Экспедиция генерала Спренгтпортена по пределам Российской империи, как она описана в мемуарах графа А.Х.Бенкендорфа

Новооткрытые мемуары графа Бенкендорфа как исторический источник

Марина Сидорова

С.М.Волконский, внук знаменитого декабриста, в своих воспоминаниях как-то заметил: "Если есть фигуры, ждущие оценки, то Бенкендорф ждет переоценки"¹.

Сказанные в 20-е годы XX столетия эти слова не потеряли своей актуальности и в наши дни. При всей важности и значимости этой фигуры в истории Николаевской России, до сих пор не написано его биографии. В различных разделах и дисциплинах исторической науки это лицо обрисовывалось однобоко и однозначно. Прежде всего Бенкендорф вошёл в отечественную историю и прочно закрепился в советской историографии как "первый жандарм России" и гонитель А.С.Пушкина. Этот образ Бенкендорфа сформировался ещё в 1860-е годы, когда усилиями А.И.Герцена и оппозиционно настроенной публицистики Александр Христофорович превратился в "популяризованную идею", стал лицом-символом, воплотившим в себе весь деспотизм и произвол власти и жандармский порядок общественного устройства России.

Вместе с тем военные историки всегда знали совершенно другого Бенкендорфа - боевого генерала, заслужившего многие свои награды не очередным пятилетием "беспорочной службы", а смелостью и мужеством проявленных им в военных кампаниях первой трети XIX века. В войну 1812 года он стал одним из первых партизанских командиров, прикрывал отход нашей армии и командовал арьергардом. Отряд Бенкендорфа отличился под Звенигородом и Волоколамском, а сам он после оставления Москвы французами стал первым комендантом освобожденного города. В кампанию 1813 года его отдельный летучий отряд сражался при Гросс-Бееренге, Лаоне, Сен-Дизье, освобождал Бельгию, брал Бреду и Амстердам. После военных кампаний 1812-1814 годов мундир Бенкендорфа украшали многие русские и иностранные ордена, в том числе и боевой орден св. Георгия 3-й ст. Портрет генерала А.Х.Бенкендорфа был помещен в Военную галерею Зимнего дворца.

Еще с одним образом А.Х.Бенкендорфа встречаются историки декабризма, они вынуждены констатировать порядочность и даже "добросердечие" Бенкендорфа на следствии по делу о "злоумышленниках 14 декабря". Его вопросы к подследственным были всегда кратки и по существу, а спокойный и благожелательный тон располагал к беседе. Возглавивший III Отделение, учреждение, которое ведало судьбами осужденных декабристов, Бенкендорф неоднократно обращался к императору с просьбой о смягчении их участи, обращал внимание на их тяжелое положение, их здоровье, их нужды. В его канцелярии сохранилось огромное количество просьб родственников декабристов, которые в большинстве своем имели положительное решение. Практически все декабристы в своих воспоминаниях отмечали доброту и сердоболие шефа жандармов².

Если деятельность А.Х.Бенкендорфа в различных областях нашей исторической литературы получила хотя и одностороннее, но достаточное освещение, то его судьба, его личная жизнь совершенно не раскрыты ни в дореволюционной, ни в советской историографии. Это объясняется не столько незаинтересованностью исследователей в этой теме, сколько отсутствием необходимых источников для нее. Недаром некоторые сюжеты личной жизни Бенкендорфа для многих родственников, по свидетельству его правнука С.М.Волконского, были известны лишь в виде устных семейных легенд и заставляли представителей большой семьи Бенкендорф-Волконских собирать о нём сведения по архивам. Между тем, было известно, что некоторые значимые события своей жизни А.Х.Бенкендорф записывал в своеобразные журналы или дневники. Некоторые из его автобиографических записей были опубликованы еще в 1817 году, когда Бенкендорф откликнулся на призыв редактора "Военного журнала" Ф.Н.Глинки помещать в журнале "вернейшие записки о военных действиях Отечественной войны и последних заграничных походах", - он прислал в него воспоминания: "Описание военных действий отряда, находившегося под начальством генерала Винценгероде в 1812 году" и "Действия отряда генерал-майора Бенкендорфа в Голландии"³. Ф.Н.Глинка перевел воспоминания с французского и снабдил их публицистическим предисловием. Позже, во второй половине 30-х годов, Бенкендорф покровительствовал и активно содействовал А.И.Михайловскому-Данилевскому, собиравшему материалы для готовящегося по высочайшему распоряжению "Описания Отечественной войны". Граф не только допустил историка к секретным делам III Отделения, но и предоставил ему свои воспоминания о войне 1812 года, с которых, очевидно, была снята копия⁴.

