Графиня Александра Илларионовна Шувалова

То, что я помню

Мне давно говорят и мои дети, и друзья, чтобы я записала все, что я видела и слышала за свою полную интересных, скажу, исторических впечатлений жизнь. Я долго колебалась, да и сейчас колеблюсь, так как боюсь, что не осилю и впаду в общую ошибку авторов мемуаров — в отсутствие беспристрастности. Но так как пишу только для семьи, то решила сегодня начать и буду записывать, что помню, не придерживаясь хронологической последовательности событий, а за отсутствие беспристрастности заранее прошу меня простить¹. 2.IV.42². Я сильно болела в этом году: у меня было двустороннее воспаление легких и гнойный плеврит. Меня оперировали, и я с 3/16 января до начала июня пролежала в клинике, причем более двух месяцев у меня был дренаж.

В начале июня я уехала к Вере Шебеко (Клейнмихель)³ в Foissy-sur-Vanne⁴, а с конца августа я гощу у Гавриила Константиновича, сына Великого князя Константина Константиновича (К.Р.)⁵. Он и его жена, по балетной сцене Нестеровская II⁶, очень милые люди, и зовут они меня тетя Сандра. Название это пошло от великого князя Константина Константиновича. Я зимовала с детьми [в] 1906–1907 гг. в Вартемягах⁷, и через воскресенье к нам приезжали Мейендорфы⁸, а через воскресенье они ездили в Павловск. Прощаясь с ними, великий князь не забывал говорить: «Привет от меня тете Сандре». Так я и стала для Константиновичей тетей Сандрой. Первым начал меня так звать Игорь Константинович⁹.

С тех пор, что я себя помню, я помню любовь моего отца¹⁰ ко мне и мою любовь к нему. Я знала, что мой брат Роман¹¹ и я были его любимцами. Он звал меня «моя старуха», а я его звала «мой старец»¹² и перестала его так звать, лишь когда он стал стариться. Помню его телеграмму мне в день, когда мне минуло 16 лет: «Поздравляю себя с дорогим для меня днем твоего рождения»; помню его письма ко мне, еще девчонке 13–15 лет, в которых он говорил о том, что ему не нравится в ком-нибудь из сестер моих или братьев, говоря «Помоги мне это исправить»; помню его письмо, в котором он написал: «Ты не знаешь, какую роль твое рождение сыграло в моей жизни».

А дороже всего мне разговор его со мною в октябре 1915 года в Ново-Томникове¹³, когда он просил меня оставить отряд и переехать жить с ним. «Я без тебя больше не могу жить», и тогда же в другом разговоре он мне сказал: «Ты мне никогда не принесла никакого горя или разочарования». Когда в 1880–1881 годах мы только и слышали о покушениях, я помню, как я (я родилась в 1869), до того как идти пить утренний чай, забегала в его кабинет посмотреть, нет ли под его письменным столом бомбы. Раз навсегда между уроками я, если у отца никого не было, шла к нему и проводила с ним 10-минутные перерывы между уроками. Раз меня застала моя мать¹⁴ и приказала уйти. Я слышала, когда закрывала за собою дверь, как моя мать сказала отцу: «Tu gates la рetite» [фр. «Ты балуешь малютку»]. После этого я некоторое время не ходила между уроками к отцу, и он меня спросил: почему я не прихожу. Я сослалась на вышеприведенный случай, но отец мне сказал приходить, «а мы с тобой будем более внимательно прислушиваться». Когда мне было пять лет, отец меня раз высек. Никого кроме меня он не сек, и поэтому, когда сестры и братья хотели меня подразнить, а моя мать меня укорить, они говорили: «А кого папа высек?» Я очень страдала от этого факта и этих укоров. И вот раз, когда я была уж взрослою, мы с отцом заговорили об его и моем детстве, он мне сказал: «Я давно хочу тебе сказать, что когда я тебя высек, ты была не виновата, а была виновата твоя англичанка Мисс Р.» (сестра генерала бурской войны). Тогда я потребовала, чтобы он это сказал во всеуслышание, сказав ему, что я много вытерпела упреков из-за этого, и в тот же день за обедом отец громогласно объявил мою невиновность.

Все знали мою любовь к отцу, и как-то, когда я представлялась императрице Марии Федоровне, она мне сказала, что читает дневник государя Александра III и что в этот день прочла: «Сегодня был у меня дорогой Илларион Иванович. Каждый раз, что я его вижу, на душе становится светлее и спокойнее». «Je te le dis, car je sais, que ca te fera plaisir» [фр. «Я тебе об этом и говорю, потому что знаю, что это тебе будет приятно»], прибавила императрица. Мать моя меня ревновала к отцу, и я росла обласканная отцом и в постоянном ожидании замечания со стороны моей матери — очень часто несправедливого. Считаю, что это различное ко мне отношение родителей выработало мой характер. После смерти отца, мать сказала мне при сестрах и брате Сашке: «Sandra va jouer le role de la personne qui sais tout» [фр. «Сандра собирается играть роль всезнающего человека»]. Я ответила, что я многое, что знаю, но что я никогда не выносила сора из избы и теперь этого делать не буду.

В Висбадене в 1923 году моя мать была недовольна женою моего брата Сашки и очень ее мне критиковала¹⁵. Я или молчала, или говорила, что раз Сашка доволен своей судьбою, нам нечего критиковать его жену. Моя мать рассердилась и сказала: «Meme Papa disait que Sandra tache toujours de tout arranger» [фр. «Даже Папа говорил, что Сандра всегда старается все наладить»], на что я ответила: «C’est le plus grand compliment que tu aies pu faire. Cela prouve que je n’ai jamais fait de mauvais commerages а Papa» [фр. «Это самый большой комплимент, который ты могла сделать. Это свидетельствует о том, что я никогда не передавала плохих сплетен Папе»]. Моя мать замолчала, посмотрела на меня и сказала: «Тu as raison» [фр. «Ты права»]. Вспоминая прошлое, я часто жалею мою мать; она себе осложняла жизнь, портила себе отношения с самыми близкими ей людьми, благодаря своему подозрительному характеру, а у нее всё было для полного счастья: чудный муж, хорошие дети и внуки, состояние и положение. Я раз ей это сказала, прибавив: «Les presents sont toujours exclus, ainsi je m’exclue» [фр. «Присутствующие всегда исключаются, так что речь не обо мне»]. Мы думали, что отец нас не слышит. Он читал бумаги в стороне, у своего письменного стола, а мы были в глубине комнаты. Но он слышал наш разговор и вступился в него, сказав: «Я Сандру не исключаю и вполне с нею согласен. Я люблю и горжусь своей семьей».

Мой старший брат Иван (Ваня), отец Софи Вяземской, покойного Лари и Ивана Ивановича¹⁶, был очень болезненным в детстве, и ему врачами было запрещено жить в России, а чтобы ему не было скучно, моя сестра Демидова¹⁷ и я также жили заграницей. С нами жили M. и M-me Feder: он был воспитателем моего отца, немец из Висбадена, а она была англичанка, воспитательница сестры моего отца, моей любимой тети княгини Ирины Ивановны Паскевич¹⁸; окончив воспитание своих учеников, они поженились. Вава (Александра Ивановна Шпильманс) была нашей сперва няней, потом воспитательницей, а няня была еще Мами (Мария Антоновна Исаева), которая крепостной была куплена моим дедом Шуваловым¹⁹ и поступила подняней в детскую, когда моей матери был год. Три месяца горничная у нас была Elise из французской Швейцарии, очень некрасивая, небольшая и немного кривая, но, как и две предыдущие, чудный человек. Мы жили зимою то в Ментоне или Ницце, а потом в Швейцарии (в Veve, Montreux²⁰ или в Meran²¹). Потом брату разрешили проводить лето в России, и тогда отец купил имение в Курляндии Berghof, которое впоследствии, к нашему горю, было им продано²². А в 1877 году мы вернулись в Россию насовсем.

Когда мы жили в Меране, мы пили кумыс, так как отец верил в его целебность. Для этого приехал из России татарин, кумысник, в Меране по его выбору купили двух кобыл и сняли в аренду луг. Раз пришли к нам две дамы, одна высокая, красивая, с волосами до пола, заплетенными в мелкие косички, каждая завязана красной шерстинкою, с веером в руке, которым она закрывала лицо, и другая дама с нею, которая сказала, что первая дама — императрица Елизавета Австрийская²³, которая хочет попробовать странное питье, которое мы пьем. Ей кумыс понравился, и она каждое утро, пока была в Меране, приходила его пить.

Вскоре после этого, мы поехали в Вену на консультацию к детскому врачу, тогдашней знаменитости, профессору <…>²⁴. Императрица Австрийская, видимо, узнала об этом, и мы были приглашены в Schцnbrunn²⁵ к эрцгерцогине Marie-Valerie²⁶, младшей дочери императора Австрийского. Мы играли в пятнашки в парке дворца, и эрцгерцогиня ловила меня; я дала угон, Marie-Valerie (она была старше нас) упала, у нее пошла кровь носом, и статс-дама мне начала выговаривать на тему, что надо быть осторожней, когда играешь с высочайшею особою. В это время из-за «bosquet» [фр. «рощицы»] вышла императрица и сказала мне, что я не виновата, а что виновата ее дочь, которая не умеет играть в пятнашки.

В 1896 году государь Николай II с молодой императрицею объезжал иностранные столицы (Берлин, Лондон, Париж, Вену и Копенгаген). Мой отец, как министр Двора, их сопровождал. Императрица Австрийская в то время уже не принимала участия в придворных торжествах, но в этот раз она сделала исключение. После парадного обеда во дворце, она вспомнила о трех русских детях, к которым ходила пить кумыс, и спросила моего отца о нас и дала ему по конфете для каждого. При дворах австрийском и немецком были парадные конфеты в форме плитки (или шоколадные, или мятные), завернутые в серебряную бумагу и с рюшкою из кружев вокруг, а сверху были прикреплены какие-нибудь безделушки, и считалось знаком особого внимания, когда высочайшие хозяева давали или посылали такую конфету.

Помню я императрицу Марию Александровну. Она жила в Ментоне, а мы в Ницце. Она посылала за нами ландо, запряженное «а la Daumont» [фр. «упряжка цугом»]. У лошадей на головах были украшения из белых страусиных перьев. С нами были тогда мои сестры, вышедшие впоследствии замуж за графа В.В.Мусина-Пушкина и за графа Д.С.Шереметева. Моя сестра Пушкина расшалилась и стала прыгать по столам, стульям и диванам. Наша воспитательница хотела ее остановить, но императрица сказала ей: «Пусть девочка порезвится». Наконец императрице это надоело, и она сказала: «Маленькая шалунья, довольно бегать, иди сюда». Моя сестра ей ответила: «А ты, старая шалунья, молчи». Я тоже опозорилась. Императрица мне подарила куклу, а я выпросила у нее перламутровую корзинку с золотой ручкой, в которой висели костяные фуксии, выкрашенные в лиловый цвет. Эта корзинка, наверное, была памятью какого-нибудь обеда, так как была с конфетами-плитками.

У моей прабабушки, княгини Бутера²⁷ (по первому браку графини Шуваловой), был дом в Париже, выходивший на rue Saint-Honore и аvenue Gabriel²⁸. Мы там как-то зимовали, и я помню, что из сада мы смотрели на похороны Thiers’a²⁹ (мне А.И.Шпильманс впоследствии сказала, что то были похороны Тьера; я помню лишь войска, массу народа и corbillard [катафалк]). Какой точно это был дом, не знаю, но думаю, что это был тот, где теперь Клуб Interallies³⁰, так как знаю, что его моя мать с сестрами и братьями и дядя, граф Петр Павлович Шувалов³¹, продали Ротшильду после смерти моего деда, графа Андрея Павловича Шувалова. У прабабушки была дача в Boulogne-sur-Seine³² и имение в Vallee de Chevreuse³³, и всё было продано одновременно за гроши. Если бы это уцелело, мы бы не были нищими беженцами.

В 1874 г. мы летом были в Veve, и мой брат Иван в день своих именин получил от отца телеграмму: «Поздравляю с именинами и братом». Это родился мой брат Роман — общий любимец нас всех и отца, который скончался в 1893 году от тифа, захваченного в Морском училище, за несколько месяцев до производства в офицеры. Он был старшим унтер-офицером и знаменщиком. До его рождения семья наша состояла из: 1) Вани, родился 29 апреля 1868 года, 2) меня, родившейся 25 августа 1869 года, 3) Софки, родившейся 9 августа 1870 года, 4) Маи, родившейся 6 сентября 1871 года, 5) Иры, родившейся 2 декабря 1872 года. Затем шел Роман, а после него Ларька, родившийся 12 мая 1877 года, и Сашка, родившийся 10 апреля 1881 года³⁴. Из нас всех сейчас в живых лишь Софка (Демидова), Ира (Шереметева) и я.

Мы вернулись окончательно в Россию раннею весной 1877 года. Помню приезд наш в Царское Село, радостную встречу с младшими сестрами и Романом. Нас с трудом после ужина уложили. В большой детской стояли четыре кровати — моя была ближайшая к входной двери. Только что мы успокоились, как вошла моя мать со свечею, а сзади молодая дама с чудными глазами, которая сказала: «Ne me les nommez pas, je veux les reconnaitre moi-meme» [фр. «Не представляйте их по имени, я хочу их распознать сама»]. Подходя ко мне, она сказала: «Я тебя знаю, ты Сандра». Я, конечно, ответила: «А я тебя не знаю — кто ты?» Дама мне ответила, что она «тетя». Долго она со мною говорила, так как я ее не отпускала. Мать моя сказала, что я говорю по-французски, и дама мне задала несколько вопросов на этом языке. Наконец она мне сказала: «Пусти меня, я хочу поговорить с твоими сестрами», и я взяла с нее обещание, что когда она будет уходить, она со мною простится. Она это сделала, уложила меня в кровать и ушла с моею матерью. На следующий день мне было сказано, что так не ведут себя, когда цесаревна говорит с вами. «Цесаревна» (впоследствии императрица Мария Федоровна) у меня слилась с «царевною» русских сказок, и так на всю жизнь императрица Мария Федоровна для меня была сказочной царевной, всегда, во все радостные и грустные минуты моей жизни, откликавшейся на мои радости и на мое горе. Я знаю, что Ее Величество чувствовала мою любовь к ней, так как она как-то сказала своей дочери, великой княжне Ксении Александровне, говоря обо мне: «Sandra m’aime» [фр. «Сандра меня любит»], и всегда лично отвечала на мои поздравления, а многим другим, ввиду сходства почерков, отвечала великая княжна Ксения Александровна, а императрица лишь подписывала ответы. Как-то, когда я ее, уже будучи взрослой, благодарила за ее доброту ко мне, она сказала: «Mais vous savez, je vous envisage comme des enfants а moi» [фр. «Ведь вы знаете, что на вас смотрю как на своих детей»]. А когда в 1914 году на Пасху она нас всех позвала в Аничков с нашими детьми, она, здороваясь со мною, сказала: «J’ai invite tous les enfants de mes enfants» [фр. «Я пригласила всех детей моих детей»].

Тогда, в 1877 году, в Царском, цесаревна опять пришла с моею матерью прощаться с нами; я вела себя тихо, скрытно, и цесаревна меня спросила: «Почему ты сегодня такая невеселая?» Я отвечала: «Вы царевна». «Нет, я тетя, тетя Аничкова» (по имени петербургского своего дворца).

Родители моего отца скончались до его свадьбы. Мой дед Шувалов³⁵ (он же и мой крестный отец), скончался в 1875 году, и я его совсем не помню, но бабушку Шувалову³⁶ (дочь фельдмаршала cветлейшего князя Воронцова, наместника Кавказа³⁷) я помню. Она скончалась осенью 1880 года. Она была маленького роста, темной кожи, с большим родимым пятном на щеке. Одета она была всегда в черное, с черной кружевной наколкой на голове. Меня она не любила, и я помню, как она поставила меня в угол за что-то, чего я не сделала, несмотря на заверения и ее младших детей и моей воспитательницы, что я не виновата, причем сказала, что выпустит меня, когда я попрошу у нее прощения. Мне было 6 лет, но я отказалась просить прощения за то, чего я не сделала, и я простояла молча несколько часов в углу, пока братья моей матери не пошли сказать бабушке, что они по моему поручению просят меня простить. Я их не выдала, и меня выпустили. Зато меня любило все ближайшее родство моего отца: его сестра, кн. Ирина Ивановна Паскевич, двоюродный его брат, Василий Львович Нарышкин³⁸, и дядя Эммануил Дмитриевич Нарышкин³⁹. Последний оставил мне в наследство 34.000 десятин земли в Шацком уезде Тамбовской губернии и дом и мельницу в г. Моршанске. Я не воспользовалась этим состоянием, так как пожизненно дядя оставил его своей жене, а жена его, Александра Николаевна, рожденная Чичерина⁴⁰, скончалась, когда большевики несли ее (она не могла идти по старости и болезни) в Тамбове на место расстрела.

В 1877 году я в Царском Селе стояла на балконе уборной матери. Государь Александр II ехал на дрожках, увидев меня, остановился и спросил: «Ты маленькая Воронцова?» На мой утвердительный ответ он сказал: «Скажи мамаv, что у Пети Орлова-Денисова⁴¹ родились близнецы. Девочка умерла, а мальчик жив». Моя мать услышала голос государя, вышла на балкон, а меня прогнала, так как государь рассказал, что Стася Орлова-Денисова, мать близнецов, при смерти и что роды были очень трудные. Этот мальчик, о рождении которого я узнала от государя, выросши, женился на родной племяннице мужа моего, баронессе Ольге Мейендорф⁴². Его в 1919 году в Новочеркасске застрелили большевики, а из трех его сыновей один скончался от сыпного тифа там же, другой, после тифа, по слабости, не смог выехать.

Встречали мы часто, гуляя по набережной, государя Александра II. Впереди его бежал черный, с желтыми подпалинами, сеттер. Поровнявшись с государем, мои сестры и я кланялись, а он нам говорил: «Здравствуйте, маленькие Воронцовы». В 1881 году зимою к нам с Ваней пришел на урок (я училась со старшим братом) Андрей Юзефович — наш выездной — и сказал, что скороход принес приглашение в Зимний дворец к государю, но так как нашей матери дома нет, то скороход ждет. Мы просили Юзефовича прийти нам сказать, когда наша мать вернется; в следующий по ее возвращении перерыв между уроками побежали узнавать: на какой день приглашение и кого именно позвали. Наша мать нам сказала, что еще неизвестно, поедем ли мы, что она написала цесаревне и ждет ее ответа. Впоследствии я узнала, что, так как должна была произойти в Зимнем дворце наша встреча с детьми Юрьевскими⁴³, то родители не очень хотели нас пускать, и моя мать написала цесаревне, прося ее сказать, как следует им поступить. Цесаревна ответила, что ее дети также званы, что отказаться за них она, по семейным обстоятельствам, не может, и что она просит пустить нас, чтобы ее дети нашли среди приглашенных своих знакомых. И мы поехали. Помню большую залу Зимнего дворца, где среди приглашенных были цесаревич (впоследствии император Александр III) и трое старших их детей — великие князья Николай Александрович (Николай II) и Георгий Александрович⁴⁴ и великая княжна Ксения Александровна⁴⁵. Были там и великий князь Михаил Николаевич, наместник Кавказа, с пятью детьми⁴⁶. Я поднималась по лестнице на одной ноге и услышала за собой голос отца: «Сандра, дай дорогу», что я и сделала. Великий князь Михаил Николаевич, шедший с сыновьями, остановился и спросил меня: «Как тебя зовут?» Я ответила: «Сандра Воронцова». Тогда он показал мне на одного из своих сыновей и сказал: «А это Сандро — познакомьтесь». Так я познакомилась с великим князем Александром Михайловичем⁴⁷. Когда все приглашенные собрались, дверь в соседнюю комнату отворилась, у дверей встали два скорохода, два арапа, и вошел государь Александр II, ведя под руку даму, а за ними шли две девочки и один мальчик. В этот раз была беспроигрышная лотерея. Государь сам раздавал выигрыши. Я выиграла куклу, которая у меня береглась до самой революции. На обратном пути в семейном ландо я спросила у моих родителей: «Кто дама, которая вошла с государем?». Мне ответили: «Его жена». Я: «Новая императрица?» Ответ: «Нет», и объяснили почему. Я: «А дети кто?» Мне было сказано, после минутного молчания, что государь женился на вдове и что это дети — дети его жены от первого брака. Я, конечно, поверила. Но я брала уроки английского языка с Нелли Мещерской, мать которой, вышедшая вторым браком за графа Берга⁴⁸ (первый ее муж был убит в войну 1877 года), была родной сестрой княгини Юрьевской. Государь иногда приходил на уроки; раз, на день рождения Нелли, и приехал с княгиней Юрьевской и подарком и сказал, что дети скоро придут. Как только государь и княгиня Юрьевская прошли к матери Нелли, я последнюю спросила, за кем была замужем ее тетя до того, как вышла за государя. Получив ответ: «Ни за кем», я поставила опять вопрос о детях, на что Нелли мне ответила, что все трое детей — дети государя. Вернувшись домой, я сказала моей матери, что все дети Юрьевские — дети государя. Мои уроки английского у Нелли прекратились и были переведены к нам.

Второй раз нас позвали в Зимний дворец на фокусника Casneuv’a⁴⁹. Третий раз — между 24 и 27 февраля 1881 г. — нас позвали на костюмированный «apres-midi» [фр. «полдник»], причем было сказано, что Его Величество заготовили всем костюмы. Юрьевские одевались у себя и появились в новых, для них сшитых костюмах. Для остальных же приглашенных были две уборные: в одной одевались великая княжна Ксения Александровна, Вера Нарышкина (теперь графиня Татищева)⁵⁰, Нелли Мещерская (сперва Федорова, а после развода Гернет), мои сестры и я, в другой великие князья Николай Александрович, Георгий Александрович, Александр и Сергей Михайловичи, Кира Нарышкин⁵¹, мои братья Ваня и Роман. Всем одевавшимся в этих двух уборных было предложено надеть костюмы театральные, то есть детей-хористов. Костюм, предназначенный моей сестре, теперь Шереметевой, был настолько грязен, что она отказалась его надеть, и ее одели мальчиком. Когда мы были готовы, нас позвали к княгине Юрьевской, и мы ее нашли в комнате, в которой стояла кровать, на подушке которой (спиной к окнам) был образ. На полу стояла большая корзина с масками. Мы смеялись, выбирая маски, было очень весело. Дверь отворилась, и в дверях появился цесаревич Александр Александрович, который позвал свою дочь; через некоторое время в тех же дверях появилась моя мать, которая вызвала моих сестер и меня. Когда мы вышли в коридор, моя мать начала нас бранить, но подошел цесаревич и сказал: «Не браните их, они не виноваты». Впоследствии я узнала, что для раздачи масок княгиня Юрьевская в громадном Зимнем дворце выбрала ту комнату, в которой скончалась незадолго перед тем императрица Мария Александровна, и что цесаревич пошел в эту комнату помолиться и таким образом случайно наткнулся на вышеописанное.

1 марта 1881 года мои двое старших братьев и мои сестры были у наших троюродных, Долгоруких, так как Мери Долгорукая — теперь Трубецкая⁵² — в этот день была именинница. Я осталась дома, так как еще не выходила после ангины, и ко мне пришла Нелли Мещерская. Мы слышали два взрыва, и я просила нашу няню, Марию Антоновну Исаеву, узнать, что это за взрывы, так как в те жуткие времена даже дети тревожно относились ко взрывам, боясь покушения на царя. Мами⁵³ скоро вернулась и сказала, что, вероятно, хлопнули ворота на Галерную (дом родителей выходил с Английской набережной на Галерную улицу)⁵⁴. Но через некоторое время Мами за спиной Нелли меня поманила и, когда я к ней вышла, сказала: «Скажите княжне, чтобы она шла домой, я ее провожу. Государь сильно ранен», и рассказала, что приезжал Ingano, дворецкий цесаревича, раньше бывший дворецким у моих родителей, сказать моему отцу, и узнав, что родители на бегах, поехал туда. Вскоре вернулись сестры и братья, а затем мать. Отец с бегов поехал прямо в Зимний дворец, а мать вернулась домой одеть серое платье (она носила траур по своей матери). Покушения были так часты, и до 1 марта государь, слава Богу, оставался нетронутым, так что выработался ритуал. После покушения — благодарственный молебен, на котором нельзя было быть в черном. Переодевшись, мать взяла с собой моего старшего брата и, несмотря на мои просьбы, не взяла меня, боясь меня простудить. Мать подъехала к площади Зимнего дворца; она настолько была запружена народом, что ехать нельзя было дальше, и моя мать и брат вышли из кареты и пошли пешком. Не успели они пройти несколько шагов, как толпа и они с нею встали на колени. Императорский штандарт на Зимнем дворце спустили. Отец мне рассказал, что, как только он вошел во дворец, лестница и коридоры которого были запружены военными и гражданскими чинами, он понял, что государь безнадежен. Широко расходились собравшиеся, чтобы дать дорогу отцу. Отец мой был из приближенных цесаревича. Княгиня Юрьевская не любила всю группу, к которой принадлежали мои родители, и незадолго до 1 марта отцу стало известно, что его хотят назначить сибирским генерал-губернатором⁵⁵. Это было почетное назначение. Отцу было тогда 44 года и он командовал 2-й гвардейской пехотной дивизией, но назначение это было не для почета, а чтоб отдалить его от цесаревича. Когда отец дошел до комнаты соседней с той, где умирал государь, ему сказали, что цесаревич его спрашивал, и отец оставался при нем до кончины государя и отъезда нового государя и императрицы из Зимнего в Аничков дворец. Цесаревич, до кончины государя, поручил своему дежурному адъютанту, графу Сергею Дмитриевичу Шереметеву⁵⁶, привести в Зимний дворец великого князя Николая Александровича. Сани, в которые великий князь сел с графом Шереметевым, были окружены эскортом конвоя, но будущий Николай II отпустил конвойных и без всякой охраны доехал до Зимнего дворца. Нас повезли на одну из первых панихид, до перевоза тела государя в крепость. Гроб стоял на помосте, и, чтобы проститься с государем, надо было подняться ступень пять, если не больше. Когда я, почти поднявшись до верха, увидала лицо государя, все в синих пятнах от кровоподтека, я повернула назад и хотела бежать из церкви. Моя мать меня остановила и заставила подойти. После этого я долго боялась покойников; первый, которого я видела, был государь, вторая была сестра Мами — почему-то посиневшая.

Вскоре после 1 марта Мами меня просила узнать отчество того нигилиста Исаева, который был замешан в убийстве царя. Я просила отца узнать, и, к большой радости Мами, оно не было Антонович. Мами была в крепостное право куплена на торгах управляющим моего деда; их было много братьев и сестер, все были проданы, но куда остальные попали, Мами не знала. Зиму 1881–1882 годов мы проводили в Гатчине, так как отец считал, что ему надо было быть вблизи от государя, и Мами в Гатчине нашла одну из своих сестер, хорошо вышедшую замуж и имевшую там домик. Радости Мами не было конца, но весной 1882 года Мамина сестра скончалась, и мы вместе с Мами оплакивали добрую старушку, к которой ходили в гости, и были на ее похоронах.

Об отношениях моей матери ко мне скажу, что были целые периоды моей жизни, когда я была в глазах моей матери на большой высоте. Так, помню, что когда мы жили в Одессе, я получила письмо от моих сестер, которые просили меня приехать в Санкт-Петербург, так как моя мать объявила, что не решит вопроса, куда и когда она поедет на лето, не посоветовавшись со мной. Я сейчас же поехала, и все наладилось. Императрица Мария Федоровна говорила своей дочери, великой княжне Ксении Александровне, что никогда не могла понять отношений моей матери ко мне. То, по ее словам, я была на пьедестале, и всё, что я говорила и делала, было умно и хорошо, то я летела с пьедестала, и хуже меня никого не было. А почему я летела, я и сама не знаю, а не зная, не могла избежать изменения отношения моей матери ко мне. Отношение отца ко мне было всегда ровное. Он мне указывал, что ему не нравилось, но одинаково относился ко мне. Я помню, в разгаре какого-то обсуждения, я ему сказала: «Нет, мой друг, это не совсем так». Моя сестра Шереметева мне на это сказала: «Как могла ты сказать папa — “мой друг”?». Я не успела ответить, как отец сказал: «Я горжусь тем, что Сандра меня считает своим другом». В 1877 году я заболела тифом и была при смерти. Температура доходила до 42 с десятыми. Отец был на войне. У него там вышло недоразумение с великим князем Николаем Николаевичем старшим, и он был отставлен от командования кавалерией в отряде цесаревича (впоследствии Александра III). В чем была ссора с великим князем Николаем Николаевичем, не знаю, но отец говорил мне, что когда, кажется в 1898 г., предполагалось, что вновь вспыхнет война с Турцией, то государь Александр III ему сказал, что назначит его командовать всею кавалерией, но что отец ответил, что ввиду его отношений с великим князем Николаем Николаевичем он не согласен принять это назначение, после чего великий князь Николай Николаевич приехал к отцу и просил его забыть прошлое, признав себя виноватым.

Отец выехал в Россию, но по дороге серьезно заболел, и мать моя выехала к нему в Вену, чтобы быть с ним, когда придет известие о моей кончине. Но я выздоровела, как говорил мне профессор А.Я.Крассовский⁵⁷, не из-за лечения врачей, а из-за того, что я, будучи без сознания и бредя, выпила порядочную порцию старого вина из бутылки, которая стояла на столике у моей кровати. Со мною начало твориться нечто необычайное: я металась, кричала. Созвали врачей, которые не могли понять, что со мною приключилось, но профессор Крассовский, любивший выпить, сразу понял и спросил: «Как часто и сколько ей дают вина? Так как, — прибавил он, — она просто пьяна». И тут заметили, как сильно убавилось вино в бутылке. А.Я.Крассовский мне всегда говорил: «Не верьте доктору Раукфусу⁵⁸, что он вас вылечил — вы сами себя вылечили». Но Раукфус меня очень любил и считал, что мое выздоровление — один из самых блестящих случаев его практики, и уже стариком, когда я жила с детьми в Царском Селе, вызывал меня на прогулку с ним по парку и рассказывал мне свою теорию о том, что у каждого человека в сердце есть рубин, данный ему для помощи ближнему, то мелкими, то крупными частицами. «Много помощи в одной улыбке». И уверял меня, что мне Господь дал большой рубин и что я умею его расходовать. Не мне об этом судить. Когда заболел сильнейшим тифом сын моей троюродной сестры Ферзен, рожденной Долгорукой, а впоследствии мой зять, Алек Ферзен⁵⁹, Раукфус зашел ко мне и просил меня ежедневно ездить к Ферзенам и сидеть у них в гостиной, так как мой тиф был еще сильнее, и родителям больного один мой вид давал надежду на выздоровление их сына. В 1881, 1882, 1883 и 1884 годах летом мы жили всей семьей в Петергофе, а в 1885 году жили там лишь мои родители, мой старший брат и я. С первого лета в Петергофе начались наши поездки в Александрию⁶⁰ к великой княжне Ксении Александровне. Мой брат отставал из-за болезненности в учении и неважно учился; я всегда училась с ним. В 1885 году он готовился в 6-й класс Пажеского корпуса, и я с ним прошла весь курс 5-го класса, за исключением военных наук. Ближе к экзаменам меня освободили от уроков, и я проводила все дни в Александрии. На экзамене по математике мой брат провалился. Экзаменовал его профессор Лялин⁶¹ и отказался дать свое согласие на переэкзаменовку. Лялин был в хороших отношениях с семьей моего мужа и очень любил своего бывшего ученика — моего мужа. Родители мои решили обратиться к нему и к его отцу, моему будущему свекру⁶², и попросить их устроить переэкзаменовку моему брату. Мы жили в Петербурге, переехав туда на время экзаменов брата, и позвонили по телефону Шуваловым; оказалось, что будущий мой свекор едет к себе в Вартемяги, что мой будущий муж тоже поедет, сейчас его нет дома, но что на вокзале он, конечно, будет. И мы, родители, мой брат и я, поехали на Финляндский вокзал. Мой будущий муж согласился поговорить с генералом Лялиным и устроил переэкзаменовку, а я в первый раз свиделась с тем, за кого пять лет спустя я вышла замуж и с кем счастливо прожила 15 лет.

В Александрии мы проводили время в играх, собирании грибов, прогулках по морю в лодках. Как-то раз, по навету гувернантки, моя мать мне выговаривала мое поведение, и когда я отвечала, что не считаю себя виноватою, сказала, что со мной нет слада и что она попросит императрицу поговорить со мною. Через несколько дней в Александрии мы (великие князья — цесаревич, Георгий Александрович и Сергей Михайлович, великая княжна Ксения Александровна и я) слонялись по парку, и цесаревич предложил прогулку по морю, на что великая княжна Ксения Александровна сказала, что опять дадут «скучного шапрона» [фр. «сопровождающего»] и будет невесело, а цесаревич (как мы его звали, Николай Александрович) ответил: «Сандра может тебя шапронировать — мы спросим мамav». Я, боясь разговора с императрицей, умоляла его не говорить о моем шапронаже, но он, не зная причины моей просьбы, спорил со мною. Как всегда, мы пошли к императрице перед дневным чаем. Я ушла вглубь комнаты и видела, как цесаревич говорил с матерью. Императрица меня позвала, я не тронулась с места. Цесаревич подошел ко мне и сказал: «Мамa вас зовет — идите». И в это время императрица вновь меня позвала; я сказала цесаревичу: «Я не пойду». Он, не понимая того, что я переживаю, уговаривал меня идти и сказал: «Мамa хочет вам поручить Ксению». Императрица вновь позвала меня, и я пошла. Видимо, Ее Величество поняла мои переживания, так как она не упрекала меня за то, что я не сразу пошла, и ласково мне сказала: «Я тебя прошу прошапронировать Ксению, милая Сандра. Я тебе доверяю!» От неожиданности этих слов у меня посыпались слезы из глаз; императрица меня обняла и сказала: «Я тебе доверяю, не надо плакать». Когда я вернулась домой, моя мать меня спросила, что сказала мне императрица, и я ей рассказала происшедшее.

Когда отец принял Министерство двора⁶³, то совершенно случайно наткнулся на тот факт, что у антикваров в Санкт-Петербурге продается много мебели из дворцов, и выяснилось, что при малейшей поломке мебель не чинили, и она складывалась в одной из комнат соответствующего дворца, откуда прислуга ее продавала. Выяснилось это благодаря тому, что родителям надо было обмеблировать дом в Ново-Томникове, и моя мать и дядя Паскевич (брали с собой и меня), а нередко и отец, объезжали аукционные залы и антикварные магазины, и дядя Паскевич наткнулся на дворцовую мебель. Когда отец должен был принять Министерство, то накануне сдачи ему кассы и оправдательных документов случился в канцелярии Министерства пожар. Все документы сгорели; касса же была пуста. Мой отец доложил об этом Александру III, который сказал: «Начните с белой страницы. Адлерберг⁶⁴ был другом моего отца, и я не хочу, чтобы было преследование за случившееся».

В 1888 году отец подал доклад в Государственный Совет об уничтожении общины⁶⁵. Этот проект провалил в Государственном Совете молодой тогда министр С.Ю.Витте⁶⁶. В 1905 году, когда крестьяне жгли и грабили помещиков, С.Ю.Витте как-то зашел ко мне и спросил меня, пишу ли я отцу моему; на мой утвердительный ответ он сказал: «Напишите Илариону Ивановичу, что я понимаю, как он был прав, и признаю свою ошибку. Была бы уничтожена община, не было бы пожаров». Я написала отцу, и он мне ответил: «Скажи Сергею Юльевичу, что жаль, что он так поздно признал свою вину».

В 1888 году я начала выезжать. Меня моя мать не пустила на один бал до придворного бала. Почему-то меня представили Императрице в числе остальных дебютанток, хотя накануне я каталась на коньках в Аничкове и видела Ее Величество. Представляли нас в Аничкове, и мы, по положению моего отца, стояли первыми. На мне было белое платье со шлейфом и в волосах была роза. У Императрицы, когда она подошла ко мне, сделался фурир [от фр. «неудержимый смех»], и она сказала моей матери: «Dites quelque chose» [фр. «Скажите что-нибудь»], а мать мне сказала: «Mais parle donc!» [фр. «Ну же, говори!»]. От представления я пошла к великой княжне Ксении Александровне пить чай, где каждый день собиралось общество «Картофель», состоявшее из самой великой княжны, моих сестер и меня, великих князей: цесаревича Николая Александровича, Георгия Александровича, Александра и Сергея Михайловичей, моих братьев Вани и Романа, Дмитрия и Павла Шереметевых. Название «Картофель» имело свое начало от игры в «paper hunt»⁶⁷ в Ново-Томникове, когда мы с Дмитрием Шереметевым спросили у крестьян, не видали ли они мою сестру, теперь Шереметеву, которая была лисицею, и получили ответ: «Ударились в картофель». Все члены этого общества имели золотые брелоки в форме картофеля. Кроме Общества «Картофель» было еще гатчинское Общество, в котором числились: великая княжна Ксения Александровна, мои сестры и я, цесаревич Николай Александрович, великие князья: Георгий Александрович, Александр и Сергей Михайловичи, мои братья Ваня и Роман, князья Александр, Анатолий и Владимир Владимировичи Барятинские⁶⁸, Кирилл Анатольевич Нарышкин, графы Димитрий, Павел и Борис Шереметевы⁶⁹. У них были брелоки: золотой треугольник, на котором был шифр цесаревича, а сзади было написано: «Аничков и Гатчина, 1881—1885» и имя того, кому принадлежал жетон; эти жетоны нам роздал цесаревич в день своего совершеннолетия⁷⁰, а мы ему дали бювар голубой кожи, на котором серебряными буквами было написано то же, что на жетоне, и сказано, что бювар от Гатчинского Общества такому-то. Внутри бювара, на задней стороне верхней обложки были наши фотографии: первой была фотография великой княжны Ксении Александровны, потом в один ряд мы четверо, а затем все остальные члены Общества, сначала великие князья по старшинству ранга, потом остальные.

Нам, живущим в Санкт-Петербурге, каждое воскресенье подавали отдельный салон-вагон, в котором сейчас после завтрака мы отправлялись в Гатчину. В Гатчине нас ждали придворные экипажи. По приезде во дворец, мы с сестрами шли к великой княжне Ксении Александровне, а вся мужская часть приглашенных — к цесаревичу. Была еще младшая группа, ездившая к великому князю Михаилу Александровичу: трое сыновей великого князя Владимира Александровича — Кирилл, Борис и Андрей Владимировичи, моих два младших брата Ларька и Сашка. Великая княжна уже ждала нас, одетая для прогулки. Мы спускались в сад и ждали у каменного белого крылечка выхода государя. Туда же приходил цесаревич со своими приглашенными. Государь выходил и, поздоровавшись с нами, шел впереди нас. Обыкновенно он подзывал кого-нибудь из нас и разговаривал. Помню, как раз он подозвал меня и, расспросив об уроках, сказал мне: «Тяжелое мое положение». Я согласилась, представив себе, сколько труда и ответственности лежит на государе. Он продолжал: «Нашел я хорошего генерал-губернатора, а жена у него “кухарка”. Ходит на базар и осматривает бочонки с маслом: до дна ли масло, или на дне камни, и когда находит камни, приказывает составить протокол». Я спросила, кто это. Государь назвал графа Алексея Павловича Игнатьева и жену его графиню Софью Алексеевну, рожд. княгиню Мещерскую⁷¹.

Мы делали большие прогулки и возвращались во дворец к чаю. Иногда, вместо прогулки, в нескольких санях ездили в зверинец, где был чай. Бывало, что императрица со своими приглашенными приезжала в охотничий дом в зверинце к чаю. Бывало, что государь не гулял с нами — тогда мы спускались с гор. Горы были высокие, но с узким желобом. Спускались с них в корытах, обыкновенно караваном. У каждого корыта спереди была веревка, а сзади кольцо, и мы продевали веревку в кольцо корыта, которое было впереди нас. Спустившись с одной горы с разбегу, мы влетали на другую гору, заворачивали на ней и спускались опять параллельно подъему и влетали на гору, с которой начали. Раз, когда мы спускались втроем — моя сестра Шереметева, я и Толя Барятинский — выскочило кольцо корыта, в котором сидела моя сестра, и ее корыто стало бросать с одного борта на другой. Толя и я локтями старались остановить, но если бы матросы, приставленные на горы, не бросились нам на помощь, наш спуск мог бы кончиться трагически. У нас с Толей локти были сплошным синяком, а моя сестра поплатилась хуже нашего. У нее на ноге был разрез до кости, и она пролежала до весны в лубках. За это время она сильно выросла и переросла меня, а то я была выше всех сестер.

В этом же году я держала экзамен на диплом домашней учительницы. Я его хорошо выдержала, и как-то в один из дней после экзамена, когда мы, будучи в Гатчине, пошли здороваться с императрицей, мы застали ее за чайным столом в обществе великих княгинь Марии Павловны и Елизаветы Федоровны. Мы поздоровались, после чего, к большому моему удивлению, великая княгиня Мария Павловна повела со мной длинный разговор по-французски. Когда я прощалась с Ее Величеством, Императрица мне сказала: «Tu as tres bien repondu — Xevnia t’expliquera» [фр. «Ты очень хорошо ответила — Ксения тебе объяснит»]. Великая княжна Ксения Александровна мне рассказала, что великая княгиня Мария Павловна критиковала методы нашего образования, считая излишним держание экзаменов, и высказала сомнение, что мы владеем иностранными языками, прибавив, что она уверена, что я не говорю по-французски. Императрица за меня заступилась, сказав, что она знает, что я говорю по-французски, и предложила великой княгине Марии Павловне проверить это. Таким образом, вышеизложенный разговор был нечто вроде экзамена.

Под новый (1888) год, императрица вызвала мою мать и вручила ей шифр для меня, сказав ей дать его мне, когда пробьет полночь. Таким образом, на приеме 2-го января 1888 г., я не шла за моей матерью, как дебютантка, а шла одною из последних фрейлин (после меня шли лишь произведенные в этот день троюродная моя сестра княжна Мария Долгорукая, теперь Трубецкая⁷², и светлейшая княжна Салтыкова, теперь княгиня Оболенская⁷³). Когда я, сделав положенные реверансы — один в дверях, один шагах в 10 от императрицы и третий, целуя руку Ее Величества — я видела, как в дверях, ведущих в соседнюю залу, в группе великих княгинь и князей, стоявших за государем, цесаревич и великие князья Георгий Александрович и Сергей Михайлович следили за мной и радостно мне кивали. Потом они сказали мне, что я хорошо приседала.

Эти новогодние приемы были при русском дворе очень красивы и торжественны. Начинался прием с высочайшего выхода в церковь к обедне и к новогоднему молебну. Впереди попарно шли придворные чины и свита, затем Их Величества и великие князья и княгини попарно и по старшинству. Их Величества сопровождались министром двора и дежурством — генерал-адъютантом, свиты генерал-майором и флигель-адъютантом, у государя — фельдфебель Пажеского корпуса, у императрицы — камер-паж Пажеского Его Величества корпуса. У каждой великой княгини был свой камер-паж. Затем шло дежурство императрицы, а последними статс-дамы, камер-фрейлины и фрейлины. После молебна был обратный выход — после чего, сперва Их Величества принимали дипломатический корпус, а затем все бывшие во Дворце дамы поздравляли Ее Величество (baise-main⁷⁴). Все дамы были в русских придворных костюмах с кокошником на голове. Мой шлейф, так как в одну ночь невозможно было сшить фрейлинский шлейф, был розовый с гирляндою плоских розовых роз вокруг него, а сарафан был белый. Фрейлины Ее Величества имели красные бархатные шлейфы, вышитые одинаковым рисунком золотом, и белый сарафан. Каждый двор имел свой цвет. Так, двор великого князя Владимира Александровича был малиновый, и фрейлина великой княгини Марии Павловны и ее гофмейстрина были в малиновых шлейфах; у великого князя Сергея Александровича цвет был белый, Мраморный дворец был синий, и т.д.

После Нового года мой старший брат заболел легким тифом. Как все тифозные больные, он был капризен и только меня слушался, так что я выехала на первый бал лишь в конце января. Я танцевала мазурку и ужинала с цесаревичем, «а contre-danses» [фр. «кадрили»] были случайные, так как из-за того, что до выездов я нигде не бывала, я никого из танцующих не знала. Помню, что я один из contre-danses танцевала с генералом Черевиным⁷⁵. Я очень его ценила, может быть потому, что он, бывая часто у моих родителей, меня всегда выделял и говорил со мною как с взрослою. Он, например, ездя ежегодно заграницу, всегда привозил мне подарок. У меня до сих пор в сундуках сломанный во время эвакуации из России зонтик, ручка которого — еловая шишка, в которой золотые <неразборчиво>.

Перед мазуркой я увидела, что отец мне делает знак, и я подошла к нему. Рядом с ним стоял неизвестный мне генерал-адъютант. Отец мне сказал: «Князь Дмитрий Иванович Святополк-Мирский хочет с тобой познакомиться». Я знала его брата, наказного атамана Николая Ивановича, а этот был отец князя Петра Дмитриевича Святополк-Мирского⁷⁶. Впоследствии последний и его жена и дети были большими друзьями моими и моих детей. Мы поговорили, и в это время заиграли ritournelle [фр. «повторение»] для мазурки, и я, обратясь к отцу на ты, сказала ему, что мне пора идти к своему кавалеру. «С кем ты танцуешь?». Я ответила, что с цесаревичем. Князь Мирский меня спросил: «Почему вы говорите “ты” графу Воронцову?». Я рассмеялась и ему ответила: «Потому что он мой отец». Когда мы возвращались с бала, в ландо, отец мне сказал, что князь Мирский подошел к нему и спросил его, всех ли он знает фрейлин, так как среди них есть одна, которая бьет всех, и что ему сказали, что она дебютантка. Мой отец ему ответил: «Ты, вероятно, говоришь о моей племяннице Долгорукой» (княжна Мария Александровна, вышедшая замуж за князя Ю.И.Трубецкого⁷⁷), и указал на нее, но тот сказал: «Нет, это классическая красавица», и, указав на меня, спросил отца, знает ли он меня, и прибавил, что хотел бы со мой познакомиться. «Это я могу тебе устроить», и отец позвал меня. Моя мать на это сказала: «Tous les vieux trouvent Sandra charmante» [фр. «Все старики находят Сандру прелестной»]. На что отец ответил: «Ils sont les meilleurs juges» [фр. «они лучшие судьи»]. Меня этот разговор поразил, так как я считала себя уродом. Оказывается, Мирский и не подозревал, что я дочь своего отца, и, когда я ушла, выговаривал моему отцу за то, что он ему этого не сказал.

Вся эта зима была превеселая, было много балов, и я веселилась вовсю. На масленицу мы должны были танцевать менуэт и gavotte на балу великого князя Владимира Александровича, а репетиции все шли у великой княгини Елизаветы Федоровны, которая танцевала в первой паре с цесаревичем; вторая пара была принцесса Елена Георгиевна Мекленбургская⁷⁸ и В.С.Гадон, третья пара — великий князь Петр Николаевич и я, но скончалась императрица Августа, и все придворные балы были отменены, и этот бал был перенесен на весну и состоялся 6 мая 1888 г.⁷⁹ За это время великий князь Петр Николаевич заболел и выбыл из строя, и скончалась родственница Сумарокова-Эльстон⁸⁰, так что выбыли из строя князь и княгиня⁸¹ и Саша Сумарoкова-Эльстон (Милютина)⁸², так что я танцевала с графом Дмитрием Ивановичем Толстым (отцом моего зятя Толстого, мужа моей дочери Маи⁸³).

Танец удался, и мы его повторили в конце бала, так как государь приехал поздно на бал. Во время мазурки у меня был разговор с цесаревичем, с которым я разговаривала о будущем его и моем. Я ему тут сказала, что выйду замуж только за графа Павла Павловича Шувалова. Цесаревич меня спросил, хочет ли он на мне жениться? На что я ему ответила, что, по-моему, все зависит теперь лишь от меня. Цесаревич тогда сказал, что он тоже женится, и я буду другом его жены, а мой муж будет состоять при нем. Почему это не случилось, и почему я вышла замуж лишь в 1890 году — сказать не могу. Много тому было причин.

В этом же году приехали мы с матерью на один из придворных балов. Рядом с нами в передней человек снимал шубу с графини В. (впоследствии Л.) и задел ее прическу. Она его громко обозвала дураком. Моя мать всегда ужинала на придворных балах с государем и рассказала ему этот возмутительный случай. Государь всегда обходил все столы и уже к концу ужина садился на место, остающееся свободным за большим столом императрицы. Через несколько дней в Аничковом на катке государь спросил меня, слышала ли я, как В. обозвала своего человека дураком; я ответила, что слышала и возмущена этим. Тогда государь спросил меня: «А ты сама вежлива с прислугою?» Я сказала, что нам с детства это внушали. «Ты не зовешь их дураками?». — «Конечно, нет». — «Почему?» Я ответила, что можно назвать дураком лишь того, кто может ответить тем же, или кто выше или старше, и тогда быть наказанной. «Правильно», сказал государь. Через некоторое время, на Концертном балу я танцевала мазурку с цесаревичем, и мне, как его даме, за ужином подавали первой. Подали мне рыбу; я не хотела ее брать и сказала: «Нет, спасибо». Человек, как я думала, не отходил. Я опять сказала: «Спасибо, я не хочу рыбы»; опять блюдо не двигается; в третий раз я отказалась, и так как рыбное блюдо не двигалось, я, не зная, что делать, сказала цесаревичу: «Il veut me forcer de prendre de ce plat» [фр. «Он старается заставить меня поесть что-то из этого блюда»], и, сказав это, вдруг поразилась выражением лица моего vis-а-vis, великого князя Сергея Михайловича, который следил за происходящим, выпуча немного губы — что он делал, когда был чем-то заинтригован, и смотрел не на меня, а выше меня. Я тогда посмотрела туда, куда он смотрел, и увидела, что блюдо держит государь. Я вскочила, и весь стол встал. Тогда государь сказал: «Садись и возьми рыбы. Ты достаточно долго заставила меня ждать. Но ты вежлива». Я видела, что мой отец незадолго перед этим подошел к цесаревичу и что-то шепотом сказал, и когда я спросила цесаревича, что случилось, он ответил: «Ничего, это поручение от папa». Весь стол был предупрежден, что не надо вставать, как обыкновенно делалось при приближении к столу государя.

Этою же зимою заболела тифом великая княжна Ксения Александровна, и я, когда она стала поправляться, каждый день ездила к ней и читала ей вслух, разговаривала, что-то мы вырезывали. Каждый день приходил государь и императрица, и каждый раз был тот же разговор, надо ли состричь чудные волосы великой княжны, которые лезли ужасающим образом. Императрица считала, что надо, а государь был против. Раз, после такого спора, государь сказал: «Пусть Сандра решит этот вопрос», и, обратясь ко мне, спросил: «Ну, что ты скажешь, стричь или не стричь?». Я ответила: «Право, не знаю, Ваше Величество, но когда у меня был тиф, мне обрили голову, и волосы отлично отросли». Тогда государь сказал: «А когда у меня был тиф, мне волос не брили, и посмотри, как они отросли», и быстро нагнул голову в мою сторону, и так же быстро подняв ее, посмотрел на меня и сказал: «Нет, ты хорошо воспитана, даже не улыбнулась. Я больше к тебе приставать не буду». Как известно, государь Александр III был сильно плешив.

Государь, когда я начала выезжать, сказал как-то мне: «Теперь ты взрослая девица, могу ли я тебе говорить “ты”?». Я его просила продолжать, сказав, что дорожу этим. Тоже, когда после свадьбы (недели через две), нас с мужем позвали обедать в Гатчину, Государь, после обеда, отозвал меня и сказал: «У меня к тебе просьба — разреши мне говорить тебе и впредь “ты”, хотя ты и замужняя дама». Я ответила: «Ваше Величество, я была бы глубоко обижена, если бы Вы начали говорить мне “вы”». После чего он спросил меня — довольна ли я? Счастлива ли?

Окончание следует

Публикация А.И.Шуваловой, примечания и комментарии Антуана Нивьера

Примечания:

1 Электронный набор текста сделан научным сотрудником Института всеобщей истории РАН Н.Т.Энеевой, которой мы выражаем благодарность. Текст написан автором в соответствии с нормами старой (дореволюционной) орфографии (но без твердых знаков в конце слов). В публикации все авторские сокращения раскрыты, перевод иноязычных текстов дается в квадратных скобках. В примечаниях все даты до 1918 г. приводятся по юлианскому календарю. Для определения лиц, упоминаемых в тексте, были использованы, в частности, родословия из собрания Н.Иконникова (La Noblesse de Russie. 2-e изд. Париж, 1956–1966).

2 Имеется в виду 1942 г. — время написания мемуаров.

3 Верa Владимировнa Клейнмихель (31.7.1877, СПб. – 3.12.1948, Париж) — графиня, дочь графа Владимира Петровича Клейнмихеля (17.5.1839, СПб. – 27.1.1882, СПб.), генерал-майорa Свиты, и Екатерины Петровны, урожд. княжны Мещерской (21.7.1842, СПб. – 27.3.1924, Cен-Жермен-ан-Ле), бывшая фрейлинa императрицы Александры Федоровны. Эмигрировалa вo францию; в первом браке за князем Дмитрием ивановичем Орбелиани (1876–1922), во втором браке в эмигрaции — за В.Н.Шебеко (1864–1943), генерал-майором Свиты, бывшим московским градоначальником. Оставила воcпоминания «В тени царской короны» (М., 2009).

4 Фуаси-сюр-Ван — деревня в департаменте Йонна, в 150 км к юго-востоку от Парижа.

5 Константин Константинович Романов (10.8.1858 – 2.6.1915) — вел. кн., генерал-адъютант, генерал от инфантерии, генерал-инспектор Военно-учебных заведений, президент Императорской Санкт-Петербургской академии наук. Поэт, литературный псевдоним «К.Р.».

6 Гавриил Константинович Романов (3.7.1887, Павловск – 28.2.1955, Париж) — вел. кн., сын вел. кн. Константина Константиновича; его жена в первом браке Антонина Рафаиловна Нестеровская (14.3.1890, СПб. – 7.3.1950, Париж); см.: Арсеньева Е. Маленькая балерина (Антонина Нестеровская, княгиня Романовская-Стрельницкая). М., 2008.

7 Вартемяги (в прошлом Вартемяки) — родовое имение графов Шуваловых в Санкт-Петербургской губернии и уезде (с начала XVIII в.). в 1727 г. дворы и пустоши, расположенные в тогдашней Выборгской губернии на территории нынешних местностей Парголово, Шувалово и Вартемяги на севере Петербурга, были пожалованы Екатериной I обер-коменданту Выборга генерал-майору И.М.Шувалову. В 1874 г. имение было разделено между братьями петром и павлом Шуваловыми. Павeл Андреевич получил имения Вартемяги и Можары Сапожковского уезда Рязанской губ., a Пeтр Андреевич по праву старшинства получил майорат с дворцом в Руэндале Рижской губ. указом правительствующего Сената от 1 июня 1882 г. имение при мызе Вартемяги с приписанными деревнями было обращено в заповедное в пользу графа Павла Андреевича Шувалова и его потомков (РГИА. Ф. 1151. Оп. 9, 1882. Д. 22. Л. 28 и об.). Усадьба в Вартемягах состояла из двух барских домов — большого и малого – среди обширного лесного парка с оранжереями по одну сторону шоссе, хозяйственными зданиями и конюшнями — по другую, напротив усадьбы (см.: Мурашова Н.В., Мыслина Л.П. Дворянские усадьбы Санкт-Петербургской губернии: Всеволожский район. 2-е изд. СПб.: Алаборг, 2011. С. 203–218). На окраине усадебного парка была расположена церковь, поблизости от нее дом причта. Усадебные дома были разрушены в 1930-х гг., сохранились лишь церковь, конюшня и некоторые подсобные здания. Сильно поврежденная в советское время, церковь была восстановлена в 2005 г. и передана вместе с бывшим домом причта под подворье Иоанновского женского ставропигиального монастыря на Карповке.

8 Мейендорфы — семья барона Феофила Егоровича Мейендорфа (14.8.1839 – 18.10.1919, Mocква), генерала oт кавалерии, генерал-адъютанта, командира лейб-гвардейского Гусарского полка. Он был женат на старшей сестре Павла Павловича Шувалова, графине Елене Павловне Шуваловой (24.3.1856 – 18.1.1943, Вена). У них родилось 11 детей.

9 Игорь Константинович Романов (29.5.1894, CПб. – 18.7.1918, Алапаевск) — вел. кн., сын вел. кн. Константина Константиновича. Один из алапаевских мучеников, погиб, будучи сброшен в шахту вместе с преподобномученицей вел. кн. Елизаветой Федоровной.

10 Илларион Иванович Воронцов-Дашков (27.5.1837, CПб. – 15.1.1916, Алупка) — граф, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, обер-гофмаршал Императорского двора, министр Императорского двора и уделов, член Государственного совета, наместник Кавказа. Отец Александры Илларионовны.

11 Роман Илларионович Воронцов-Дашков (24.6.1874, Царское Село – 1.4.1893, СПб.) — граф. Брат Александры Илларионовны. Учился в Морском кадетском корпусе. Скончался скоропостижно от тифа в 19 лет, незадолго перед тем, как стать мичманом.

12 Исправлено рукой И.П.Шуваловa в его экземпляре: «Старик».

13 Ново-Томниково (Новотомниково) — заповеднoe имение графa Илларионa Ивановичa Воронцовa-Дашковa, унаследованное от отца, в Шацком уезде Тамбовской губернии (ныне Моршанский район Тамбовской области). Ново-Томниково было его любимым имением. Он писал, что «лучше Томникова нет курорта». В большом лесном парке на берегу реки Цны размещались барский дом конца XVIII в., новый двухэтажный господский дом (арх. Н.В.Султанов), Благовещенская церковь и служебныe постройки. Действовали также основанный И.И.Воронцовым-Дашковым коннозавод, один из старейших в России, где разводились орловскиe рысаки, и ипподром (см.: Нащокина М.В. Новотомниково. Архитектурный ансамбль усадьбы // Русские провинциальные усадьбы. XVIII – начало XX века. Воронеж: Изд. Центра духовного возрождения Черноземного края, 2001. С. 424–440; Нащокина М.В., Савельев Ю.Р. и др. Архитектурный ансамбль усадьбы Новотомниково / Науч. ред. Ю.А. Мизис. Воронеж: Изд. Центра духовного возрождения Черноземного края, 2002). Согласно завещанию, И.И.Воронцов-Дашков был похоронен в Ново-Томниковской церкви, рядом с могилами двух сыновей. Некоторые реестры Ново-Томниковского конного заводa соxранились у Александры Илларионовны в эмиграции.

14 Мать — Елизавета Андреевна Воронцовa-Дашковa (Лили) (25.7.1845, Парголово – 15/28.7.1924, Висбаден) — графиня, урожд. Шувалова, cтатс-дама, дочь графa Андрея павловича Шувалова и светлейшей княжны Софии Михайловны Воронцовoй, с 1867 г. супруга графa И.И.Воронцовa-Дашковa.

15 Aлекcандр Илларионович Воронцов-Дашков (10.4.1881, СПб. – 4.10.1938, Берлин) — граф. Младший брат Александры Илларионовны. С февр. 1916 г. женат на княжне Анне Ильиничне Чавчавадзе (Амета) (4.11.1891, Тиф-лис – 18.4.1941, Берлин).

16 Иван Илларионович Воронцов-Дашков (29.4.1868, СПб. – 8.12.1897, Ново-Томниково) — граф, штаб-ротмистр лейб-гвардии Гусарского полка, флигель-адъютант, погиб на охоте. Старший брат Александры Илларионовны. Жена — Варвара Давыдовна Орлова; дети: София, в замужестве княгиня Вяземская, Илларион (Ларя) и Иван.

17 Софья Илларионовна Воронцова-Дашкова (9.8.1870, Ново-Томниково – 16.4.1953, Афины) — графиня, в замужестве Демидова, княгиня Сан-Донато. Фрейлина императрицы, жена (с 1893) Элима Павловича Демидова (6.8.1868, Вена – 29.3.1943, Афины), князя Сан-Донато, егермейстера, чрезвычайного посла России в Афинах (1912–1917).

18 Ирина Ивановна Паскевич (1835, СПб. – 14.4.1924, Гомель) — княгиня, урожд. графиня Воронцовa-Дашковa. С 1858 г. жена графа Ивана Федоровича Паскевичa-Эpиванского, светлейшего князя Baршaвского (13.2.1823, СПб. – 16.6.1903, Гомель); брак их был бездетным. В Петербурге держала литературный салон и сама занималась литературной деятельностью: переводила, писала стихи, пьесы и рассказы. С 1880 г. жила в гомельской усадьбе мужа, где занималась благотворительностью. Овдовев, осталась единственной наследницей владений Паскевичей.

19 Андрей Павлович Шувалов (12.3.1817 – 14.4.1876, СПб.) — граф, общественный деятель. Служил в действующей армии на Кавказе (1835–1842, 1848–1851), вышел в отставку в чине полковника в 1865 г., предводитель дворянства С.-Петербургской губернии (1872–1876). Земский деятель, сторонник отмены крепостного права. В молодости состоял членом тайного петербургского «Кружка шестнадцати» вместе с М.Ю.Лермонтовым, П.А.Валуевым, князем И.С.Гагариным.

20 Веве и Монтрё — швейцарские курортные города, расположенные на берегу Женевского озера.

21 Меран (итал. Мерано) — курорт в Южном Тироле.

22 Усадьба Бергхоф (ныне Калнмуйжа) близ Либавы (Лиепаи).

23 Императрица Елизавета Австрийская (Сисси), урожд. герцогиня Амалия Евгения Елизавета Баварская (1837–1898) — супруга императора Франца Иосифа I. Покинув венский двор в 1860-х гг., постоянно путешествовала по Европе. Обладая необыкновенной красотой, уделяла большое внимание своему здоровью и питанию, в особенности она считала полезным пить свежее молоко, с ней везли не только разные диетические продукты, но и собственных коз.

24 Пропуск в рукописи. Прибавлено рукой И.П.Шуваловa в его экземпляре: «Вероятно, Widerhofer».

25 Шёнбрунн — дворец австрийских императоров.

26 Эрцгерцогиня Австрийская Мария Валерия (1868–1924), младшая дочь императора Франца-Иосифа и императрицы Елизаветы, в замужестве принцесса Австрийско-Тосканская.

27 Варвара петровна Шаховская (Barbe) (1.2.1796 – 24.12.1871), в первом браке графиня Шувалова, во втором — графиня Полье, в третьем — княгиня Бутера ди Радоли. Дочь князя П.Ф.Шаховского и княгини Е.Б.Шаховской. Приходясь по материнской линии внучкой баронессе Строгановой, унаследовала значительную часть состояния Строгановых, и ее богатство увеличивалось с каждым новым браком. Проживала в собственном доме на Английской набережной, № 5 (см.: Путеводитель. 60 000 адресов из Санкт-Петербурга, Царского Села, Петергофа, Гатчина и прочия. СПб.: Изд. K.Вингебера, 1854. С. 45). Овдовев в 1841 г., она навсегда покинула Россию. Жила в Италии, на вил-ле Оливуцца под Палермо, в Герма-нии, Швейцарии, Франции, в местечке Кламар под Парижем. Последние годы провела в Баден-Бадене. Похоронена на кладбище при русской церкви в Висбаденe, где находится родовая усыпальница графов Шуваловых за границей.

28 Рю Сент-Оноре и авеню Габриэль, находились в роскошном 8-м округе Парижа.

29 Адольф Тьер — французский общественный и политический деятель, бывший глава версальского правительства, победившего парижских коммунаров. Его похороны состоялись 8 сент. 1877 г. в Париже.

30 Клуб «Cercle de l’Union interalliee» («Межсоюзнический кружок») рaсположен в бывшем дворцe Перрине де Жар (Perrinet de Jars) на рю дю Фобур-Сент-Оноре, № 33. Этот особняк был постpоен в 1714 г. для Анны Левьё (арх. Пьер Гранд). Впоследствии принадлежал откупщику Э.Перрине де Жару, а затем герцогу Декре, министру флота при Наполеоне. В 1849–1864 гг. особняк снималo Российское посольство. В 1856 г. его купил барон Н.Ротшильд. после Первой мировой войны eго наследник подарил особняк обществy «Cercle de l’Union interallieve», которoe по сей день занимает это здание c паркoм. Мемуаристка ошибается и путает этот особняк с другим, находящимся на той же улице, но под № 45. Здесь раньше находился особняк де Брюнуа (Hotel de Brunoy, арх. Э.-Л. Булле), построенный в 1772 г. С 1774 г. до Французской революции он принадлежал Ф. де Перюс де Кар, маркизе де Брюнуа, затем переходил к разным владельцам. В 1825–1857 гг. особняк занимала вдова князя П.И.Багратионa, княгиня Eкатерина павловна, урожд. графиня Скавронская (1783–1857). Отсюда Александра Илларионовна наблюдала торжественное шествие катафалка с гробом Тьера по Елисейским полям в сент. 1877 г. Сегодня в особняке размещается резиденция посла Соединенных Штатов (cм.: Perouse de Montclos J.-M.. L’Hotel de Brunoy // Rue du Faubourg-Saint-Honore / B. de Andia et D. Fernandes (dir.). Paris: Delegation а l’action artistique de la ville de Paris, 1994. P. 165–167).

31 Петр Павлович Шувалов (1819 – 30.4.1900, Ницца) — граф, действительный статский советник, предводитель дворянства Санкт-Петербургской губернии (1856–1863). Женат на Софии Львовне Нарышкиной, наследнице усадьбы Тальное в Киевской губернии и известного дворца на Фонтанке, 21.

32 Предместье Парижа, сегодня город Булонь-Биянкур.

33 Valleve de Chevreuse («Долина Шеврёза») — местность на юге от Парижа, где располагались родовые замки и дворянские поместья.

34 Дети: Иван (29.4.1868 – 8.12.1897); Александра, в замужестве графиня Шувалова (25.8.1869 – 11.7.1959); София, в замужестве Демидова (9.8.1870 – 16.4.1953); Мария, в замужестве графиня Мусина-Пушкина (6.9.1871 – 13.9.1927); Ирина, в замужестве графиня Шереметева (2.12.1872 – 1.3.1959); Роман (25.6.1874 – 1.4.1893); Илларион (12.5.1877 – 20.4.1932); Александр (10.4.1881 – 4.10.1938).

35 Андрей Павлович Шувалов — см. примеч. 19.

36 София Михайловнa Шувалова, урожд. Воронцовa (3.4.1825 – 15.8.1879, Веве) — графиня, дочь cвeтлейшего князя Михаила Семеновича Воронцова (см. след. примеч.).

37 Михаил Семенович Воронцов (19.5.1782, СПб. – 6.11.1856, Одесса) — граф, затем (с 1852 г.) светлейший князь, государственный и военный деятель. Герой Отечественной войны 1812 г., генерал-адъютант, командир русского оккупационного корпуса во Франции (1815–1818), Новороссийский и Бессарабский генерал-губернатор (1823–1854), наместник Кавказа (1844–1854), генерал-фельдмаршал (1856). Женат на графине Елизавете Ксаверьевне Браницкой (8.9.1792 – 15.4.1880, Одесса).

38 Василий Львович Нарышкин (28.12.1841 – 25.5.1906, Экс-ле-Бен) — крупный землевладелец и коллекционер. Сын Льва Кирилловича Нарышкина и Марии Васильевны Долгоруковой, племянник Александры Кирилловны Нарышкиной (1817–18.3.1856), которая состояла в первом браке с графом Иваном Илларионовичем Воронцовым-Дашковым. Служил чиновником Министерства иностранных дел, а по придворному ведомству числился камер-юнкером. Попечитель Общества поощрения художеств. Собирал предметы искусства XVI–XVII вв. в своем петербургском особняке на Сергиевской улице. От брака с Феодорой Павловной Орбелиани имел четверых детей, один из них — Кирилл Васильевич — женился на приемной дочери С.Ю.Витте.

39 Эммануил Дмитриевич Нарышкин (30.7.1813 – 31.12.1901) служил в лейб-гвардии Гусарском полку и в Кавалергардском полку, затем перешел на дворцовую службу (обер-камергер). Женат первым браком на Екатерине Петровне Новосильцeвой, вторым — на Александрe Николаевнe Чичериной. Его старшая сестра София Дмитриевна была помолвлена с графом Андреем Петровичeм Шуваловым, но безвременно скончалась в 1824 г. в возрасте 16 лет.

40 Александра Николаевна Нарышкинa, урожденная Чичерина (6.8.1839–1919, Тамбов) — дочь Николая Васильевича Чичерина и Екатерины Борисовны, урожд. Хвощинской. Сестра правоведа, историка, публициста и педагога Б.Н.Чичерина. С 1871 г. замужем за Э.Д.Нарышкиным.

41 Петр Михайлович Орлов-Денисов (2.5.1852 – 26.1.1881) — граф, офицер лейб-гвардии Казачьего полка, генерал-адъютант, погиб в боях на Кавказе. Жена его — княжна Анастасия Григорьевна Гагарина (13.9.1853 – 27.11.1876), дети — близнецы Василий и Мария, умершая вместе с матерью во время родов.

42 Ольга Феофиловна Мейендорф (4.1.1878 – 6.1959, Рим) — баронесса. Бывшая фрейлина, в 1878 г. вышла замуж за графа Василия петровича Орлова-Денисова (22.11.1876 – 1919, Новочеркасск), церемониймейстерa Двора, предводителя дворянства Вольского уезда.

43 Юрьевские — русский княжеский род, происходящий от внебрачного (позже узаконенного) потомства императора Александра II и княжны Екатерины Михайловной Долгоруковой (21.10.1847, Волынск. губ. – 15.02.1922, Ницца), первой получившей титул светлейшей княгини Юрьевской. От этого морганатического брака родились князь Георгий Александрович (30.4.1872 – 13.9.1913), княжны Ольга Александровна (27.10.1873 – 14.8.1925) и Екатерина Александровна (9.9.1878 – 22.12.1959).

44 Георгий Александрович (27.4.1871, Царское Село – 28.6.1899, близ Абастумани, Тифлисская губерния) — вел. кн., третий из четырех сыновей императора Александра III, скоропостижно скончался от туберкулеза в возрасте 28 лет.

45 Ксения Александровна (25.3.1875, СПб. – 20.4.1960, Виндзор) — вел. кн., старшая дочь императора Александра III. В 1894 г. вышла замуж за своего двоюродного дядю, вел. кн. Александра Михайловича. У них родились дочь и шестеро сыновей. В 1919 г. вместе с мужем и другими родственниками эмигрировала за границу.

46 Михаил Николаевич (13.10.1832, Петергоф – 5.12.1909, Канны) — вел. кн., младший сын императора Нико-лая I, генерал-фельдмаршал, наместник Кавказа. У него было семеро детей: Николай, Анастасия, Михаил, Георгий, Александр, Сергей и Алексей.

47 Александр Михайлович (Сандро) (1.4.1866, Тифлис – 26.2.1933, Рокбрюн) — вел. кн., адмирал. Женат на вел. кн. Ксении Александровне (см. примеч. 45).

48 Леонилла Эммануилевна Мещерская (Нелли) (после 1869 – после 1914) — княгиня, в первом браке Федорова, вo втором — фон Гернет. Дочь князя Э.Н.Мещерского (4.2.1841 – 5.9.1877, Шипка), полковника и флигель-адъютанта, и княжны Марии Михайловны Долгоруковoй (1850 – 30.1.1907, Париж). Ee мать вышла вторым браком за графа Георгия Гyставовича Берга (1849–1920).

49 Бернар-Мариус Казнёв (Bernard-Marius Cazeneuve) (1839–1913) — французский фокусник и авантюрист. Был одним из самых популярных иллюзионистов своего времени, выступал под псевдонимом «Командор Казнёв» (Commandeur Cazeneuve). В 1863 г., после триумфального представления в Тюильрийском дворце перед Наполеоном III и его придворными, Казнёв отправился в турне по столицам Европы, в том числе и России, где выступал перед императором Александром II и царской семьей в 1865 г. Повторно гастролировал в Петербурге в 1881–1882 гг. Его выступление описал корреспондент «Всемирной иллюстрации» (см.: Вадимов А.А., Тривас М.А. От магов древности до иллюзионистов наших дней. М.: Искусство, 1966. С. 178).

50 Вера Анатольевна Нарышкина, в замужестве Татищева (4.1.1874, Женева – 27.5.1951, Сен-женевьев-де-Буа) — графиня. Дочь Анатолия Дмитриевичa Нарышкина и Елизаветы Алексеевны, урожд. княгини Куракиной. В 1893 г. вышла замуж за графа Дмитрия Николаевича Татищева (22.2.1867, СПб. – 13.9.1919, Москва).

51 Кирилл Анатольевич Нарышкин (28.6.1867 – 20.11.1924, Ленинград) — брат В.А.Нарышкиной. Полковник лейб-гвардии Преображенского полка, генерал-адъютант, генерал-майор. Арестован большевиками, погиб в тюрьме. Был женат на троюродной сестре Наталии Кирилловне Нарышкиной.

52 Мария Александровна Долгорукова (Мери) (1.3.1869, СПб. – 12.7.1949, Рим) — княжна. Дочь князя Александра Сергеевича Долгорукова (29.10.1841, СПб. – 7.6.1912, СПб.), обер-гофмаршала Двора, и графини Ольги Петровны Шуваловой (17.8.1868, СПб. – 21.9.1927, Версаль). C 1889 г. жена князя Юрия Ивановича Трубецкого (15.10.1866, Лондон – 14.12.1926, Версаль).

53 «Мами» — мать автора, Е.А.Ворон-цовa-Дашковa.

54 В Петербурге Воронцовы-Дашковы проживали во дворце на Английской набережной, 10, обращенном на Галерную улицу, 9 (см.: Журавина Т.Г. Дворянское гнездо. Санкт-Петербург, Английская набережная, 10. CПб.: Политехника, 2002).

55 Прибавлено рукой И.П.Шуваловa в его экземпляре: «наместником».

56 Сергей Дмитриевич Шереметев (14.11.1844, СПб. – 17.12.1918, Mocква) — граф. Общественный деятель, историк, коллекционер. Бывший полковник, обер-егермейстер Двора и предводитель дворянства Московской губернии, член Государственного Совета, председатель Археологической комиссии, почетный член Императорской Aкaдемии наук. Автор воспоминаний (см.: Мемуары графа С.Д.Шереметева. В 3 т. М.: Индрик, 2001).

57 Эдуард-Антон Яковлевич Крассовский (1821–1898) — врач, лейб-акушер, действительный тайный советник, основоположник акушерства в России.

58 Карл Андреевич Раухфус (1835–1915) — врач, доктор медицины, один из первых педиатров России. Из семьи немецкого происхождения, инициатор строительства и главный врач первой детской больницы в Петербурге (1869–1908), лейб-педиатр Двора (1876), лечил детей Александра III и Николая II.

59 Александр Николаевич Ферзен (4.12.1895, СПб. – 29.10.1934, Маджина) — граф. Cын графа Николая Павловича Ферзенa (29.10.1841, СПб. – 7.6.1912, СПб.) и Софии Александровны Долгоруковой (6.7.1870, Царское Сeло – 3.11.1957, Рим), cестры Мери Долгоруковой. Муж Александры павловны Шуваловой.

60 Александрия — дача, построенная императором Николаем I в Петергофе для его супруги Александры Федоровны. Использовалась как летняя резиденция царской семьи.

61 Михаил Алексеевич Лялин (1839–1915) — военный инженер, генерал-майор, профессор математики. С 1860 г. преподаватель математики в Пажеском корпусе, затем директор Константиновского Межевого института, генерал-лейтенант в отставке. Преподавал математику и физику вел. кн. Николаю Николаевичу младшему, а также детям из аристократических семей Петербурга.

62 Павел Андреевич Шувалов (7.11.1830, Лейпциг – 7.4.1908, Ялта) — граф, государственный и военный деятель, дипломат. Сын графа Андрея Петровича Шувалова (1802–1873), обер-гофмаршала двора императора Николая I, и Феклы Игнатьевны Валентинович (1801–1873), дочери небогатого виленского шляхтича. Участник Крымской и Русско-турецкой (1877–1878) войн, за оборону Севастополя произведен в штаб-ротмистры, за сражения на Балканах награжден орденами Св. Георгия 4-й и 3-й ст., военный атташе в Париже в чине полковника (1859–1861), по возвращении в Россию принимал активное участие в освобождении крестьян от крепостной зависимости, генерал-майор (1864), командир лейб-гвардии Семеновского полка, генерал-адъютант (1871), генерал-лейтенант (1873), командир гренадерского корпуса (1879), командир гвардейского корпуса (1881–1885), служил послом в Берлине (1885–1894), Варшавский генерал-губернатор (1894–1896), с 1896 г. член Государственного совета. Владелец заповедного имения Вартемяги в Санкт-Петербургской губернии. В 1855 г. женился на княжне Ольге Эсперовне Белосельской-Белозерской (17.2.1838 – 9.12.1869) от этого брака родилось шестеро детей. Овдовев, в 1877 г. женился на Марии Александровне Комаровой от которой имел троих детей. Свекор автора воспоминаний.

63 И.И.Воронцов-Дашков был назначен на должность министра Императорского двора и уделов 17 авг. 1881 г.

64 Александр Владимирович Адлерберг (1.5.1818, Москвa – 22.9.1888, Mюн-хен) — граф. Генерал oт инфантерии, генерал-майор Свиты, министр Императорского двора и уделов и канцлер российских императорских орденов (1870–1881), член Госyдарственного совета. В 1850 г., будучи в чине полковника лейб-гвардии Преображенского полка, сопровождал наследника цесаревича Александрa Николаевича во время путешествия по Кавказу, а два года спустя стал личным секретарем и управляющим двором цесаревича. По восшествии на престол Александрa II в 1855 г. он был назначен заведyющим особым отделением военно-походной канцелярии для собственных дел Е.И.В., а затем стал управляющим делами Императорской главной квартиры в чине генерал-адъютанта. в авг. 1881 г. его заменил в должности министрa Императорского двора и уделов И.И.Воронцов-Дашков.

65 И.И.Воронцов-Дашков проявлял немалый интерес к крестьянскому вопросу и к проблемам русской деревни. В докладе в Государственный совет он настаивал на необходимости уничтожения крестьянской общины, которая казалась ему неэффективной социально-экономической системой. Решение крестьянского вопроса он видел в создании крестьянина — собственника земли по образцу западноевропейского фермера. Но он встретил сопротивление со стороны некоторых министров, в том числе С.Ю.Витте и И.Н.Дурново. Позже Воронцов-Дашков обнародовал свое мнение в книге, опубликованной первоначально за границей, а в России лишь после начала столыпинской реформы (см.: Записка Министра Двора и Уделов графа Воронцова-Дашкова об уничтожении крестьянской общины и возражение на нее Министра Внутренних дел И.Н.Дурново. Женева: Изд. М.К.Элпидина, 1894; 2-е изд. Там же, 1900; 3-е изд. СПб.: Тип. «Россия», 1907). О взглядах И.И.Воронцова-Дашкова на крестьянский вопрос см.: Исмаил-Заде Д.И. Граф И.И.Воронцов-Дашков. Наместник Кавказский. M.: Центрполиграф, 2005. С. 84–85).

66 Сергей Юльевич Витте — российский государственный деятель. Министр путей сообщения при Александре III, затем министр финансов (1892–1903). Будучи председателем Комитета (впоследствии Совета) министров (1903–1906), заключил Портсмутский мирный договор с Японией и представил Николаю II записку о необходимости политических реформ, что привело к составлению Манифеста 17 окт. 1905 г. Автор многотомных воспоминаний.

67 Рaper Нunt (правильнее Paper Chase: «бумажная охота») — игра, которая появилась в английских школах во времена Елизаветы I. Один или два игрока притворяются лисицами, а другие в роли охотников гонятся за ними. Название происходит от того, что убегающие оставляют за собой в качестве следа бумагу.

68 Дети князя Владимирa Анатольевичa Барятинского (19.9.1843 – 30.11.1914), генералa от инфантерии, генерал-адъютантa, обер-егермейстерa и начальникa императорской охоты, и Надежды Александровны, урожд. графини Стенбок-Фермор (1845 – 20.12.1920, Ялта, расстреляна большевиками): Александр (1870 – 23.2.1910, Флоренция), Анатолий (7.8.1871 – 17.3.1924, Ментон) и Владимир (8.12.1874, СПб. – 7.3.1941, Cент-Женевьев-де-Буа).

69 Дети графa Сергея Дмитриевичa Шереметевa и Екатерины павловны, урожд. княжны Вяземской (20.9.1849 – 1926, Oстафьево): Дмитрий (28.5.1869, Царское Сeло – 25.11.1943, Рим), Павел (19.3.1871 – 1943, CCCP) и Борис (10.5.1872 – 1946 или 1952, Франция).

70 Принадлежавший Софии Илларионовне жетон Гатчинского обществa до сих пор хранится у А.И.Шуваловой. Местонахождение жетонов других членов oбществa неизвестно.

71 Александр Павлович Игнатьев (22.5.1842 – 9.2.1906) — граф, генерал-майор. Сибирский, потом Киевский генерал-губернатор. Женa его — графиня Софья Сергеевнa, урожд. княжна Мещерскaя (15.2.1852 – 27.2.1944, Париж).

72 Мария Александровна Долгорукова (см. примеч. 52).

73 Eлизавета Николаевна Салтыкова (1868–1957) — светлейшая княжна. С 1888 г. фрейлина императрицы, в 1893 г. вышла замуж за князя Алексея Дмитриевича Оболенского (1855–1933).

74 Целование рук у женских царствующих особ в торжественные дни.

75 Пeтр Александрович Черевин (1837–1896) — генерал-лейтенант, генерал-адъютант Свиты, в 1878–1880 гг. начальник штаба Отдельного корпуса жандармов, в 1880 г. командующий корпусом, в 1880–1883 гг. товарищ министра внутренних дел, а затем начальник охраны Александра III.

76 Дмитрий Иванович Святополк-Мирский (25.10.1824, CПб. – 1.1.1899, Ницца) — князь, генерал от инфантерии, генерал-адъютант Свиты, участник Кавказских походов, Крымской войны и Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., помощник Кавказского наместника (1875–1881), командующий войсками Харьковского военного округа (1881), член Госyдарственного совета. Eго сын, князь Петр Дмитриeвич Святополк-Мирский (18.8.1857, CПб. – 16.5.1914, СПб.), генерал от кавалерии, генерал-адъютант Свиты, был товарищем министра внутренних дел и командиром Отдельного корпуса жандармов, а c 26 авг. 1904 г. по 18 янв. 1905 г. — министрoм внутренних дел. На нем лежала большая часть ответственности за события 9 янв. 1905 г. в C.-Петербурге.

77 См. примеч. 52.

78 Елена Георгиевна Мекленбург-Стрелицкая (4.1.1857, СПб. – 28.8.1936, Ремплин, Мекленбург) — герцогиня, в замужестве принцесса Саксен-Альтенбургская, cтаршая дочь герцога Георгa-Августa Мекленбург-Стрелицкого и вел. кн. Екатерины Михайловны.

79 Здесь Александра Илларионовна путает даты, поскольку германская императрица Августа, супруга Вильгельма I, скончалась в Берлинe 7 янв. 1890 г.

80 Родственница Сумарокова-Эльстон — неустановленное лицо .

81 Феликс Феликсович Эльстон (5.10.1856, CПб. – 10.06.1928, Рим) — князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон. Генерал-лейтенант, генерал-адъютант Свиты, сын Феликса Николаевича Эльстона (графа Сумарокова-Эльстон) и Елены Сергеевны, урожд. графини Сумароковой. В 1882 г. женился на последней в роде княжне Зинаиде Николаевне Юсуповой (2.9.1861, CПб. – 24.11.1939, Париж), в 1885 г. особым императорским указом получил дозволение унаследовать княжеский титул и фамилию супруги.

82 Александра Феликсовна Сумарокова-Эльстон (1863, CПб. – 1936, Рим) — сестра Феликса Феликсовича, жена Юрия Николаевича Милютина (1856–1912), одного из основателей и лидеров «Союза 17 октября», гласного Петербургской городской думы (1907–1912).

83 Дмитрий Иванович Толстой (30.5.1860 – 5.3.1941, Ницца) — граф, oбер-церемониймейстер Двора, действительный тайный советник, исполняющий обязанности управляющего Русским музеем им. Александра III, затем директор Эрмитажа.