А.Александров

«Пусть Бог смилуетcя над Вами, над нами, над несчастной Россией…»

В.В.Розанов и А.А.Измайлов после октября 1917 года

Взаимоотношения известного в начале XX века критика и прозаика Александра Алексеевича Измайлова (1873–1921) и философа, публициста Василия Васильевича Розанова (1956–1919) уже становились объектом внимания исследователей¹. В розановском альбоме с письмами сохранилась вклейка с характеристикой, данной Измайлову Розановым: «Измайлов А.А. прелестный» (РГАЛИ. Ф.419. Оп. 1. Ед.хр. 724). Такая оценка совсем не случайна. Измайлов был одним из активнейших рецензентов книг Розанова. С 1909 по 1913 год — период наиболее интенсивного общения литераторов; Измайлов рецензирует практически все розановские труды, выходившие в это время: «Итальянские впечатления» (СПб., 1909), «Когда начальство ушло» (СПб., 1910), «Темный лик: Метафизика христианства» (СПб., 1911), «Люди лунного света: Метафизика христианства» (СПб., 1911), «Уединенное» (СПб., 1912), «Письма А.С.Суворина к В.В.Розанову» (СПб., 1913). А книга Измайлова «Помрачение божков и новые кумиры» (М., 1909) удостоилась, в свою очередь, рецензии Розанова — «Критик русского decadence’a» [Русское слово. 1909. 29 сент. (№222)]. Но отношения Измайлова и Розанова не были ограничены лишь профессиональной областью. Без преувеличения можно сказать, что их связывала настоящая дружба. В своих письмах (безусловно, и при личном общении) Розанов посвящал Измайлова в интимные стороны своей семейной жизни. О степени доверительности их отношений можно судить по письму Розанова конца 1911 года, в котором он рассказывает Измайлову о своих пожеланиях на случай смерти: «Чувствуя, что время скоро издыхать, заворачиваю оглобли (литер<атурно>) к попам. Они будут отпевать. И как Вы меня переживете, то вот просьба (на случай): чтобы ни венков, ни проводов (особ<енно> литературных), и чтобы все так, безмолвно и уединенно (и чтобы ни одной речи на могиле: выскочу из могилы и буду драться). А чтобы дроги, и плохонький гробик, и плетутся сзади 2-3 старушки да мои детишки, да хоть Вы, но при условии сокрытия, что Вы — литератор»².

Между тем их неопубликованная переписка³, а также обнаруженные новые архивные материалы позволяют расширить представления о творческих взаимосвязях двух современников, об их жизни и судьбе, в частности в послереволюционные годы.

Как известно, Розанов в конце августа 1917 года при содействии единомышленников — П.А.Флоренского и А.А.Александрова покинул Петроград и переехал в Сергиев Посад — на Красюковку, где поселился с семьей в доме бывшего ректора Вифанской духовной семинарии Андрея Андреевича Беляева.

Измайлов продолжал редактировать газету «Петроградский голос»⁴, преодолевая все новые лишения: приостановление деятельности издания, штрафы, аресты сотрудников. Еще недавно «бульварная газета», в которой было зазорно печататься приличному литератору, «Петроградский голос» в 1917–1918 годах под руководством Александра Алексеевича превратился «в живой, интересный и опрятный по направлению литературный орган»⁵. В эти годы к работе в газете были привлечены известные писатели: А.В.Амфитеатров, А.И.Куприн, В.И.Немирович-Данченко, Ф.Сологуб, П.П.Гнедич, И.Н.Потапенко и др., редактором был инициирован авантюрный проект — создание коллективного «Романа 13-ти». В 1918 году «Петроградский голос» оставался одной из немногих уцелевших газет, предоставлявшей свои страницы бедствующим литераторам.

Не менее драматично разворачивались события и в Сергиевом Посаде, где зимой 1917–1918 года Розанов вместе со своей семьей, совершенно не приспособленный к жизни в провинции, «не имея ни запасов продуктов, ни дров»⁶, оказался в тяжелейшем положении.

