим законам, которые можно знать или хотя бы угадывать. Что такое «другая сторона» Дома — вопрос в такой же степени неразрешимый, как и тот, что такое «Блистающий мир» Грина. Даже странно, что их никто не сравнивают. Блистающий мир мелькает и исчезает, изнанка Дома не проявляется в нашей реальности, а что там чувствуют и вспоминают больные дети — кто их разберет. Может, Друд просто эксцентричный чудак, а Слепой — ребенок, за отсутствием основного чувства слишком сильно утративший соприкосновение с реальностью и ушедший в мир своих фантазий. А может, это действительно другие реальности, просто нам недоступные.

С другой стороны, сама реальная реальность Дома, в котором — уже обладает достаточной степенью инаковости, чтобы ее можно было считать иной и волшебной. Мысль чудовищная, но в этой реальности хочется оказаться хотя бы ненадолго. В некоторой степени это обусловлено волшебностью замкнутого на первый взгляд пространства Дома, которое на второй взгляд оказывается безграничным. Но еще и потрясающе живыми и интересными героями, очень разными и очень яркими. Невероятно привлекательными. Я по доброй традиции, впрочем, все время болела за Слепого. Остальные не хуже, но это исключительно вопрос персональных предпочтений.

Сама идея-тема-задумка мне понравилась очень. Исполнение, имхо, подкачало: много-много-много воды. Даже не воды, а какой-то болотной жижи. В которой не только какой-то интриги, но и мало-мальски «приличного стержня» я не углядел. Всё туманно, расплывчато, сумбурно, перескакивая с одного на другое (очень по-женски). Атмосферу (действительно, чудеснейшую) можно было создать меньшим количеством слов. Да, герои получились живыми, да, эмоции из текста просто прут, да, прочитал — не пожалел, но... выше оценку поставить рука не поднимается.

* * *

Странная, конечно, книга.

На магический реализм не похоже, скорее уж на магический антиреализм. Ни про каких это не про детей-инвалидов, разумеется, потому что где вы видели таких детей? И таких взрослых. И вообще таких людей. В одной из сетевых рецензий наткнулась на мысль, что если бы на месте интерната была космическая база с инопланетянами, в книге от этого изменилось бы немногое. В общем, так и есть, но самое парадоксальное  в этом здоровенном талмуде то, что персонажи одновременно абсолютно нереалистичные... и абсолютно живые. Понятно, отчего так, если они действительно появились прежде, чем декорации к ним (а это я вычитала в интервью с автором). Они запоминаются, подозреваю, что навсегда, среди них обязательно — с первой страницы или к концу книги — появятся те, в кого ты влюбился, и те, кого ты терпеть не можешь, но любой, кто хочет читать о людях-как-они-есть, а не о людях-как-они-должны-быть, неизбежно захлопнет эту книгу и выкинет...