Галерея
журнала «Наше наследие»
Надежда Хмелева
Смешивая времена и миры
Многие связывают работы Ирины Чередниковой с мирискусниками, более с Бакстом,
с Серебряным веком в целом.
Ее листы действительно красивы, но острая,
порой парадоксальная гротескность образов далека от
чувственно-ностальгической иронии мирискусников. Ее
корни в 1920-х годах, петроградском экспрессионизме,
в творчестве Николая Павловича Акимова. Предельная заостренность сценического
образа, пластическая деформация, локальный цвет — это петербургский акимовский генетический код Чередниковой. Ее учитель Эдуард
Степанович Кочергин дал ей безукоризненное чувство формы и пропорций, но
Чередникова оказалась самой некочергинской
выпускницей его знаменитого курса. К ее первому спектаклю «Зеленая птичка»
К.Гоцци отнеслись скорее настороженно — она не вписалась в строгий,
драматизированный стиль декораций семидесятых годов. Ирина сделала яркий,
игровой спектакль, где форма не пульсировала смыслами, а была чувственной и
простодушной. Но тогда, во времена Боровского и Кочергина, на сцене безыдейным
мог быть только костюм. Став художником по костюмам
Чередникова принесла в пустынные и иррациональные сценографические
пространства юмор, цвет, фантазию, «перья и цветочки». Ее странные, иногда
нелепые фантастические персонажи властно заполняли сцену и заявляли права на
один уровень с самой модернистской сценографией. Иногда эффектные и праздничные
костюмы Чередниковой становились даже самовластными в спектаклях, но в лучших
своих работах художник находит тонкие пластические и смысловые связи с
декорацией, сумев остаться верной своему стилю.
В спектакле «Как вам это нравится» В.Шекспира
Чередникова идет за замыслом А.Орлова, разделившим спектакль на черные
дворцовые сцены и белое пространство лесной воли. Черный мир Чередникова
населяет странными черно-золотыми людьми, колючими людьми. Костюмы, да и сами
люди напоминают каркасы — словно острый графический рисунок слепо перенесли в
пространство, исключив объем, пластику, подвижность человека. По контрасту с застывшей
искусственностью черного дворца, люди белого леса выглядят эдакими
хиппи, отметающими все условности придворной одежды. Белая холщовая одежда
кажется и исконно древней, и современно демократичной. Она проста и пластична.
Она сама свобода. Черно-белая среда этого спектакля была задана сценографом, и
Чередниковой приходилось здесь работать с формой, силуэтом, фактурой.
В экзистенциальную борьбу черного и белого «Пиковой
дамы» П.Чайковского Чередникова вносит контраст чувственности, сиюминутности и
внешней красоты жизни. Черная и белая части души Германна
мечутся в бурлящем цветом, населенным мистическими видениями и фантомными
персонажами мире, придуманном Чередниковой.
В костюмах переплетаются две эпохи — пушкинская — время действия оперы, и XVIII век. XIX век выстроен художником как тонкая и изысканная
стилизация костюма двадцатых годов.
Но в их строгий силуэт и форму подспудно вносится гротеск — гипертрофированные
головные уборы, костюм Германна, одновременно
напоминающий шинель Наполеона и современное пальто. Но все же в костюмах XIX века парадоксы формы и стиля не доминируют, а
существуют лишь как некий мистический подтекст.
Флюидами потустороннего и колдовского наполняет
спектакль XVIII век, и таинственные знаки
этой ослепительной эпохи — кабалистика, маска, карты, фортуна становятся нервом
костюмов Чередниковой. Ожившие призраки роковых карт в венецианских бауттах, графиня и ее приживалки в гигантских черных
париках, иронично-пасторальные купидоны, нимфы и пастушки смешивают времена и
миры, создавая в спектакле гофмановскую атмосферу
мистификации и ослепительного бреда.
Музыкальный театр — это особая любовь Чередниковой.
Все же больше ей приходиться работать в театре драматическом, но и здесь она
предпочитает яркую театральность. В «Двенадцатой ночи» Шекспира она обрела
абсолютную свободу высказывания, и постмодернистский коллаж стилей здесь явлен
очень определенно. Художник, как фокусник, манипулирует расчлененными на детали
историческими и современными клише, ставшими в ее руках лишь краткими цитатами
стилей. Костюм становится гротескным единством этих цитат, элементов, символов.
Алогичную, но веселую и заразительную игру ведут между собой сутана и феска,
современная кожаная куртка и украшающие ее красные перья, цилиндр и клетчатый
пиджак. Стилистическая анархия, на первый взгляд шумная и разболтанная, твердой
рукой художника проводится через весь спектакль как художественный прием и
обретает цельность не меньшую, чем многослойная «Пиковая дама».
Мастер театральной зрелищности, Чередникова может быть
и психологичной («Игрок» по Ф.Достоевскому), по-акимовски
язвительной («Ревизор» Н.Гоголя), наивной («Рэг
Долли» У.Гибсона), но всегда ее костюмы подобно
электрическим зарядам заставляют вибрировать силовое поле спектакля.
Концентрируя времена, художник творит загадочное пространство, где
ошеломленного зрителя подстерегают парадоксы и бесконечность метаморфоз.