Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 117 2016

С.Н.Дурылин

Троицкие записки (продолжение)

<1919 год>

26-го <января> суббота.

23-го, в среду, около 12 ч. дня по старому времени1 скончался Василий Васильевич.

Я был у обедни и пришел около 11 ч. к Софье Владимировне. Мальчики (Юша2 и Миша) встретили меня: «В.В-чу очень плохо. Мама к нему собирается». Софья Владимировна сказала мне: «Час тому назад заходил о. Павел. Его в 5 ч. утра вызвали к В.В. По дороге он встретил о. Павла от Рождества3, тот шел со Св. Дарами от В.В. Он причастил его по его собственному желанию. Наш о. Павел прочел отходную. В.В-ч всех узнает, но уже не говорит». Мы пошли с Софьей Владимировной, по нашим. Я говорил о борьбе за В.В-ча. Он тих, мирен, идет к христианской кончине. Была борьба за Леонтьева: мы знаем, чем кончилась. Неясна борьба за Лермонтова, хотя я верю, что и тут победа Божия. Теперь Василий Васильевич и борьба за него. Оттуда Надя в слезах.

В.В. лежал на постели, укрытый грудой теплых вещей4, — он все жаловался на холод, — поверх горы теплых вещей байковое, зеленое одеяло с разводами. Он два дня ничего почти не ел. В ногах стояла безмолвная Варвара Дмитриевна, не слезы, а слезки текли по ее лицу. На откинутом верху одеяла лежала горстка пепла от папироски. Голова В.В-ча высилась5 на белой подушке. Глаза его открыты; но уже явно не видят. В них нет ни остроты зрения, ни розановского «глазка»; они смотрят широко, по-новому, точно видят что-то спокойное, широкое, новое, но вместе и ожиданное. Он за десять дней, что я его не видел, очень исхудал. Нос сделался большим, острым, а лицо маленьким, — какой-то «старичок»; маленький «старичок». — Личико с «кулачок». Мокрота мешала ему дышать; видно было, как дыхание — значит: жизнь! еще жизнь! — идет по горлу, — и хлюпает что-то в горле, но тихо, не шумно, — как громкое дыхание, а иногда хлюпанье, бульканье на секунду, на минуту прекращается, — и слышно, как он дышит. Тело его неподвижно. Оно покойно. Кажется, жизнь вся взбирается ко рту, течет по горлу, к устам, — и когда уйдет, то тело никак не будет сопротивляться. И это поражало и радовало: привычно было думать, что он будет метаться по постели, отмахиваться, кричать или частым-частым говорком (как в августе мне с Софьей Владимировной) приговаривать «Жить! жить! жить!»; или мешать будет слова со слезками, как 1-го января: «уходит, уходит, уходит!», — и ничего, ничего этого не было. Он умирал тихо, покойно, в великой тишине и простоте. Ничего не исполнилось из того, что думалось о его смерти: дети (Вася, Варя, Надя) осенью втроем говорили, как будет умирать папа, и плакали, боясь, что он умрет страшно; причаститься не откажется, но так, прохудом, мимоиvдя как-то, и будет бороться со смертью, брыкаться, кричать — от рака, от страшной боли: мать его умирала от рака; сам он 1-го мне говорил: «я умру через 10 минут после того, как вы уйдете». — И плакал. А теперь мы пришли ровно-ровно за 10 минут до его смерти, и умирал он, как таинство совершал. На лице не было никакой муки, ни тени страдания, ни черты безпокойства и страха. Он тихо, все тише и тише додыхивал свою жизнь. Агония — борьба, а он ни с кем не боролся. Не шевелилось над его телом ни одной складочкой одеяло; пепелок от последней, выкуренной им, папироски, не рассыпался на откинутом у его груди конце одеяла. И казалось,он все слышит. И я думаю: он и слышал. «У папы необыкновенный слух» — сказала Надя. Таня полезла над ним, стоя на стуле, к образу и зажгла лампадку перед образом св. Великомученицы Варвары. На столе горела восковая свечечка. Дочери стояли на коленях и горячо молились, тихо плача. Тихая стояла Варвара Дмитриевна в ногах и смотрела на него — со своими слезками, еле-еле видными на лице. Я стал на колени и заплакал. Софья Владимировна взяла молитвенник и стала читать «Канон Богородице на отход души». Вокруг него была молитва и тишина. Никто и ничто не нарушило его тихого отшествия.

Легкое клохтанье в горле прекратилось6. Ему легче стало дышать, и стало еще тише. Дыханье стало глубже и реже. Он тихо доделывал трудную работу, доживал: доносил до конца дыханье жизни. Еще7 дыхание; еще дыханье. И ни мускул, ни складочка не двигается на лице, но это не оттого, что оно окаменело и каменно, нет — это оттого что оно спокойно, совершенно, до глубины спокойно. Оставшийся ручеек жизни течет еле-еле, в его теле, тихо-тихо, слабея-слабея, но незамутненно, ничем не тревожим, ничем не пресекаем, — и вот сейчас и не увидим, как впадет в великий неведомый тишайший океан вечной жизни.

Точно воздух вокруг него чудесен и несказанно ароматен — и он глотает его глубокими, глубокими глотками, и так он ароматен, так драгоценен, так сладостен, что и нельзя часто глотать: глотки все реже, все реже, — точно насыщен он, уже почти насыщен. А лицо еще спокойнее, еще мирнее. И вот он с нами — и не наш: нет того В.В-ча: как мог такой, — такой как теперь, как тот, чту с нами — плакать, говорить, просить, писать, курить папироску, — … Все то — небыль, и только то, что теперь, и быль и истина8. Вот тот В.В., который был, а тот, другой — тот не был.

Таинство свершалось и, когда оно свершилось, — никто не заметил9. Слышались тихие, тихие молитвенные воззвания к Богородице. Горячо, слезно — и тихо, без тени горечи и взывающей скорби, молились дочери. Еще тише стала тихая Варвара Дмитриевна. Она потом сказала мне: «Вы видели, он улыбнулся три раза». Чуялось, что таинство уже свершено. Но все были в молитве10. Была только тишина и молитва11. Вдруг Софья Владимировна остановилась читать, и взглянула на него, и сказала, чуть слышно, — «Кончился».

А он смотрел на нас спокойными широкими новыми очами, тихий на веки, надышавшийся до сыта тем чудным воздухом, который только что вбирал в себя редкими и глубокими глотками, — и больше не нужно было дыханья. Он не дышал. Надя12 прильнула к одеялу — и плакала. Таня сказала мне: <«>Закройте ему глаза<»>. Я подошел, поклонился ему до земли, и закрыл ему глаза. Теперь уже он весь был не наш.

Софья Владимировна, как пришла еще, принесла с собою пелену с Главы Пр. Сергия, и он умирал с головой13 накрытой ею, сложенной вдвое. Я положил ему на глаза две греческие монеты из его коллекции и накрыл голову пеленой сплошь. — «Это не кончина была, это — таинство» — сказала мне Софья Владимировна потом.

Варвара Дмитриевна, плача тихо и счастливо, сказала: «Он умер как христианин». Видно было, сколько мук, надежд и опасений было у нее вокруг его смерти, — и всех их он отстранил своей кончиной. «Четыре раза приобщился. Соборовался маслом. Умер под покровом Преподобного Сергия! Я видела, как умирал Страхов. Он ходил все в лютеранскую церковь. Нельзя было причастить, не исповедовался. Мучился долго. Я много смертей видела. Никто так не умирал». И она была спокойна, все время похорон, пряма, мирна, почти радостна. Надя и Таня плакали тихо. Я сказал им: «Этой кончиной — все, все кончено. Ничего о нем нельзя сказать злого никому. Все покрыла эта кончина. Все ей зачеркнуто». «Не надо ничем ее возмутить! — Я знаю, я знаю», — твердила Таня, плача. «Это — такое, такое счастье. Умер под покровом преподобного…» — «Он со всеми простился, он всем все простил, — он диктовал мне», — говорила Надя. А он лежал неподвижный, укрытый пеленой с мощей того, в чей город он переселился за год до смерти.

Софья Владимировна пошла искать женщину омыть тело. А я пошел в кабинет готовить стол. Мы отодвигали шкафы, снимали иконы. Нашли пакет с надписью «Вскрыть после моей смерти», смотрели по неволе его книги, книги его друзей и врагов. Вот — полка с «Египтом». Вот книги о евреях. Вот грубые пародии и памфлеты на него. И так жалко и бедно казалось мне слово человеческое, даже и его слово, пред тем бессловным, что слышали мы только что в тоvй комнате.

[Варвара Дмитриевна сказала — и плачет. — «В сочинениях своих В.В. писал, что умрет с папироской14. После отходной попросил у меня папироску, но курить уж не стал». Из богадельни наняли двух читалок-старушек. Читали они благоговейно, тихо, с коленопреклонениями, при началах кафизм, с хорошей старорусской молитвой за него. Омыла его Даша, прачка, та самая, которая переносила его больного из Таниной комнаты в комнату Варвары Дмитриевны. Он ей сказал тогда: «Дайте я вас перекрещу» — и перекрестил. Она плачет теперь, вспоминая этот его крест]15.

Варвара Дмитриевна сидела и смотрела, как мы возимся с книгами<:> «и вы все это — взять хотите? — Все это дочерям. Мне ничего не нужно». Перед смертью он говорил дочерям: «Христос Воскресе!», за два дня до кончины он велел записать — всем нужно веровать во Христа и Св. Троицу. И тут я понял и обращенные ко мне 3-го его двукратные «Христос Воскресе». А Софья Владимировна дома сказала мне: «У меня на душе нынче Пасха». Вот шкафик с письмами к нему.

Таня: «Папа прежде больше всего дорожил книгами, а последние годы — письмами». Я открыл ящик. Письма на «Да». Обложки в лист белой бумаги. На верху надпись — имя, фамилия, отчество корреспондента. Внизу — характеристика в одно-два слова меткости необычайной. Вложены фотографии. Я открыл свою обложку. Первое письмо попавшееся было мое последнее письмо к нему, столь его обрадовавшее, пасхальное, общее с поздравлением его с Воскресением Христовым и благодарностью за его любовь к людям, вера, что Христос зачтет ему его жалость к детям, к Рождающей женщине. Опять Пасха.

Когда стол был приготовлен, я ушел обедать. Поискал славянскую Библию, хотел почитать Псалтырь, но были только русские (несколько), по-русски не хотелось читать.

27 воскресенье.

Денег не было ни у детей, ни у меня, ни у Софьи Владимировны. В семье было 80 р. всего. Таня в день похорон вспоминала, как В.В-ч говорил: «Хочу быть нищим. Это и хорошо». [И мне тоже говорил: «Я нищий. Бог богат» — и плакал]16. Но никого не смущало, что денег нет. Все откуда-то взялось. Деньги нашлись у Сергея Павловича. Он с благоговением выслушал о кончине В.В. и сказал: «Бог терпит и приемлет и борьбу против него, если она такая, как была у В.В. — и дал ему кончину христианскую». Софья Владимировна присмотрела гроб. Я пошел за ним. «На ваш рост?» — спросил гробовщик. «Да». Я почему-то — да и Софья Владимировна — решили, что В.В. был с меня. Гроб досчатый, крашен в коричневый, с белым глазетовым тесемочным крестом на крышке. Я повез его на извозчике. Мы с Надей внесли вместе. «А где хоронить?» — спросил я дочерей. Я про себя решил, что нужно у Черниговской, возле Леонтьева. Но молчал. Эту же мысль высказала Софья Владимировна. И вдруг <так!> девочки тоже боялись сказать, что не хотят на Кукуевском, боялись, что мы все «большие» скажем, что в другом месте — в Лавре — неисполнимо. Думали оне и о Черниговской. Я им сказал свое мнение. Оне с радостью согласились17.

В.В.18 лежал уже на столе в сюртуке, с образком Преп. Сергия. Ни шума горя, ни смуты горя не было. — Вокруг него все тихло и мирствовало. Варвара Дмитриевна сидела на стуле и не отрываясь смотрела на него. А он был под простыней. И стал больше ростом. К вечерней панихиде собрались сначала Александровы19. Говорили о Леонтьеве20. Он называл Страховское «Мир как целое» — «Мир как круглое»21.

Считал Страхова лукавым за то, что тот в глаза его хвалил безмерно, а никогда ни строки не написал в печати, и вообще, лукавство Страхова было еще и в том, что он печатно боялся высказываться до конца, не был прям. Филарета Леонтьев чтил безмерно; «Филаретовское богословие» было для него единственно православное. Тургеневские письма к Леонтьеву в «Русской Мысли» 1880-х гг. На них возражал Грингмут в Гражданине, под псевдонимом22. У Александрова письма Розанова к Леонтьеву: Александровы курили в столовой, передавая друг другу папироски. Пришла М.А.Голубцова23, Юрий Александрович, Софья Владимировна, Миша, Мансуровы, Иван Александрович. О. Павла все не было. Дочери молились у умершего. Наконец, в четверть восьмого24, по старому вместо 625, пришел о. Павел с Анной Михайловной26. Их задержали дети. [О. Павел подошел к В.В, поклонился и крестясь его благословил до начала панихиды]27.

Началась панихида. Я дал огарочки, купленные в восковой лавке: целых свечей нет. Юрий Александрович стоял у печки, низко опустив голову. Дочери справа, на коленях. Варвара Дмитриевна стояла прямая и спокойная; иногда садилась на стул. После панихиды предполагали класть в гроб, но, смерив

В.В-ча, увидали, что гроб мал: В.В. — был выше меня. [На улице шли все вместе. Юрий Александрович сказал: «Как все у них просветлело! И сам В.В-ч также»<.> — «Но нет теплоты», — сказал о. Павел. «У кого... у семьи?» — в голосе Юрия Александровича было удивление; явно, что «нет теплоты» он не мог относить к В.В-чу — умиренному и просветленному… — «Нет, — ответил о. Павел, — и у самого В.В-ча. Бывают покойники, которые все чисты и от них как будто свет идет; бывают неприятные, страшные, а В.В. — чист, но он весь как — он помолчал секунду — минерал<»>. Он говорил сзади меня. Мне стали вдруг до последней степени неприятны28 его слова и то, что он может и здесь, и об этом рассуждать; мне стал неприятен о. Павел. «Минерал». Там лежит «минерал». Он сейчас пел и кадил «минералу»]29.

Я ускорил шаги и пошел с Мишей впереди. Я поел. Пили чай у Софьи Владимировны. Вспомнили все как-то сразу Мокринского. «Вот кого слушался В.В., — сказал Юрий Александрович — Георгия Хрисанфовича. А не о. Павла». Я рассказал ночную страшную сцену в комнате Георгия, рассказал, как В.В. называл его «праведником» («вы все умные, милые, чудесные, а он один праведник»), как тот, в больнице, говорил все: «Бедный, бедный старик! Несчастный, несчастный, несчастный! Надо молиться за него!» — и молился за него, и в сознании, и в безумном бреду. Юрий Александрович: «Он и отмолил его ценою своего безумия». Я: «То, что было ночью, это была точно сцена из великого романа Достоевского». Я ночевал у Сергея Павловича, и утром Сергей Павлович сказал по телефону в Москву, в Архив, Воздвиженскому30 и Новоселову. Утром я пошел к гробовщику. Он обещал прислать людей проверить нашу мерку. Пошел к Розановым. Взял на салазках кое какие рукописи и книги. Там мирно и тихо читали псалтырь. У В.В. приоткрылись глаза. Я положил на них опять монеты.

До обеда мы все поехали в Гефсиманский скит. О. Израиль отнесся очень сочувственно к нашей просьбе уступить место В.В-чу. «Слышал о нем и плохое, и хорошее». Я рассказал ему, как готовился В.В. к смерти, как просил прощения у архиеп. Никона, как он умирал. Сергей Павлович рассказал, что он был ученик Леонтьева, и всю жизнь влекся к церкви, желал быть с ней, был если не всегда в стенах, то около церковных стен. «А у меня и место есть, — сказал о. Израиль. — Его выбрал для себя Михаил Александрович, через дорожку от Леонтьева. Он похорониться хочет у еп. Феодора. Вот ваш покойник здесь и ляжет»;. Мы ничего не скрыли от о. Израиля, что В.В-ч и церковь хулил и Христа Господа. И было внимание, ласка и приют ему от служителей этой Церкви. Сергей Павлович говорил, что может быть Михаилу Александровичу еще оставят место. Ему спасибо, ибо все вышло само собой. «Ну, я выберу сам место», сказал о. Израиль.