В это время Василий Васильевич тщетно пытался найти заработок, в письмах к друзьям и бывшим коллегам обращался с просьбой о помощи. Несмотря на все трудности, в условиях жесточайших лишений Розанов затеял издание «Апокалипсиса нашего времени», отдельные выпуски которого распространялись и в Петрограде. Эти брошюрки были сигналом для друзей писателя о том, что он жив и продолжает работать⁷. О зиме 1918 года, отдельных трудностях и лишениях сохранились красноречивые показания в 6-7 выпусках «Апокалипсиса»:

«К читателю, если он друг. — В этот страшный, потрясающий год, от многих лиц, и знакомых, и вовсе неизвестных мне, я получил, по какой-то догадке сердца, помощь и денежную, и съестными продуктами. И не могу скрыть, что без таковой помощи я не мог бы, не сумел бы перебыть этот год. Мысли, и страхи, и тоска самоубийства уже мелькали, давили. <…> За помощь — великая благодарность; и слезы не раз увлажняли глаза и душу. “Кто-то помнит, кто-то думает, кто-то догадался”. <…> Устал. Не могу. 2-3 горсти муки, 2-3 горсти крупы, пять круто испеченных яиц может часто спасти день мой. Что-то золотое брезжится мне в будущей России. Какой-то в своем роде “апокалипсический переворот” уже в воззрениях исторических не одной России, но и Европы. Сохрани, читатель, своего писателя, и что-то завершающее мне брезжится в последних днях моей жизни»⁸.

Однако 6-7 выпуски «Апокалипсиса» дойдут до Петрограда только в июле-августе 1918 года, до этого же времени о положении Розанова долетают только отдельные и крайне неопределенные слухи, далекие от истинного бедственного положения писателя. Например, в мае 1918 года в «Петроградском голосе» появились две заметки об «Апокалипсисе», в одной из которых неопределенно сообщалось: «Это — как бы естественное продолжение нашумевших “Уединенного” и “Опавших листьев”. Это не фельетоны, это только наброски, парадоксы, темы, мимолетные думы, из которых, правда, почти каждую можно обратить в фельетон <…> Хаотически несется мысль Розанова, смятенного, сокрушенного обстоятельствами, может быть, испытавшего уже и холод и голод»⁹.

В письме от 28 июня 1918 года Измайлов пишет: «Что Вы? Как Вы? Прошла ли для Вас та проклятая жуть, какой на меня повеяло от Вашей критики на полях “Апокалипсиса”? <…> У нас в СПб настоящий голод, размеров к<ото>рого никогда я не предусматривал в самом страшном своем сне <…> Что Ваш “Апокал<ипсис>”? Я не знаю его далее, кажется, 5-й брошюрки. Продолжаете ли Вы его? <…> Был бы счастлив, если мог в св<оей> газете с Ваших слов сообщить бульшую правду о Вас»¹⁰.

На это сообщение Розанов, всегда с большим вниманием относившийся к откликам на собственные труды, не мог не отозваться. В недатированном (предположительно — середина июля 1918 года) и пространном ответе, названном самим писателем «историческим» и подсказанным «небом», он сообщает об апокалипсическом перевороте, совершившемся, прежде всего, в его душе, пишет о кардинальном пересмотре взглядов на еврейский вопрос, распоряжении уничтожить собственные книги, написанные «против евреев и <…> в связи с процессом Бейлиса». В этом же письме философ дает разъяснения мотивам, побудившим его к созданию «Апокалипсиса нашего времени»:

«<…> я перечитал, в Евангелии Матфея, глава 24, и в Евангелии Луки, не помню главы, — слова Христа о разрушении Иерусалима, а затем еще страшнее — глава 2-ая Второго послания Апостола Павла к Фессалоникийцам о (будто бы!!) “Втором пришествии” Антихриста на землю — и мне стала до того ясна и очевидна картина всего “первого-то пришествия”: что я только диву дался: “да как же это богословы, столько жевавшие и пережевывавшие” все Евангелие, все священные вообще книги, ничего не видели, ничего вообще не усмотрели. Прямо во исполнение, простите, дерзких слов Христа: “Вы будете видеть и не увидите, вы будете слышать и не услышите”. Все прямо написано. Все прямо есть. Все прямо сказано. <…> Совершилось именно планетное дело, именно космогоническое дело <…> Действительно, действительно времена Апокалипсиса»¹¹.