Однако, как выяснилось уже после смерти А.Х.Бенкендорфа, его военные воспоминания являлись частью обширных мемуаров, которые он, к удивлению многих его современников, вел на протяжении многих лет. "Известная личность графа, - писал М.А.Корф, - нисколько не позволяла предполагать, чтобы у него, если бы и нашелся досуг, достало охоты, терпения, а в некоторой степени даже способности, класть на бумагу тот обильный запас впечатлений и воспоминаний, который должен был образоваться..."⁵ Эти мемуары обнаружены в сентябре 1844 года А.Ф.Орловым при разборе кабинета Бенкендорфа в доме на Фонтанке, 16. Записки лежали в двух портфелях. В первом из них находилось 18 тетрадей (№№ 1-18), хронология их относилась ко времени правления императора Александра I. Второй портфель содержал 17 тетрадей (№№ 19-35) за время царствования Николая Павловича. Тогда же записки были представлены императору. Николай I внимательно прочитал мемуары своего друга, сделав в некоторых местах небольшие карандашные пометы на полях, и заметил А.Ф.Орлову, что находит в них "очень верное и живое изображение своего царствования"⁶. Записки долгое время оставались в кабинете императора, а затем поступили на хранение в Собственную Его Императорского Величества библиотеку в Зимнем дворце. Доступ в царскую библиотеку исследователям был почти недоступен, и мемуары Бенкендорфа долгое время оставались невостребованными.

В 1856 году директор Императорской Публичной библиотеки М.А.Корф, назначенный председателем Высочайше учрежденной Комиссии по сбору материалов к полной биографии и истории царствования Николая I, заинтересовался мемуарами шефа жандармов. Прочтя записки, он выбрал из них все, что касалось непосредственно времени правления императора Николая Павловича. Корф не только перевел эти отрывки с французского языка, но еще и обработал их: отредактировал авторский стиль, выбросив даже из этих небольших отрывков описание тех событий, которые, на взгляд Корфа, лучше изображены у других мемуаристов, а также полностью исключил описание событий личной и семейной жизни Бенкендорфа. "Это скорее переделка или сокращение их в тот объем и в ту форму, каких требовала наша специальная цель, - писал он о своей работе с мемуарами в предисловии. - Переводили мы только важнейшее, прочее же передавали в извлечениях, иногда и с изменениями в плане, потому что старались везде устранить излишнюю растянутость и многословие, а также все бесполезные повторения... Одного только правила мы строго и неуклонно держались при всех наших выпусках и переменах - не придавать нашему повествованию мыслей и взглядов ему не принадлежащих: в нашем труде он везде является тем же самым лицом, как и в своих записках"⁷. Этот обработанный вариант записок Бенкендорфа был представлен Александру II, который при прочтении оставил на полях рукописи некоторые свои замечания и исправления⁸. Два небольших отрывка из этого переработанного варианта записок М.А.Корф опубликовал в 1865 году в журнале "Русский архив"⁹.

Обширные извлечения из этих мемуаров Бенкендорфа в изложении Корфа обнародовал в "Русской Старине" и "Историческом Вестнике" Н.К.Шильдер¹⁰. Он же поместил эту редакцию мемуаров и в приложение к своей вышедшей в 1903 году монографии "Николай I. Его жизнь и царствование". Мемуары вошли в научный оборот и с тех пор широко цитируются историками только по этим публикациям; большинство исследователей считают этот вариант авторским текстом, не подозревая, что записки значительно сокращены и отредактированы, а первая их часть вообще отсутствует.