Мы пошли приложиться к Черниговской Божией Матери. Потом — к о. Порфирию. Он заговорил со мной о Мише, ласково называя его Деточкой. «Чту бы батюшке с тобою послать?» Принялся искать. «Сам в лавке выберу». Спросили мы, как отвечать на сложные религиозные вопросы Миши. «Смирять надо, чтобы многого не спрашивал много. Иногда и не так ли сделать, как Варсануфий Великий31? [Побил по щекам посланного нарочно к нему старцем послушника]32. Иногда и сказать: сам не знаю».

Я попросил благословения писать Леонтьева. «Я его помню очень хорошо. Он очень часто бывал у батюшки о. Варнавы. Он был в тайном постриге. Мы знали это. Можно. Пиши. Почитаем». Рассказали мы о. Порфирию, кого хороним. Он смирно слушал о нем. «Колебался в стороны, а не ушел от Господа». И опять о Мише. Благословил меня говеть к Сретению. Оделся. Пошел с нами, в лавку, выбрал Мише духовную книгу и фотографию собора.

Пообедав, я пошел к Розановым. Дочери были в волнении и слезах. Таня плакала и рыдала: «Так было хорошо вчера, а сегодня, сегодня… Я считала Павла Александровича за отца родного, а он...» Оказалось, что вчера о. Павел сказал, что нужно продать библиотеку. «А папа говорил: книги — детям» (Надя). «Я так берегла ее. Мы всякую книжку знаем. Я с таким трудом перевозила ее сюда» (Таня). — «Я пошла к Павлу Александровичу. Папа послал. Было плохо. А он не пошел и сказал: “Зачем вы пришли за мной?”<»> (Надя). — Я утешал, как мог. «И мы хотим, и папа так хотел, — чтобы тот о. Павел служил<»>. — «Он его исповедал».

Пришла Варвара Дмитриевна: «Таня, не плачь: ты его покой смущаешь…» Строго и спокойно сказала. Таня пошла к тому о. Павлу. [Он болен и не мог служить. Он, будучи диаконом, напутствовал с иер. Трифоном умиравшего Л<еонтье>ва]33. А Надя — к Голубцовым. [Они рады приему, о. Израилю, и тому, что папа будет у Черниговской. Варвара Дмитриевна дала мне прочесть сочинение Нади «Тающее»: «скажите, — не осудите меня, — есть ли у ней талант».]34 Надя вернулась. Пришел гробовщик. Он привез на салазках новый гроб, такой же, туфли, саван. Подушки не было. Он взял наволочку, сходил к себе и набил ее сеном. Внесли гроб. Я покропил его крестообразно трижды Св<ятой> Крещенской водой, вчера принесенной Голубцовой. Мы с гробовщиком стали класть в гроб — он простой славный мужик — поднял В.В. в головах, я приподнял за ноги. Он был легкий, и ноги у икор ощущались как у ребенка. Мы положили его в гроб. Отлежит в сюртуке. Укрыли кисейным саваном. «Убрали35 в последний раз!» — сказала В<арвара> Д<митриев>на. Я пошел к С<офье> В<ладимиров>не. Поужинали и пошли на парастас. О. Павел отслужил утреню заупокойную. Помогала петь сестра, делавшая массаж В.В. Были на парастасе С<офья> В<ладимировна>, Ю<рий> А<лександрович>, Миша, Александровы, Надежда Петровна. Стояли с огарочками.

Наутро рассвет был яркий, нежный, многоцветный. Началось морозцем, — потом потеплело, и погода была чудесная — русская, бодрая, солнечная, с «солнцем, идущим на лето». Я беспокоился: как мы донесем В.В. до церкви? Мужчины нет. Ю<рий> А<лександрович> и С<ергей> П<авлович> не могут быть. Я зашел к носильщикам. Дом заперт. Вернулся к С<офье> В<ладимировне>. Хотел послать Мишу поторопить приехать розвальни. Нельзя раньше 11. Пошли к Роз<ановым>. У церкви Михаила Архангела стоят розвальни. За В.В-чем36 на них доехали с Мишей и Юшей до дому Р<озанова>. В<арвара> Д<митриевна> сидела уже одетая. Никого не было. Надя стояла на коленях, читала псалтырь. [Она делала все время неверные ударения, и это трогало: такая неумелая чтица, и такая радостная, в слезах радости, веры!]37 Я послал мальчиков поторопить о. Влад<имира> Соловьева с выносом [он служил 24-го утреннюю панихиду, академик, по просьбе о. Павла]38. Приехал К.В.Вознесенский39. В.В-ча обложили елочками. Подержанный золотой покров. Опять чуть-чуть приоткрылись глаза, и зрачки были чуть видны, [и это не было неприятно]40; взор был не мутен, а ясен — и глубоко, успокоенно спокоен. Так и остались глаза. Я попросил у Нади псалтырь и<,> стоя на коленях, почитал. Как недавно — 9/ХII — я еще говорил ему о царе Давиде! Слушай же, слушай; милый и дорогой, вот твоих любимых евреев лучший пророк и царь любимый! Что говорит: «не оставиши души моей во аде, ниже даси преподобному твоему видети истление»41. Я читал это, и верю, и верил, что «не оставит» и «не даст» и душе раба Его Василия. Когда читала Надя, я стоял у гроба и смотрел на него. Нет, не «минерал». Нет, удостоившийся «христианской кончины живота нашего, безболезненной, непостыдной, мирной». Будем молить и о «добром» его «ответе на страшном судилище Христовом»42.

Я вспоминал, как много любви было мне от него — и внимания глубокого, мiра.

Пришел о. Вл<адимир>. Пришел И.А.Голубцов, Евд<окия> И<вановна>, С<офья> Вл<адимировна>, Анна Мих<айловна>, М<ария> Голуб<цова>. [Мы от М<иши> принесли полотенце]43. Лития. Мы подняли гроб — К.В.<Вознесенский>, Гол<убцов>, Юша, Миша, я. Я нес спереди с Юшей. Спустились с лестницы. Я взял елочки и шел впереди и разбрасывал. Их дала Надя. Горящие свечи несли С<офья> Вл<адимировна> и Анна Мих<айловна>, Голубцова. Донесли тихо до храма св. Архангела Михаила. Там о. Павел начал уже проскомидию. Поставили гроб на двух крашеных табуретках. Я надел на голову В.В. венчик. После евангелия пришли в храм архим<андрит> Иларион и иер<омонах> Iоасаф44, стали петь на клиросе. Пришел С<ергей> П<авлович> с М<арией> Ф<едоровной>.

Какой смысл великий: В.В. умер в неделю о Закхее45. С ним поступили и меня звали поступить: «буди тебе яко язычник и мытарь». Мы все думали и говорили: «Как неблагополучно в доме Розановых». Таня даже говорила со слезами С<офье> В<ладимиров>не: «На нас точно проклятие». А<лексан>др Дм<итриевич> говорил: «Его на 10 в<ерст> к Посаду не надо подпускать»46. Мансуровы косились слегка на С<офью> В<ладимировну> за знакомство с В.В. и вот, воистину: «Начальник мытарей некто именем… искал видеть Iисуса, кто Он, но не мог за народом, потому что мал был ростом… Iисус сказал ему: Закхей, сегодня надобно мне быть у тебя в доме… И все, видя то, начали роптать и говорить, что Он зашел к грешному человеку…». Iисус сказал ему: «НЫНЕ ПРИШЛО СПАСЕНИЕ ДОМУ СЕМУ, потому что и он сын Авраама, ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» [Лук, 19, 2–10]47. Над умирающим и над умершим им висела икона Варвары В<еликомучени>цы — «избавляющей от напрасныя смерти». В ногах его стояла верная его Варвара Д<митриевна>, благодарящая Бога за праведную его кончину. Его хоронили в день Б<ожией> М<атери> «Утоли моя печали», а образок этот С<офья> В<ладимировна> осенью почему-то подарила Тане, и теперь у него в руках лежал этот образок. Отпевали его в церкви Архангела Михаила, победителя беса, «стража покаяния»48. И в иконостасе храма справа был — он, слева св. Варвара. И нес его тело сын того человека, который не пустил бы его 10 в<ерст> до Посада.

Отпевать вышел ар<химандрит> Иларион, слева стоял Варфоломей. Читал Непорочны и канон. Иларион, Варф<оломей> и о. Павел говорили ектении [также и Иларион]49, и пели — все*. О. Павел читал разрешит<ельную> молитву, и не знаю, тaк ли там сказано, или он оговорился, или нарочно сказал, но он вместо «всякое огорчение его — словом, делом, помышлением» — прочел: «мыслью». Меня это поразило. Да, именно согрешение мыслью. А еще странно и сладко было слышать на егоv отпевании: припев канона: «Дивен Бог во святых Его, Бог Израиля». Этому Богу, Богу Израилеву, никогда не мятежничал он, а Этот Бог — не есть ли просто Бог, наш Бог, пославший Сына Единородного?

Стали прощаться. О. Павел трижды благословил его. Я поцеловал руку его и перекрестил его трижды. Принесли крышку гроба. Я оправил его. Крышку забили. Мы — С<ергей> П<авлович>, Гол<убцов>, К<онстантин> Вас<ильеви>ч, я, Миша — подняли гроб. Около церкви была лития. Поставили на простые дровни, на душистое сено. Лошадка русская, доброглазка — поехала тихо. Нет мерзких петербургских улиц, страшных «литературных похорон», речей, венков, нововременцев, декадентов и нео-христиан за гробом. Скрипит снег.

Солнце «на лето». В<арвара> Д<митриев>на ехала на извозчике вслед. Служили литию у дома — о. Павел в скуфейке. Миша нес икону. Служили у д<ома> Александровых. Тут я понес икону — Божию Матерь, кажется, его венчальную с В<арварой> Д<митриев>ной. Вышли на Вифанку. У перепутья дорог в Гефс<иманский> и Черн<иговский> остановились. В последний раз видит он Лавру, куда так странно, промыслительно был приведен Богом. Умер бы в Пет<рограде> — были бы кругом нецерковные люди, холод бесцерковный, гнилое кладбище... Отслужили литию. Тут Миша понес икону, но в лесу я опять взял у него и донес до Черниговской. Дочери шли радостные, счастливые. А он шел в монастырь, за крепчайшую из стен церковных, слушать звон, напевы молитвы, лежать с тем, кто звал его таинственно в Посаде, сказать какую-то великую Тайну. У Гефс<иманского> скита — лития. Завозили в Черн<иговский>. Вдруг раздался тихий, тихий звон. Я подумал: бьют часы. Тишина. Снег. Лес. Солнце. Радость сквозь слезы в душе. Нет, не часы: это его встречают тихим перезвоном. Последнюю почесть отдали ему — не литераторы, не политики, не евреи, не государство — а монастырь. Перезвон стал громче… Стало видно духовенство у Св. ворот: три иеромонаха, два иеродиакона с кадилами, все в белых ризах, запрестольные Кресты и Божия Матерь, монахи — певчие. Никто не ожидал такой встречи. С ними был С<ергей> П<авлович>, поглядел вперед предупредить, но они и без того ждали с 11 ч. Лития50. Поют монахи, кадят ему торжественно иеродиаконы. Какой чин во всем, сила, красота! Мы подняли гроб и понесли мимо собора. Пели51 «Святый Боже». Остановились около могилы Леонтьева. Я, неся гроб, заплакал: его могила была рядом с Леонтьевым, так что землю его могилы привалили вплотную к Леонтьевскому памятнику: кто придет к Л<еонтьеву> — придет к нему, кто к нему — к Л<еонтье>ву. Так и в мысли. Так и я пришел к ним. Я сказал иеродиакону: «Поминайте на ектеньи и монаха Климента». И последняя служба над ним была и службой по монаху Клименту. Шли молиться «о упокоении новопреставленного раба Божия Василия и раба Божия монаха Климента». Отпели литию. Я взял под руку В<арвару> Д<митриев>ну и вывел на земляную кучу. Она посмотрела на гроб. Я подал ей комок земли, она бросила его. Она шептала: «Какая кончина!» Я: «Какая кончина — такое и погребение». Я стоял опираясь о памятник Л<еонтье>ва. «Где Бог привел!» — сказал С<ергей> П<авлович> — «Рядом». Дочери были счастливы. Монах сказал М<арии> Ф<едоров>не: «Вот возносятся умом, возносятся, а потом придут к Преподобному. “Пусти нас к себе, прими нас”, — и принимает». Он читал что-то из Леонтьева и слышал о В.В-че. «Сведите меня», сказала В<арвара> Д<митриевна>. Надя осталась на могиле, Таня пошла к благочинному заказывать сорокоуст. Я усадил В<арвару> Д<митриевну> на извозчика, она уехала с Евд<окией> И<вановной>. Встречаю Надю в воротах. «Пойдемте к о. Порфирию». Она с радостью. Там уже были в сенях Мансуровы, и в келье С<офья> В<ладимировна> и Миша. Когда они ушли, мы вошли в келью, бывшую о. Варнавы52. «Вот, батюшка, это дочь покойного». Он благословил. В это время входит Таня. Мы оставили их с ним в дальней комнате. Слышно было, как радостно утешал он их — и вышли оне от него сияющие, с листочками, радостные-прерадостные. Пасха на лицах и в душах. Дал и нам по листочку и пошел к вечерне (2 ч. дня). Я сказал Тане: «Вот папа сам пришел в монастырь — и вас сюда привел к старцу». Она: «Сколько раз я собиралась к о. П<орфирию>! Раз дома рассердилась, поссорилась и убежала снова. И все-таки не пошла. А теперь папа привел». — «Мы будем часто, часто ходить» (Надя). Мы сели в розвальни, привезшие тело В.В., и поехали — я, М<ансуров>ы и Р<озано>вы — через киновию. Таня и Надя сияли. Таня: «Только три раза в жизни у меня была такая радость: в прошлом году на Пасхе, еще раз [я забыл, когда]53 и теперь. Как Аля54 просила меня: <«>Увези папу<»>. «А папа как водил Лемана к Черниговской. Как на Пасхе с мальчиками мы ходили с папой встречать патриарха». Счастливые, счастливые воспоминанья. «Чудо. Все чудо. Все Бог» (Таня). Мы довезли их до дому. «“Веселые похороны” — странно даже как-то», — говорил С<ергей> П<авлович>.

А когда С<офья> В<ладимировна> с Мишей вошли к о. П<орфирию>, он в епитрахили молился. Он поминал [новопреставл<енного> Алексия — т.е.] В.В-ча: [он забыл имя]55.

И оставили мы В.В. в стенах монастыря навеки, слушать звон тихий, внимать молитвам, рядом с иноком Климентом, около алтаря Божией Матери, в соседстве с кельей старца. Вечная память!

Нет, он был не фавн, не березка, как я иногда думал, не минерал, не еврей без Христа, — он был раб Божий, кому дал Господь светлую кончину и светлое погребение.

Все думаю о нем.

Целые дни думаю.

28 п<онедельник>. Начинаю говеть, если Бог подаст. Сегодня день Св. Ефрема, отца покаяния. Когда я пришел, после кончины В.В., к С<офье> В<ладимировне> в среду, мне подали замечательное письмо от Коли, посл<анное> 3/II н/ст. Ответ на мое. У христианина нет «дома» и быть не должно — его смысл; «дом» — и идея дома — успокоение и покой, а хр<истиани>н должен быть в плаче, сокрушении и страхе Божии: «Нигде никакого удовлетворения, ни в чем — мягкой подушки. Плач и рыданье, сокрушенье; что мы — не то, чту надо, и вечный плач, и вечный ад, покуда Ангел не ударит по сердцу и оно не улыбнется. “Довольно. Радуйся”. Вы плакали над адом — вы будете улыбаться». Указывает на Леств<ицу>: сл. VII, 12, 11, 14, 2756. Я перечел письмо и места из Леств<ицы>. Я еще не могу оценить как должно письмо. Оно — прямо в меня и обо мне.

Вчера за обедней мысль о внутр<енней> вине перед о. Павлом. Его «минерал» — внутренно ему, вероятно, болен. Ведь ему дано думать в такое время, когда не думает никто57.