Это исповедальное письмо, в свою очередь, не оставило равнодушным Измайлова, который, получив 6-7 выпуски «Апокалипсиса», мог одним из первых ознакомиться с откровениями «странной и мечущейся души». Печатный отклик критика не заставил себя долго ждать; статья «Закат ересиарха: (В.В. Розанов и его “Апокалипсис”)» появилась в 143-м номере «Петроградского листка». В этой статье критик обращается к темам, затронутым в письме Розанова, рассуждает о решении философа уничтожить издания, «написанные против евреев», дает высочайшую оценку дарованию Розанова: «Без всякого сомнения, первый сейчас по углубленности, по еретической силе отрицания, по образности и своеобразию философский ум, Ересиарх. И после смерти Лескова, никто так не годится на это амплуа, как он. Почти ницшеанские прозрения <…>»¹². По поводу 6-7 выпусков «Апокалипсиса» Измайлов замечает: «<…> Это уже не “писатель пописывает, читатель почитывает”, — это вопль тоски и отчаяния, который звенит над вашим ухом, потому, что не мог не вырваться <…>. Это “исповедь горячего сердца” по типу Мити Карамазова, — с лирикой, плачем, растерянными воззваниями к Богу, как с похмелья, — полурев, полурыкание и вот-вот полушепот, полубормотание»¹³. В своей заметке критик акцентирует внимание на бедственном положении Розанова: «Это книга великой муки, выстраданная и выплаканная писателем, который был отречен и отлучен и теперь — голоден»¹⁴.

В июльском письме Розанова к Измайлову прояснилась вся катастрофичность материального положения «сергиевопосадского затворника». В состоянии полной безнадежности он призывал своего корреспондента обратиться за помощью к когда-то крайне антипатичному и ненавистному С.М.Пропперу, владельцу «Бир-жевых ведомостей» (см. о нем в примеч. 10 к письму №3), который, впрочем, находился под арестом и помочь бы не смог. Измайлов, понимавший всю утопичность просьбы Розанова и безвыходность положения, обратился от его имени в Постоянную комиссию пособий нуждающимся литераторам при Академии наук, которая, судя по письму Измайлова от 26 июля 1918 года, выделила Розанову 100 рублей¹⁵.

По инициативе Измайлова Розанов также обратился в Литературный фонд с заявлением о выделении пособия. Документ сохранился в архиве Фонда:

«В Литературный Фонд.

Прошение о пособии коллежского советника

и газетного сотрудника Василия Васильевича Розанова.

Находясь в безвыходном положении вследствие полного прекращения какого-либо заработка, имея 63 года и страдая склерозом головного мозга, угрожающего мне постоянным ударом по приговору лечивших меня в Петрограде врачей А.Ш.Карпинского, Леон. Роб. Шернваля и Ал. Ст. Жихарева, — обремененный семьею из больной жены и пяти человек детей, — прошу покорно Литературный Фонд изыскать какой-либо способ длительно помочь мне дожить печальный остаток дней, посвященных всецело литературе. И в случае, если бы Литературному Фонду удалось назначить мне пособие, прошу выслать оное по адресу:

Сергиев Посад, Московской губернии Красюковка

Полевая улица, дом священника Беляева

Василию Васильевичу Розанову.

С почтением остаюсь Василий Розанов

28 июля 1918 года»¹⁶.

В июле и августе 1918 года в переписке литераторов заходит речь и о сотрудничестве Розанова в «Петроградском голосе», которое, впрочем, не состоялось из-за закрытия в августе всех «буржуазных» газет. Фельетон, высланный философом для публикации, так и не был напечатан. О положении дел в редакции Измайлов сообщал в письме от 11 августа: «Большая для меня всегда радость Ваше письмо или вообще Ваш присыл. Тяжело было бы теперь отказаться от этого большого утешения в совершенно безрадостном нынешнем существовании. <…> Ваш фельетон пришел на др<угой> день после закрытия бурж<уазной> печати. Закрыты и мы после штрафа в 5 т<ысяч>. Все это нам просто непосильно; мы изнурены пожаром, стихиями, общею бедностью, при к<оторой> газета — вредная роскошь. <…> Я — безработный, к<а>к и все кругом»¹⁷.

В августе до Розанова доходят первые деньги, которыми он сумел грамотно распорядиться¹⁸. Счастливый и глубоко благодарный своему петербургскому другу, он сообщал, что сумел приобрести творог и даже некоторое количество мяса, из которого удалось сделать суп и жаркое¹⁹.

В письмах июля — августа заходит речь об отношении к Розанову бывших соратников — «московских славянофилов», которые, как он отметил в августовском письме, «кроме одного Флоренского и С.Н.Дурылина, отвернулись, т.е. перестали вовсе здороваться»²⁰. Причиной этого стали резкие перемены во взглядах писателя на «еврейский вопрос», публикация «Апокалипсиса». В одном из писем Розанов оговорился, что и многие ранние его статьи недопонимались: «Я не понимаю: евреи или не понимают себя, или забыли свою историю, или слишком развращены русскими. Иначе ведь они должны бы, уже со статей в “Новом Пути” — обнять мои ноги. Я же чистосердечно себя считаю… почти не “русским писателем”, но настоящим и воистину последним еврейским пророком. Люблю же их беззаветно»²¹. В свою очередь Измайлов, работавший долгие годы в либеральных «Биржевых ведомостях» и всегда относившийся индифферентно к проявлениям национализма, считая подобные взгляды предубеждениями²², с недоумением встретил сообщение Розанова о его размолвке с московскими соратниками: «Поражен отнош<ением> к Вам “м<осковских> славянофилов”. Неужели и эти, знающие Вас, не способны смотреть выше уровня, на к<отором> поставлены глаза В<аших> литератур<ных> собратий? В моей душе как-то раз навсегда уместилось совсем особенное Вас восприятие, и меня не испугает никакой Ваш уклон, никакой выкрик»²³.

В октябре — ноябре 1918 года Измайлов и Розанов обменялись еще несколькими письмами. В посланиях к «сергиевопосадскому затворнику» Измайлов сообщал о новостях из Академической комиссии и Литературного фонда, интересовался судьбой «Апокалипсиса», говорил о положении дел в журналистике («бурж<уазной> печати нет и восстановл<ения> ее не видно»²⁴). О себе писал следующее: «Я безработен, уныл, проедаю что могу и читаю лекции перед кинема в народных представлениях. На душе тяжело. Если и возникнут газеты, — наша не сможет: она соверш<енно> разрушена и издатель банкрот. Был бы крайне рад Вашей вести. Уезжать из СПб все же не думаю»²⁵. В ноябрьском письме Измайлова (19 ноября 1918 года) речь заходит о назначении Литературным фондом Розанову пожизненной пенсии. Также критик сообщает о возникших возможностях по изданию собрания сочинений и о своей готовности вести такие переговоры от имени писателя.

Последнее письмо Розанова полно безнадежности и отчаяния, а «страшные, психозные»²⁶ ноты звучат в нем еще сильнее: «Нет не алжирский лев перед Вами умирающий от перепуга, а собака без папиросы (“одно утешение”, “один Дух утешитель”), и хватает собака за штаны доброго милого Ал<ександра> Алекс<еевича>»²⁷. Это письмо было, по-видимому, написано за несколько дней, а может быть, и часов до рокового апоплексического удара, случившегося 24 ноября и приковавшего Розанова к постели. Переписка оборвалась. Слухи о трагедии дошли до Петербурга. В начале 1919 года в первом выпуске журнала «Вестник литературы», где Измайлов некоторое время подрабатывал, появилась заметка, в которой он деликатно сообщал о состоянии здоровья писателя: «В.В.Розанов уединился в Сергиевом Посаде. Его “Апокалипсисов наших дней” вышло 9 выпусков. Последний конфискован и положил конец этим своеобразным фельетонам-пророчествам-оглядкам. Несколько статей его прошло в издании В.Ховина “Книжный угол”. Неожиданны его песни на старую тему о “неудавшемся христианстве”, но на новый лад… Последние сведения о его здоровье тревожны. В минувшем году он вкусил самой настоящей нужды»²⁸.

5 февраля Розанова не стало²⁹. На смерть друга критик отозвался некрологом, давая высочайшую оценку личности и творчеству мыслителя: Розанов «перестал быть человеком и стал явлением»³⁰.

Измайлов пережил Розанова на два года. С августа 1918-го до своей смерти он существовал на случайные заработки, которые получал от чтения лекций в кинематографах перед сеансами³¹, писал статьи (опубликовать удалось лишь немногие), продолжал писать книгу о Лескове³², сотрудничал в журнале «Вестник литературы» (1919). О работе литератора в Советской России упоминал В.Ф.Боцяновский: «После Октябрьской революции Измайлов посвятил себя культурно-просветительской работе. В качестве лектора он прочитал не менее 1000 лекций в целом ряде кино на литературно-общественные темы. Руководил литературным кружком в одном из клубов Балтфлота и вел занятия с группой курсантов по обучению технике газетного дела в Институте журнализма <…> В последние годы жизни (1918–1921 гг.) его обеспечением был паек, который он получал из КУБуча и Балтфлота»³³.

Критик с ужасом смотрел на то, что происходит в литературном мире: на глазах рушилось все, чему он посвятил свою жизнь. В уже упомянутой статье в «Вестнике литературы» он писал: «В великолепной книжной сокровищнице С.А.Венгерова, на длинном столе увидел я последние, — от сентября прошлого года — книжки “Рус<ского> Богатства”, “Рус<ской> Мысли”, “Вестника Европы”, — и чуть не заплакал. Кладбище! <…> Мертвецы с вытянувшимися лицами… Прошел лишь год, — “и что же осталось от светлых, гордых сих мужей!”… Была русская литература, и нет ее. Возникнет, воскреснет, не может умереть, — но увидите ли вы, увижу ли я день ее воскресения?»³⁴ В 1919–1920 годах Измайлов активно переписывался с Э.Ф.Голлербахом, с которым его сблизил интерес к личности и творчеству В.В.Розанова³⁵. На вышедшую статью искусствовед отозвался так: «Милый Александр Алексеевич, неужели все сгинуло безвозвратно? Подумайте, Вы говорили некогда о литературном безвременьи. По моему глубокому убеждению, никакого безвременья не было. Беллетристика потеряла Чехова, философия — Вл. Соловьева, догорал (как художник) Л.Толстой, но ведь какой ослепительной кометой ворвался и расцвел Розанов. А разве Андреев, Куприн, Сологуб, Зайцев, Мережковский, Гиппиус не большие, не сильные люди? Может быть, не сильные, но большие, наверное. Полагаю, что Вы клевещете на себя, уверяя, что “едва теплите” духовную жизнь. Знаю по опыту, как нудно и тяжко влачить теперь существование, и сочувствую. Но неугасима, неистребима духовная жизнь. Тлеет под пеплом. Мы только временно принуждены унести “зажженные светы в катакомбы, в пустыни, в пещеры”»³⁶.

Один из посетителей Измайлова описывает плачевное и унизительное положение литератора: «Последний раз я был у него за месяц до смерти. Он чувствовал себя плохо, сидел дома, в черном, так странно на нем сидевшем френче, в валенках и старом-старом пальто. <…> И как-то особенно долго и много жаловался на трудную и тяжелую жизнь»³⁷.

Умер критик 16 марта 1921 года. Похоронен на Смоленском кладбище. «На похоронах присутствовали: Федор Сологуб, Иероним Ясинский и профессор Сперанский. Гроб был опущен в полном молчании: Александр Алексеевич завещал на могиле ничего не говорить»³⁸.

Выражаю глубокую благодарность сотрудникам Литературного музея Пушкинского Дома Петру Васильевичу Бекедину и Валентине Сергеевне Логиновой за помощь в подборе иллюстраций, а также научному сотруднику Блоковской группы Пушкинского Дома Елене Ивановне Гончаровой — за внимательное прочтение публикации.

Примечания

1 См., напр., обстоятельную статью А.В.Ломоносова (Розановская энциклопедия / Сост., гл. ред. А.Н.Николюкин. М., 2008. Стб. 420-426); о роли Измайлова в жизни Розанова в 1917–1919 гг. см. также: Розанов В. Письма 1917–1919 годов / Вступ. ст., публ., примеч. Е.В.Ивановой // Литературная учеба. 1990. Кн. 1. С. 70-88; Фатеев В.А. Жизнеописание Василия Розанова. СПб., 2013. С. 954-999.

2 РО ИРЛИ. Ф.115. Оп. 3. Ед.хр. 280. Л. 59-60об.

3 Письма Розанова к Измайлову хранятся в фонде Измайлова в ИРЛИ (Ф.115. Ед.хр. 280), письма Измайлова к Розанову — в РГАЛИ (Ф.419. Ед.хр. 276, 467). Отдельные письма Розанова к Измайлову опубликованы: Письма В.Розанова к Измайлову (1909–1918) / Публ. Д.Перчонка // Новый журнал. 1979. Кн. 136. С. 121-126. Эта выборочная публикация со значительными купюрами, неверными датировками и неточностями осуществлена по «архиву А.Аронсона» (С.121). В настоящей публикации все письма печатаются по первоисточникам.

4 После массового закрытия всех «буржуазных» газет 18 ноября 1917 г. газета «Петроградский листок» с 19 ноября была переименована в «Петроградский вестник» (вышло 2 выпуска). С 30 ноября вплоть до закрытия в августе 1919 г. газета выходила под названием «Петроградский голос». Подробнее о работе Измайлова на посту редактора см.: Александров А.С. Измайлов — реформатор «Петроградского листка» (1916–1918) // Русская литература. 2008. №4. С. 133-142; Федор Сологуб и Ан. Н. Чеботаревская: переписка с А.А.Измайловым / Публ. М.М.Павловой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1995 год. СПб., 1999. С. 180-181, 286-287.

5 Кауфман А. Памяти Измайлова // Вестник литературы. 1921. №3 (27). С.13.

6 Фатеев В.А. Жизнеописание Василия Розанова. С.961.

7 В 1918 г. в Петрограде неоднократно возникали слухи о расправе над журналистами правых изданий. Например, в мае 1918 г. в «Петроградском голосе» сообщалось: «Куда делись наши правые беллетристы, публицисты, философы <…>. Почти все без исключения они молчат, отойдя куда-то в сторону, может быть, уехав, может быть нуждаясь. Отшельником живет в Царском Меньшиков и молчит. Бориса Суворина успели уже похоронить, но, кажется, слухи эти “несколько преувеличены”» ([Б. п.]. Литературный календарь : «Апокалипсис наших дней» // Петроградский голос. 1918. 25 мая. (№89). С.2). А осенью 1918 г. литературный Петроград содрогнется от вестей о расстреле

20 сентября публициста М.О.Меньшикова на берегу Валдайского озера на глазах его шестерых детей (см. об этом: Меньшикова М.В. Как убили моего мужа, М.О.Меньшикова в г. Валдае Новгородской губ. / Записала Л.И.Веселитская-Микулич // М.О.Меньшиков: Материалы к биографии: [Сб. материалов]. М., 1993. С. 239-250. (Российский архив; [Т.] IV); Меньшикова О.М. Начало жизни // Наше наследие. 1997. №42. С. 42-47). Также в октябре 1918 г., по сообщениям З.Н.Гиппиус, в Петрограде распространилось известие о расстреле Розанова: «Чудовищный слух, которому отказываешься верить: будто расстреляли В.В.Розанова, этого нашего, мало известного Европе, но талантливого писателя, русского Ницше» (Гиппиус З.Н. Собр. соч. Т.8. Дневники: 1893–1919. М.: Русская книга, 2003. С.447). Борис Алексеевич Суворин (1879–1940) — сын известного журналиста и издателя Алексея Суворина, русский журналист, писатель, издатель, умер в эмиграции (Панчево, Югославия).

8 Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени // Собр. соч. [Т.12] / Сост. А.Н.Николюкина и П.П.Апрышко. М., 2000. С. 43-44.

9 [Б. п.]. Литературный календарь: «Апокалипсис наших дней». С.2.

10 Письмо №2 наст. публ.

11 Письмо №3 наст. публ.

12 Измайлов А.А. Закат ересиарха: (В.В.Розанов и его «Апокалипсис») // Петроградский голос. 1918. 30 июля. (№143). С.2.

13 Там же.

14 В письме от 31 июля 1918 г. Измайлов добавлял: «Не посердитесь на посылаемую статейку. Она диктована добрым к Вам чувством, но в ней есть неприятные для Вас (своей искренностью) строки. Простите, но только так, мне думалось, можно было рассказать широким массам о Вашей нынешней жизни и косвенно побудить друзей Ваших помочь Вам в трудный час. Очень прошу извинить, если сделал это с болью Вам» (см. письмо №6).

15 В письме от 26 июля 1918 г. Измайлов писал: «<…> без прямого В<ашего> разрешения я от В<ашего> имени обратился в “Постоянн<ую> Комиссию пособий нужд<ающимся> литераторам при Акад<емии> Наук” (в коей состою членом. Председатель Нестор Александр<ович> Котляревский). Высланные Вам 100 р. идут оттуда» (см. письмо №4).

16 РО ИРЛИ. Ф.155 (Литературный Фонд). Журнал №18 от 20 августа 1918. Л.27. В журналах заседаний Литературного фонда сохранились 3 записи с решением об оказании В.В.Розанову финансовой помощи. От 20 августа 1918 г.: «Прошение В.В.Розанова: страшно бедствует; живет в Сергиевской Лавре. Измайлов поддерживает ходатайство. Определили: выдать пособие на три месяца по 100 руб. 300 руб. продолж<ающееся> пос<обие>. Ордер №233» (Там же. Л.2об.). От 25 декабря

1918 г.: «Сообщение С.А.Венгерова о крайне стесненных обстоятельствах В.В.Розанова. Определили: Выдать 200 руб. на 2 месяца. Ордер №35 (Там же. Журнал №3 от 25 декабря 1918. Л.2). От 12 февраля 1919 г.: «Розанов В.В. Тяжело болен. Нуждается в помощи. Сообщение Ховина об обстоятельствах, в которых находится Розанов в Сергиевом Посаде. Определили: выдать 300 руб. бесср<очной> ссуды. Ордер №77» (Там же. Журнал №6 от 12 февраля 1919. Л.2).

17 Письмо №9.

18 Известно, что Розанов не всегда удачно распоряжался деньгами, присланными ему в 1918 г., см. свидетельства С.Н.Дурылина: «Однажды в холодную осень 1918 г. вижу, он в плаще, худой, старый тащится по грязи по базарной площади Посада. В обеих руках у него банки <…> Обе банки были с кубиками сушеного бульона “Магги”. Я с ужасом глядел на него. Он истратил на бульон все деньги, а “Магги” был никуда не годен — и вдобавок подделкой» (Дурылин С.Н. В своем углу: из старых тетрадей / Вступ. ст. Г.Е.Померанцевой; Сост., примеч. Е.И.Любушкиной; Публ. А.А.Виноградовой. М., 1991. С.215).

19 См. письмо №10.

20 См. письмо №8.

21 См. письмо №7.

22 Ср., напр., мнение Измайлова о националистических взглядах Суворина: Аякс [Измайлов А.А.]. На распашку: (А.С.Суворин в переписке с В.В.Розановым) // Биржевые ведомости. Веч. вып. 1912. 21 дек. (№13311). С. 5-6.

23 Письмо №9.

24 Письмо №11.

25 Там же.

26 См.: Измайлов А.А. Закат ересиарха († В.В.Розанов) // Творчество (Харьков). 1919. № 5–6. С. 27-30. Цит. по: В.В.Розанов: pro et contra: (личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей). Т.2 / Подгот. В.А.Фатеев. СПб., 1995. С.99. («Русский путь»).

27 Письмо №15.

28 Измайлов А.А. Что делается в литературе // Вестник литературы. 1919. № 1-2. С.8.

29 Известно, что в январе Розанов написал ряд «предсмертных» писем, обращенных к литераторам, коллегам, друзьям, см.: Розанов В. Письма 1917–1919 годов / Вступ. ст., публ., примеч. Е.В.Ивановой. С. 70-88.

30 Измайлов А.А. Закат ересиарха: († В.В.Розанов). С.91.

31 Колоритную зарисовку таких лекций сохранил в своих воспоминаниях В.Ф.Боцяновский: «Больше всего удручали восседавшие в первых рядах “папиросники”, мальчишки от 9-ти до 14 лет. Они <…> приходили сюда развлекаться. Им ведь интересно смотреть картину, а не слушать, что говорит какой-то “оратель”. Известный <…> критик А.А.Измайлов как-то даже подслушал относительно себя описательное название: “Который из Форума”. Ударение на “у”. “Форум” — это кино на Васильевском острове, где он читал. За шесть лет такой работы мы завоевали себе известность, какой пользуются сейчас очень не многие конферансье» [Боцяновский В.Ф. На культурном фронте в 1918 году: (Из воспоминаний участника). Автограф <1938 г.> (РО ИРЛИ. Ф.439. Оп. 1. Ед.хр. 66. Л.4. Цит. по: Воспоминания В.Ф.Боцяновского о Федоре Сологубе, Евтихии Карпове, Александре Измайлове / Вступ. ст., подгот. тек-ста и коммент. А.С.Александрова // Русская литература. 2012. №3. С. 178-179].

32 См.: Измайлов А.А. Лесков и его время / Подгот. текста, преамбула А.С.Александрова (в соавт. с О.Л.Фетисенко) // Н.С.Лесков: классик в неклассическом освещении / Отв. ред. О.Ф.Фетисенко. СПб., 2011.С. 157-440.

33 Боцяновский В.Ф. А.А.Измайлов: Заметка: [Черновая рукопись] // РО ИРЛИ. Ф.439. Оп. 1. Ед.хр. 37. Л. 4-4об.

34 Что делается в литературе // Вестник литературы. 1919. № 1-2. С.7. Неточно цит. «Полтава» А.С.Пушкина: «Прошло сто лет — и что ж осталось / От сильных, гордых сих мужей...»

35 Э.Ф.Голлербах (1895–1942), автор ряда книг о В.В.Розанове (см., напр.: Голлербах Э.Ф. В.В.Розанов. Личность и творчество. Пг., 1918. 50 с.). Многие материалы и личные воспоминания, полученные от Измайлова, дали ему возможность дополнить свою монографию о философе (см: Голлербах Э.Ф. В.В.Розанов. Жизнь и творчество.

Пб., 1922. 110 с.). См.: «Rosanoff est mort — vive Rosanoff…»: Переписка Э.Ф.Голлербаха с А.А.Измайловым / Вступ. ст., подгот. текста и коммент. А.С.Александрова // Русская литература. 2015. №1. С. 182-197.

36 Письмо Э.Ф.Голлербаха к А.А.Измайлову от 12 сентября 1919 г. // РО ИРЛИ. Ф.115. Оп. 3. Ед.хр. 93. Л. 11-12. Опубл.: «Rosanoff est mort — vive Rosanoff…». С.193. Цит. стихотворение В.Я.Брюсова «Грядущие гунны» (1905).

37 Андрей Скорбный [В.В.Смиренский]. Александр Алексеевич Измайлов. Пг., 1922. С. 17-18.

38 Там же. С.20.