Галерея журнала «Наше наследие»

Елена Зайцева

Династия

Династия художников Осиповых-Федоровых насчитывает почти сто лет: в 1903 году старший, Александр Ефимович Осипов (1892—1981), сын крестьянина Кашинского уезда Тверской губернии, начал свою жизнь в искусстве, поступив учеником в иконописную мастерскую. Его родной правнук Даниил Федоров закончил недавно художественный факультет Московского педагогического университета. Между ними — два «средних» поколения. Владислав Георгиевич Федоров (1924—1993), его жена Тамара Александровна Осипова (1924—1989) и их дочь, художник по костюмам Мария Федорова.

Пятерых художников четырех поколений, при различности дарований, жанров и живописных манер, объединяет едва уловимое общее дыхание. Оно проявляется то в особом, «осиповском», всплеске мазка, прорывающемся и в этюде его дочери, и в эскизе внучки, и в натюрмортах правнука. А также в особом ритме, классически-размеренном, но вдруг сломанном, нарушенном какой-то уж слишком смелой линией, ярким всполохом необычного цвета. И еще — в покоряющей искренности: писали, как дышали, как говорили — тихо, но в то же время ни на кого не оглядываясь. Тишина — особое качество этих художников.

Все они представители лирической линии в нашем искусстве. Старшие поколения династии получили отменное художественное образование. Александр Ефимович Осипов окончил Школу Общества поощрения художеств, занимаясь под руководством Н.Рериха и А.Рылова, и Петербургскую Академию художеств. Тамара Осипова и Владислав Федоров были однокашниками по Суриковскому институту, который они закончили по самой престижной в те годы мастерской, возглавляемой Сергеем Герасимовым. Герасимов брал к себе только самых талантливых. Владислав Федоров ходил у него в отменных колористах. Действительно, этот художник работал всегда на очень тонких, усложненных цветовых сочетаниях, умело создавая живописное напряжение, усиливающее эмоциональный эффект от картины. В работе «Возвращение стада» (1970-е годы) жанровая сцена приобретает монументальное звучание благодаря контрасту тонов оранжево-красного и бирюзового, создающему эффект теплоты, разлитой по земле заходящим солнцем. Темпераментный мазок, иногда — красочный «удар» по холсту — и при этом ничто не выходит за границы «чувства меры». Ему удивительно точно удавались световые эффекты: солнечные лучи, заливающие траву на летней поляне и светящиеся сквозь листву, свинцовый свет пасмурного дня, фосфоресцирование воды на реке в хмурую погоду. Особенно часто встречаются у него «пред-состояния»: тишина перед закатом, последние минуты перед восходом, самое начало осени, первые признаки весны… Неслучайно его коллегам казалось, что его работы всегда чуть-чуть не окончены. Но советам «пройтись по холсту еще разок» он упорно не внимал. Может быть, поэтому не сделал карьеры: он шел своим собственным путем, не желая ни в чем отходить от собственных представлений о художественной правде. Один из его «Автопортретов» находится в Третьяковской галерее. Выражение лица и мягкое, и волевое одновременно, цвет — почти классический, если бы не тончайшие сдвиги то в холод, то в теплоту.

Палитру жены Федорова, Тамары Федоровой, Сергей Герасимов тоже хвалил, называя «перламутровой». Удивительно, как близки были их работы в конце жизни: разные темпераменты в юности давали себя знать и в мазке, и в композиции — более энергичных и активных у Федорова и изысканно-созерцательных у Осиповой. Но в зрелости их манеры сблизились настолько, что на первый взгляд можно перепутать, где — кто. Но только на первый взгляд — колорит, глубокий и насыщенный у Федорова, и светлый, воздушный у Осиповой, — сохранялся у каждого свой.

Тамара Осипова начинала как маринист. В этом она шла за отцом, который любил писать вздыбленные волны Финского залива, туманные берега Невы, холодные ветреные ясные дни на Балтике. Такими же, как у отца, смелыми и легкими, только еще более открытыми мазками она передавала движение волн, напряжение натянутых парусов, беспокойную рябь на воде, опрокинутое в море небо.

Позже Тамара Осипова стала писать портреты. Известность пришла к ней, когда она стала работать в Большом театре. Писала Галину Уланову, Екатерину Максимову, Владимира Васильева, Наталью Бессмертнову, Мариса Лиепу, Майю Плисецкую. На персональной выставке художницы, приуроченной к 200-летию Большого (1976), Марис Лиепа сказал, что по артистичности и выразительности ее искусство сродни искусству балета. Длинные ноги балерины в розовых атласных туфельках пересекают холст по диагонали. Ломкие руки — под острым углом. В точных жестковатых линиях угадываются черты «сурового стиля». Это их, шестидесятников, сбывшиеся и несбывшиеся надежды, их затаенная нежность — их время — в каждом взмахе кисти.

Время… Каждое поколение династии Осиповых-Федоровых — в своем времени. В каждом, как в точечном фокусе, — целая эпоха. Почти сто лет, весь ХХ век: в 1903-м взял кисть в руки старший, «академик», на рубеже тысячелетий бьется над извечной проблемой цвета и света юный Данила, отважившийся сейчас, в потоке постконцептуальных течений, давно уже отошедших от традиционный пластики, найти свой путь в живописи — путь, требующий мужества и большой веры в свою правоту.

Абсолютно творчески самостоятельна и его мать — Мария Федорова, чья свобода тщательно оберегалась талантливыми родителями, окружившими ее атмосферой, в которой писать красками было так же естественно, как говорить и дышать. Впервые работы Маши были опубликованы, когда «художнице» было пять лет: ее рисунками иллюстрировалась тогда одна из книг Корнея Чуковского. Не от этой ли свободы происходит ощущение непрерывного праздника, которым лучатся все ее листы и холсты — от великолепных костюмов, в которых буйная фантазия переплетается с глубоким знанием традиции, — до изысканных, небольших по формату, живописных опусов. От матери она унаследовала утонченный вкус, от отца — смелость, с которой работает яркими оттенками, — смелость, происходящая от генетически воспитанного чувства цвета.