Это мука мук. А он искренен, и думы его пред нами. Соблазняюсь явно этим, осуждаю, вероятно, боюсь, иногда завидую58.

Вчера начали петь «Покаяния отверзи ми двери»59. Первое преддверие Великого поста. Господи, дай войти в него! Душа осуечена, холодна, самодовольна. Коля прав. Раскрыл Псалтырь св. Ефрема Сирина:

«Благодать твоя то утешает, то просвещает, то укрепляет меня, а я, по невниманию, предаваясь чему-либо суетному, всегда опять погружаюсь в желчь и горечь страстей своих». «На вид я — облечен в прекрасную одежду благоговения, а душа опутана срамными помыслами»60.

Это — я.

Вечер. Уныние. Полегчало, когда прочел листочек о затворнике Иоанне, данный о. Порфирием 25-го.

«Племя их бедное» — это мы. Кидаемся и кидаемся, идем — и на самом деле — ведомы. Если бы не поддерживала благодать Божия — погибли бы сразу. Пришло уныние — и с ним слабость телесная. Брел, а не шел домой.

Еп. Феофан: «Умишко наш комар — а все пищит!» (Из купленного при о. П<орфирии> с его благосл<овения> 24.1. «Сборника отеческ<их> изречений, в<ыпуск> II, М. <18>99 г.»). Не только умишко — весь человек — комар, — «а все пищит». То — писк унылый, — и мир весь темнеет, то — писк гордый — и «я» комариное растет до небес. А Коля прав в своем строгом письме: все — душевность, одна душевность. И ждешь вечной душевной «мягкой подушки». А ведь принесена не она — «не мир, но меч» на землю. Зря прошел день. Не был ни у Р<озановых>, где нужно было быть, ни у о. Павла, как хотел, — и даже в церкви ни за веч<ерней>, ни за всен<ощной> не был. И опять рассеяние (а и собранности-то не было): нельзя двоякого вынести: или — или: иль Лествица, или «около литературы» (письма Л<еонтье>ва, думы о писателе Р<озанове>, «Подразумев<аемый> смысл»61, который я читал вчера с головной болью от угара). Сожги одно — или другое, но сожги.

Как я напишу Л<еонтье>ва? Не знаю. Батюшка об этом промолчал. А тут еще опись, статья о Троиц<ком> соборе. Все в сторону. И вот — уныние. Не было несколько месяцев. Дочел жизнеописание И.Я.Корейши62. Поразительны его последние слова: «Спаситеся, спаситеся, спасена буди вся земля!»

Вьюга. Ветер воет. Господи, помилуй.

Все, все в одном: Господи, помилуй. Ничего больше не знаем, не можем знать. «Умишко наш комар».

«Я нищий, а Бог богат. И это хорошо, что я нищий»* — говорил В.В-ч мне и Мише в начале декабря (2-го, кажется), и плакал.

29-го <вторник>. «Вот отовсюду собрал я мысли свои и не могу пред Тобою припомнить чего-либо доброго, исключая одного того, что не знаю другого Бога, кроме Тебя». (Ефрем С<ирин> Псалт<ирь>, 148 стр.)

Перед всенощной.

Я все не ответил Коле. И что я ему отвечу? Он прав: в том, что я переживаю, так много «душевности», и у Бога просишь покоя, и часто о монастыре думаешь, как о долгих службах, о тишине, о успокоении, идущем от Старца, — а того, подлинного, ощущения монашеского: «Помню, что умру — и боюсь Твоего Суда, Господи! Блуден, скверен и нечист всегда, постоянно — и немоществую всячески, и нет во мне плача, предания всего себя на Твою волю, нет желания за Тебя принять скорби и ежедневное понуждение!» — его, этого ощущения и жизнечувствования, нет. О. Израиль недавно, говорят, на жалобы наместника, что жить тесно, скудно, трудно — развернул страницу отречения от мира, читаемого при постриге, и прочел; там63 сказано, что я, монах, обязуюсь терпеть труды, тесноту, скудость, — так что то, на что наместник жаловался, как на нечто пришедшее, чрезвычайное для монаха, должно быть постоянным, будничным, обычным, таким, на что он идет, что и должно быть, что он и ждет. Но мое «домой» только ли жалоба покоя? «Мiр» — не дом, и, если он станет для меня чужим вполне, до конца, — тогда то, что не — он, т.е. монастырь, и будет вполне дом.

Блудному сыну отчий дом сначала не был домом: он бежал из него, как из чужого; а вот, наблудив и наблуждавшись досыта, он шел в дом родной — как в родной дом воистину. И все должно стать в мiре чужим — как все чужое, кроме родного дома, ребенку — тогда Господь будет вместо вечного отречения от того чужого, местом постоянного сознания, что все мне чуждо и не нужно, кроме Божия, не того, что «в мiре», а того, что вне и выше «мiра, лежащего во зле», — т.е. монастырь. Меня привлекает еще мысль, как мысль; есть во мне еще не истребленные корни писательства — художества; жалко государства, России, и думаешь о них: «Как бы было, если бы не было тогу-то или было бы ту-то»; дороги — сами в себе — люди некоторые, — все это «от мiра», и показывает явно, что «мiр» еще во многом мне «дом», а не «чужбина». Но вдруг, временами, от песни церковной, от воспоминания о батюшке, от молитвы — делается ясно душе и твердо-ясно, что все это уже чужает мне и во многом даже и чуждо совсем, и тянет в путь к дому безъуходному: блудный сын ведь уж из отчего дома не уйдет… Но верно у Коли, что и в этом «доме», отчем, родном — не надо чувствовать себя64 по-домашнему — надо знать, что если мiр должен быть чужим до конца, то и в монастыре должно быть чужим все, что от «мiра» — т.е. прежде всего самоудовлетворение, самоласкательство, самоутверждение в достигнутых крохах добра. Монастырь — путь, а не остановка, только путь прямой, а не косой, как мiр, путь<,> вымерянный опытными мерителями, а не путь неизвестный, не то в одну, не то в миллион верст, как мiр. Но огонь должен гореть. Пусть теплится лампада, — огонь должен гореть и жечь. Но как мало его в душе?! И есть ли он! Тут Коля прав. Как бедна душа… Боже! Как бедна!

Только одно утешение, да и то плохое из плохих, что раньше еще было беднее! Утешение бедностью и нищетой!

Только бы дал Господь сознавать нищету свою… Дал. А так, от себя, и этого нет. — Горькое и страшное ничто: нищий, не сознающий своей нищеты. В этом и жалкое, и смешное есть что-то. То же, то же: «Умишко наш — комар, а все пищит!» В кармане грош — а по душе, по самочувствию: миллион.

И почувствовать, что — грош, сам не могу; и вижу, что лежит-то, звенит-то именно грош медный, а не миллион, — а душа все: миллион. И понять, что грош, — и это только от Господа дается.

Переписывал письма Л<еонтьева>.

После всенощной. Ответ Коле настоящей жизнью; но тavк я не могу ответить. За всенощной Кира и Вася. Кира спрашивает: «Дом Божий — Церковь, а чту небо?» — «Рай», я отвечаю — «А рай нб небе…» Значит, небо не рай. Заходила без меня Лидия Мих<айловна> — письмо о<т?> Георгия65. Он признан неизлечимым.

30 ср<еда>. День Трех Святителей.

В молитве сухость, скудость, непреклонная ни на что черствость. Так вся молитва. И только в самом конце, поминая усопших по помяннику, вдруг — как лучик из тучи — теплота… Эта же сухость и скудость в отношении к людям. Вчера весть о Георгии — и она не ожгла, не изумила даже. А песенка грустная в шкатулке детей о. Павла — трогает. Какая ложь! какая болезнь во мне! И прав Коля: все душевность.

Вчера письмо от брата. Он, слава Богу, опять на месте. По заступничеству св. Великомученика Георгия, по батюшкиным молитвам (я писал ему). С<офья> В<ладимиров>на: «Ну ему<->то [батюшке]66 понятно: заслужил, — а нам-то, нам-то за чту!»

При знатье такого батюшки, как легко понять святых. Пр. Сергий — ведь такой же «батюшка», только еще безмерно угоднический Богу, праведник Божий, и душу свою уже «устроивший» в обитель Св. Троицы. И по его молитвам — люди получают, что просят, — как мы по молитвам батюшки. И, как батюшка, он — тут же с нами, и телесно с нами. Касаемся его. Ощущаем его тело. Он продлил свою и земную жизнь на 500 лет. Жил с русскими людьми XVI ст<олетия>, живет — и с нами, в ХХ в. Непокидающий русский «батюшка». Тут же. Все слышит, видит, здесь присутствует. Страшно и сладко. Как бы должно нам быть страшно, когда подходим к нему («прикладываемся») — великий собеседник Горних сил, а не страшно: ведь он же — и батюшка. Страшно и не страшно. Как все в христианстве: между страхом и надеждой.

Есть мальчик 3 лет Андрюша Урусов. Ему на Рождество подарили кто-то — икону пр. Сергия, а кто-то — автомобиль. Лучше автомобиля для него ничего нет на свете из игрушек, а пр. Сергия он чтит в своей чистой душе детской и видит, как взрослые чтят. Вот он и не нашел ничего лучшего, как «катать пр. Сергия в автомобиле».

Я люблю смотреть, как иеродиакон в соборе и архимандрит, начиная каждение, приподнимают кадило, обращаяся к мощам: просят благословения у своего небесного игумена.

31 ч<етверг>. Вчера у Васи на именинах. Кирилл говорит: «Я — прошунья, а ты, бабушка, пекунья». Два новых слова в академическом словаре. Разговор с Надей об ее отце.

Читали вчера и сегодня письма ко мне В.В., мой дневник до болезни <1>918 г.67, рылся в старых бумагах и фотографиях — и разбередил старое. Написал несколько строк дальше «Осинки». Хочется ее писать, как вот иногда теперь сахару или шоколаду хочется.

Сегодня 9 дней В.В-чу, была ранняя зауп<окойная> обедня у Рождества. Служил тот о. Павел, а наши, С<офья> В<ладимировна>, С<ергей> П<авлович> и дочери<,> были за службой. Сегодня попросил Мишу передать покаянное письмо о. Павлу. Ко мне письмо — от Евг<ении> Х<рисанфовны>68 — как быть с Г<еоргием>? Его выписать велели из клиники. О. Ан<атолий> прислал ей письмо: «Получил Ваше скорбное письмо, но не скорблю: он будет здоров и еще послужит Церкви». [Этого письма не было никогда; слух о нем было можно передать сюда в Посад и сообщен мне за верное<.> 1919 г., 24 мая]69.

Нет, я не отрезан еще от прошлого! Я не ушел еще от себя! Если не omnia, то mea mecum porto70. И это так тяжело! Завтра иду к о. Порфирию.

1 февраля. Пятница.

Был у ранней обедни у Зосимы и Савватия71. Морозно. Восход солнца — алый, яркий, чудесный. Пошел после обеда к о. Порфирию. Стоял вечерню. Служили панихиду по о. Варнаве, а о. П<орфирий> исповедовал. Меня по книжке. «Никаких особых грехов?» — «Никаких». А выйдя, вспомнил, с чем шел: грех соблазна. Перед всенощ<ной> в соборе зашел к исповеднику у Зос<имы> и Сав<ватия> и сказал. Очень устал. Оставил у о. П<орфирия> письмо Евгении Хрисанфовны о Георгии: как он решит.

2 <февраля>. Сретение Господне.

Я сподобился приобщиться Св. Таин за ранней обедней у Зосимы и Савватия. Придя домой, стал читать Апост<ол> и Евангелие; Апостол — к евреям — о вере, Ев<ангелие> — от Iоанна 6 гл<ава> — о причащении и Теле и Крови Христове, как источниках жизни: «аще не снесте плоти Сына Человеческого, ни пиете крови его, живота не имате в себе» (ст. 53)72.

Я уже чувствовал последние дни, что слабну. Молитва становилась — и будучи сухой — еще суше. Словно дверь открылась в душе, в которую врывались ветры помыслов. Смутная тяга к прошлому. Этот портфель с рукописями.

Леность: трудно встать к обедне не в раннее время (5–6 ч.). Но — СЛАВА БОГУ! — сегодня приобщился Св. Таин, и Господь не допустил прошлогоднего ужаса отпадения (в январе и феврале не говел). Утешаюсь в своем дерзновении частого причащения буквально сбывающимися надо мною словами св. Ефрема Сирина: «Но если остаюсь когда без причащения, под предлогом своего недостоинства, то впадаю в большую глубину зол и подвергаю себя большим наказаниям. Тесно мне в том и другом случае» (Пс. 2<:>32)73.

Батюшка о. Порфирий 24-го, благословляя меня говеть дуv поста, выразил мысль: «Всегда хорошо, всегда нужно, чем чаще, тем лучше». Б<атюшка> о. Анатолий говорил — причащаться раз в месяц, а потом даже: «Когда почувствуете, что нужно».

Также пишет и Над<ежда> Ив<ановна>: «И страшусь я своей дерзости, что стремлюсь чаще причащаться и чувствую, что иначе не могу. Думаю, что вы одобряете меня, что я стараюсь кажд<ый> месяц приступать к св. Христовым Тайнам».

Страх жить без Причастия сильнее страха недостойно причаститься: без причастия я умирал, — лежал и умирал, и шел на суд Божий неготовый, скверный, мерзкий. А с Причастием — Господи, суди по милости Твоей!

Мою записку заупокойную стал читать иерод<иакон> первой на панихиде, без всякой просьбы моей: я подавал на обедню: «Иеросхим<онах> Амврос<ий>, о. Iос<иф>, два Климента, В.В., папа, мама, няня, о. Александр, Катя».

Нищий у ворот Лавры. Голос — точно из древней Руси. Калека — женщина, сидя на снегу, беседует с женщиной прохожей: «Терпеть надо. Божия Воля. Бог терпел».

Сумма страданий в человечестве, впрочем, одна и та же (голод, бедность, болезни и т.д.), а сумма счастия и мира — разная: она от человеческого отнош<ения> к страданиям. «В старину жили счастливее». Это правда; вот они так же говорили: «Терпеть надо», — про беду: «Бог послал». Не было исков к Богу, человеку и природе. Был упуvр в религию. Это видно и ныне на людях: у когуv упуvр в Бога и веру — тот не ругает большевиков, не жаждет всяких глупых спасений от того-то и тех-то, — и мирен и теперь его быт и круг (Анна Мих<айловна> Фл<оренск>ая, Софья Вл<адимировна>, Над<ежда> Ив<ановна>). Они — счастливые. А есть сущие несчастливцы: это предъявители исков — к Богу, к природе, к царю, к большевикам, к России, — и без конца, к кому. Ни одной жалобы я не слышал ото. Iосифа.

17. I. четв<ерг>.

«Лемана74 благодарю за помощь и великодушие и жену его тоже. Они оба изящны, очень и очень сердечны, и глубоко надеюсь от Лемана большое возрождение для России<»>.

«Дурылина милого люблю, уважаю, почитаю и точно также Фуделя, Чернова75».

К ЛИТЕРАТОРАМ

<«>Нашим всем литераторам напиши:

Никогда не плачьте всегда будьте светлы духом, всегда помните Христа и Бога нашего, поклоняйтесь Троице безначальной и живоносящей и изначальной.

Флоренского, Мокринского и Фуделя потом гр. О<лсуфье>вых прошу позаботиться о моей семье, и также Дурылина всех, кто меня хорошо помнит. Прошу Пешкова позаботиться о моей семье».

Это — выписки из предсмертных диктовок В.В-ча Наде76. Я был у них и читал письма ко мне В.В-ча и мою запись здесь о его смерти. Они плакали. «Мамочка» плакала. Я: «м<ожет> б<ыть> лучше не читать?» — Таня в слезах: «Нет, нам с ним лучше».

Письмо от о. Анатолия77: «Достопочтенный о Господе раб Божий Сергий. Письмо твое получил. Мир тебе от Господа и спасение. Если есть попутчик, можно теперь приехать дня на три, но о сем получше пообдумай, о дальнейшем образе вашей жизни. Мудрено, что определенно сказать. Если под руководством и советом Еп. Феодора будете жить, кажись, ошибки не будет. Но положись на Промысл Божий. Господь тебя не оставит. Христос с тобой. Спасайся.