Н.К.Шильдер уверял читателей, что публикуемые записки Бенкендорфа "списаны с подлинной рукописи", однако в обоих случаях он пользовался переложением Корфа. Об это говорит тот факт, что публикуемые Шильдером записки слово в слово повторяют перевод, сделанный Корфом, а также то, что в ряде мест, по невнимательности или в спешке, Шильдер принял карандашную правку Александра II как правку Николая I. Любопытно, что в то время, когда Н.К.Шильдер занимался в библиотеке Зимнего дворца, подлинного текста записок Бенкендорфа времени царствования Николая I (второй портфель, тетради №№ 19-35) в библиотеке не было. Дело в том, что еще в 1893 году великий князь Сергей Александрович обратился в библиотеку, передавая просьбу Александра III о розыске и предоставлении ему мемуаров А. Х. Бенкендорфа. Мемуары графа были представлены императору 3 марта 1893 года в Аничковом дворце¹¹. Ознакомившись с воспоминаниями, Александр III дал их для прочтения брату великому князю Сергею Александровичу. 16 ноября 1893 года Сергей Александрович записал в дневнике: "...Начал читать мемуары гр. Бенкендорфа - очень интересно - рукопись - Саша мне их дал"¹².

Мемуары графа А.Х.Бенкендорфа вернулись в библиотеку лишь 22 марта 1902 года и "только один картон"¹³, т.е. только первая часть записок. В том же 1902 году для внучатого племянника А.Х.Бенкендорфа обер-гофмаршала Двора Павла Константиновича Бенкендорфа с высочайшего разрешения была снята копия с этой части воспоминаний графа. В предварительной записке к ней Павел Константинович отметил: "Вторая часть этих воспоминаний находится в Фалль и принадлежит князю Григорию Волконскому"¹⁴. Однако, как выяснилось, в имении Фалль¹⁵ никогда записок не было, Волконские тоже разыскивали их, привлекая к поискам великого князя Николая Михайловича¹⁶. В 1916 году, так и не найдя следов второй части записок, Павел Константинович исправил предварительную записку, написав: "Вторая часть этих воспоминаний, находившаяся также в Императорской Библиотеке, была дана на время Великому Князю Сергею. После его смерти вторая часть не была возвращена"¹⁷.

Подлинник этой второй части мемуаров был обнаружен совсем недавно, в мае 2003 года, в фонде А.Ф.Бычкова в Петербургском филиале Архива Академии наук¹⁸. В путеводителе по архиву, а также в ряде справочных изданий данный источник фигурирует как "копии записок" Александра Христофоровича. Историю попадания подлинных записок Бенкендорфа в этот фонд еще предстоит выяснить.

Таким образом, мемуары графа А.Х.Бенкендорфа в настоящее время находятся в двух государственных архивохранилищах. Первая их часть, повествующая о деятельности Бенкендорфа в царствование Александра I, хранится в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ), в фонде Рукописного отделения библиотеки Зимнего дворца. Вторая часть мемуаров, хронологические рамки которой 1825-1837 годы, находится в Петербурге, в Архиве Академии наук. Следовательно, теперь исследователям наконец стал известен весь корпус мемуаров графа.

Мемуары Бенкендорфа написаны по-французски и, как справедливо заметил в свое время Корф, "языком небрежным, даже часто неправильным". Немец по происхождению, Бенкендорф в повседневной жизни отнюдь не часто пользовался родным немецким языком - лишь в детстве при общении с матерью, уроженкой Вюртемберга, да при переписке по имущественным делам с лифляндскими и эстляндскими родственниками. Учеба в привилегированном пансионе аббата Николя, где преподавание велось на французском языке, служба в старейшем гвардейском Семеновском полку, офицеры которого - представители знатной аристократии, говорили по-французски, постоянное общение при высочайшем дворе с императрицей Марией Федоровной, изъясняющейся исключительно на французском, сделали этот язык если не родным, то, по крайней мере, незаменимым для Бенкендорфа. "Молодые немцы - Палены, Бенкендорфы, Шепинги, если не образом мыслей, то манерами были еще более французы, чем мы"¹⁹, - замечал Ф.Ф.Вигель. Однако полученное аристократическое образование было "поверхностным", всю жизнь Бенкендорф писал с ошибками и по-немецки и по-французски, что заметно и при чтении его дневников. Помимо орфографических, часто встречаются стилистические, а иногда и смысловые ошибки, граф прибегает в своем французском в основном к языковым шаблонам.

По характеру изложения мемуары очень неоднородны. С одной стороны - это воспоминания, в них нет поденных записей, лишь сплошное повествование, изложенное в хронологической последовательности. Им присущи все характерные черты мемуарной литературы - отступления от повествования, пассажи философских или исторических размышлений, описание собственных переживаний и пр. Но местами мемуары напоминают дневник - события фиксируются в четкой хронологической последовательности со всеми деталями и мелочами, вспомнить которые можно было лишь при наличии сделанных ранее подручных записок или дневников. Да и из самого текста мемуаров можно сделать вывод, что они писались спустя несколько лет после описываемых событий и краткие дневники часто служили основой для их написания. Так, например, вспоминая о времени 1802 года, Бенкендорф пишет: "Я вел дневник своего путешествия, обладавший по меньшей мере достоинством безукоризненной точности, он был выброшен в огонь одной разгневанной дамой, которая, прочитав его без моего ведома и обнаружив там историю моих любовных похождений, имела глупость его сжечь. Я сожалею об этом тем более, что описывая это спустя 12 лет, я вижу, что мои воспоминания ускользают от меня и отдавать отчет о прошлом я могу весьма несовершенно".

Мемуары А.Х.Бенкендорфа охватывает большой временной промежуток. Они начинаются кратким экскурсом в детство и юность автора, здесь и учеба в немецком пансионе в Байрейте, а затем в пансионе аббата Николя в Петербурге, и адъютантская служба при императоре Павле I, путешествие с генералом Е.М.Спренгтпортеном по России, организация партизанских формирований на о. Корфу, служба при посольстве Толстого в Париже, военные кампании 1805-1814 годов. Первая часть воспоминаний заканчивается описанием известного петербургского наводнения 1824 года. Во второй части мемуаров, которая известна исследователям в интерпретации М.А.Корфа, Бенкендорф описывает свою службу при Николае I, постоянные путешествия с императором по России и за границей. Записки Бенкендорфа заканчиваются 1837 годом, а именно днем 17 декабря, когда произошел пожар в Зимнем дворце. Кончаются они недописанной фразой, что позволяет предположить, что конец записок либо потерян, либо они остались незавершенными.

Первая часть мемуаров Бенкендорфа, которая практически не была известна исследователям, представляет большой интерес с разных точек зрения. Прежде всего, в ней последовательно изложен ранний период жизни автора, здесь Бенкендорф предстает перед нами молодым человеком, еще только начинающим свою карьеру, но уже умеющим контактировать с людьми, находчивым, с опорой на трезвость во взглядах и здравый смысл в поступках. Но что особенно важно, мемуары Бенкендорфа являются во многих случаях единственным источником сведений о достаточно важных событиях, о которых до сих пор было известно очень мало. Прежде всего это касается административно-инспекторской экспедиции по России 1802-1803 годов под руководством генерала Е.М.Спренгтпортена.

Крупный военный специалист, инженер, имевший большой опыт в рекогносцировке границ, Е.М.Спренгтпортен был послан Александром I "объехать с целью военно-стратегического осмотра Азиатскую и Европейскую Россию". В поездке его сопровождали майор М.Ф.Ставицкий, знакомый генерала по прошлым поручениям, флигель-адъютант А.Х.Бенкендорф и художник Е.М.Корнеев - для путевых зарисовок и "снятия видов и костюмов разных народов". В первый год путешествия путь экспедиции лежал через европейскую часть России до Уральских гор, затем вдоль южных рубежей империи по Сибири и Амуру до китайской границы. Затем предполагалось обследовать южные российские губернии и Кавказ и завершить миссию на острове Корфу, находившемся в то время в подчинении России. Миссия являлась секретной, поэтому никаких материалов об экспедиции по ее окончании издано не было, отчета об экспедиции в архивах не сохранилось, а проследить ее маршрут можно было лишь пунктирно по немногочисленным письмам Спренгтпортена и сопровождавших его лиц, по некоторым дневникам жителей Иркутска, да по сохранившимся рисункам художника Е.М.Корнеева²⁰.

Мемуары Бенкендорфа позволяют восстановить маршрут не только всей поездки, но и каждого ее участника, становится яснее цель экспедиции. Нельзя сказать, что экспедиция Спренгтпортена была научным мероприятием, каких со второй половины XVIII века было организовано уже достаточно много. Академические экспедиции 1768-1774годов под руководством И.И.Лепехина, Н.Я.Озерецковского, П.С.Палласа, И.И.Георги, правительственные экспедиции, такие, например, как северо-восточная морская географическая экспедиция под руководством И.И.Беллингса и Г.А.Сарычева (1785-1795), экспедиции, снаряженные купцами Г.И.Шелиховым в 1775 г., М.С.Голиковым в 1781-1785 годах, П.И.Челищевым в 1791 году, значительно обогатили представления о природе, быте, культуре населения Сибири, состоянии ее торговли, ремесел, промыслов и т.п. Регулярно проводились топографические съемки отдельных районов края с целью составления военных атласов и карт, рекогносцировочные описания северных оконечностей России²¹. Возвращаясь из поездок, многие путешественники старались всем увиденным поделиться с читателями, так как описание путешествий было в начале XIX века одним из любимых чтений не только специалистов, но и "любопытной публики". Очевидно, перед экспедицией ставилась прежде всего инспекционная задача - обратить внимание на состояние административного управления местностей, ознакомиться с характером населяющих эти местности народов, с их бытом, промыслами, обрядами, ну и, конечно, по ходу дела заниматься изысканиями исторического характера. Конфиденциальный характер экспедиции, очевидно, не позволил Бенкендорфу сразу после окончания поездки опубликовать свои путевые зарисовки, и он решил это сделать значительно позже в своих мемуарах.

Коротко проследим маршрут экспедиции генерала Е.М.Спренгтпортена, каким он предстает по воспоминаниям Бенкендорфа. Путешественники выехали из Петербурга в феврале 1802 года. Сев в Шлиссельбурге на корабль, проплыв по Ладожскому каналу и реке Сясь до Тихвина, миновав Устюжну, Мологу и Шексну, они прибыли в Рыбинск. Отсюда началось плавание по великой Волге. К маю 1802 года богатые торговые российские города - Ярославль, Кострома, Нижний Новгород - остались позади. Путешественники добрались до Казани. Проведя там несколько дней, выехали в Оренбург, который, помимо административного и торгового центра, являлся еще и важным приграничным городом. Все это заставило экспедицию провести там несколько дней, исследуя окрестности и изучая местность. После Оренбурга взяли курс на крепость Троицкую, двигаясь вдоль линии границы, "меняя лошадей и конвой в маленьких фортах, являющихся единственными населенными пунктами на дороге". Из Троицкой, покинув приграничную линию, поехали в глубь края, осматривая богатые уральские рудники и шахты, и добрались до Екатеринбурга - крупного богатого города. Отдохнув в нем несколько дней, отправились в Тобольск, где задержались уже надолго.

Как часто практиковалось в подобных экспедициях, их участники могли путешествовать раздельными маршрутами. Это позволяло обследовать и зафиксировать значительно больше территорий. Так, Бенкендорф с художником Корнеевым предприняли из Тобольска поездку к берегам Ледовитого океана. Поднявшись вверх по Иртышу и Оби, они доехали до Березова и побывали на землях кочевых северных племен.

Отсутствие Бенкендорфа и Корнеева длилось полтора месяца. За это время генерал Спренгпортен уже покинул Тобольск и отправился через Омск в Усть-Каменогорск. Соединившись со всей экспедицией в Семипалатинске, путешественники двинулись в Иркутск, проезжая Томск и маленький городок Красноярск. От Иркутска было рукой подать до Кяхты - только пересечь озеро Байкал. В Кяхте путешественники не стали задерживаться, торопились возвратиться обратно до начала замерзания Байкала.

В Иркутске участники экспедиции вновь расстались - Ставицкий из Кяхты самостоятельно поехал в Нерчинск и добрался до устья Амура, а Бенкендорф один отправился в Якутск, где пробыл целую неделю. Все члены экспедиции соединились в середине зимы 1803 года в Тобольске и вместе отправились в Россию. Но после Екатеринбурга их пути снова разошлись: Спренгтпортен со Ставицким отправились в Москву, а Бенкендорф в Петербург "с докладом обо всем путешествии".

То, что в столицу поехал Бенкендорф, а не генерал Спренгтпортен - неудивительно. Экспедиция не была еще закончена, доклад являлся промежуточным и, видимо, необязательным. Горячее стремление Бенкендорфа съездить в Петербург, близость его ко Двору и к императрице Марии Федоровне, а также не особенное желание Спренгтпортена появляться перед государем и заставили последнего воспользоваться удачным случаем.

Уже через три недели после своего возвращения Бенкендорф заторопился к Спренгтпортену. Вместе с А.Д.Гурьевым - сыном будущего министра финансов, который ехал на Кавказ для геологических изысканий, весной 1803 года они прибыли в Москву, откуда экспедиция взяла курс к южным российским границам. Ее участники побывали в Казанской и Саратовской губерниях, спустились по Волге до Астрахани, затем отправились на Кавказ. Здесь с разрешения генерала Спренгпортена Бенкендорф на несколько месяцев покинул экспедицию и отправился в Грузию. Вместе со своим другом М.С.Воронцовым он поступил волонтером в Кавказский корпус П.Д.Цицианова, "дабы усовершенствоваться в воинском искусстве".

А члены экспедиции Спренгтпортена тем временем осмотрели калмыцкие степи, посетили озеро Эльтон и через Харьков и Полтаву добрались до Херсона, где встретили Новый, 1804 год. Туда же, в Херсон приехал и Бенкендорф.

Путешественники оставались в Крыму до весны 1804 года, а затем на военном корабле отплыли в Стамбул, и в августе 1804 года были уже в Греции. Спренгтпортен имел задание обследовать военные укрепления о. Корфу. Новое государство Ионических островов, основанное в 1798 году после освобождения их эскадрой Ф.Ф.Ушакова из-под власти наполеоновской Франции, представляло собой самоуправляющуюся республику и существовало под протекторатом России. Посещением этих островов и заканчивалась официальная миссия генерала Спренгтпортена. На Корфу Бенкендорф получает высочайшее разрешение покинуть генерала и остаться на острове при русском корпусе. Спренгтпортен со Ставицким вскоре уехали в Россию, а художник Корнеев, с разрешения Академии художеств, в Италию.

До настоящего времени наиболее полным и исключительно наглядным источником для описания экспедиции Спренгтпортена являлись рисунки Е.М.Корнеева. Молодой, талантливый пансионер Академии художеств, проявивший склонность к пейзажной живописи, Корнеев в 1802 году был приглашен к участию в правительственной экспедиции. Участие художника в подобных мероприятиях, его видовые зарисовки были важным документом для отчета о путешествии, кроме того, художники часто выполняли функции картографов и топографов. Больше всего Корнеев сделал пейзажных рисунков - виды Сибири, Поволжья, южных губерний России. Тщательно фиксировал он различные местные обряды и костюмы. Рисунки Корнеева были настолько удачны и интересны, что их сразу же после возвращения художника приобрел известный коллекционер, баварский посланник при русском дворе Карл Рейхберг. Он же предложил художнику поехать в Мюнхен для работы над созданием альбома "Народы России". Альбом был издан в 1812-1813 годах в Париже и стал очень популярен. Рисунки из него копировали такие художники, как Вернье, Леметр, Монне, многие листы альбома в течение XIX века неоднократно переиздавались.

Подлинные же рисунки Корнеева оставались у Рейхберга. Несколько раз Рейхберг предлагал приобрести их, обращаясь и в Академию наук, и в Академию художеств, и к ее президенту А.Н.Оленину. Убедившись, что никто не купит у него "портфель Корнеева", в 1819 году Рейхберг обратился с подобной просьбой к Бенкендорфу. И не ошибся, в память своего первого служебного задания, Бенкендорф купил часть рисунков. Они долгое время хранились в известном прибалтийском имении Бенкендорфа Фалль. После смерти Александра Христофоровича рисунки оставались в собственности его дочери - М.А.Волконской, а затем, очевидно, по "декабристским связям" попали к В.Е.Якушкину. В настоящее время рисунки находятся в Государственном Историческом музее и являются наиболее полной известной коллекцией работ Е.М.Корнеева²².

Е.М.Корнеев принадлежал к тому поколению художников-пейзажистов, которых принято называть видописцами. Работавшие преимущественно в первые два десятилетия XIX века, они все свое творчество подчинили задаче наиболее полного визуального документирования. Спецификой их творчества была работа с натуры, а получившая широкое распространение для этих целей еще в XVII веке в Англии акварель оказалась очень удобной техникой для путевого художественного репортажа. Рассматривая в этой связи рисунки Корнеева, необходимо помнить, что художник исходил прежде всего из тех задач, которые были поставлены перед участниками экспедиции - наиболее полно и четко зафиксировать местность и определенные объекты. Возможно, в какой-то мере на Корнеева возлагалась и роль топографа. Недаром многие его рисунки отчасти напоминают глазомерную съемку - панорамность изображения, широкая перспектива, четкая прорисовка расположения селений, крепостей, природных географических объектов. Подробная детализация рисунков тоже не случайна, только художник мог запечатлеть неподдающиеся описанию в официальном отчете своеобразные элементы природного ландшафта и специфику быта многочисленных народностей России. Часто встречающиеся в рисунках изображения самого Корнеева и других членов экспедиции говорит о достоверности запечатленных событий.

Историки давно уже оценили значение тех исторических сведений, которые несут в себе рисунки Е.М.Корнеева. Многие из них являются единственным изобразительным источником ряда местностей и городов России и по своей документальности источником бесценным. Однако до недавнего времени эти рисунки существовали сами по себе, вне связи с какими-либо другими источниками экспедиции. Изображенные на них персонажи воспринимались как стаффаж, а представленные сюжеты не могли быть точно интерпретированы. Теперь же, сопоставя рисунки Корнеева с текстом записок Бенкендорфа, мы видим насколько рисунки достоверно, точно и подробно отражают жизнь экспедиции. Так, например, на незаконченной акварели Корнеева, имеющей в монографии о Корнееве название "Привал путешественников у Томских порогов", мы видим сидящую у костра группу людей. Один из них, по предположению автора монографии Гончаровой, являющийся непосредственно самим художником, по, видимому, пробует из котелка приготовленную пищу. Чуть поодаль, у воды, чинят поврежденную лодку. В записках Бенкендорфа, очевидно, эта сцена описана так: "...теперь ветер нам благоприятствовал, однако, плывя против течения, мы вскоре наскочили на камень и наше судно дало течь. Нам ничего не оставалось делать, как продолжать плыть, непрерывно вычерпывая воду, и не осмеливаясь отдаляться от берега. Наконец, наша путеводная звезда провела нас мимо места, где находилась рыболовецкая артель под предводительством одного русского, приехавшего сюда основать рыбный промысел. Там мы нашли чай, чудесную уху и хлеб. Вдохновленные этой встречей, мы починили наше судно и вскоре, с большим сожалением, расстались с нашими рыбаками." Подобные сопоставления можно продолжить.

Многие рисунки Е.М.Корнеева, как отмечала исследовательница его творчества Н.Н.Гончарова, не датированы, не атрибутированы, содержание некоторых представляется не вполне выясненным. Теперь же, сопоставляя рисунки Корнеева с текстом записок Бенкендорфа, мы видим, что они являются изображением конкретных событий, происходивших с участниками экспедиции, и это позволяет значительно расширить представления об этой мало известной, но важной экспедиции в восточную часть Российской империи.

Записки публикуются по подлиннику, хранящемуся в ГА РФ (Ф.728. Оп. 1. Д.1353). Они представляют собой 18 разноформатных тетрадей, текст в которых написан по-французски темно-коричневыми чернилами и занимает 2/3 ширины листа. Многочисленные исправления, зачеркивания текста, вписывания на полях и над строкой сделаны автором теми же чернилами. Дата начала каждого года проставлялась на полях. Бумага тетрадей желтоватого и светло-голубого цветов с водяными знаками, тетради имеют авторскую нумерацию.