Галерея журнала «Наше наследие»
Юрий Герчук
Чувство города
Графику Алены Дергилевой
вполне можно называть традиционной: по технике — офорт, акварель, по жанрам —
городской пейзаж и портрет; наконец, и по ее художественному языку, по честной,
без привкуса стилизации, натурности, по конкретности
в передаче зрительных впечатлений. Художница не скрывает жадного интереса к
тому, что она изображает, к мотиву и к персонажу, будь то живой человек или
особняк в каком-либо их московских переулков, у нее тоже по-своему живой,
одухотворенный, единственный в своем роде, чудаковатый.
Весь ли дом, или чаще — только малый его фрагмент,
какой-нибудь причудливый эркер, массивный подъезд, сквозная арка во двор,
«четыре окна в Сверчковом переулке» — все это имеет определенные адреса, все
знакомо, узнаваемо и часто любимо. Чаще всего это та тихая Москва, в которой
далеко не каждый дом — «памятник архитектуры» какого-нибудь «…надцатого века», зато каждый — уцелевшая страничка жизни
города, его не парадной, как прославленные ансамбли, но камерной, интимной
истории, хранитель памяти городского и семейного быта.
Как упорно вглядывается художница в эти ветхие
стены! Ее пристальность порождает чувство прямого, взаимного контакта с домом —
как с живым существом, как с человеком. Вот в этом, я думаю, секрет
привлекательности графики Алены Дергилевой, то отнюдь
не формальное качество ее работ, которое выделяет их среди тысяч, нарисованных
вот так же, «с натуры». Мотивы ее листов — узнаваемые, живые, знакомые, они все
— «нашего круга», и с каждым нам будет о чем поговорить.
Вы помните?
«Мне тоже и дома знакомы. Когда я иду, каждый как
будто забегает вперед меня на улицу, глядит на меня во все окна и чуть не
говорит: «Здравствуйте, как ваше здоровье? И я, слава Богу, здоров, а ко мне в
мае месяце прибавят этаж». Или: «Как ваше здоровье? А меня завтра в починку».
Или: «Я чуть не сгорел, и притом испугался» и т.д.».
Так сжился со своим Петербургом герой-рассказчик
«Белых ночей» Достоевского. Но сходное чувство, не чуждое и старому москвичу, умеет
пробудить в своих зрителях Дергилева. Может быть,
чувство несколько болезненное, потому что вон они какие — покосившиеся ,
осевшие, потрескавшиеся. Художница не скрывает печальных следов времени,
напротив, она их довольно резко подчеркивает. Но разве седина и морщины делают
для нас менее привлекательными близких людей?
Мы знаем эту неряшливость старухи Москвы, уставшей
за собою следить и себя содержать… Однако как беззащитны и хрупки эти ветхие
стены, как много у них деятельных врагов, мечтающих соорудить вот на этом
самом, никем еще не захваченном месте что-нибудь стеклянно-бетонное с
прозрачными лифтами и подземной стоянкой для своих «мерседесов»?
Лишь немногие из изображаемых Дергилевой зданий
относятся к привилегированной категории охраняемых памятников архитектуры, да и
те, как говорит нам печальный опыт, не в безопасности. А прочие… Налаживавшаяся
было государственная охрана исторической городской среды старой Москвы, не
уникумов, а целостного градостроительного организма, рухнула под напором богатых
застройщиков.
Но, впрочем, вернемся к листам Алены Дергилевой. В них нет этой трагической ноты, дома, хоть и
покосившиеся, еще стоят и люди в них живут. Художница внимательна к быту, ее
город населен и привычен, а потому, вопреки неряшливости, уютен. Ей свойственно
чувство города, ощущение обжитого, очеловеченного пространства.
Еще одна область художественных интересов Алены Дергилевой — портрет. Герои художницы — обычно люди ей
хорошо знакомые и близкие, нередко друзья-художники, и рисует их она в прямом и
близком общении, на офортной доске непосредственно с натуры. «Хороший портрет,
— пишет она, — получается далеко не всегда. Это как танец двух партнеров: обе
стороны должны принимать активное участие, или ничего не получится». Активность
диалога, быть может, острого, его эмоциональная напряженность, не
заглаживаемые, резкие черты темперамента, как и внешности персонажа, насыщают
энергией лист, не перегруженный притом внешней экспрессивностью. И вопреки
сложности многоступенчатой техники офорта, ее оттиски привлекают этой теснотой
прямого общения. Пристальностью взгляда, пробивающего путь к внутреннему миру
модели.