Если представляют интерес письма К.Н.Леонтьева, то трудитесь, но о сем переговорите с мудрыми и учеными мужами.

Призываю на вас мир и Божие благословение<»>.

Листок — «Вы свет мiра».

С<офье> В<ладимиров>не тоже письмо. Любовь оскудела. Народ в ненависти.

Последнее время.

«На реках Вавил<онских>» пели за всен<ощной>.

Я никогда — к стыду своему! — не слышал (м<ожет> б<ыть> бессознательно к<ак->ниб<удь>).

Оттепель. С вьюгой. Что-то страшно.

Понед<ельник> 4. Вчера был у о. П<орфирия>. Он посылает в Москву повидать Георгия, посовет<оваться> с докт<ором,> погов<орить> с Евг<енией> Х<рисанфовной>. «Мой совет: как решите…» — т.е. он и не против моего поселения с Г<еоргием>. Сегодня я был у обедни у Пр. Никона и стоял молебен с акаф<истом> у Пр. Сергия. Подавал за обедню и молебен за Георгия и всех. Легко и светло было за обедней и молебном.

Радость.

Погода ясная, светлая, теплая, тихая<.>

(Это записи слов Г.Мокринского. Мне продиктовала Е<вгения> Х<рисанфовна>.

Она дала ему карандаш и бумагу. Он при ней написал стихи.)

Выше, выше я взбираюсь

По утесам скал,

Цепко я хватаюсь —

Там внизу провал.

Жаль Россию. Жаль вас. Надо всем помочь. Я князь Юрий Светлозарный, а теперь прис<яжный> пов<еренный> Г.Х.Мокринский.

Г<еоргий> говорит о. Алексию — «Христос воскресе»78.

Записал в Москве.

12-го вт<орник>. День св. Алексея.

Вчера вернулся в Посад из Москвы после недельного отсутствия.

Я приехал в Москву в понед<ельник> 4-го, в 7 веч<ера>. Ночевал у Над<ежды> Ив<анов>ны79. На утро пошел к брату, оттуда к тетке; не застал; от нее — к Коле. Оказывается, В<арвара> А<ндреевна> больна сыпным тифом, а Вячеслав — свинкой. Они ютятся в подвале. Старшие мальчики на службе. В<арвару> А<ндреев>ну пришел причащать о. Гавриил. Я вернулся к Н<адежде> И<вановне>, поел, — и оттуда — к Мокринским. Иду по Остоженке — толпа: от снега на крыше обвалился верхний этаж дома! Авдотья П<етро>вна плачет. Георгия перевели в Канатчикову дачу. Он стал чистоплотнее, но ночью шумит. Дети его зятя. Нечего и думать брать его сюда. Пришла Е<вгения> Х<рисанфовна>. Он очень не хотел переезжать; его это потрясает. Говорит: «Я — старый бог». (По словам Веттера, его знак<омого> инженера, тоже помешался: я «старый бог», и посадили его в камеру, где сидит красноармеец, помешавшийся: «я — красный бог». Они подрались. Два бога в одной камере, но потом помирились, согласившись, что один из них — Николай II, а другой — Вильгельм II). Скучает, вспоминает всех, хочет учиться в Академии, но нет бреда прежнего о расстрелах и преследованиях.

Я пошел к Мих<аилу> А<лександрови>чу80. Там был Андрей Гавр<илович>. М<ихаил> А<лександрови>ч мне обрадовался чрезвычайно. Он живет в двух комнатах. Спит в столовой, где его была кровать, там кровать, на к<отор>ой умерла его мать, не тронута. На комоде — канун, мой крест, евангелие в церков<ном> перепл<ете>. Когда ушли барышни, перестали звонить по телеф<ону>, напились чаю, М<ихаил> А<лександрови>ч сказал мне: «Мы не виделись два месяца, а за это время все изменилось, и я изменился. Моя жизнь разделилась на двое: пятьдесят лет — дo смерти мамы, и два месяца — после ее смерти. Я так хорошо живу, по милости Божией, что81 боюсь зажиться и не удержать всего этого…»

И он прочел мне поразительное письмо, которое писал Ивану Павловичу82 в ответ на утешения в смерти мамы83.

Он всю жизнь с нею не разлучался, и его охватывал ужас при одной мысли о ее смерти. Представить ее мертвой — для него было непереносно. Он боялся возроптать на Бога за ее смерть, и в молитвах давно уже просил Его, чтоб Он дал ему силу перенести даже не смерть, а самый вид ее умершей, мертвое лицо, и ему представлялось, что оно будет безображено смертью, страшно — и он этого не вынесет.

И вот она начала кончаться. Он готовил ее к смерти. Она исповедовалась у еп. Феодора и о. Виталия, служили ей молебны. В канун смерти был нелепый консилиум, без его ведома. Пришлось отменить молебен из-за него. С вечера у нее было лицо довольно покойное. Но утром он был разбужен ее хрипом. Бросился к ней: лицо ее было искажено, язык высунулся очень длинно и безобразно, с губ струилась кровь. На него напал ужас: Она умрет такая! Самые страшные его опасения осуществлялись! Он стал молиться, и вдруг она закричала: «Крест! Крест!» — он схватил крест и стал осенять ее. «Не тем! другим!» Другой был наш семейный крест, к<отор>ый вчера он давал ей целовать. Он осенял ее этим крестом. Голову ей обложил всю образами. И он забыл, что умирает мать, его мать. Он видел, знал, ощущал, что за эту душу идет борьба — страшная, роковая, что князи воздушные здесь, что они хотят схватить душу ее, [— душу человеческую просто —] и нужно ее спасать! Чем? КРЕСТОМ; ИКОНОЙ; ИМЕНЕМ БОЖИИМ. «Вот когда я возблагодарил Бога, что рожден имяславцем!» Он осенял ее непрерывно крестом; читал молитвы, призывая ИМЯ IИСУСОВО. Он чувствовал, что все ЭТО — крест, иконы, молитва — СПАСАЕТ ЕЁ, ОТГОНЯЕТ И ПОБЕЖДАЕТ тех, пришедших по ее душу… И когда она стала кончаться и он взглянул на ее лицо, оно было мирно и прекрасно. Язык вошел в рот и не был даже виден; ни страха; ни искажения черт не было. Она словно похудела сразу, и лежала под простыней такая прекрасная, такая маленькая, что вошедшая Вальская84 не заметила ее, смотря на кровать: «Да, где же К<апитолина> М<ихайловна>?»

И затем пошли чудеса Божии. Ему звонил по тел<ефону> Кирилл А<лександрови>ч85, с ужасом представляя себе, как он все это перенесет, а он спокоен. Везет тело ее на дровнях на парастас в Данилов. «Маму везу. Ведь это мамочка, дорогая мамочка» — а и слез нет. «Стоит — за службою — тоже: маму ведь отпевают, я ведь не увижу ее н-и-к-о-г-д-а. И нет горя». Раз только вдруг пришло уныние, как бесова стрела — стал на колени: и прошло. «Закапывают — и тоже. Все хорошо». Ночью, пришел к ней на могилу. И все живо: звезды светят. И она жива. И живы рядом лежащие Хомяков, Гоголь, Самарин. И мертвых нет. Прямая связь с отшедшими. Они — живы. И теперь — В.В-ч, мертвый — стал ему ближе всех после матери. «А там… Авраама узнаем, как самого близкого, и целые сонмы новых будут близких, родных, дорогих…» — «И живу, и боюсь заживаться: так мне хорошо, — как бы не омрачить, не лишиться этого всего, чту Бог дал…» Говорили до 2 ч. ночи. Я разсказал все о себе.

На ночь молились вместе: приходил Ст. Фед.86, М<ихаил> А<лександрови>ч читал, а он пел канон чередной, читали вечерние молитвы. И часто, среди дня, он отрывается и молится. На утро просил меня вечером прочесть об иконе. Я ему читал предварительно то, чтo здесь записано. Полное схождение: мысль в мысль. Икона — и Имя Божие. Она — перед Именем Божиим. В ней действует прямая сила Божия, — точнее87: Бог являет свою силу в иконе и через икону на людях. Оттого — храмы: в честь «Иверския иконы Б<ожией> М<атери>», оттого нечестивцы наказуются иконами («Скоропослушница», у нас горничная Паша). «Крестная сила» — должны мы знать ее: ведь ею спасаемся от бесов, нужен Устав, молитвы, все — ибо окружены злой силой, и если не имеем креста, не кладем прямо и точно крест — гибнем. Икона — не магия и не символ только, как и Имя Божие.

Затем, в среду, 6-го, я пошел к Мокр<инским>. Хотел итти с Е<вгенией> Х<рисанфовной> к Георгию, но она не дождалась меня запоздавшего и ушла.

Беседа с детьми (Галочка: «Папа и мама не молятся, а Бог нам посылает, а дядя Жорж молился — и вот болен — маленькие не могут молиться»). Разговоры с Авд<отьей> П<етровной> о Георгии и о себе: Бог спасал нас.

Зашел затем к Тане: нет. Вечером88 пришел к М<ихаилу> А<лександровичу> и читал об иконе и о Рублеве. Был Вл<адимир> Карл<ович>89. Он старик 80 лет, бодр, был чинен, жив. Сквозь старое представление о нем — другое: человек, как и мы, и в Бога верит. Я разсказывал ему о Троице. «Во всем Бог». Несет свои скорби бодро. Мне: «Дай Вам Бог сохранить Ваше настроение…» Пришла Над<ежда> Вл<адимировна>: Сережа уехал санитаром в Красную армию. Она ему: «Теперь, когда вы преодолели главное — скорбь матери, скажите, действительно ли Вас так туда тянет на фронт, что вы бросаете ее?» — «Да». О. Алексий. Пришла Таня. Была очень рада мне.

М<ихаил> А<лександрови>ч дал мне совет: 1) жить, как живу, 2) писать Л<еонтье>ва, не ставя огромных задач.

В четв<ерг> пришел к Н<адежде> И<вановне>. Вчера (в среду) были Ваня и Коля, и утром Коля заходил. Ходил в баню. Пришли Маня-тетя и брат. Ждал Колю. Решил отложить отъезд на понед<ельник>. Был душевный, слезный разговор с братом. Просил прощения за все. (Он письмо мне написал). Читал ему о маме. Он плакал. Очень хорошо было.

В пятницу 8-го разговор со старушками Григорьевнами90. Нат<алья> Гр<игорьевна>: «Я осталась такая маленькая от отца: играю со свечкой у гроба». А<лександра> Г<ригорьевна>: «Дядя на мать так ворчал, что я на ночь всегда уши затыкала пальцами, и теперь привычка осталась». Зашел к Мане-тете, разорвал «Сочельник»91. У Вани и Коли. С Ваней был нервный припадок. «Я схожу с ума». «Это оттого, что не взял благосл<овения> у о. А<натолия> на службу». Пришел Коля. Он добывал еду для каких-то советск<их> курсистов, для ужинов их. Добыл пуд паюс<ной> черн<ой> икры за 400 р.! И сам ел до сыта. Кормят курсистов, абы ходили, икрой, свеж<ими> огурц<ами> и черн<ым> хл<ебом>.

Я читал ответы свои на письмо Коли. Читал о В.В. Коля сказал про себя: «Весной уйти бы на Афон… Буду проситься у батюшки…» Прочел свое стих<отворен>ие о Гаврюше; ругает, что стихи, но все оно о том, что ищет монастыря, целомудрия… «Был у Щукина92. Не могу смотреть. Скучно. Не нужно». Он очень строг, серьезен. [Письмо его произвело на М<ихаила> А<лександрови>ча такое сильное впечатл<ение>, что он попросил меня списать его. Я прочел, не говоря, чье. «Оптина», — объясняю я письмо. М<ихаил> А<лександрович>: «Нет, не то. В Оптине тысячи бывают, а такого не напишут. И в себе, значит, есть, и от себя…»]93 Я: «Остались мы с тобой опять двое». Ночевал94 у Коли.

В суб<боту> (род<ительскую>) зашел к Трем радостям. Вечером был у брата. Фотография революции 1905 г. Милые лица. Скольких уж нет!

Воскрес<ное> утро — обедня. О «Страш<ном> суде». Потом с санками я, брат, Вл<адимир> И<ванович> к Пост<никовым>.

У Кудрина95 встретил Юру и вернулся с ним. Брат и В<ладимир> Ив<анович> позже вернулись. Обедал брат с Вл<адимиром> И<вановичем>. Вечером читал об о. Iосифе. На утро, в понед<ельник>, с Н<адеждой> И<вановной> на саночках повез белье и книги на вокзал. Доехал отлично. Как хорошо у нас! С вокзала — к Преподобному. Приложился, домой зашел в не урок.

Сегодня был у обедни. Был молебен св. Алексию.

Когда я привел Коле сон с Iисусовой молитвой, он сказал: «Со мною летом было в роде этого…» (т.е. что молитва шла во сне).

Гоша подружился с Вл<адимиром> И<вановичем> и семьей его.

Без них он зашел в крещ<енский> сочельник и попросил у Акули96 Крещенской воды. Вл<адимир> Дм<итриевич> сказал в субб<оту>: «Сегодня ели бы мы торт прежде». Гоша: «Правосл<авный> ч<елове>к, и не знает, что сегодня не масленница, а род<ительская> суббота… Я заходил в Срет<енский> м<онасты>рь поставить свечку, а там поселены китайцы!» «Он верит в Промысл Божий», говорит про него А<лександра> Гр<игорьевна>97. Я открыл ему о м<онасты>ре своем. Отказался от моих книг. Начал читать «Откр<овенные> разс<казы> странника», как батюшка благословил.

Сухое у меня сердце. Сушь и черствость. Преп. Сергий хранит нас. «Он обходит ночью вотчину свою», — сказал в воскр<есенье> в пропов<еди> за вечерней о. Вассиан, по поводу благополучн<ого> разреш<ения> вопроса об вскрытии мощей Св<ятого>. Да. «Обходит и хранит». Никуда отсюда. Пусть все от него и по его воле.

В Гоше великая забота обо мне и любовь. Также — в Н<адежде> И<вановне>, в М<ихаиле> А<лександрови>че, Коле (этот всех суровее, и если б он не был таким, он не делал бы того, что должен делать со мной он, только он).

В Москве тяжко и мучительно, точно город обреченный. Воздух здесь другой. Все другое. На Колю (сказал про мою запись: «живо, как будто присутствуешь»), на всех сильнейшее впеч<атление> смерти В.В. Он молился о нем.

Вечером накануне смерти В.В., В<арвара> Д<митриевна> осталась наедине с ним.

В.В.: «Я умираю?»

В<арвара> Д<митриевна:> «Да, ты умираешь. Я не боюсь этого, ты умираешь, как христианин. Перекрести меня и прости. Я часто не понимала тебя. Я ведь не образованная: не понимала, оттого и не слушалась…»

В.В.: перекрестил ее. «Ты — дорогая. Ты — всегда была дорогая…»

Приезжал Ховин98 — издавать, деньги, но без всего, что писал В.В. за Церковь. Девочки отказываются, и на все: «Как скажет о. Павел…» «Да что такое о. Павел». Но пришлось ему говорить с о. П<авлом>. Миша написал мне хорошие сочинения о похоронах В.В-ча.

М<ихаи>л А<лександрови>ч молится и утром и вечером о твари: «Спаси, Господи, тварь ради грех наших стенающую». Он теперь — весь любовь, мир, свет. Светлый, тихий, уструvенный. Что он — другой — это сказал Сережа Фудель Коле, Пав<ел> Бор<исович> говорил мне еще в декабре: «Вы не узнаете М<ихаила> А<лександрови>ча». Но деятелен, как прежде. На миссион<ерском> совете сказал все, что накипело, — и о патриархе в связи с студенч<еским> Всем<ирно>-христ<ианским> союзом и евангелизмом, и о Тарееве99 и субсидии «Б<огословскому> В<естни>ку», и об академ<ии> богословия. Речь была так сильна, что председательствовавший митр. Сергий100 подбежал к нему и сказал: «Если вы этого всего нам не напишете, вам грех будет».

Как Коля духовно перерос меня! Бог хранит его!

