Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 71 2004

Аврил Пайман

Аврил Пайман

 

Посвящаю светлой памяти Дмитрия Вячеславовича Иванова, о кончине которого 4 июня 2003 года в Риме я с прискорбием узнала в день написания этих строк.

 

Белобородов в Риме

 

Как введение к теме "Белобородов в Риме", небезынтересно рассказать о том, какими судьбами его архив попал в РАИ. Это значит - поведать о его отношениях с Ольгой Александровной Шор-Дешарт и с семьей Ивановых.

Белобородов, согласно воспоминаниям Лидии Вячеславовны Ивановой, был постоянным посетителем их дома еще при жизни ее отца В.И.Иванова. который даже в последние годы "несмотря на свою почти затворническую жизнь <...> принимал живое участие в окружающем его мире и, когда нужно было, выезжал из дома, например, по случаю выставок художника Белобородова, которого ценил и любил"1. Познакомились они в двадцатые годы еще до того, как Белo (так художника звали его друзья) окончательно решил перебраться в Италию, - у Павла Павловича Муратова2, который был, по воспоминаниям Лидии Вячеславовны, "чуть ли не самый первый человек, которого мы встретили в Риме"3. У Муратова бывало много художников, включая друзей Белобородова Джорджио де Кирико и Григория Шильтяна, к которому Белобородов обратился, когда в 1927 году искал попутчика для автомобильной поездки по Италии: "<...> Муратов привел Фламинго4. Белo был в ужасе: "Дама!" - на что Муратов возразил: "Не дама, а Фламинго". Значит, она уже получила это прозвище, хоть это было вскоре после ее приезда из России: она, чтобы не вводить Белo да и себя, вероятно, в расходы, всюду, как еду, просила манную кашу, на что Белo бесился. Уважать ее начал, когда она, неожиданно для него, проявила глубокое знание архитектуры"5.

"Счастлив, что поездку Вы восторженно хвалите в двух полученных мною открытках <...> - писал Ольге Александровне Вячеслав Иванов в сентябре того же 1927 года, - Андрею Николаевичу (горжусь, что он благодарит меня за "очаровательного спутника") сердечный поклон"6.

Белобородов был тогда еще "высокий, темный и красивый брюнет, гордился своей цыганской кровью и говорил, что она у него от бабушки-цыганки"7. Когда впервые выставлен был "Сидящий Демон" Врубеля в Петербурге, многие думали, что художник писал своего Демона с юного Андрея Белобородова.

К женщинам он был скорее равнодушен, но нуждался в их участии и поддержке. После переезда в Италию в 1934 году ему помогала организовать довольно пышные изящные выставки "платонически в него влюбленная Валентина Павловна Преображенская"8. После смерти Вячеслава Иванова расположение художника к Ольге Александровне перешло в некоторую зависимость. Она была не только на редкость одухотворенной и всюду вхожей спутницей в путешествиях по итальянским древностям, но и обладала даром лечения некоторых болезней, а также была очень практичной женщиной. Белобородов со временем стал предъявлять к ней черезмерные требования, так что ее близкие начали в какой-то мере ограждать от него Ольгу Александровну, за что он и на нее и на них обижался. "Вообще бедный Белo чтил и Кошку и Диму9, а Фламинго дико (и безобразно) ревновал ко всему и всем. И мучил всех вас, особенно ее. Мрачная полоса это была"10, - вспоминала Ирина Прен, которая вместе с мужем, художником Эриком Дмитриевичем, годами выслушивала диатрибы Белобородова в адрес семьи Ивановых и его эксцентричной домработницы Тильды Парере, мнившей себя графиней, с которой даже состоял в судебной тяжбе11. Прены переживали по этому поводу и всеми силами старались всех примирить12. Сам Белобородов в светлые минуты понимал, что обижается зря: "Во всяком случае я совершенно с Вами согласен, - пишет он Пренам 21 апреля 1961 года, - что у Фламингочки добрейшая душа, что она ни в чем не виновата и сама очень измучена, - но при этом признаюсь, что останется самый трудный пункт"13. Эрик Дмитриевич еще в 1961 считал, что главная причина психоза Белобородова - "безденежье и невозможность что-либо сделать для себя"14. За два года до смерти художника, когда Прены приезжали, как всегда, на несколько месяцев в Италию из Шотландии, Ивановы при встрече с ними только и могли говорить о состоянии Белобородова. Сам же он сначала отказался их принять, потом смилостивился, но лишь для того, чтобы прочесть им "обвинительное письмо - обвинения по адресу всех. Были слезы и явные признаки помешательства"15. В последний год жизни этот когда-то блистательный человек все же достиг некоторого успокоения, даже умиления, доверил несмотря ни на что сердечно пекущейся о нем Ольге Александровне свое наследство и, поздравляя Пренов с новым 1965 годом, который для него самого оказался последним, писал: "А наконец хочу самолично нацарапать о том, насколько Ваша любовь и ласка утешает меня в самые трудные минуты и еще раз обнимаю, бесконечно Вас любящий Белo"16.

Теперь, определив многолетнюю и неровную связь Белобородова с Ивановыми, вернемся ко времени его художнического расцвета, к 1934 году, на котором обрывается публикация Дмитрия Иванова. Задолго до переезда в Италию воображение художника было в плену у классической древности. Как писал примерно в это время Сергей Маковский: "Для него живопись - совсем не "скрипка Энгра", а возможность вложить в мечту то, что не мыслится как земная реальность. Приблизительно так представлял себе "Тюрьмы" Пиранези и райские вертограды - древний летописец"17.

Архитектурная карьера Белобородова, начавшаяся столь блестяще с "Grand Prix de Rome" от императорской Академии изящных искусств, отнюдь не оборвалась, когда он покинул Санкт-Петербург. Как "иллюстрации" к картинам его друга Константина Сомова, она, взмыв вверх, долго рассыпала яркие, многоцветные, как бы неохотно гаснущие искры. В эмиграции Белобородов первые годы был более известен как монументалист и архитектор, чем как график.

В 1927 и 1928 годах, например, архитектурным проектам Белобородова и его стенописи для "Hotel van Henbolom di Pagigi" посвятили иллюстрированные статьи газета Art and Industry и журнал Vogue18. Среди исполненных Белобородовым в двадцатые годы заказов - пересоздание дворца графини Шуваловой, проект маленького домашнего театра для имения Юсупова в Булонье, "trompe-l'oeil" для графини Кастриес в Биаррице19 и домашний театр для мадам R.Pierre-Bodin в Париже. Его архитектурные проекты французского периода венчаются возрождением в совершенно преображенном виде разрушенного во время Первой мировой войны замка Caulaincourt20. Судя по фотографиям в фонде РАИ, архитектор - загорелый, растрепанный и действительно чем-то похожий на цыгана, вникал не только во все детали при строительстве замка, но и при планировке парка, террас, скульптур и фонтанов, своей энергией сотворив из полного хаоса стройный ансамбль. Белобородову-архитектору необходимы были именно такие заказчики - со вкусом, фантазией и деньгами.

После переезда художника в Рим встреча его со швейцарским промышленником М.Сандозом оказалась для него по-настоящему благотворной. Сандоз заказывает сначала две монументальные панели, изображающие площадь св.Петра и Траянскую колонну21, потом виллу в своем парке на Авентине. Белобородов закончил проект виллы в 1939 году, но из-за Второй мировой войны начал строить ее лишь десять лет спустя и закончил в 1950-м. На официальном открытии в 1953 году, после создания еще двух больших панелей, состоялся прекрасный концерт, и работа русского архитектора-художника широко освещалась европейской прессой22. "Вилла Романа" Сандоза до сих пор является достопримечательностью Рима.

С войной, естественно, прекратилось строительство роскошных особняков и домашних театров, но Белобородов нашел новый "выход в трехмерность" - в сценографии. Он принимал участие в создании двух фильмов "Noi Vivi" Гоффредо Аллесандринни и "S.Elena, Piccola Isola" Ренаты Симони, оформил в театре восемь сцен для Зимней сказки Шекспира (премьера состоялась 16 апреля 1944, режиссер Пиетро Шаров), сцены и костюмы для постановки "Balleti romani de Miloss" и оформление спектакля "L'Isola Eterna". Уже после войны, в 1945 году, он оформил также "Мазепу" Чайковского для Большого музыкального театра Fiorentino23. Возможно, что на все эти опыты в области сценографии художник шел не от легкой жизни. Как график Белобородов пользовался серьезной международной славой24, и хорошо продавал свои прекрасные эстампы, гуаши, гравюры, рисунки и целые альбомы. У него была изысканная клиентура - в основном титулованные особы и дипломаты, среди которых три американских посла в Риме, но в то время цены на работы живого художника были скромны, тем более что в стране царили голод и разруха. Впрочем, сценография едва ли была Белобородову в тягость. Как художник, он всегда искал и находил неожиданный ракурс и драматическое освещение. Еще в Петербурге он был восхищен театром. Мир сцены был ему близок, и с режиссером Шаровым он прочно подружился. Последний архитектурный заказ, после успеха "Виллы Романа", был дан Белобородову давним другом, художником-сюрреалистом Джоржио ди Кирико, для которого в 1957 году он составил два проекта виллы. Но они, как и проект бельведера для виллы Сандоза, остались неосуществленными.

В графике карьера Белобородова развивалась параллельно архитектуре. Приехав в 1920 году из Лондона во Францию, он впервые представил свои работы парижской публике в рамках русской выставки "Clair-Obscur" в Salon d'Automne летом 1921 года и продолжал показывать работы на выставках этой группы в течение нескольких лет.

Постепенно слава Белобородова-художника утверждается и за пределами русского эмигрантского круга. В мае 1929 года у него состоялась выставка, посвященная видам Рима, а в следующем году выходит из печати альбом "Рим" с текстом Henri de Regnier - в 50-ти экземплярах, с сорока литографиями и с двенадцатью раскрашенными от руки гравюрами на дереве "hors-texte".

На вершине славы Белобородов решается переехать в Италию окончательно, где его встречают двумя персональными выставками: во дворце графики Pecci-Blunt в Риме (120 работ с презентацией 28 ноября 1934 года и, 22 декабря того же года, в галерее "Scopinich" в Милане - 95 работ). В 1936-м он участвует в венецианской Биеннале (7 работ на тему Рима ХХ века), а затем состоялась и его персональная выставка "La Nuova Roma monumentale" (Новый монументальный Рим) в Museo di Roma, который приобретает у него 15 картин. Является ли этот реверанс в сторону периода фашизма для Белобородова компромиссом или плодом романтического увлечения масштабностью строительства итальянского неоклассицизма, - предоставляю выяснить позднейшему исследователю. У меня для этого нет данных, поскольку я не успела исследовать весь его архив. Скажу только, что решение художественной задачи, как всегда - смелое и драматичное: в "Новом Риме" Белобородова нет ни капли унылого конформизма или казенщины - наоборот, присутствует ощущение некоей угрозы и тревоги.

В 1939 году в Галерее ди Рома состоялась выставка ряда листов из самой прекрасной, самой оригинальной серии мастера, к которой он возвращался в течение многих лет: "La Grande Isola" (Большой остров). "Большой остров" Белобородова - это уж совсем фантастический, медленно утопающий город Атлантиды, с прекрасными полуразрушенными зданиями, возвышающимися над гладью воды статуями, с никуда не ведущими лестницами. Накануне Второй мировой войны серия имела большой резонанс.

В суровые годы войны светские вернисажи стали немыслимы, но Италия все же о Белобородове не забывает. Институт изучения Рима (Instituto di studi Romani) показывает его картины на общей выставке 16 февраля 1943 года. Вскоре открывается персональная выставка сорока работ в галерее "Сан Марко", и миланский журнал "La Lettura" публикует 33 репродукции с его произведениями и статьей "L'Olimp sopra i tetti" (Олимп на крышах). С 2 июля 1944-го новый франкоязычный еженедельник в Ватикане под редакцией Jean Neuvecelle (Дм.В.Иванова) часто воспроизводит его гравюры и рисунки. Театральная деятельность Белобородова также отразилась в выставке декораций и костюмов для балета Рамони де Милосса "L'Isola Eterna" в Teatre Quirino 24 ноября 1945 года и в его участии в групповой международной выставке сценографии.

В 1945 году Белобородова пригласила новая для него галерея "La Finestra". 19 мая здесь состоялась персональная выставка 43 работ из цикла "Un viaggio nell Paese del Sogno" и новых листов все еще тревожащей воображение художника темы "La Grande Isola". "La Finestra" устраивает Белобородову еще две персональные выставки - 22 марта 1947 года и 18 мая 1949-го, на которой он показал прелестный новый цикл " Luce di Roma" (Фонари Рима).

Постепенно, однако, апокалиптическое видение русского художника, его пронзительное предчувствие грандиозных бед и акмеистическая "тоска по мировой культуре" перестали вызывать былой интерес зрителей. Такой пророческий плач стал казаться им лишь "поисками прошлого" в архитектурных развалинах. Обнародованные на итальянском языке воспоминания Белобородова о князе Юсупове и Распутине отодвинули его еще дальше по времени в мир великих империй, разрушенный еще Первой мировой войной. Однако пышная презентация великолепной виллы Сандоза и персональная выставка мастера в галерее "Сан Марко", выход из печати "Golte de Salerno" с текстом Поля Валери и альбома "Двадцать четыре вида Рима и римских вилл" все же не давали миру искусства полностью забыть о меркнущей славе художника. Его хвалили, но картины и альбомы расходились вяло25.

Белобородов чувствовал, что, как бы не ценили его искусство, оно уже не так волнует, как в довоенные годы. Правда, последняя персональная выставка в Неаполе в 1955 году его, казалось бы, обнадежила: ""Моральный успех" (это дурацкое выражение - причем тут мораль?), - писал он в письме другу, - был большой и шумный. Особенно, к моему удивлению, у молодежи и у художников: никто меня не упрекал в пассеизме, а, напротив, находили мое искусство новым и невиданным и так кардинально жали мою бедную руку, что к вечеру она сильно болела. Был и материальный успех, более скромный, т.к. цены на картины в Неаполе значительно ниже здешних (между прочим, были проданы два экземпляра "Golfe di Salerno" - это по ценам "copertino""26.

Итальянский рецензент, однако, писал - хотя в выспренно-хвалебных тонах - о книжных источниках вдохновения Белобородова, о "романтизме" его видения древности и о фантастических пейзажах, где "совершенство - это совершенство смерти"27. От следующей намеченной выставки в "Stampa Estera" в Вене Белобородов сам отказался, сочтя помещение чрезмерно "огромным" для венецианских работ, которые предполагалось выставлять:

"лучше отложить ее и искать более подходящую, интимную галерею"28. Но такой галереи отыскать оказалось ему уже не по силам...

Время, когда воспринимали трепетно, "со слезами на глазах"29, новые работы Белобородова, прошло. Кончину художника 24 февраля 1965 года отметили и в итальянской прессе и в эмигрантском "Новом русском слове"30. И теперь, по прошествии почти сорока лет, тем более несомненно - искусствоведы и любители изящного в изобразительном искусстве и архитектуре будут возвращаться к произведениям этого позднего, но яркого представителя русского Серебряного века. Жаль, что его пока так мало знают на родине, в России.

 

Зинаида Серебрякова. Портрет Андрея Белобородова. 1925

Зинаида Серебрякова. Портрет Андрея Белобородова. 1925

Андрей Белобородов. Венеция. 1930-е годы

Андрей Белобородов. Венеция. 1930-е годы

Андрей Белобородов. Капитолий над Римом. 1930-е годы

Андрей Белобородов. Капитолий над Римом. 1930-е годы

Андрей Белобородов. Рим. Колонна Траяна. 1950-е годы

Андрей Белобородов. Рим. Колонна Траяна. 1950-е годы

Андрей Белобородов. Рим. Термы Каракаллы. 1950-е годы

Андрей Белобородов. Рим. Термы Каракаллы. 1950-е годы

Андрей Белобородов. Мантуя. 1930-е годы

Андрей Белобородов. Мантуя. 1930-е годы

Андрей Белобородов. Рим. Базилика св. Себастьяна на Палатине. 1950-е годы

Андрей Белобородов. Рим. Базилика св. Себастьяна на Палатине. 1950-е годы

Андрей Белобородов. Рим. Фонтан и палаццо. 1950-е годы

Андрей Белобородов. Рим. Фонтан и палаццо. 1950-е годы

Андрей Белобородов. Панорама Рима с видом на Колизей. 1950-е годы

Андрей Белобородов. Панорама Рима с видом на Колизей. 1950-е годы

Андрей Белобородов. Обложка программы благотворительного «Голубого бала» для русских эмигрантов в Королевском Альберт-холле. Лондон. 1920

Андрей Белобородов. Обложка программы благотворительного «Голубого бала» для русских эмигрантов в Королевском Альберт-холле. Лондон. 1920

Андрей Белобородов. Римский Пантеон. 1930-е годы

Андрей Белобородов. Римский Пантеон. 1930-е годы

Андрей Белобородов. Воображаемая декорация. 1920-е годы

Андрей Белобородов. Воображаемая декорация. 1920-е годы

Каталог выставки Андрея Белобородова в Неаполе. Заставка. 1955

Каталог выставки Андрея Белобородова в Неаполе. Заставка. 1955

Андрей Белобородов. Проект декорации «Лебединого озера» для домашнего театра Анны Павловой в ее имении под Лондоном. 1920-е годы

Андрей Белобородов. Проект декорации «Лебединого озера» для домашнего театра Анны Павловой в ее имении под Лондоном. 1920-е годы

Неизвестный художник. Андрей Белобородов. Силуэт. Начало 1930-х годов

Неизвестный художник. Андрей Белобородов. Силуэт. Начало 1930-х годов

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru