Юлия Диденко

Вспоминая В.А.Милашевского

Публикуемые воспоминания принадлежат перу переводчицы и искусствоведа Ангелины Васильевны Щекин-Кротовой (1910–1992), вдовы художника Р.Р.Фалька, которая известна прежде всего как автор ценнейших мемуаров и статей (частично опубликованных, но во множестве еще ждущих своего часа в архивных папках) о своем муже и его друзьях (С.Т.Рихтере, И.Г.Эренбурге, А.А.Осмеркине и других)¹. Однако на этот раз героем ее рассказа стал человек, не симпатизировавший Фальку и не входивший в его круг.

Художник Владимир Алексеевич Милашевский (1893–1976) был в русском искусстве ХХ века личностью яркой, неординарной. Свободный и дерзкий, остро-ироничный и изящно-артистичный, он во многом был похож на свои творения. Временем творческого взлета стала для него молодость, совпавшая с рубежом 1920–1930-х годов, когда он был заметной фигурой в культурном мире Москвы (в столицу он переехал из Петрограда осенью 1924 года). Известность Милашевский получил как незаурядный рисовальщик, один из лидеров группы художников «13» и активный организатор (вместе с Н.В.Кузьминым) одноименной групповой выставки 1929 года, имевшей широкий резонанс.

Щекин-Кротова познакомилась с В.А.Милашевским в начале 1930-х годов, поводом послужило желание художника писать ее портрет, а конец их дружеским отношениям положила судьбоносная встреча 28-летней Ангелины в 1939 году с недавно вернувшимся из Парижа живописцем Робертом Рафаиловичем Фальком, женой которого она вскоре стала.

Свое профессиональное образование В.А.Милашевский начал в родном городе Саратове, где занимался в вечерних классах Боголюбовского рисовального училища у художника В.В.Коновалова², сыгравшего важную роль в становлении многих мастеров «саратовской школы» (В.Э.Борисова-Мусатова, П.В.Кузнецова, П.С.Уткина и других).

В 1911–1913 годах продолжил учебу в Харькове, в частной студии художников А.Н.Грота³ и Э.А.Штейнберга⁴, приобщавших учеников к новейшим течениям мировой живописи. В 1913-м Милашевский поступил на архитектурное отделение Императорской санкт-петербургской академии художеств, но, не окончив ее, начал заниматься в учебно-творческой студии «Новая художественная мастерская» у М.В.Добужинского и А.Е.Яковлева.

Однако ни академическое образование, ни занятия у известного мирискусника не стали определяющими в творческом развитии Милашевского — он выбрал свой индивидуальный путь. «Обостренное чувство “ускользания времени”, преходящности каждого момента делает он исходной посылкой своих поисков»⁵. Не случайно в своих мемуарах художник часто говорит о «воздухе времени», «воздухе культуры» и своем стремлении запечатлеть живое ощущение окружающей его жизни. Отсюда родилась узнаваемая манера рисования Милашевского, основу которой составлял спонтанный, импровизационный рисунок-экспромт, выполненный непременно с натуры в максимально быстром темпе и исключающий всякую домашнюю доработку. Прежде всего художник ценил естественность жеста — тот «нервный импульс гипнотической силы воздействия, когда рука наносит линии и штрихи под воздействием сильного и живого впечатления, которое переполняет художника во время его увлечения своим “видением”»⁶.

Высокая графическая культура и легкое изящество его рисунков, пронизанных теми тонкими художественными «эссенциями», в которых блистательно разбирался Милашевский, окрашивали будничные мотивы неподражаемой авторской интонацией.

Его новая манера и он сам оказались столь заразительны, что нашлось немало единомышленников (поначалу их было 12), придерживавшихся схожего метода рисования и собравшихся в феврале 1929 года в московском Доме печати на первой выставке под названием «13»⁷. «Милашевский теоретически осмыслил стремительность восприятия как новый способ современного художественного видения, и эта его идея захватила тогда многих мастеров»⁸.

Впоследствии Милашевский вспоминал о рубеже 1920—1930-х годов (1928–1933) как об удачнейшем периоде своего творческого развития: «Этому времени я готов слагать гимны». Однако за недолгим счастливым периодом последовали нелегкие годы гонений⁹. Когда после упразднения в 1932 году всех художественных объединений и группировок и возведения на их месте монолитного Союза художников СССР «все стало праветь и “аххраветь”»¹⁰, Милашевский оказался, наряду со своими соратниками по группе «13», в числе тех «формалистов», которым на несколько десятилетий был закрыт путь к зрителю. Выжить Милашевскому, как и другим художникам той поры, оказавшимся в схожей ситуации, помогла работа над книжными иллюстрациями, большей частью вынужденная и обременительная. «Пришлось отдавать свое дарование в наем, сделаться поденщиком иллюстрации, ломовым извозчиком ея»¹¹, — сожалел он в 1930-х годах, еще не зная, что позже работа иллюстратора его увлечет, созданные им рисунки к сказкам А.С.Пушкина и П.П.Ершова получат широчайшее признание и на десятках книг с его иллюстрациями вырастет не одно поколение читателей.

Оживление интереса к своему творчеству Милашевский почувствовал лишь с середины 1960-х годов, когда находился уже в довольно преклонном возрасте. После показа его графики в 1965 году в Итальянском домике в Кускове, уже в следующем, 1966 году в Воронежском областном художественном музее им. И.Н.Крамского была организована его первая персональная выставка, представившая около 150 графических произведений художника и сопровождавшаяся каталогом¹² (выпущенным, правда, крайне небольшим тиражом 200 экземпляров). В 1972 году вышло из печати первое издание интереснейшей мемуарной книги В.А.Милашевского «Вчера, позавчера… Воспоминания художника», которая стала событием (ее переиздание с существенными дополнениями было осуществлено спустя 17 лет).

В середине 1970-х годов М.А.Немировская, работавшая над книгой об истории группы художников «13», обратилась к Милашевскому как к одному из главных героев своего исследования за консультациями. Составленное ею издание вышло в свет в 1986-м¹³, спустя десятилетие после ухода художника из жизни, но удивительным образом время выхода книги было почти точно им предсказано в одном из писем 1975 года: «Я думал, что вы мудро собираете материал, пока мы все еще живы! А окончательная рукопись в готовом виде будет написана лет через десять!!! Когда будет более легкое отношение к индивидуальным темам! Сейчас же время еще “закованное”. Будет возможно написать о нас, когда наступит эра “раскованности”»¹⁴.

В многочисленных письмах к М.А.Немировской, ныне хранящихся в Отделе рукописей Государственной Третьяковской галереи, художник щедро делится творческими переживаниями, размышлениями о соратниках и своем методе рисунка; в то же время в них довольно часто звучат горькие ноты сожаления о невостребованности, неоцененности, замалчивании¹⁵. По-видимому, с этой непроходящей обидой связаны критические, часто несправедливые оценки и замечания в адрес художников других направлений¹⁶. Подобным же образом, как вспоминает А.В.Щекин-Кротова, Милашевский относился и к творчеству Р.Р.Фалька, считая парижскую живопись мэтра «вялой, бесцветной, скучной».

К сожалению, изучение наследия В.А.Милашевского еще далеко от полноты: не издано ни одной монографии о художнике, не получил подробного исследования ключевой в его творчестве цикл станковых акварельных рисунков «Кусково»; его живописные работы, в том числе в области портретного жанра, практически не выставлялись и совершенно незнакомы современному зрителю. В качестве живописца Милашевский известен крайне мало даже искусствоведам. Работы маслом¹⁷ при изучении его творчества словно отошли на периферию. Между тем, по некоторым свидетельствам, он «считал себя более живописцем, чем графиком, и в то же время мало работал маслом и не придавал значения написанному — его холсты годами лежали, покрываясь пылью, засунутыми за шкаф. <…> он был прекрасным колористом»¹⁸.

В связи с этим рассказ А.В.Щекин-Кротовой о позировании для живописного портрета важен как ценное свидетельство об особенностях работы Милашевского. Портрет выполнен во время трех непродолжительных сеансов и демонстрирует стремление художника к острой харбктерности и динамичности образа. Облик девушки с современной короткой стрижкой, представительницы нового поколения, заинтересовал художника сразу, еще до их знакомства. Милашевский считал, что «иногда цвет лица девушки, цвет ее глаз — самое главное в том зрительном посыле, который исходит от нее»¹⁹, но все же стоит признать, что в этом портрете ему не удалось «схватить» обаяние лица Ангелины Васильевны и тот свет, который источают ее глаза, — все это удачно передают ее фотопортреты.

Сложившийся на полотне несколько брутальный образ энергичной современницы не совсем соответствовал природному складу модели — натуры деятельной и увлеченной своим делом, но все же романтичной и мягкой. И поэтому, вероятно, почувствовав этот диссонанс, художник поспешил предложить модели позировать для другого портрета — на этот раз «с фиалочками». Однако новый замысел не был осуществлен. Неудача с портретом не помешала продолжению общения Ангелины Васильевны с Милашевским, которое продлилось, но недолго, и окончилось с приходом в ее жизнь большого чувства к Роберту Рафаиловичу Фальку. С этого времени на долгие годы она стала моделью исключительно фальковских портретов, на которых, по ее словам, «всегда оказывалась преображенной».

Текст воспоминаний печатается по машинописному автографу (РГАЛИ. Ф.3018. Оп.2. Ед. хр. 103, Л.14-25), который можно датировать 1983 годом. Заключительная часть документа опущена — она является обращением к неустановленному лицу (вероятно, к сотруднику Запорожского художественного музея), с письмом к которому, очевидно, был отослан публикуемый текст. Автор сердечно благодарит за помощь в работе над статьей и в подборе иллюстраций коллег: С.И.Побожия (г. Сумы, Украина), Н.Е.Бакину (Воронежский областной художественный музей им. И.Н.Крамского), И.А.Лейтес (ГТГ), Л.М.Денисову (МВК «Новый Иерусалим», г. Истра).

Примечания

1 См.: Щекин-Кротова А.В. Мой Фальк / Сост. Ю.В.Диденко, А.Г.Эмдин. М., 2005; а также публикации в сборниках и периодике: Из жизни рядом с Фальком // Московский художник. 1966. 28 окт.; 11 нояб.; Дружба с художником // Воспоминания об Илье Эренбурге. М., 1975. С. 218–233; Осмеркин и Фальк // Осмеркин. Размышления об искусстве. Письма. Критика. Воспоминания современников / Сост. И.Болотина. М., 1981. С. 268–271; Становление художника / Предисл. М.Алпатова // Новый мир. 1983. № 10. С. 207–227; Люди и образы. Биографии и легенды: Из цикла «Модели Фалька» // Панорама искусств. 1985. Вып. 8. С. 194–227; Родство душ: Святослав Рихтер и Роберт Фальк // Советская музыка. 1985. № 6. С. 42–44; Монолог о Фальке: Интервью / Подгот. И.Смирновой // Советская культура. 1989. 8 апр. С. 9; «Надо уметь слушать музыку мира» / Беседовала Н.Алиханова // Музыкальная жизнь. 1992. № 4. С. 18–20; Пристань «тихих бубновых валетов» в доме Перцова / Публ. Ю.В.Диденко // Русское искусство. 2005. № 2. С. 128–137; Из бесед с В.Д.Дувакиным: [устные мемуары, записанные в 1975 г.] / Подгот. текста Ю.В.Диденко; коммент. Ю.В.Диденко, А.Г.Лисова; запись и сверка с фонозаписью М.В.Радзишевской; расшифровка и компьют. набор Д.В.Радзишевского // Наше наследие. 2011. № 100. С. 88–103.

2 Василий Васильевич Коновалов (1863–1908) — художник, педагог, выпускник Императорской академии художеств. С 1894 по 1906 г. жил в Саратове.

3 Алексей Николаевич Грот (1880–1965) — художник, педагог, ученик Анри Матисса (в 1908–1910 гг.).

4 Эдуард Антонович Штейнберг (1882–1935) — художник, педагог, учился в Мюнхене в частной художественной школе Шимона Холлоши (1905–1907).

5 Водонос Е. «Какие дали голубые!» // Годы и люди. Вып. 5. Саратов: Приволжское книжное издательство, 1990.

6 Милашевский В.А. Вступ. статья к каталогу выставки портретов писателей. [1961] // Немировская М.А. Художники группы «Тринадцать». Из истории художественной жизни 1920–1930-х гг. М., 1986. С. 178.

7 Группа, состоявшая преимущественно из художников-графиков, получила название по числу участников первой выставки (1929): О.Н.Гильдебрандт, Д.Б.Даран, Л.Я.Зевин, Над. В.Кашина, Н.В.Кашина, Н.В.Кузьмин, Т.А.Лебедева (Маврина), В.А.Милашевский, М.И.Недбайло, С.Н.Расторгуев, Б.Ф.Рыбченков, В.М.Юстицкий, Ю.И.Юркун. «Стиль работ художников этой выставочной организации заметно оживил и внес новую струю в графику конца 20-х и начала 30-х годов» (Милашевский В.А. Автобиографический очерк. Без даты. Автограф // Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи (далее — ОР ГТГ). Ф. 4. Ед. хр. 2454. Л. 1).

8 Водонос Е. Указ. соч.

9 «Я так был “унижен”, конечно, и “оскорблен”, это началось приблизительно с 33–34 года. Уже мой “Диккенс” попал в полосу какого-то дикого преследования! Подумать только — 16 рисунков “уничтожены” по требованию деятелей Моссха как исполненные не в стиле Социалистического реализма! Деятели Мировой Литературы послушно их уничтожили! Поэтому у меня, с одной стороны, возникло какое-то желание уйти совсем из искусства и не общаться ни с кем, а с другой — себя “закалить”, чтобы перестать огорчаться! <…> Я как художник был в таком одиночестве…» (Из письма В.А.Милашевского к М.А.Немировской. Конец янв. 1975 г. Автограф // ОР ГТГ. Ф. 200. Ед. хр. 266. Л. 1).

10 Из письма В.А.Милашевского к М.А.Немировской. 26 дек. 1974 г. Автограф // ОР ГТГ. Ф. 200. Ед. хр. 264. Л. 2об.

11 Из письма В.А.Милашевского к Э.Ф.Голлербаху. [1930-е гг.]. Автограф // ОР ГТГ. Ф. 200. Ед. хр. 393. Л. 3.

12 Владимир Алексеевич Милашевский. Каталог выставки / Воронежский областной музей изобразительного искусства; Сост. и авт. вступ. статей: А.А.Сидоров, М.Ю.Панов. Воронеж, 1966.

13 См.: Немировская М.А. Художники группы «Тринадцать». М., 1986.

14 Из письма В.А.Милашевского к М.А.Немировской. Конец янв. 1975 г. Автограф // ОР ГТГ. Ф. 200. Ед. хр. 266. Л. 1об.

15 «Как нас не били и не уничтожали свой собрат-художник и искусствовед, не желающий ссориться с “первачами” в искусстве, а все-таки нет, нет, а наше некое дружное “течение”, в котором я играл “свою роль” выплывает… на поверхность» (Из письма В.А.Милашевского к М.А.Немировской. 10–12 сент. 1975 г. Автограф // ОР ГТГ. Ф. 200. Ед. хр. 282. Л. 2).

16 Для творчества некоторых своих коллег Милашевский придумал термин «комплиментарный реализм»: «Девушки Дейнеки, Пахомова — они же все одинаковые и <…>, конечно, стилизованы <…> Этих “сладостей” я себе не позволял, потому оказался “непонятым”» (Из письма В.А.Милашевского к М.А.Немировской. 3 авг. 1974 г. Автограф // ОР ГТГ. Ф. 200. Ед. хр. 261. Л. 3).

17 Искусствовед и коллекционер А.А.Сидоров восхищался одной из живописных работ Милашевского — «превосходным» «Портретом П.Д.Эттингера» (1931, холст, масло, 64Ч51, местонахождение неизвестно), показанным на персональной выставке художника в Москве в 1978 г.

18 Панов М.Ю. Владимир Алексеевич Милашевский // Милашевский В.А. Вчера, позавчера… Воспоминания художника. 2-е изд., испр. и доп. М.: Книга, 1989. С. 382.

19 Владимир Алексеевич Милашевский. Каталог выставки / Пермская гос. худож. галерея. Пермь, 1976. С. 10.