13-го. Ср<еда>. Был в 5 1/2 ч. у Зосимы и Савватия за часами с вечерней. Впервые «Господи Владыко живота моего» и поклоны. Обедни не было. Морозно. Ясно. Солнце. Как-то скучаю о московских близких. — Коля, брат, М<ихаил> А<лександрович>, Над<ежда> Ив<ановна>. Вспоминаются Сережа и другой Сережа. «Те далече»<.>

14-го, четв<ерг>. Вчера были у меня вечером Таня и Надя, дочери В.В. Оне видят страшные сны про него и про Васю; Надя — все каких-то мертвых младенцев, и В.В-ч злой. Таня объясняет: «Мы мало о них молимся». Я им разсказывал про Мокр<инского>. В<арвара> Д<митриевна> тает; умирающему В.В-чу она говорила: «Возьми меня к себе поскорее». Таня соглашается со мной, что у В.В. был план умереть (см. в «Уединенном»), и не ради этого ли плана страшного после отходной он попросил папироску, зажгли ее, но не мог уже курить (догадка Тани). Ховин приезжал от «Шиповника»101: издать 80 листов по 500 р., на 5 лет, считая со дня издания (выхода), без «Церк<овных> Ст<ен>», без «О понимании», редакция — от них (с выкидыванием нежелаемого), вступит<ельная> статья — тоже от них… Хитры иудеи! Девочки прямо отказались.

М<ихаил> А<лександрови>ч говорил мне в Москве: «Я прежде понимал веру х<ристиан>скую, любовь — тоже… Теперь я начинаю понимать НАДЕЖДУ».

«О надежде писали св. отцы. Все они надеялись — на Царствие Божие!»

Сегодня я поленился вставать к ранней обедне, но встал все-таки, и опоздал: у Зос<имы> и Сав<ватия> и у Св. Духа — отошли, у пр. Никона — говорилась проповедь. Отстоял молебен у Преподобного. Пришел к Преподобному злой на себя и смутный, ушел обрадованный. Придя домой, читал канон и акафист св. Николаю по отцовой книге, с мамиными закладками. Как дорого и мило. Нашел в ней карточку нас четверых — 2 Сереж, Колю и меня. Обрадовался.

Знаю102, как бедна моя молитва. Все время чувствую ее внешность, скудость, сухость, неокрыленность.

15 пят<ница>. М<ихаил>а А<лександрови>ча я в четв<ерг> просил благословить меня образом. Он выслал меня из комнаты и стал искать образ. Потом позвал, я стал на колени и он благословил меня трижды резным из дерева образом Пр. Серафима с врезанной в него частицей скуфьи преп. Серафима. Я поцеловал у него руку.

Сегодня в Лавре встретил Надеждина103. Он слышал от очевидца, что во Владимире непрерывно служат молебны над извлеченными из рак мощами св. Андрея Богол<юбского>, Авраамия и кн. Глеба (? Георгия?)104. Красноармейцы, стоявшие в шапках и с папиросками, вокруг выброшенных на пол св. мощей, ушли. Народ молится. А кн. Глеб положен в раку так, что лежит обнаженный до пояса: тело нетленно, видна глава — глаза, нос. Страшное и дивное зрелище! — И вспоминается неверующая вера: мощи есть — да, но не будем об этом говорить! — в этом вся Академия105, Боголюбский106, т.н. «верующая интеллигенция». Все, что деется теперь, есть внешнее выражение того, что внутренно было давным давным, — давно; ничего нового.

Об Оптиной хорошие известия: можно жить три дня в гостиницах. О. Феодот107 никуда не ушел. К старцу пускают.

«Тем, которые еще не имеют действия молитвы, надо много молитвословить, и даже без меры, чтобы непрестанно быть в этом многомолитвии и разномолитвии, пока от такого приболезненного труда молитвенного разогреется сердце и начнется в нем действие молитвы» (Св. Григорий Синаит)108.

У С<офьи> В<ладимировны> мужик с базара купил теленка за 650 р. Заплатив деньги, он попросил 30 к. на свечку Преподобного — чтобы теленок был жив, т.е. за здравие теленка. С<офья> В<ладимиров>на говорит: «Когда здешние мужики хотят зла другому кому-нибудь и беды, они ставят за него свечку св. Николаю, но нижним концом вверх». Т.е. беса ради и бесу. Вот русский народ! Или Богу — или бесу: человека нет.

16 суб<бота>. Мороз в 8 ч. 23°, а к 9 на солнце уже 10°. Я начал читать, по батюшкиному благословению, «Предание» пр. Нила Сорского. В «Надсловии» сказано: «Многое пение отсылает делателя ко умной молитве, а не на весь живот монашеский простирается; и самый бо искус такового учит, егда сам моляся, познавает некое быти преграждение между нами же и Богом, аки стену медну, по Пророку, не попускающее уму нашему возрети ясно в молитве к Богу, ниже внимати сердцу, в немже вся силы душевныя вместишася, и источник помыслов, благих же и злых»109.

Хоть нет у меня и не было «многого пения», а и я ощущаю «стену медну». Не оттого-ли Батюшка110 велит мне заняться Iисусовой молитвой? Но как — не знаю. Вчера писал ему вопрос о сем. Написаны письма Коле, брату, М<ихаилу> А<лександровичу>, Над<ежде> Ив<ановне>. Вчера окончил «Разсказы странника», и после того стоял молился, читая Iисусову молитву. Было хорошо, но нашло рассеяние. Что-то толкало кончить: «доколе же будем молиться? Ведь дела есть. И как же молиться так, не зная, когда конец…» И молитва ушла.

А стал перед образом как-то не ожидая, что буду молиться. Ноги стали сами. Это после того, как прочел последнюю страницу «Странника».

Что-то на душе забота о Коле и Ване. Очень они одиноки. Все другое кругом них.

17 вос<кресенье>. Вчера от Гоши было письмо. Он в унынии, тоске, страхе за будущее. Одиночество. Устал. Я ответил ему напоминанием, чту нами пережито и как Господь нас хранил. Я много, много, много пред ним виноват. Все было бы иначе, еслиб я иначе относился к нему. Зову его сюда. Но вера, что, по материным молитвам, Господь сохранит и утешит его… В связи с письмом Гоши, мне мысль пришла за всенощной: по грехам нашим и нашему привычному состоянию души, мы всегда — долгие годы — должны были бы и раньше жить так, как живем теперь. Если же жили иначе, — то это был просто дар Божий. Дар Божий этот теперь отнят, и мы остались жить на ту плату, которую всегда и раньше заслуживали. Нечего удивляться, что на нее невозможно прожить, иначе как нищенствуя. Так и живем. А сами ропщем: и не получая дара, требуем его, как плату! До чего это — так!

Сегодня я закончил впервые круг евангелий и апостолов, читаемых по-оптински, т.е. 1 еванг<ельская> глава и 2 из апостола в день.

Завтра начало поста — и начну новый — круг. Сегодня день св. Ермогена. Опять мороз в 20°. В ночь на 16-ое подготовлялась попытка открыть мощи. Бондаренко111.

Мы пришли с Г.А.112, что следовало бы церкви самой — торжественнейше — сделать открытие с соответ<ствующей> предвар<ительной> проповедью113. Церкви тут нечего скрывать. Во Владимире — опять известие — все обратилось в торжество православия. Кн. Глеб цел. С<офья> В<ладимиров>на гов<орит>, что у нее внутр<еннее> чутье говорит: «все тщетно здесь. Ничего им не удастся».

15 поч<ти?> 16-го начал читать «Устав» св. Нила и клонило ко сну страшно, хотя был выспавшись, точно кто-то мешает мне читать об Iисусовой молитве. Также было на днях114, когда читал приложение об Iис<усовой> м<олитве> в «Страннике».

Дума о Гоше. Я люблю его и хотел бы близко подойти к нему, и показать115, что в Церкви — счастье, а иначе конечно, все — тоска и страх. Научи, Господи, это сделать, по молитвам св. Великомученика Георгия.

†ВЕЛИКИЙ ПОСТ†

Понед<ельник> 18-го. Прошел первый день ПОСТА.

Вчера пошел к вечерне к Черниговской. Была годовщина смерти о. Варнавы. Встретил о. Евстратия; он был келейником у о. Варнавы. Пошел к о. Порфирию — он позвал пить чай. Сидели за чаем иеромонах-старичок, А<лексан>др Вал<ентинович> Констант<инов>, две монашенки. О. Порфирию я сказал про Георгия М<окринского>: «если доктора не советуют [брать домой его], то и мой совет — против них не итти». О. П<орфир>ия позвали: это пришли С<офья> В<ладимиров>на и Анна М<ихайлов>на с Васей и Кирой. Пришел о. Евстратий: «Батюшка кормит всех» — разговор про о. Варнаву. Иеромонах: «Он недавно явился во сне тонком о. Палладию и говорит: “Тебе пятому”. Тот понял, что умереть пятому. Стал готовиться. И, действ<ительно>, пятым — с того дня — и умер». Конст<антин>ов сказал, как Выксунские монашки116 просили его купить землю за 10 тыс. Он с планом земли поехал сбирать. В вагоне уснул: видит о. Варнаву — благословил его и — в 2 дня 10 набрал. Пришла С<офья> В<ладимировна> и о. Порф<ирий>. Вдруг входит старичок монах и говорит из другой комнаты: «О. Порфирий! Мне помысл говорит: пойди к о. П<орфирию> и попроси молочка на заговенье…» — А о. П<орфирий>: «Вот тебе помысл-то неправду и сказал: у о. П<орфирия> молочка и нет». (Везли монашки четверть и разбили, а на столе была маленькая бутылочка с мороженным молоком). <«>А ты бы прежде чем помысла слушаться, спросил бы старца: дело ли тебе помысл-то говорит, хорош ли помысл-то…»

Когда чаю напились, о. П<орфири>й позвал: «О. Ефросин117». Ну, уж видно дать тебе молочка-то — и отдал всю бутылку.

Потом он встал, оборотясь к иконам помолился и сказал нам слово о посте, простое, с его «как говорится», но мудрое и теплое. «Пост — добрый гость…» Трудно: но трудно оттого, что не приучали себя к такому труду: не поспи, не поешь вдоволь, — и вот, без приготовления, прямо теперь — в неизбежимую скудость. Но надо терпеть. Многие и из монахов сначала роптали, а теперь — ничего, терпят, и даже довольны, что так Бог устроил, — признавались в этом о. Порфирию… «А если и с голоду помрем — как говорится — Господь и это к лучшему строит для нас». Вышел и провожал нас на крылечко. Чудный был день. Солнце горячее — таяло, а все-таки и на припёке мороз. Благословил говеть на 1 нед<еле>, о Гоше помолится. Я вез в санках Киру. Застал118 молебен после вечерни у Преп<одобного,> множество народа. Слово наместника о мощах; просить прощения и угождения119. Случай: носили икону Препод<обного>, женщина думала, что сами принесут без зова, а икону пронесли мимо. Горевала и плакала. Во сне к ней пришел Преподобный и говорит: «Не плачь. Я вижу, что чтишь меня. Я сам послужу у тебя». И кропил св. водой дом, и кадил сам. Она пришла в Лаврскую иконописную заказать икону точь-в-точь носимой. Было чудесно, радостно. Встал к утрени в 5 ч. и нужно за молебен. После нее наместник читал, при коленопреклонении, молитву о посте. Затем — часы в 10 ч., мефимоны в 4120.

Вспомнился мне Успенс<кий> собор121<,> и в годы безверия тянуло к этой службе, и в прош<лом> году, в затмении и безумии пошел к Никите Мученику122 к этой службе.

Сон: заблудился с о. Iосифом — молодым и не священником — в Иродовом храме иудейском; запоры; коридоры; за нами гнались: потом шли комнатами, где молодые евреи, комнаты современные; на дворе — толпа евреев: Гавронский-старший123, нас не выпустят.

Жуткая петля еврейства. Затем во сне же Варвара Андреевна больная и как-то Сережа Фудель.

Вт<орник> 19. Проснулся в 1 ч ночи; за полтора часа до утрени; уснул; проснулся в без 1/4 3, но встать поленился, и видел в промежуток между двумя просыпаньями и после решения не итти к утрене — сны скверные. Встал поздно, прочел утр<енние> молитвы. Саша внесла самовар и продолжала вчерашний свой разсказ о поездке в деревню: цел<ые> деревни больны тифом; боятся голода; хватит ли овса на посев; повесился с голоду и страху; ехала нav человеке — пьяный парень, чуть не задавили до конца; выходили из вагона по головам, и т.д., и т.д. Новое только: хотят поднять икону. Нашло на меня уныние. Стал читать к уроку Платонова124; захотелось помолиться кратко: «все на Твою волю!» И вдруг стало почти весело. Только ОН один и кормил и доселе; значит — все ТОЛЬКО от Него. Захочет — будем живы, нет — ЕГО ВОЛЯ. А наша — ложь, комариная сила. Пошел к часам в собор радостный. Урок с Мишей о самозванце.

Мефимоны. Почему я ходил на них даже во время полного своего отпадения? Выберешь, бывало, время, и постоиvшь в Усп<енском> соборе. Помню, как пели «Помощник и покровитель», «Согрешихом», «Безсеменнаго зачатия»; давно, давно запомнил из канона: «Раздери одежду мою первую…»125.

Почему? Память ли детства, мама-ли внушила (она особенно любила эту службу), или забытое, но не до конца, желание — плакать о себе, о раздранной — о, как грубо и мерзко раздранной! — одежде, юже изтка ми Зиждитель от начала?

Пост — как праздник: не уныние, а торжество покаяния. «Добрый гость», как говорит о. Порфирий, а не страшный каратель. Наместник благославлял С<офью> В<ладимиров>ну и поздравил: «С постом вас».

Поздравил: — пост — радость! Воистину, радость. Так непонятно это чужому Церкви. Пост — одно неедение — без службы церк<овной>, без этого ВЕЛИКОЛЕПИЯ ПОКАЯННОГО ОМОВЕНИЯ ДУШИ — службой, молитвой, поклонами, тишиной, прощением — есть безсмыслица и нелепость, а в жизненном кипении такоvй и бывает пост. И оттого он тягостен.

Вспоминаются мама, няня, батюшка от Богоявления126 с постной молитвой, «чиvстый понедельник»: моют и чистят все от скоромного, перезвон, утихнувшие улицы, за чаем черные сухарики, «постный сахар», отец, по вечерам, за свечкой под зеленым колпачком, поющий и читающий, в очках, ирмосы Великого канона<.> — Ничего этого уже нет, нет и Москвы тоvй, державшей пост, — нет даже службы в Усп<енском> соборе, — а я возвращаюсь к этому127, и только это одно и дорого мне на свете… «Помилуй мя, Боже, помилуй мя» — к этому пришла моя жизнь. Все остальное — ложь, небыль, призрак, — страшный, окаянный, окаянства коего — я только еще начинаю чувствовать всю меру, всю огромную меру.

Ср<еда> 20. Был у утр<ени>, часов и прежд<еосвященной> обедни у Петра и Павла. Стоял разсеянный, боримый помыслами. Зачитаешь молитву — их нет, но они разленяvют молитву, остановишься читать — и они уже тут, и все мерзкие, страстные. Потом пошел приложиться к Преподобному. Рака закрыта: оправляют лампады.

Только начинаю начинать себя видеть, и прошлое свое, — и такое ощущение: что я никогда не исповедался, что все — на мне.

А это все — ужас, мерзость — и тяжесть страшная! Безумный, преступный, безмысленный! «Раздрах одежду мою. Се лежу наг». И нет бунта против себя, возстания на себя, уживаюсь с собой. А должен бы был ненавидеть, презирать себя, ощущать с отвращением запах язв и гноений своих. И ничего этого нет! Ложь, ложь и ложь.

Господь же терпит меня — а я только верую в Него!

А где любовь, где отдание Ему себя, где творение только Его Воли? Нет ничего. И все-таки, в скверне и нетворении Воли Его, ничей не хочу быть, как Его Одного. «Аз раб твой и сын рабыни твоея». Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Сегодня день Ангела приснопамятного старца иеросхимонаха Льва.

Четв<ерг> 21. Вечером вчера был на засед<ании> комиссии по охране Лавры. Опись решено издать, мне поручив ее транскрипцию. За «Тр<оицкий> Соб<ор>» — 500 р.128 Было заслушано заявление заведующего расчисткой икон, что мастера плохие и он не может им поручить дальнейшей расчистки икон иконостаса.

Были на засед<ании> комиссар Лавры — Волков129 — безусый юноша лет 20, скромный, вид гимназиста старшего класса, пробор посреди, что-то женообразное, — к концу пришел Ванханен<,> председатель С<овета> Р<абочих> Д<епутатов>, финн130, безусый, с вытянутым лицом, длинным, упрямым, белокурый, не сказал ни полслова. Говорил один Бондаренко, да Волков (дела). Если такие все коммунисты, то какою молодежью управляется Россия! Это — самое молодое правительство в мiре, когда-либо бывшее! Ведь этому Волкову было лет 8–9 при революции <1>905 г. Он, по-видимому, толков. Что-то волевое и упрямое. Упрямость — эта меня поражала всегда в соц<иал>-демократах и прежде. Узко, ясно, твердо — и упрямо: оттого и успех. Эсэры — дураки, борода лопатою — и декламация без конца! Я очень часто вспоминаю письма Л<еонтье>ва Губастову131: он понял, что такой социализм есть сила, есть воля, есть мировое и молодое упрямство, — а только это что-нибудь и значит в технике всемирной истории132. И оба — В<олков> и В<анханен> — очень просто и скромно одеты и держались сторонкой. Конечно, социализм будет всюду в Европе [перечитывая приписал 23-го]133. И конечно, социалисты — большевики, только большевики.

Сегодня видел сон о двух покойниках: Катю — сестру и В.В-ча. В.В. будто лежит в гробу в Троиц<ком> соборе и разговаривает. Что-то не так с А.134 — покойный архиеп. Никон ему: «Да ведь вы покойник. Вам надо лежать». А мне будто священник дал из Чаши мелкие крошки просвиры, но это не — Причастие, а в роде антидора.

Письмо вчера от Лели: литераторы затевают вечер в память В.В. И во главе КОНЕЧНО евреи: Эфрос и Лундберг135. Просят читать что-то неизданное из В.В. Семья против — и слава Богу. Я отвечаю Леле, что вечер долж<ен> быть закрытый и тогда буду читать о смерти В.В. и его предсмерт<ной> диктовке Наде.

(Приписка 22 <февраля>: Леля пишет, что Сережа и все в Киеве. Слава Богу!)

21 четв<ерг>. Была торжеств<енная> преждеосв<ященная> обедня в Соборе, — трогательная, светло-печальная, умилительная, потом молебен Феодору Тирону перед частью его мощей (на него не остался). За обедней временами был счастлив: читал молитву Iисусову, и, два было с нею ощущения: то — будто в душе провевает теплый тихий ветерок, и все освежает, и молодит, чего касается, — то — душа будто чаша, полная какой-то сладостной влаги, которую не может и удержать в себе. Но потом вихри суетных мыслей, и нет ветерка и унесена чаша. — Часы начались с 9, а обедня окончилась без 20 в час. Поел — тотчас пошел к Черниговской. — Повечерие136 еще не начиналось. Во время чтения канонов исповедовался у о. Порфирия. «А, Сереженька», — ласково встретил он. Дал читать исповедную книгу, а потом спросил: молюсь ли утр<ом> и веч<ером>, хожу ли в церковь, о посте. С радостью благословил поститься. Я начал о старом: «Я очень нехорошо [сказал как-то сильно]137 жил прежде, и все старое вспоминается, и совесть мучит…» — и хотел говорить — шел говорить.

О. Порфирий прервал меня: «Ну, чту вспоминать старое138! теперь ты вернулся на родину…» — «Помыслы борют меня —» — и тут не дал говорить, сказав (кажется): «Ну, Бог поможет…» — и ласково благословил меня: «Во здравие души и телу».

Я очень устал. Пошел к Зосиме и Сав<ватию> к всенощ<ной> в 5 — не было. Зашел к Преподобному приложился. Оказывается сегодня всюду всенощные в 6, но я так устал, что не могу итти. Прочту молитвы веч<ерние> и канон и спать.

У Чернигов<ской> встретил А<лексан>дра Викт<оровича>. Он в начале фев<раля> был в Оптиной. Чудесный старик. Радостное дитя старое. Дай ему Бог жизни на радость! Везде много исповедников.

Примечания

1 ...около 12 ч. дня по ст<арому> вр<емени>... — по новому времени около часу дня. В июле 1917 г. Временное правительство впервые ввело в России летнее время (с переводом часовой стрелки на 1 час вперед). Далее порядок исчисления времени устанавливался декретами СНК РСФСР. После введения в мае 1918 г. летнего времени (со сдвигом на 2 часа вперед) и отмены его в сентябре (со сдвигом на 1 час назад), зимой 1919 г. «новое» время опережало «старое» на 1 час. В 1930 г. появляется термин «декретное время».

2 Юрий Александрович Самарин (1904–1965) — сын Александра Дмитриевича Самарина (1868–1932) и Веры Саввишны Мамонтовой (1875–1907), брат Елизаветы Александровны Самариной (1905–1985), зять Николая Сергеевича Чернышева (см. о нем в записях от 18, 28 дек. 1918 г. и др., а также в примеч. 8 к 1-й части публ. «Троицких записок»: Наше наследие. 2015. № 116. С. 93-94. Далее при ссылке на это издание указывается аббревиатура НН и номер страницы). По профессии филолог. Дети А.Д.Самарина воспитывались Александрой Саввишной Мамонтовой и жили в Абрамцеве. В 1918–1919 гг. Александр Дмитриевич был председателем Совета объединенных приходов, созданного для защиты храмов от поруганий, а также председателем правления объединенного союза приходских советов Московской епархии. Впервые арестован в октябре 1918 г., в связи с тем, что по поручению патриарха Тихона выехал в Киев с письмом к митрополиту Антонию (Храповицкому) по поводу украинских церковных дел.

3 Павел Милославин (1860-е–1937) — «священник церкви Рождества Христова (построена в 1736 г.) на Вифанской улице в Сергиевом Посаде» (РЭ. С. 592). Т.В.Розанова вспоминала, что В.В.Розанов его очень полюбил (Розанова Т.В. «Будьте светлы духом». С. 91).

4 Ранний вариант: многими теплыми вещами

5 Ранний вариант: Лицо В.В-ча было над

6 Ранний вариант: совсем почти <прекратилось>

7 Перед Еще зачеркнуто: Вот, кажется, последнее — нет.

8 Ранний вариант: истина

9 После заметил зачеркнуто: ибо нельзя было заметить

10 Ранний вариант: <Все> молились

11 После молитва зачеркнуто: Таинство всех облагодатило и держало в себе.

12 Перед Надя зачеркнуто: В.Д.

13 После головой зачеркнуто: наполовину

14 После папироской зачеркнуто: Так и вышло.

15 В<арвара> Д<митриевна> ~ крест. — В квадратных скобках: позднейшая вставка С.Н.Дурылина.

16 Квадратные скобки Дурылина.

17 27 вос<кресенье> ~ согласились. — Позднейшая вставка Дурылина.

18 Перед В.В. зачеркнуто: Когда я вернулся к вечеру,

19 Александровы. — Анатолий Александрович Александров (1861–1930) и его жена Авдотья Тарасовна Александрова. А.А.Александров — журналист и общественный деятель, окончил Ломоносовскую семинарию при Катковском лицее; посещая «пятницы» П.Е.Астафьева (1846–1893), познакомился с К.Н.Леонтьевым и вошел в кружок его учеников. Приват-доцент Московского университета (1891–1898), редактор «Русского обозрения» (1892–1898), «Русского слова» (1895–1898). См.: Письма К.Н.Леонтьева к А.Александрову // Богословский Вестник. 1914. № 3, 4, 6, 12; Александров А.А. Памяти К.Н.Леонтьева // Богословский Вестник. 1915. № 1, 2.

20 После Леонтьеве зачеркнуто: Служил о. П<авел>.

21 …Страховское «Мир как целое» — «Мир как круглое». — Речь идет о наиболее значительной работе Николая Николаевича Страхова (1828–1896), философа, ученого, литературного критика, переводчика А.Шопенгауэра, друга и биографа Ф.М.Достоевского, друга и корреспондента В.В.Розанова, «Мир как целое. Черты из науки о природе» (1872). Ср. с оценкой Страхова Розановым: «Как я любил и люблю Страхова, любил и люблю К.Леонтьева; не говоря о “мелочах жизни”, которые люблю безмерно. Почти нашел разгадку: любить можно то, или — того, о ком сердце болит» (Розанов В.В. Опавшие листья. Короб первый // Розанов В.В. О себе и жизни своей. С. 175).

22 …Тургеневские письма ~ Гражданине, под псевд<онимом>. — Имеется в виду публикация, сделанная Леонтьевым: Письма И.С.Тургенева к К.Н.Леонтьеву (1851–1876) // Русская мысль. 1886. № 12. С. 62-87. Леонтьев готовил к печати записки «Моя литературная судьба» (1874), сопровождая их письмами Тургенева, но в «Русской мысли» были опубликованы только письма. В последнем письме от 16 мая 1876 г. И.С.Тургенев посоветовал К.Н.Леонтьеву, уже опубликовавшему «Из жизни христиан в Турции», «Панславизм и греки», «Византизм и Славянство», заняться составлением «ученых, этнографических сочинений» и в конце письма написал, что беллетристика — не его призвание (Там же. С. 87). См.: Пророки Византизма: Переписка К.Н.Леонтьева и Т.И.Филиппова. С. 351. Возражал Грингмут в Гражданине, под псевд<онимом>. — В.К. Леонтьев как беллетрист // Гражданин. 1887. № 11. 5 февраля. Грингмут, возмущенный близорукостью И.С.Тургенева, писал, что Леонтьева и нельзя назвать беллетристом, что «талант Леонтьева слишком крупен и самороден, слишком, так сказать, первобытно стихиен при величайшей красоте внешней отделки, чтобы соответствовать тому легковесному содержанию, которое возникает в нашем, по крайней мере, воображении при вычурном слове “беллетристика”. Да, мы еще раз повторяем, Леонтьев не беллетрист, а поэт, одаренный высоким эстетическим чутьем и удивительною способностью оживлять для нас до полной осязаемости свои поэтические образы» (Там же. С. 6). Грингмуту была очевидна подоплека тургеневской оценки прозы К.Н.Леонтьева, который «не сочувствовал европейскому “прогрессу”, печатал свои произведения в “реакционных” изданиях и ни перед кем из сильных мира сего не унижался. А такими сильными в русском мире в то время, когда появлялись повести Леонтьева, были гг. либералы, державшие в своей кабале всю массу читающей публики <…> Курьезная ошибка Тургенева напоминает, впрочем, собою аналогическую ошибку Белинского, который некогда, после появления первых литературных опытов Тургенева, пресерьезно советовал ему не пускаться в беллетристику и заняться более подходящею к его дарованиям этнографией!» (Там же. С. 7). 23 Мария Александровна Голубцова (1888–1925) — дочь профессора МДА А.П.Голубцова (1860–1911), мать Павла Александровича Голубцова (архиепископа Сергия; 1906–1982) и Наталии Александровы Голубцовой (в монашестве Сергии; 1896–1977) (Мансурова М.Ф., Чернышева-Самарина Е.А., Комаровская А.В. Мансуровы // Самарины. Мансуровы. Воспоминания родных. С. 214). «Дом Голубцовых был на Красюковке в Березовом переулке, вблизи дома, где жили Розановы» (Смирнова Т.В. Голубцова Мария Александровна // РЭ. Стб. 279). «Она окончила историческое отделение Курсов Герье и работала в Историческом музее. В Сергиевском Посаде она посещала храм Убежища Сестер Милосердия Красного Креста, где служил о. Павел Флоренский. Умерла от туберкулеза (сведения получены от о. Сергия Голубцова)» (Никитина И.В., Половинкин С.М. Примечания // Священник Павел Флоренский. Переписка священника Павла Александровича Флоренского и Михаила Александровича Новоселова. С. 188).

24 Ранний вариант: в полови<не восьмого>

25 …по старому вместо 6… — Речь идет о декретном времени (см. примеч. 1).

26 Анна Михайловна Флоренская (урожд. Гиацинтова, 1889–1973) — жена П.А.Флоренского.

27 О. П<авел> ~ панихиды. — В квадратных скобках — поздняя вставка Дурылина.

28 После неприятны зачеркнуто: это слышать

29 На улице ~ «минералу» — Квадратные скобки Дурылина. Ср. этот же эпизод в письме Дурылина к Флоренскому от 31 января 1919 г.: «Когда Вы шли с первой панихиды от В<асилия> В<асильевича>, Вы сказали Ю<рию> А<лександрови>чу на его замечание, что “В<асилий> В<асильевич> светлый и чистый” — “Он — как минерал”. Это меня поразило: как могли Вы так сказать про усопшего, которому только что кадили! Кадили “минералу”! И я пошел скорее. Мне Вы были неприятны. Простите меня за это. Я знаю, что “минерал” — это не суд над В<асилием> В<асильеви>чем, не приговор, а просто — дума Ваша, что есть и такая смерть <…> Простите меня. Я был неправ в чувстве к Вам» (Письма С.Н.Дурылина к свящ. П.А.Флоренскому / Публ. С.М.Половинкина // С.Н.Дурылин и его время. С. 207). Ср. также с мемуарами о. П.Флоренского: «Я не любил людей <…> А любил я воздух, ветер, облака, родными мне были скалы, близкими к себе духовно ощущал минералы, особенно кристаллические, любил птиц, а больше всего растения и море» (Флоренский П., свящ. Детям моим. Воспоминанья прошлых дней. Генеалогические исследования. Из соловецких писем. Завещание / Сост. игумен Андроник (Трубачев), М.С.Трубачева, Т.В.Флоренская, П.В.Флоренский; Предисл. и коммент.игумена Андроника (Трубачева). М., 1992. С. 70).

30 Воздвиженскому. — Речь может идти об Александре Сергеевиче Воздвиженском, псаломщике церкви свмч. Георгия, что на Всполье (арбатской части), Василии Дмитриевиче Воздвиженском, настоятеле домовой церкви св. Николая на Курьих ножках при женской гимназии Е.Е.Констан, и мн. др.

31 Преп. Варсонофий Палестинский († 563) — подвижник. Память его 6/19 февраля у православных, 11 апреля — у католиков. См. о нем: Дионисий (Шлёнов). Варсонофий Великий // Православная энциклопедия. М., 2003. Т. 6. С. 684-696.

32 Квадратные скобки Дурылина.

33 Квадратные скобки Дурылина.

34 Квадратные скобки Дурылина.

35 Ранние варианты: снарядили собрали

36 После В.В-чем вычеркнуто: Я им по<мог?>

37 Квадратные скобки Дурылина.

38 Квадратные скобки Дурылина.

39 Константин Васильевич Вознесенский — университетский товарищ В.В.Розанова, с которым они вместе снимали комнату. Т.В.Розанова вспоминала: «...приезжал из Москвы старый друг отца по университету, Вознесенский, привозил ему какие-то деньги от Гершензона» (Розанова Т.В. «Будьте светлы духом». С. 91). «В 1891 В<ознесенский> согласился занять место Р<озанова> в Елецкой мужской гимназии, а Р<озанов> переехал на его место в прогимназии г. Белый Смоленской губернии <…> В 1918 жил в Сергиевом Посаде и после смерти привез деньги на его похороны» (А<лександр> Н<иколюкин>. Вознесенский Константин Васильевич // РЭ. Стб. 199).

40 Квадратные скобки Дурылина.

41 Пс. 15:10.

42 …«христианской кончины ~ на страшном судилище Христовом». — Слова просительной ектении.

43 Квадратные скобки Дурылина.

44 Ранний вариант: Варфоломей

45 …в неделю о Закхее. — Последнее воскресенье перед началом пения Постной Триоди (неделя 37-я по Пятидесятнице), предваряет близкое начало Великого поста. Закхей — начальник мытарей, упоминается только в Евангелии от Луки (Лк. 19:2–10). Параллель между «грешником» Розановым и спасенным «грешником» Закхеем очевидна.

46 А<лексан>др Дм<итриевич> говорил: «Его на 10 в<ерст> к Посаду не надо подпускать». — Имеется в виду А.Д.Самарин. Ср. также письмо М.А.Новоселова М.И.Фудель от 11 июня 1918 г.: «Скажите отцу Павлу, что, если будет продолжать общаться с “антихристом” Розановым, мне придется отказаться от дружеского общения с ним» (Никитина И.В., Половинкин С.М. Примечания // Священник Павел Флоренский. Переписка священника Павла Александровича Флоренского и Михаила Александровича Новоселова. С. 178).

47 Квадратные скобки Дурылина. В начале цитаты из Евангелия пропущено имя Закхея, под которым Дурылин подразумевает В.В.Розанова.

48 Отпевали его в церкви Архангела Михаила, победителя беса, «стража покаяния». — Церковь Архангела Михаила и Всех Небесных сил Бесплотных (1902) на Красюковке, близ дома В.В.Розанова. «Страж покаяния». — На одном из клейм иконы «Архистратиг Михаил воевода небесных сил с деяниями» из Архангельского собора Московского Кремля (конец XIV — нач. XV в.) изображен сюжет покаяния Давида пророку Нафану, за плечом Давида стоит Архистратиг Михаил в качестве стража.

49 Квадратные скобки Дурылина.

50 Перед Лития вычеркнуто: Мы под

51 Перед Пели вычеркнуто: Остано<вились>

52 После Варнавы вычеркнуто: Вдруг дверь. Об о. Варнаве см. в записи от 21 дек. 1918 г. и др., а также в примеч. 29 к 1-й ч. «Троицких записок» (НН. С. 78, 95).

53 Квадратные скобки Дурылина.

54 Александра Михайловна Бутягина (1883–1920) — дочь от первого брака Варвары Дмитриевны Розановой.

55 Квадратные скобки Дурылина.

56 …Леств<ицу>: сл. VII, 12, 11, 14, 27. — «12. Кто приобрел душевные слезы, тому всякое место угодно к плачу; а у кого делание только внешнее, тому всегда надобно будет избирать приличные места и положения. Как скрытое сокровище не столько подвержено хищению, сколько лежащее на торжище: так должно разуметь и о вышесказанном». «11. На молитве стой с трепетом, как осужденный преступник стоит пред судиею, чтобы тебе и внешним видом и внутренним устроением угасить гнев Праведного Судии: ибо Он не может презреть душу-вдовицу, предстоящую Ему с болезненным чувством и утруждающую Неутруждаемого. <…> 14. Кто иногда плачет, а иногда наслаждается и говорит смешное, тот, вместо камней, бросает хлебом на пса сластолюбия; по-видимому отгоняет его, но самым делом привлекает его к себе <…> 27. Истинное умиление есть болезнование души, которая не возносится и не дает себе никакого утешения, но ежечасно воображает только исход свой из сего мира. И от Бога, утешающего смиренных иноков, ожидает утешения, как прохладной воды».

57 ...в такое время, / когда не думает никто. — А.С.Пушкин. Сцена из «Фауста» (1825):

…И знаешь ли, философ мой,

Что думал ты в такое время,

Когда не думает никто? —

Эта же цитата — в письме Дурылина к Флоренскому от 31 января 1919 г.

58 ...осуждаю, вероятно, боюсь, иногда завидую. — «Иногда же — на меня нападала зависть к Вам: как хочется иногда вопрошать как Вы и хочется даже этого “думанья” о том и тогда, “когда и о чём не думает никто”. Итак, простите мне, как священник, друг и близкий, близкий человек, и эту зависть, и это осуждение, и это недоброе чувство» (Письма С.Н.Дурылина к свящ. П.А.Флоренскому. С. 207).

59 …«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче» — песнопение, которое поется на утрени в подготовительный период и во время Великого поста.

60 «Благодать твоя ~ срамными помыслами». — Псалтирь Ефрема Сирина. Пс. 9. Оплакивается невнимание к благодатным воздействиям (4, 34); Пс. 10. Не слажу с собою, даруй дух покаяния (1, 288–292). «Псалтирь Ефрема Сирина» — компиляция из изречений св. Ефрема Сирина, сделанная свт. Феофаном Затворником. См.: Псалтирь или Богомысленные размышления, извлеченные из Творений святого отца нашего Ефрема Сирианина, и расположенные по порядку Псалмов Давидовых. М., 1874.

61 «Подразумев<аемый> смысл». — Речь идет, вероятно, о статье В.В.Розанова «О подразумеваемом смысле нашей монархии» (1912).

62 …Дочел жизнеописание И.Я.Корейши. — Речь идет об издании: Прыжов И.Г. Житие Ивана Яковлевича, известного пророка в Москве. СПб., 1860. Интерес Дурылина к феномену московского юродивого И.Я.Корейши (1783–1861) имел творческий характер: в сентябре 1918 г. Дурылин начинает и 4–6 июля ст. ст. 1919 г. заканчивает рассказ «Дедов бес», где Корейша является прототипом одного из персонажей: Дурылин С. Дедов бес // Дурылин С.Н. Рассказы, повести и хроники. С. 133-147.

63 Перед там зачеркнуто: что

64 После себя зачеркнуто: как

65 Георгия. — Г.Х.Мокринского. См. о нем примеч. 84 к 1-й ч. «Троицких записок» (НН. С. 96-97).

66 Квадратные скобки Дурылина.

67 ...мой дневник до болезни <1>918 г. — Речь идет об «Олонецких записках» С.Н.Дурылина.

68 Евгения Хрисанфовна Мокринская — сестра Г.Х.Мокринского.

69 Квадратные скобки Дурылина, позднейшая вставка карандашом.

70 Если не omnia, то mea mecum porto (лат.) — <Если не> всё, <то> свое ношу с собой — парафраз латинской поговорки: «Omnia mea mecum porto» («Все свое ношу с собой»).

71 ...у Зосимы и Савватия. — Церковь Зосимы и Савватия Соловецких при больничных палатах в Троице-Сергиевой лавре (1635).

72 ...«аще не снесте Плоти Сына Человеческаго, ни пиете Крове Его, живота не имате в себе» (ст. 53). — Ин. 6:53.

73 «Но если остаюсь когда без причащения, ~ Тесно мне в том и другом случае». — Псалтирь Ефрема Сирина. Пс. 111. К Богородице с исповеданием приснодевства Ея и молитвою о достойном причащении Св. Тайн (4, 92).

74 Лемана. — См. о нем примеч. 188 к 1-й ч. «Троицких записок» (НН. С. 103).

75 Чернова. — Н.С.Чернышева.

76 ...выписки из предсмертных диктовок В.В-ча Наде. — Полностью письма-завещания В.В.Розанова «Друзьям» и «Литераторам» опубликованы в: Розанов В.В. О себе и жизни своей. С. 682–685. Дата диктовок указана Дурылиным неверно: 7 января.

77 ...о. Анатолия. — См. о нем в 1-й ч. «Троицких записок».

78 Г<еоргий> говорит о. Алексию — «Христос воскресе». — Прот. Алексей Алексеевич Мечев (1859–1923) — знаменитый московский священник, настоятель храма свт. Николая в Кленниках, причислен к лику святых. В его храме Сергей Дурылин служил священником в 1920–1922 гг. Дурылина к нему, вероятно, направил о. Анатолий Оптинский, который «всегда москвичей посылал к отцу Алексею. То же делал о. Нектарий, другой Оптинский старец, который однажды сказал кому-то: “Зачем вы ездите к нам? У вас есть о. Алексей”. Это оптинское свидетельство об о. Алексее нельзя не признать величайшим по значению. В нем выражено глубокое единство опытно-духовного пути о. Алексея с тем, которым шло Оптинское старчество <…> О. Алексей был Оптинский старец, только живущий в Москве» (Дурылин С., свящ. Маросейский батюшка // «Пастырь добрый». Жизнь и труды московского старца протоиерея Алексея Мечева / Сост. С.В.Фомин, Е.В.Апушкина. М., 2004. С. 152-153).

79 ...у Над<ежды> Ив<анов>ны. — Н.И.Успенской. См. о ней примеч. 144 к 1-й ч. «Троицких записок» (НН. С. 100).

80 ...к Мих<аилу> А<лександрови>чу. — Новоселову. См. о нем в 1-й ч. «Троицких записок».

81 После что зачеркнуто мне

82 Андрей Гавр<илович>, барышни, Иван Павлович – предположительно, лица новоселовского круга.

83 ...на утешения в смерти мамы. — Капитолина Михайловна Новоселова (урожд. Зашигранская, ум. 13 декабря 1918 г.) была дочерью священника Тверской губ. о. Михаила Васильевича Зашигранского (Никитина И.В., Половинкин С.М. Примечания // Священник Павел Флоренский. Переписка священника Павла Александровича Флоренского и Михаила Александровича Новоселова. С. 57). По всей видимости, страдала душевным заболеванием, требующим постоянного участия и сил близких. См.: «У бедняги Новоселова — худо. Мать все ухудшается. Все ей шпионы мерещатся. Говорят, бегала с ножом за котом, в котором должно быть заподозрила шпионство. Новоселов, по мне, неосторожно поступил, не поместив ее в больницу. Он, говорят, боится, что это на нее тяжело подействует. Но, во-первых, это еще вопрос, она, может быть, и сейчас подозревает себя вроде как в больнице, а во-вторых, худо будет, если руки на себя наложит или кого-нибудь пырнет ножом. Страшное испытание для несчастного Михаила Александровича. Уж хуже ничего и не может быть» (Дневник Л.А.Тихомирова. 1915–1917 гг. / Сост. А.В.Репников. М., 2008. С. 164). Ср. также: «Мама, слава Богу, поокрепла, начала не только гулять, но и кое-что поделывать. Зато я никуда почти не годен. Зимне-весеннее утомление перешло за время болезни мамы в переутомление, настолько упорное, что почти 2-месячное пребывание мое в деревенской тиши, среди хвойных и листв<енных> лесов, лугов и полей, при хорошем питании, очень недурном сне, изрядном покое, — не принесло мне пока никакой пользы» (Письмо М.А.Новоселова к А.С.Глинке-Волжскому // РГАЛИ. Ф. 142. Оп. 1. Ед.хр. 263. Л. 31).

84 М.А.Вальская — секретарь М.А.Новоселова (наряду с А.И.Новгородцевым).

85 Кирилл А<лександрови>ч. — Сокращение раскрыто предположительно.

86 Ст. Фед. – в настоящее время достоверное раскрытие криптонима не представляется возможным.

87 После точнее зачеркнуто: икона — есть

88 После Вечером зачеркнуто: был

89 Владимир Карлович Менк (1856–1920) — художник. Вместе с М.В.Нестеровым участвовал в росписи Владимирского собора в Киеве. В коллекциях Мемориального Дома-музея С.Н.Дурылина сохранился ряд его работ и переписка.

90 Наталья Григорьевна, Надежда Григорьевна, Александра Григорьевна Успенские — знакомые Дурылина.

91 «Сочельник». — Рассказ С.Н.Дурылина. Не выявлен.

92 Был у Щукина. — Вероятно, речь идет о 2-й Государственной выставке картин в Москве (1918–1919), на которой экспонировались картины «Весна», «Сентябрь», «Вечереет», «Весенний вечер», «Старые дерева» Сергея Евграфовича Леднева-Щукина (1875–1961) — художника и рисовальщика.

93 Квадратные скобки Дурылина.

94 Перед Ночевал зачеркнуто: Вечер пятницы

95 Вл<адимир> Ив<анович>, Кудрин — лица новоселовского круга.

96 …у Акули. — Вероятно, прислуга в доме Постниковых. См. о них примеч. 164 к 1-й ч. «Троицких записок» (НН. С. 101-102).

97 А<лександра> Гр<игорьевна>. — Успенская.

98 Виктор Романович Ховин (1891–1944) — издатель и литературный критик; корреспондент Розанова; упомянут в открытом письме В.В.Розанова от 7 января 1919 г. «Друзьям» (См.: Розанов В.В. О себе и жизни своей. С. 683). В 1918–1922 гг. редактировал и издавал журнал «Книжный угол», название которого было отчасти заимствовано Дурылиным в «В своем углу» (в свою очередь, «В своем углу» — также реминисценция названия розановского раздела в «Новом Пути»); Розанов стал активным участником «Книжного угла» начиная с третьего номера (всего вышло восемь номеров). После смерти Розанова, с 1921 г. вместе с Андреем Белым, Э.Ф.Голлербахом и А.Волынским стал основателем петроградского «Кружка по изучению В.В.Розанова». С 1924 г. — эмигрант. В 1928 г. переиздал в Париже «Уединенное» Розанова. Погиб в Освенциме.

99 …о Тарееве. — См. примеч. 88 к 1-й ч. «Троицких записок» (НН. С. 97).

100 Сергий (Иван Николаевич Страгородский; 1867–1944) — патриарх Московский (1943–1944), выдающийся богослов. Окончил С.-Петербургскую духовную академию (далее — СПб ДА) (1890), принял монашество, ректор СПб ДА (1900), епископ Ямбургский (1901), председатель Религиозно-философских собраний в Петербурге. По словам церковного историка, «единомышленник митр. Антония, вдохновитель, если не соавтор, знаменитой Записки С.Ю.Витте Николаю II о необходимости восстановления соборности, патриаршества, поместного собора с участием мирян и выборного начала на всех ступенях церковной жизни». (Поспеловский Д. Обновленчество. Переосмысление течения в свете архивных документов // Вестник РХД. 1993. № 168. С. 201). Архиепископ Финляндский и Выборгский (1905), член Святейшего Синода (1911), архиепископ Нижегородский (1917), участник Поместного собора. В 1922–1924 гг. — в обновленческом расколе, после покаяния принят в лоно Православной Церкви. Архиепископ Нижегородский и Арзамасский (1924–1934). Заместитель Патриаршего Местоблюстителя (1927–1936), Патриарший Местоблюститель (1936–1943). Автор «Декларации» 1927 г., целью которой было легализовать положение Церкви в СССР.

101 «Шиповник» — известное издательство эпохи символизма. Основано в 1906 г. в Петербурге при участии З.И.Гржебина, в 1918 г. было закрыто. Свою деятельность возобновило в 1922 г. в Москве — и без участия В.Р.Ховина.

102 Перед Знаю вычеркнуто: Душа

103 Сегодня в Лавре встретил Надеждина. — Возможно, имеется в виду Василий Федорович Надеждин, тогда студент МДА, знакомый П.А.Флоренского. 3 июля 1921 г., в неделю Всех святых, в земле Российской просиявших, В.Надеждин будет рукоположен св. патриархом Тихоном во диакона, а 7 июля, в праздник Рождества Иоанна Предтечи — во иерея церкви во имя святителя и чудотворца Николая у Соломенной Сторожки в Москве. Умер в лагере 19 февраля 1930 г., священномученик. См. о нем: Каледа-Амбарцумова Л. Соломенная Сторожка: (О храме святителя Николая и его последних настоятелях) // Московский журнал. 1992. № 10. С. 57-59.

104 …кн. Глеба (? Георгия?). — В Успенском соборе г. Владимира почивают мощи и св. благ. вел. князя Андрея Боголюбского, и св. благ. князя Глеба (сына Андрея Боголюбского), и св. благ. вел. князя Георгия (Юрия Всеволодовича).

105 После Академия зачеркнуто: Тареев

106 Николай Иванович Боголюбский (1856–после 1919) — протоиерей, духовный писатель, выпускник МДА, автор «Богословского Вестника», с 1911 г. — профессор Московского университета; активный участник, наряду с М.А.Новоселовым, Дурылиным, Л.А.Тихомировым, С.А.Сидоровым и др., московского журнала «Возрождение» (1918). Об издательском проекте «Возрождение» и об участии в нем Дурылина см: Дурылин С.Н. Статьи и исследования 1900–1920 годов. С. 448-552 и комментарии к ним.

107 Феодот (Федор Александрович Мартемьянов; 1867–после 1930). Иеромонах, благочинный. После закрытия монастыря жил в Козельске. 27 ноября 1930 г. осужден и сослан в Северный край. В Мемориальном Доме-музее С.Н.Дурылина хранится осмиконечный деревянный крест, подаренный о. Феодотом.

108 «Тем, которые еще не ~ (Св. Григорий Синаит). — «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу. Три ключа ко внутренней молитвенной сокровищнице… Наставление св. Григория Синаита». Преп. Григорий Синаит (ок. 1275–1346) — православный святой. Первые публикации ряда сочинений были осуществлены в «Добротолюбии» (см. изд. в 4 т., пер. Паисия (Величковского), М., 1793, ч. 1) и цитируются в «Откровенных рассказах странника…».

109 «Предание» пр. Нила Сорского ~ помыслов, благих же и злых». — Надсловие на книгу блаженного отца нашего Нила Сорского // Преподобного отца нашего Нила Сорского предание учеником своим о жительстве скитском. М., 1849. С. XX-XXI.

110 Батюшка. — О. Анатолий (Потапов).

111 Илья Евграфович Бондаренко (1870–1947) — ведущий архитектор старообрядческих храмов в Москве, друг М.В.Нестерова. В описываемый период член Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры.

112 Г.А. — Речь идет либо о Г.А.Рачинском, либо о Г.А.Лемане.

113 …сделать открытие ~ проповедью. — Речь идет об открытии мощей святых в связи с инициированной советской властью в первые послереволюционные годы широкомасштабной кампанией по их изъятию и ликвидации. Кампания прямо противоречила Декрету об отделении Церкви от государства и являлась грубым нарушением прав верующих.

114 ...на днях — ранний вариант: в пят<ницу>

115 ...показать — ранний вариант: сказать

116 Выксунский Иверский монастырь Нижегородской епархии; основан в 1863 г.

117 О. Ефросин. Ранний вариант: о. такой-то

118 Перед Застал вычеркнуто: Потом

119 В тексте очевидная описка: угоджения

120 ...мефимоны. — На обыденном языке этим названием обозначается великое повечерие, совершаемое на первой неделе Великого поста, когда читается так называемый великий канон Андрея Критского. См. примеч. 125.

121 Успенский собор Московского Кремля; сооружен в 1475–1479 гг. Аристотелем Фиораванти. Ср.: «Еще митрополит московский Филарет указывал на Успенский собор в Кремле и на его святыни <…> как на живой памятник этого молитвенного единения Руси» (Дурылин С. Чему учит Московский Кремль? // Дурылин С. Статьи и исследования. С. 450). О пережитом кризисе неверия и об Успенском соборе см.: ВСУ. XI. 5.

122 …к Никите Мученику… — Храм великомученика Никиты на Старой Басманной, приписан к Богоявленскому Елоховскому собору, в котором крестили Дурылина (строительство храма уже с приделом Никиты Мученика относится к 1685 г.). Об этом соборе см.: Дурылин С.Н. Записки Раевского. 1. У Богоявления в Елохове. 2. О хлебе насущном // МА МДМД. Фонд С.Н.Дурылина. КП–265/37.

123 Гавронский-старший… — Осип Бенедиктович Гавронский (1843–1890) — зять миллионера, чаеторговца Вульфа Янкелевича Высоцкого (1824–1904), владелец крупнейшей библиотеки еврейской литературы. Дурылин мог познакомиться с Гавронским или знать о нем от Б.Л.Пастернака, тесно связанного как с семьей сына В.Я.Высоцкого, Давида Вульфовича, так и с сыновьями О.Б.Гавронского — Дмитрием (стал доктором философии) и Александром, учившимися у Когена. Под их влиянием и Пастернак поехал учиться в Марбургский университет. Двоюродными братьями Гавронских и Высоцких были Михаил и Абрам Гоцы, учредители партии эсэров, тоже внуки В.Я.Высоцкого.

124 Стал читать к уроку Платонова. — Имеется в виду главный труд выдающегося русского историка Сергея Федоровича Платонова (1860–1933) «Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI–XVII вв.: Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время» (Изд. 3-е. СПб., 1910). Дурылин был домашним учителем у Миши Олсуфьева. См. 1-ю ч., примеч. 6 (НН. С. 93).

125 «Помощник и покровитель», «Согрешихом», «Безсеменнаго зачатия» ~ «Раздери одежду мою первую...». — Дурылин цитирует Великий покаянный канон преп. Андрея Критского.

126 ...батюшка от Богоявления. — Иоанн Яковлевич Березкин (1837–1919) — настоятель собора Богоявления в Елохове с 1884 по 1919 г. Венчал родителей Дурылина и крестил его самого (Дурылин С. [В родном углу]. Глава III. Рожденье. — Кормилица. Глава IV. Няня Пелагея Сергеевна // МА МДМД. Фонд С.Н.Дурылина. КП–265/45. Л. 2).

127 Вписано над строкой, затем зачеркнуто: не к сухарикам и перезвонам

128 За «Тр<оицкий> Соб<ор>» — 500 р. — Имеется в виду работа Дурылина над описью Лавры 1642 г. См. примеч. 54 к 1-й части (НН. С. 95).

129 Волков. — Комиссар Лавры. Упом.: Волков С. Последние у Троицы. Воспоминания о Московской духовной академии (1917–1920). М.; СПб., 1995. С. 205.

130 Оскар Генрихович Ванханен (1888–1942) — родился в Санкт-Петербурге, окончил ремесленное училище, работал на Путиловском заводе, участник штурма Зимнего дворца. В описываемое время председатель Сергиевского исполкома, инициатор вскрытия мощей преп. Сергия. См.: Красный террор в годы Гражданской войны / Под ред. Ю.Г.Фельштинского. М., 2004.

131 В тексте очевидная описка Дурылина: Губастому.

132 Я очень часто вспоминаю ~ в технике всемирной истории. — К.Н.Леонтьев в последние годы интересовался социализмом. Он писал К.А.Губастову 15 марта 1889 г. из Оптиной Пустыни: «Я того мнения, что социализм в XX и XXI веке начнет на почве государственно-экономической играть ту роль, которую играло христианство на почве религиозно-государственной тогда, когда оно начинало торжествовать» (Леонтьев К.Н. Письма К.А.Губастову // Русское Обозрение. 1897. Май. С. 400-401).

133 Квадратные скобки Дурылина.

134 А. – В настоящее время достоверно раскрыть криптоним не представляется возможным.

135 Письмо вчера от Лели ~ Эфрос и Лундберг. — Леля — дружеское прозвище А.А.Сидорова. Абрам Маркович Эфрос (1888–1954) — искусствовед, переводчик, поэт; в 1918–1919 гг. — член президиума Комитета по охране художественных и научных сокровищ России. Известность Эфросу принес перевод «Песни Песней Соломона», выпущенный издательством «Пантеон» с предисловием В.Розанова (СПб., 1909; 2-е изд., испр. и доп. — 1910). Евгений Германович Лундберг (1883–1965) — прозаик, критик; друг и ученик Л.Шестова; автор, как и Розанов, журнала «Новый Путь».

136 Повечерие. — Ранний вариант: вечерня

137 Квадратные скобки Дурылина.

138 Старое. — Ранний вариант: прош<лое>

Публикация и примечания Анны Резниченко и Татьяны Резвых

Дом В.В.Розанова в Сергиевом посаде. 2015. Фото В.И.Кейдана

Дом В.В.Розанова в Сергиевом посаде. 2015. Фото В.И.Кейдана

М.В.Нестеров. Этюд к картине «Тяжелые думы. (Портрет С.Н.Дурылина)». 18 декабря 1922 года. Мемориальный архив МДМД

М.В.Нестеров. Этюд к картине «Тяжелые думы. (Портрет С.Н.Дурылина)». 18 декабря 1922 года. Мемориальный архив МДМД

С.Н.Дурылин. Троицкие записки. Конец записи от 22-го и начало записи от 26 января 1919 года (о смерти В.В.Розанова). Фрагмент. Автограф. МА МДМД

С.Н.Дурылин. Троицкие записки. Конец записи от 22-го и начало записи от 26 января 1919 года (о смерти В.В.Розанова). Фрагмент. Автограф. МА МДМД

В.В.Розанов в Сахарне (Бессарабия). Лето 1913 года

В.В.Розанов в Сахарне (Бессарабия). Лето 1913 года

В.В.Розанов. С вершины тысячелетней пирамиды. Фрагмент рукописи. 1918. Автограф. МА МДМД. Публикуется впервые

В.В.Розанов. С вершины тысячелетней пирамиды. Фрагмент рукописи. 1918. Автограф. МА МДМД. Публикуется впервые

Сергиев Посад. Красюковка. Дом, где жил и умер В.В.Розанов. 1928. Фото М.М.Пришвина

Сергиев Посад. Красюковка. Дом, где жил и умер В.В.Розанов. 1928. Фото М.М.Пришвина

С.А.Сидоров, С.Н.Дурылин, Г.Х.Мокринский. 1916. Сергиев Посад. Фонд фотодокументов МДМД. Публикуется впервые. На обороте — надпись рукой Дурылина: «С.А.Сидоров, я, Г.Х.Мокринский. В старой Лаврской гостинице, у Троицы, в 1916 году (Крещенье)»

С.А.Сидоров, С.Н.Дурылин, Г.Х.Мокринский. 1916. Сергиев Посад. Фонд фотодокументов МДМД. Публикуется впервые. На обороте — надпись рукой Дурылина: «С.А.Сидоров, я, Г.Х.Мокринский. В старой Лаврской гостинице, у Троицы, в 1916 году (Крещенье)»

Черниговский скит. Троице-Сергиева лавра. Начало XX века. ФФ МДМД

Черниговский скит. Троице-Сергиева лавра. Начало XX века. ФФ МДМД

Н.Н.Вышеславцев. Портрет о. Павла Флоренского. 9 сентября 1920 года. Бумага, карандаш. Мемориальная библиотека МДМД

Н.Н.Вышеславцев. Портрет о. Павла Флоренского. 9 сентября 1920 года. Бумага, карандаш. Мемориальная библиотека МДМД

Бывшее кладбище Черниговского скита. 12 мая 1929 года. Фото М.М.Пришвина. Литературный музей ИРЛИ. Текст Пришвина на обороте: «На фотографии — сохранившийся уголок кладбища Черниговского скита, ныне представляющий собой парк культурных развлечений и отдыха членов исправительного дома. Среди поверженных памятников находятся могилы Розанова и К.Леонтьева,  в расстоянии одна от другой аршина или двух. Могила Розанова теперь не сохранила никаких следов, но у меня имеется точный план, сделанный мной по указанию дочери Василия Васильевича Татьяны Васильевны. Чугунный памятник К.Леонтьева лежит на боку. Исправительный дом не смеет окончательно уничтожить кладбище без разрешения Главнауки, Главнаука не решается принять энергичные меры для охраны могил консервативных мыслителей»

Бывшее кладбище Черниговского скита. 12 мая 1929 года. Фото М.М.Пришвина. Литературный музей ИРЛИ. Текст Пришвина на обороте: «На фотографии — сохранившийся уголок кладбища Черниговского скита, ныне представляющий собой парк культурных развлечений и отдыха членов исправительного дома. Среди поверженных памятников находятся могилы Розанова и К.Леонтьева, в расстоянии одна от другой аршина или двух. Могила Розанова теперь не сохранила никаких следов, но у меня имеется точный план, сделанный мной по указанию дочери Василия Васильевича Татьяны Васильевны. Чугунный памятник К.Леонтьева лежит на боку. Исправительный дом не смеет окончательно уничтожить кладбище без разрешения Главнауки, Главнаука не решается принять энергичные меры для охраны могил консервативных мыслителей»

Сергей Павлович Мансуров. 1920

Сергей Павлович Мансуров. 1920

Оптинский старец о. Анатолий (Потапов). 1910-е годы. ФФ МДМД

Оптинский старец о. Анатолий (Потапов). 1910-е годы. ФФ МДМД

Н.С.Чернышев. Богоматерь. 1915. Бумага, карандаш. Собрание С.Н.Чернышева

Н.С.Чернышев. Богоматерь. 1915. Бумага, карандаш. Собрание С.Н.Чернышева

Братья Георгий и Сергей Дурылины. Конец 1910-х годов (1919?). Сергиев Посад. ФФ МДМД

Братья Георгий и Сергей Дурылины. Конец 1910-х годов (1919?). Сергиев Посад. ФФ МДМД

Рака преподобного Сергия в Троицком соборе. Фотография начала XX века

Рака преподобного Сергия в Троицком соборе. Фотография начала XX века

Н.С.Чернышев. Портрет пожилой женщины. 1915. Бумага, карандаши. Собрание С.Н.Чернышева

Н.С.Чернышев. Портрет пожилой женщины. 1915. Бумага, карандаши. Собрание С.Н.Чернышева

С.Н.Дурылин. Троицкие записки. Фрагмент записи от 2 февраля 1919 года. Автограф. МА МДМД

С.Н.Дурылин. Троицкие записки. Фрагмент записи от 2 февраля 1919 года. Автограф. МА МДМД

Г.Х.Мокринский в семье Сергеевых. 1910-е годы. ФФ МДМД

Г.Х.Мокринский в семье Сергеевых. 1910-е годы. ФФ МДМД

М.В.Нестеров. Портрет М.А.Новоселова. Копия. 1922. Бумага, карандаш. С авторской дарственной надписью М.А.Новоселову. Частное собрание

М.В.Нестеров. Портрет М.А.Новоселова. Копия. 1922. Бумага, карандаш. С авторской дарственной надписью М.А.Новоселову. Частное собрание

Титульный лист рассказа С.Дурылина «Жалостник». Издание Религиозно-философской библиотеки. М., 1917. С авторской дарственной надписью Т.А.Сидоровой-Буткевич и А.А.Сидорову (публикуется впервые); владельческими инскриптами Т.А.Сидоровой и А.А.Сидорова. МБ МДМД

Титульный лист рассказа С.Дурылина «Жалостник». Издание Религиозно-философской библиотеки. М., 1917. С авторской дарственной надписью Т.А.Сидоровой-Буткевич и А.А.Сидорову (публикуется впервые); владельческими инскриптами Т.А.Сидоровой и А.А.Сидорова. МБ МДМД

Татьяна Васильевна Розанова. 1915

Татьяна Васильевна Розанова. 1915

Юрий Александрович Олсуфьев с сыном Мишей. [1910-е годы]

Юрий Александрович Олсуфьев с сыном Мишей. [1910-е годы]

Ю.А.Олсуфьев. Кто вкладчики воздуха №1479 и покрова №1541 в музее б. Троице-Сергиевой Лавры? [Сергиев Посад], 1924. С владельческим автографом С.Дурылина. МБ МДМД

Ю.А.Олсуфьев. Кто вкладчики воздуха №1479 и покрова №1541 в музее б. Троице-Сергиевой Лавры? [Сергиев Посад], 1924. С владельческим автографом С.Дурылина. МБ МДМД

Н.С.Чернышев. Озеро. Пейзаж. 1914. Акварель. Собрание С.Н.Чернышева

Н.С.Чернышев. Озеро. Пейзаж. 1914. Акварель. Собрание С.Н.Чернышева

Титульный лист брошюры С.Дурылина «Град Софии. Царьград и святая София в русском народном религиозном сознании». М., 1915. (Серия «Война и культура»). С авторской дарственной надписью Т.А.Сидоровой (публикуется впервые). МБ МДМД

Титульный лист брошюры С.Дурылина «Град Софии. Царьград и святая София в русском народном религиозном сознании». М., 1915. (Серия «Война и культура»). С авторской дарственной надписью Т.А.Сидоровой (публикуется впервые). МБ МДМД

С.Н.Дурылин. Церковь. 1910-е годы. Набросок графитовым карандашом. МА МДМД

С.Н.Дурылин. Церковь. 1910-е годы. Набросок графитовым карандашом. МА МДМД

Николай Николаевич Страхов. 1895. Ясная Поляна

Николай Николаевич Страхов. 1895. Ясная Поляна

Гефсиманский скит в Сергиевом Посаде. Могила В.В.Розанова (слева) и надгробие на могиле К.Н.Леонтьева (справа)

Гефсиманский скит в Сергиевом Посаде. Могила В.В.Розанова (слева) и надгробие на могиле К.Н.Леонтьева (справа)

Письмо В.В.Розанова С.Н.Дурылину (?) от 16 апреля 1917 года. Автограф. МА МДМД. Публикуется впервые

Письмо В.В.Розанова С.Н.Дурылину (?) от 16 апреля 1917 года. Автограф. МА МДМД. Публикуется впервые

Отец Алексий (Мечев). 1923. Москва. ФФ МДМД

Отец Алексий (Мечев). 1923. Москва. ФФ МДМД

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru