Журнал "Наше Наследие"
Культура, История, Искусство - http://nasledie-rus.ru
Интернет-журнал "Наше Наследие" создан при финансовой поддержке федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Печатная версия страницы

Редакционный портфель
Библиографический указатель
Подшивка журнала
Книжная лавка
Выставочный зал
Культура и бизнес
Проекты
Подписка
Контакты

При использовании материалов сайта "Наше Наследие" пожалуйста, указывайте ссылку на nasledie-rus.ru как первоисточник.


Сайту нужна ваша помощь!

 






Rambler's Top100

Музеи России - Museums of Russia - WWW.MUSEUM.RU
   
Подшивка Содержание номера "Наше Наследие" № 111 2014

Александр Гладков

Александр Гладков

«Всего я и теперь не понимаю»

 

Из дневников. 1940

© Гладков А.К., наследники, 2014.

Комментарии Сергея Шумихина

Продолжение. Начало см.: Наше наследие. №№ 106–110.

Январь

4 января

На фронтах в Финляндии, по оперативной сводке, не произошло ничего существенного. Снова слух об опале Штерна, ввиду неудач на фронте.

Мороз. <...>

6 января

Вчера был на даче и вернулся к вечеру. Вечером у Мартынова. Он назначен режиссером-ассистентом в картину Барнета «Старый наездник» по сценарию Эрдмана. Я прочитал сценарий. Это довольно смешная комедия положений, без претензий и сатирических ноток. Прочитал я и интереснейшую книгу Шапшала «Лошадь столетия» — историю жизни знаменитого Крепыша1. Андрею эту книгу дал Эрдман, увлекающийся бегами.

Морозы становятся все сильней.

 

10 января

Сегодня в сводке странная фраза: наши части после боев несколько отошли на восток. Неужели общее отступление? Могучей Красной Армии перед финнами? Невероятно.

Мороз не ослабевает. По слухам, из-за недостатка топлива уже третий день стоит «Красный богатырь» и ряд цехов Электрозавода и другие крупные предприятия. Закрыты катки и бани. Трамваи ходят со страшными интервалами. Метро переполнено.

Второй день в булочных почти нет хлеба, не говоря уже о других продуктах. Нынче в метро слышал разговор о том, что на Солянке в очереди замерзла женщина.

Вечером ко мне приехала Надя и привезла мне кучу бутербродов, а я действительно сидел без еды.

Ей надо было вернуться домой, я пошел ее провожать к трамваю, и мы чуть не закоченели, ожидая его чуть ли не полчаса.

У всех настроение уныния. Это все тем более неожиданно, что осень шла под знаком наших бескровных побед и надежд на новые.

Только Надя весела и сияет.

 

11 января

Может быть, обратиться к историческим темам для пьес? Тут отпадут многие трудности, которые мешают мне в «Грузинских ночах» и других сюжетах. У меня давно уже на примете такие темы: Савва Морозов и 1905 год, Наполеон, Суворов и Надежда Дурова (для героической комедии). Но историческую пьесу трудно провести на сцену.

 

12 января

Снят нарком вооружений М.Каганович. Вместо него назначен Шахурин2.

Мне нужно освободить нижнюю комнату для оклейки ее обоями перед переездом туда Дехтерёвых. Пока они освободили маленькую комнату, и я полдня таскаю туда свои вещи. Когда будет отремонтирован низ, то они освободят большую верхнюю комнату, и я перееду туда. Я купил у них их тахту, чтобы не таскать ее, а они покупают себе новую, двойную.

А сегодня я сплю на полу, ибо завалил кровать в маленькой комнате книгами.

Звонила Надя, хотела приехать, но я ее отговорил: неприлично заниматься любовью в двух шагах от Дехтярёвых.

 

22 января

<...> Вечером в Москве вместе с Надей разбираем и ставим на полки книги. Оказывается, она довольно много читала. Например, ей нравится Дос Пассос <...>

 

24 января

Весь день у меня Надя. Что-то затянулся наш «медовый месяц». Ее признанье, что она рассказала все сестре. Вернее, та догадалась и насела на нее. «Да, у меня есть любовник…» Та сначала в ужасе, потом — ничего. И вот, хочет познакомиться. Кажется, этого не избежать.

Надо было, конечно, ожидать чего-то подобного, но меня это огорчило и смутило.

Что я ей буду говорить? Не могу же я рассказать, что Надя сама взяла меня, как это было?

А Надя ничуть не смущена и даже полна каким-то азартом.

 

25 января

Со вчерашнего дня все продукты подорожали на 30–35%.

В Загорянке у мамы на именинах.

Вечером продолжаю разбирать книги.

Звонила Надя от сестры, но я отмотался.

 

26 января

Дочитал «Жизнь Арсеньева» Бунина. Конечно, это очень хорошо написано, но, признаюсь, я ожидал большего, а, м.б., и другого. В этой книге нет ничего неожиданного, а большое искусство должно быть всегда неожиданным. Если хорошему стилизатору дать задачу «написать под Бунина», то вот так он, наверно, и напишет. Это Бунин, который пишет «под Бунина». А я ждал откровения. Хотелось обомлеть, растеряться, быть ошеломленным. Этого не случилось. В книге как-то нет совсем очень важного в русской литературе элемента (и в искусстве прежнего Бунина) — художнической беспощадности, т.е. не нравственной беспощадности, что нашей литературе несвойственно, а беспощадности художнического зрения. Старик вспоминает только то, что ему вспоминать приятно. А ожидаешь того, заветного: «И молча жалуюсь, и молча слезы лью, но строк постыдных не смываю»...3

И все-таки хорошо. Но не так хорошо, как этого ждал. Наверно, когда стану перечитывать уже с этим новым чувством, что ничего особенного не надо ждать, то книга понравится больше: превосходны пейзажи, детали быта, изощренность зрительной памяти.

 

27 января

Утром в читальне. Днем у меня Надя. Обещаю придти к сестре.

Вечером в Театр-клубе лекция о Пастернаке. Читаю его стихи.

Со всех сторон слухи о расправе со многими участниками войны в Испании: аресты, исчезновения в лагерях, расстрелы... Это, конечно, чудовищно, но наша привычка к подобному так велика, что мало кто позволяет себе возмущаться: выслушают, промолчат, а некоторые недалекие люди даже восклицают о подлых изменниках.

 

28 января

Снежно и тепло.

На фронтах по-прежнему, т.е., видимо, неважно.

Продолжают забирать в армию все возрасты: на днях взяли из Театр-клуба талантливого парня Цедурского. Продовольственный кризис в Москве не уменьшается, хотя хлеба достаточно. Несмотря на повышение цен, сахара и колбасы в магазинах нет, как нет и водки.

 

30 января

Понемногу обживаюсь в верхней большой комнате. Мой спартанский станок, на котором я спал два года, сменила мягкая и широкая дехтерёвская тахта. Надя чувствует себя у меня как дома и не обращает никакого внимания на постные лица моих сожителей. Удивительно легкий характер. Когда я вспоминаю ее рассказ о том, как она заявила сестре: «Да, у меня есть любовник» — хохочу. Ей нравится именно это: у нее — любовник, она — любовница... <...>

 

Февраль

3 февраля

Вчера был у Надиной сестры. Вначале разговор был трудный, потом Надя сама пошла на Варю (так зовут сестру) в атаку, и та стала сдавать позиции. Верх взяло любопытство. Варя недурна, но темная шатенка и совсем не похожа на Надю. Ей лет 27–28, т.е. она моих лет.

Дело решило мое близкое знакомство с некоторыми киноактерами, о которых она стала меня расспрашивать. Кстати, эта сторона моей жизни Надю мало интересует. А сейчас Варе вообще не до Нади: муж отправлен на финский фронт. Была одна неловкая фраза Нади: «Я ей говорю, не выходи за военного», но проскочило.

Надя ушла вместе со мной, и поехали ко мне. Она уверяет, что я «понравился». Комната на Басманной, так своеобразно знакомая, меня раздразнила, и Надя осталась у меня до ночи.

 

14 февраля

<...> Снова морозы около минус 20о.

В газетах — 65-летие Качалова. Вчера слушал по радио юбилейную передачу. Иван Карамазов — хорошо, Ричард III — плоховато. Стихи Пушкина, Блока, Багрицкого, Маяковского — совсем плохо. Кокетство бархатным звуком, провинциальный вкус интонировки, полное отсутствие чувства стихотворного ритма <...>

 

18 февраля

На Карельском перешейке наши войска уже в 5 км от Выборга. Шведы отказали финнам в военной помощи. В газетах передовицы о хозяйственном соглашении с Германией. В них подчеркивается, что это соглашение разрушает блокаду Германии со стороны Англии. Мы будем поставлять в Германию сырье и продовольствие, а она нам машины и военное снаряжение. Упоминания о поставках продовольствия в обстановке продовольственного кризиса внутри страны мне кажутся довольно неосторожными. Бродивший в Москве слух о крушении под Люберцами воинского эшелона подтверждается. Говорят о трех тысячах убитых.

Послал письмо Лёве.

Теплая погода сменилась снова морозами, но пока не сильными. У меня вечером Надя.

Слушали с ней по радио трансляцию для Германии «Валькирии». Исполняли артисты Большого театра. Вступительное слово говорил С.М.Эйзенштейн по-немецки. Его назвали доктором искусствоведческих наук. Он должен в следующем сезоне ставить «Валькирию» в Большом театре. Известно, что это любимая опера Гитлера, и, стало быть, все это своего рода политическая любезность. В Берлине поставили «Ивана Сусанина» и выпустили «Тихий Дон».

 

25 февраля

Пришла днем Надя в отчаянном настроении: ее отца переводят на Дальний Восток и семья настаивает, чтобы Надя ехала со всеми. Надины планы разрыва с семьей и прочее. Не знаю, что ей и посоветовать. Осенью она собирается поступать в институт, но она не готовится и, оставшись здесь, вряд ли будет готовиться. Ей не хочется со мной расставаться. Мне тоже.

Вечером едем на Басманную, и остаюсь там на ночь.

 

26 февраля

Весь вечер у меня Игорь. Он только что из Закавказья. Там напряженное положенье. Огромное сосредоточение войск. Ждут провокаций на иранской и турецкой границах. В Батум его не пустили: это сейчас закрытый город. На Кавказе менее голодно, чем в средней России, т.е. почти как в Москве. В Калуге очень плохо. Во многих провинциальных городах закрыты хлебные магазины (в Павлове, в Вятке) и хлеб выдают служащим на предприятиях. В других городах хвосты с ночи. Колхозники бегут в города, и в деревне не хватает рабочих рук.

Думаю о Наде. Они живут в казенной квартире, и если семья уедет, то у Нади нет крыши, кроме комнаты Вари, а стало быть, естественно, что она в конце концов переедет ко мне (когда вернется Варя с мужем), и, таким образом, я сам стану семейным человеком, чего я вовсе не хочу, хотя я привык к Наде и она мне мила.

 

Март

2 марта

Вместе с мартом вернулась зима. Легкий морозец. Идет снежок.

С Надей продолжаются трудные разговоры. Она то полна решимости остаться, наперекор отцу и матери, то впадает в отчаяние. На днях приезжает Варя. Уж не знаю, что она ей посоветует.

По словам Нади, сейчас на Дальний Восток переводятся и целые воинские части, и много новых назначений туда. Ее отец — артиллерист.

 

11 марта

Вчера умер Михаил Афанасьевич Булгаков. Он долго и тяжело болел. Ему было необходимо уехать лечиться в Италию, но его не пускали, как водится. Будто бы разрешение пришло, когда он был уже безнадежен <...>

 

12 марта

<...> Слух, что В.Э. жив и сидит в Бутырках4.

 

13 марта

Вчера в 3 часа ночи было объявлено, что только что подписан мирный договор. <...> По договору к нам переходит весь Карельский перешеек вместе с Выборгом и часть территории близ Северной Карелии. Кроме того, мы получаем в аренду полуостров Ханко. Область Петсамо, занятую нашими войсками, мы освобождаем.

В договоре нет ни слова о предыдущем «договоре», подписанном нами с правительством г-на Куусинена5. Это вызвало общее недоумение, отчасти насмешливое. Ведь перед этим это правительство усиленно пропагандировалось в прозе и стихах, и вдруг — молчок. Похоже <на то, как> исчез с политической арены Ежов. Умнее было бы как-нибудь это объяснить <...>

Весь вечер у меня Надя, строящая разные фантастические планы и заглушающая этим тоску разлуки. Она уезжает послезавтра. Решено, что я не приду ее провожать, чтобы меня не видели отец и мать и не помешали ее приезду весной или в начале лета. Это предложила она сама.

 

14 марта

Смотрим с Надей в кино «Истребители» по сценарию Ф.Кнорре6. Фильм довольно славный, хотя и подражающий американским образцам. Но в конце много фальши.

Потом идем ко мне. Все как обычно, но после первых объятий Надя вдруг начинает плакать, и я не могу ее утешить, наверно, целый час. Она плачет так горько, что я и сам начинаю волноваться.

Говорю ей всё, что может ее утешить: и о том, как хорошо мы встретимся, и как пройдет лето, и о том, как она выдержит в институт, но она всё плачет и плачет. Сказалось напряжение последних двух недель — эти слезы разрядка. Я уже готов что-то сделать решительное, чтобы остановить эти слезы. Но что? И я бормочу: «Надя, брось и не уезжай. Они посердятся и перестанут...» Она молчит и потом, чисто по-женски, начинает мне доказывать, что ей надо уехать, пусть ненадолго. Но ей приятно, что я так сказал. И она утешается.

Она звонит Варе и просит, чтобы та позвонила матери и сказала, что она будет ночевать у нее. Та, видимо неохотно, соглашается, и Надя остается. Пишу это, когда она побежала в магазин.

 

15 марта

Надя ушла рано утром. Простились нежно.

Днем я у больного Василия Юрьевича7. Он рассказывает, что будто бы, когда уже было ясно, что мы договоримся с Финляндией о мире, на штурм Выборга были брошены тысячи красноармейцев, погибших без всякого смысла, только для того, чтобы рапортовать о победе.

 

Будто бы конфискована только что вышедшая книга «Записи и дневники» Вахтангова из-за частых упоминаний имени Мейерхольда8. Ее отбирали уже с книжных прилавков. Театрам запрещено продавать «целевые спектакли», разные «места ударников» и пр., и это сразу ударило по сборам. Многие театры «горят». «Организованный зритель», который без разбора лопал все, что ему давали, развратил театры, снизил их творческую активность, отучил их думать о зрителе <...>

Звонок с вокзала Нади. Она уехала.

 

16 марта

Еще вчера среди дня почувствовал легкую боль в левом колене. Сначала не обратил внимания, но к уходу Игоря боль уже очень усилилась, а ночь я почти не спал. Колено распухло, жар. Днем, с помощью Кости Лаврова, которого я вызвал по телефону, иду в районную амбулаторию. Там меня бинтуют, дают порошки и велят лежать. Говорят, что это последствия ангины или гриппа, прошедшего незаметно <...>

 

17 марта

<...> Под вечер заснул, а проснувшись, узнал от Б.А.Дехтерёва, что приходила Таня К. и принесла мне изъятую книгу Вахтангова. Узнав, что я сплю, оставила книгу и ушла. Это неожиданно и очень мило с ее стороны. И без звонка.

Надя все дальше от меня, и я думаю о ней с грустной нежностью. Хочется даже позвонить Варе, хотя это бессмысленно и сказать мне ей нечего.

 

18 марта

Приехала мама и купила мне сахара, чая и пельменей. Теперь я буду сыт.

Книга Вахтангова довольно интересна.

Ноге моей полегче, но выходить мне нельзя: с трудом на нее ступаю.

 

19 марта

Одна из самых странных, удивительных и счастливых ночей в моей жизни...

Вчера ко мне в 8 часов вечера пришли некоторые участники «Героя»9 репетировать. Среди них и Таня К. Репетируем до 10 часов, потом все уходят, а Таня остается «на полчасика», чтобы развлечь больного. Я лежал одетый на тахте и забавлял ее разговором, в котором полушутливые лирические признания перемежались с байками и анекдотами.

Она сначала была оживлена, потом притихла. Горел только один электрический камин красноватым светом. Она сидела в кожаном кресле рядом с тахтой, так что я был в полутьме и она полуосвещена. Незаметно просидели так до полпервого. Она стала собираться домой. Я уговорил ее еще остаться, она осталась, потом выяснилось, что она уже опоздала на метро (она живет у Покровского моста). Идти пешком слишком далеко, и я уговариваю ее остаться до утра. <...>

Она ушла в половине восьмого. Я заснул, как убитый, а проснувшись, нашел на подушке ее волос и засмеялся от счастья.

 

21 марта

<...> Чувствую некоторое раскаяние из-за истории с Таней К. Ведь к той ночи Надя едва проехала половину дороги и даже сейчас еще в пути. Раскаянье, но не сожаление.

Днем таяло и пахло весной. На всех углах торгуют мимозой. Выходил ненадолго на Арбатскую площадь, в магазины. Ноге моей лучше. Читаю П.Маркова «Театральные портреты»10. И здесь чувствуются вырезанные абзацы о Мейерхольде.

 

28 марта

Скандал с послом Сурицем во Франции11. Он послал Сталину приветственную телеграмму, где употребил выражение «англо-французские поджигатели войны». В нашей внутренней пропаганде это клише, которое произносят, не вдумываясь в слова. Но дипломату следовало быть, видимо, осторожнее. И он объявлен «персоной нон грата» и будет принужден уехать из Франции <...>

 

Апрель

3 апреля

Письмо от Нади: длинное, нежное, противоречивое. Да, с ней мне было лучше всех в последнее время. Пишу ей ответ. Адрес «До востребования». Мне вдруг захотелось иметь ее фотографию, и я прошу ее прислать.

От Лёвы давно ничего нет. Что там с ним? <...>

 

6 апреля

<...> Ночью снова остро думаю о себе. Зима прошла в половых удовольствиях: все прочее — смутно и неясно. У меня своеобразный способ «спиваться» — не водка, а девки, но, в сущности, это то же самое...

 

11 апреля

В ночь на 9-е Германия стремительно и удачно оккупировала всю Данию и прибрежную часть Норвегии. Швеция декларировала нейтралитет. То же — Голландия и Бельгия. Этот удар принес Германии огромные стратегические преимущества. Она опередила союзников, которые долго раскачивались с минированием берегов Норвегии <...> Америка до осенних президентских выборов вряд ли вступит в войну, там еще сильны настроения изоляционизма.

 

12 апреля

Слышал с разных сторон, что Марина Цветаева живет в Москве и уже делает какие-то переводы для «Худлита». Поговаривают и о возвращении Бунина12. Журнал «Ленинград» напечатал 6 новых стихотворений Анны Ахматовой13. Стихи очень (и даже слишком) ахматовские. Я отчасти разочарован. Такое долгое молчание сулило что-то новое, но, вероятно, я не прав. Ивану <Пулькину> стихи очень нравятся. В Ленинграде должен вскоре выйти ее однотомник. Это будет огромная радость для всех, кто любит русскую поэзию14.

 

14 апреля

Годовщина самоубийства Маяковского. На Триумфальной площади заложен ему памятник. В Большом театре траурное заседание. Прошло десять лет! Как я хорошо помню те дни 1930 года. Для меня лично это все имело громадное значение, и когда-нибудь я об этом напишу.

Выпущен хроникальный фильм о Маяковском, впрочем, довольно скверный. Заметно мало упоминались на этот раз Брики. О.М.Брик даже не напечатал ни одной статьи. Монополистами поминовений были Асеев, Перцов, Кассиль. Лучшие стихи памяти Маяковского написал, конечно, Миша Светлов (напечатаны в «Литгазете»)15.

 

20 апреля

Сегодня получил из магазина «Оптика», что на ул. Горького напротив телеграфа, свои первые очки.

Ходить мне в них еще трудно, шатаюсь и оступаюсь, теряю чувство пространства. Чуть не попал под машину, переходя Газетный. Мир сквозь очки грубее и резче. Женщины некрасивы. Не знаю, как можно — носить очки и влюбляться. Пока надеваю их иногда, ненадолго.

 

 

Май

2 мая

Сегодня, бреясь утром, увидел на правом виске два седых волоска. Днем их заметил у меня Вовка Лобода. Это моя первая седина <...>

Оказывается, этот парикмахерский текст романса «Утомленное солнце нежно с морем прощалось» писал Альвэк, тот самый Альвэк, который имел претензию считать себя душеприказчиком Хлебникова и, кажется, действительно бывший его последним, единственным другом. Я сам видел, как однажды этот Альвэк что-то выкрикивал обидное Маяковскому на одном из его вечеров16.

 

7 мая

Свое теперешнее состояние могу определить так — головокружение от неуспехов17.

Днем у меня Мартынов. Он видел на днях Арбузова и, со слов того, рассказывает, как на днях в Клубе писателей подрались Евг. Петров и Юрий Олеша. Олеша сказал Петрову, что тот носит «вдовий орден»18. Тот дал ему в рожу. Завязалась драка. В нее вмешались, и скоро уже несколько человек катались в схватке по полу.

Этой весной везде поют «Чайку», «Машу», «Любимый город». Прошлой осенью пели «Сашку», а весной «Катюшу». Сейчас «Катюшу» уже редко услышишь. А когда-то популярную песенку из «Встречного» совсем никто не поет19. Как быстро проходит мода на песню. Даже женские моды держатся дольше. <...>

 

11 мая

<...> Тепло. Почти жарко.

Утром прочитал афишу, что сегодня Борис Пастернак читает в Лектории МГУ «Гамлета», и побежал в кассу. Мне достался последний входной билет за трешницу.

Пастернак читал как всегда, обаятельно гудя в нос, делая пропуски и длинно пересказывая пропущенное с талантливейшими комментариями. Мне его перевод, впрочем, нравится меньше, чем перевод Лозинского. Тот объективнее. Но все равно это очень талантливо. Ему устроили овацию. Какое славное студенчество у нас появилось.

 

16 мая

Голландская армия капитулировала. Немцы вышли через Арденны к Седану. Слух о прорыве линии Мажино20. Иностранные миссии покидают Швейцарию <...>

 

28 мая

Бельгийский король Леопольд капитулировал перед немцами, не известив ни союзников, ни своих министров. Об этом сообщил в речи по радио Рейно и заявил, что теперь немцам открыт путь к Дюнкерку. Призыв по радио Дафф Купера к французам о сохранении единства союзников в связи с возможным предложением немцами Франции сепаратного мира21. Европейская трагедия нависла. Успехи немцев блестящи <...>

 

Июнь

14 июня

Франция накануне полного крушенья.

Вышли марки с портретом Маяковского. Это более чем приятно.

Вечером встреча в читальне с Леонидом Лавровым22. По-прежнему он скользкий какой-то и необаятельный лично на редкость. А ведь явно талантлив. Весь Смеляков из него вышел. Редкий случай почти полного несовпаденья поэта и его «лирического героя» <...>

 

15 июня

<...> Вчера рано утром через ворота Сен Дени в Париж вошли немцы.

 

17 июня

В утренних газетах — об ультиматуме нашем Латвии и Эстонии, равнозначном позавчерашнему23. Их покорный ответ. Литовский президент и члены правительства перешли границу Германии и там интернированы.

Немцы во Франции продвигаются необыкновенными темпами.

Днем получаю справку о работе и еду на дачу.

В 6 часов радио сообщает, что немцы взяли Орлеан и замкнули кольцо у швейцарской границы вокруг линии Мажино. Луара тоже форсирована. И вслед за этим новые потрясающие известия из Франции: отставка Рейно. Новый премьер маршал Петэн объявил по радио о желании прекратить военные действия... Итак, Франция сдалась. Когда-нибудь об этом будут писаться тома исследований и романов, а сейчас мы посмотрели на облачно-перистое серенькое небо и сели обедать.

Но все равно все мысли там, во Франции, на родине любимых писателей, на родине нашего «вкуса»... <...>

12 часов ночи. Наши войска вошли в Литву, Латвию и Эстонию <...>

 

19 июня

Встаю в шесть, чтобы послушать самые первые «Последние известия».

Немцы продолжают наступать <...> Английское общественное мнение ошеломлено известиями из Франции <...> В Прибалтике наши войска продолжают продвигаться, встречая восторженное отношенье населенья. Новые правительства декларировали необходимость изменения политического строя (уничтожение плутократии и пр.) <...>

 

21 июня

<...> Ночное радио сообщает, что сегодня в районе Компьенского леса, в том «историческом» вагоне, где в 1918 году Фош принял немецких делегатов и который сохранялся французами, как музей, Гитлер в присутствии Гесса, Риббентропа и ген. Кейтеля принял французских уполномоченных и вручил им условия перемирия. Этим великолепным историческим спектаклем немцы отомстили тени старика Клемансо за трюк с «зеркальным залом» Версальского дворца24 <...>

 

22 июня

<...> Вчера ночью англичане впервые бомбили Берлин <...> ТАСС сообщает, что слухи о концентрации советских войск в Литве на немецкой границе, истолковываемые за границей как признак ухудшения отношений между СССР и Германией, неверны. ТАСС указывает, что «СССР и Германию связывают не конъюнктурные, а коренные государственные интересы» (?!)

<...>

 

24 июня

В газетах условия перемирия между Германией и Францией, относительно мягкие. Видимо, Гитлер хочет, задобрив французов, привлечь их на свою сторону.

Это не так глупо и, может быть, реально. Вопрос только в том, в какой мере правительство в Бордо является хозяином положения в стране и колониях <...>

По радио передавали (вот сюрприз!) музыку Шебалина к мейерхольдовскому спектаклю «Дама с камелиями». Слушал со страшным волнением, и все вставало перед глазами...

 

25 июня

Пленум ВЦСПС принял постановленье о переходе на 8-часовой рабочий день, 7-дневную неделю и о запрещении самовольного ухода с предприятий. Винт дисциплины закручивается. Очевидно, это необходимо. Но симптом это довольно тревожный.

Итальянцы оккупировали Ривьеру. Генерал де Голль в Лондоне провозгласил борьбу против правительства Петэна.

Жарко. Полдня на пляже. Знакомство с двумя девушками — Таней и Клавой. Еду вечером в город. В поезде встреча с Сагалом25. Он в Театре Комедии. Слух о том, что В.Э. осужден на 10 лет со строгой изоляцией.

 

28 июня

Днем по радио сообщенье ТАСС о переговорах Молотова с румынским послом г. Давидеску насчет Бессарабии и Северной Буковины и о вступлении наших войск в Бессарабию. Когда выходит «Вечерка», ее вслух группками читают на Арбатской площади. <...>

 

Июль

25 июля

<...> Под вечер звонки Мерлинского, Руфы Бригиневич, Туманова26 и Тани Евтеевой. Таня зовет к себе.

Захожу. Там шампанское, патефон с пластинками Вертинского и Лещенко и два молодых туберкулезника — Соня и Саша (он), знакомые М.Я.Шнейдера по Крыму <...> Около 12 часов уходим все и идем ко мне и расходимся около 2-х часов ночи.

Среди прочего трепа Таня передает, что слышала, что В.Э., осужденный на 10 лет, умер в закрытом лагере от болезни печени (он действительно страдал печенью). Этот слух идет сложными передачами от старшей дочери В.Э. Ирины, которая живет в Ленинграде. Будто бы есть официальный акт вскрытия. Подробности об его аресте. Он перед этим в Ленинграде помирился с Эрастом Гариным и был у него весь вечер27, потом вернулся на квартиру, где жил, и там его уже ждали с ордером. Ордер был не подписан или не было печати. В.Э. это заметил и сказал, что он недействителен. Кто-то из оперативников уехал и вернулся через 25 минут с новым ордером, а за это время будто бы В.Э. побрился и ждал их почти спокойно и весело...

 

28 июля

Виктор Шкловский в своей новой книге «О Маяковском» пересказывает многое уже не однажды им рассказанное, но с поправками на обстоятельства времени. Ларису Рейснер он уже не называет по имени. Из-за Раскольникова, что ли? Какими-то туманными намеками дана история (важнейшая) разрыва Горького с Маяковским. При чем тут Крючков и стихи «проклятых поэтов»? Нельзя так рассказывать! Лучше уж помолчать до времени <...> Много собственных старых образов. Даже про щеки Дугласа Фербенкса уже где-то было. В целом досадная, ненужная книга. В ней есть что-то старческое, анемичное. И слог, естественный и энергичный в «Сентиментальном путешествии»28, тут кокетлив и искусственен. <...>

 

31 июля

Завтра открывается сессия Верховного Совета, на которой будет утверждено присоединение к нам прибалтийских республик <...>

Вечером у Лободы. Он, наконец, развелся с женой <...> В его редакции (шахматной) говорят, что будто бы немцы вызвали нас на соревнование по всем видам спорта, но неизвестно, примем ли мы этот вызов <...>

 

Август

1 августа

<...> Наш сосед — здание Генерального Штаба — надстраивается на три этажа. Весь Большой Знаменский переулок загроможден лесами. Здесь же стоят временные бараки для рабочих. Вечерами после работы они тут же «гуляют» с домработницами из соседних домов под баян. Сидишь вечерами у раскрытого окна в самом центре Москвы, а со двора льется самое раздеревенское «страданье» <...>

 

6 августа

<...> Военные уже, кажется, привыкли отдавать друг другу честь. А первое время, когда это ввели, они делали это, словно конфузясь, сдерживая улыбку (в конце июня — после введения генеральских званий). У нас, на улице Фрунзе, где их много, это особенно заметно и забавно наблюдать <...>

 

7 августа

Днем работаю.

Под вечер с Вовкой Лободой на стадионе «Динамо» на футболе. Матч неинтересен <...>

День солнечный, но ветреный. Вечер чудный.

Едем с Вовкой в Парк культуры и шляемся там до ночи. Сочинили вдвоем стихи. Познакомились с двумя девушками с «Шарикоподшипника» (одна — инструктор физкультуры, другая — браковщица, Женя и Люба) и условились на днях встретиться. Они записали Вовкин телефон. Они обе хорошенькие, бойкие.

 

10 августа

<...> Поздно ночью звонит Вовка. Оказывается, он меня добивался целый вечер. Ему позвонили девицы с «Шарикоподшипника», и он гулял с ними двумя и все время звонил мне. Он сговорился, что завтра они вечером придут к нему и будет устроена небольшая вечеринка. Он, бедняга, страшно волновался, что я уехал на дачу, и он меня не сможет предупредить. Уже хотел ехать в Загорянку.

 

14 августа

Чудесный летний день <...>

Ночью по радио играют мазурку из «Ивана Сусанина», и сразу до боли ясно вспоминается гениальная «сцена вранья» из мейерхольдовского «Ревизора». Сколько раз я ее видел? Раз сто? Но больше не увижу никогда...

 

22 августа

<...> В газетах сообщается о покушении в Мексике на Троцкого. Это случилось 20 августа. Будто бы покушавшийся — его бывший личный друг. Больше никаких подробностей нет <...>

 

Сентябрь

19 сентября

Целый день мучаюсь с пьесой, которой недоволен.

С горя иду шляться по бульварам.

Сомненья. Может быть, бросить эту работу и взяться за что-нибудь совсем в другом роде, как например, за музыкальную комедию о девушке-гусаре типа Дуровой на фоне Отечественной войны 1812 года?.. <...>

 

22 сентября

Гуляю, читаю, пишу.

Мучаюсь над второй сценой 3-го акта. Она очень трудна.

Тоска. Когда меня последнее время спрашивают, как я живу, я отвечаю, то ли по инерции, то ли из самолюбия: «Хорошо!» и в то же время трезво думаю о самоубийстве. Это не мальчишеская поза с самим собой и не потеря веры в себя. Голова моя свежа, и я вижу мир яснее, чем когда бы то ни было, но как-то потерялись все стимулы к борьбе в жизни. Вокруг меня много девчонок, которые тоже достаются мне очень легко, я много читаю, обхожусь без больших денег, но чего-то страшно не хватает. Вся вторая половина лета проходит с такими мыслями. И работаю как-то насильно, без радости. Что же меня держит еще на поверхности? Инерция, мысли о брате и семье, трусость, лень?.. Не знаю, не знаю.

Как всегда раньше, в трудные времена помогают стихи.

 

24 сентября

<...> Вечером у меня Дм. Ник. Анастасьев. Предлагает мне работу в Доме художественной самодеятельности. Он уже не тот, что был во времена Студии Симонова29. Сейчас это обрюзгший толстяк. Наверно, пьет. Грустная, в общем, эволюция. И энтузиазма нет ни к чему. Вяло говорим о «своем театре».

Его рассказы. Запрещены пьесы Леонова «Метель», Катаева «Домик», Козакова «Человек остался один», Зощенко «Опасные связи», Вирты «Клевета», Корнейчука «Гибель эскадры», Пристли «Опасный поворот», Симонова «Обыкновенная история» и многие другие. Причины этого пожара еще не совсем ясны. Будто бы все пошло от «Закона жизни» Авдеенко30. Еще рассказал, что будто бы на приеме в Кремле как-то Сталин спросил Ю.М.Юрьева, когда выйдет второй том его мемуаров31, и что на это Юрьев ответил, что вряд ли скоро, так как он в значительной части посвящен Мейерхольду (желая так хоть что-нибудь узнать о судьбе В.Э.). На это будто бы Сталин ответил: «Да, значит не скоро...» <...>

28 сентября

<...> Гуляем по городу с Гришкой Мерлинским. Рассказываю ему о замысле комедии о девушке-гусаре. Он в восторге <...>

Вечером у меня Алла П.32 в черном шелковом платье, раздушенная, торжественная. Болтаем с ней, потом работаем над ролью. Оба многозначительно сдержанны <...> Алла часто вздыхает. Она явно влюблена. Вот пропасть!

Провожаю ее до вокзала. Ночью сильный дождь.

Читаю томик стихов и воспоминаний Дениса Давыдова для гусарской комедии. Страшно талантливо!

Поэтическое творчество Давыдова — это образец индивидуального стиля в поэзии. Его личность необычайно ярко выражена в его стихах, особенно в шутливых.

Кажется, начинаю чувствовать возможную «манеру» моей пьесы.

 

29 сентября

<...> Масса разных слухов о «веяньях» в политике искусств.

Будто бы после запрещения «Закона жизни» у Жданова в ЦК было совещание восьми писателей (Фадеев, Погодин, Вишневский, Корнейчук, Катаев, Авдеенко и кто-то еще). Речь Жданова о чуждых влияниях в литературе. Авдеенко потом говорит, что его не так поняли. В это время неожиданно появляется Сталин и резко отвечает Авдеенке, называя его «торгашом» и «барахольщиком» (имея в виду какие-то некрасивые коммерческие операции Авдеенко в Польше, где тот был с войсками корреспондентом «Правды»). Сталин еще говорит, что недоволен финалом «Тихого Дона», что задача литературы — воспитывать героев, о «двух реализмах», о показе врага и пр. На следующий день Авдеенко был исключен из числа корреспондентов «Правды» и затем из ССП. А потом последовало запрещенье более десятка идущих в театрах и репетирующихся пьес. Еще говорят о подготовке нового закона о семье и браке. Развод будет только по суду. Алименты только «законным» детям <...>

 

Октябрь

3 октября

<...> Постановление правительства о создании Комиссии трудовых резервов. Будет проведена мобилизация молодежи в создаваемые ремесленные школы. Устанавливается плата за обучение в старших классах школы и в вузах. Плата в школах — 200 р. в год, в вузах — 400–500 р. <...>

Днем работаю. Вечером приходит очень усталый Иван Пулькин. Немного читаем стихи, а потом довольно вяло говорим о пьесе. Все-таки я что-то придумываю. Он передает слух, что арестован Луппол33.

 

4 октября

<...> Говорят, название бывшей «Золушке» Александрова, ныне названной «Светлый путь», придумал сам Сталин, который в восторге от этой картины. Любопытно, что его самая любимая картина — наша «Волга-Волга» <...>

 

8 октября

<...> Вместе с Аллой П. гуляем под дождем, сидим у меня, потом смотрим «Светлый путь», идущий сегодня на экранах первый день. Очень плохая картина. Худшая из работ Александрова. Сценарий В.Ардова ужасен.

 

9 октября

<...> Указы о введении платы за обученье очень волнуют молодежь. Говорят, что процент покидающих вузы и школы велик. В среде молодежи только и разговора об этом и о стипендиях <...>

 

10 октября

Немецкие войска под разными туманными предлогами прибывают в Финляндию и Румынию. Неужели мы отнесемся к этому безразлично?

Со всех сторон слухи о новом законе о запрещении разводов и прекращении алиментов за внебрачных детей.

Запрет многих пьес каким-то образом связывают с этим проектом. Еще запрещена пьеса Фраермана «Первая любовь» по его же повести «Дикая собака Динго», которая так нашумела в прошлом году <...>

 

11 октября

<...> Днем в читальне. Встреча на дворе с А.Е.Ходоровым34, недавно вернувшимся из лагеря. Я его сначала не узнаю. От короткого разговора с ним страшное впечатление. Это потухший человек. Он до ареста был известным китаеведом, преподавателем, публицистом <...>

Характер «погрома» в драматургии определился. Есть «указания» бороться с показом «разврата», что означает запрещение касаться всех оттенков семейных разладов, бороться против показа «отрицательного» в нашем быту, ибо оно «не типично». Лозунг такой: не надо писать о том, как не надо жить, а о том, как надо. В результате исполнения подобной установки искусство наше, и так бедное светотенью, окончательно покроется сверкающим маслянистым лаком <...>

 

16 октября

<...> Алла просит поговорить с ней о роли и я, неожиданно сам для себя, пользуясь тем, что В.Ю.<Никуличев> сообщил мне об отмене сегодняшней репетиции, приглашаю ее зайти ко мне.

О роли мы почти не говорим, но болтаем о разном у пылающей печки. Она томная, значительно смотрит на меня, вздыхает. Потом выясняется, что она опоздала на поезд.

Я настроен совсем не донжуански и уговариваю ее попытаться все-таки попасть. Едем на трамвае до вокзала, но, увы, — поздно. Обратно идем пешком минут 50. Вечер теплый и тихий. Сначала я мысленно проклинаю себя и ее, потом от усталости мною овладевает безразличье. Возвращаемся ко мне. Я укладываю ее на тахту и укрываю пледом, а сам сажусь в кресло с «Рыцарем Иоанном» Сельвинского.

Чувствую ее волненье, и оно заражает меня, но немного боюсь ошибиться и сделать ложный ход... <...>

 

18 октября

<...> Вечером на репетиции «Месяца в деревне»35. С Аллой отдельно — ни слова, если не считать замечаний по ходу репетиции.

Ухожу один. Я еще не могу рассудить, оценить и взвесить все происшедшее вчера — хорошо это или плохо. Но ясно одно — это не заурядная интрижка, хотя бы уже по ее отношенью к этому.

 

20 октября

В газетах сообщение об антисемитских законах во Франции.

Утром еду на дачу. Холодный, серый, осенний денек.

Там до вечера. Читаю Жерве о Д.Давыдове для пьесы. Начал читать «Остафьевский архив»36.

Москвичи все упорнее говорят о возможности нашей войны с Германией. Один учащийся военной школы говорил мне, что у них многие считают, что развитие событий возможно уже в ноябре-декабре. Около Александровского вокзала37 строится грандиозное бомбоубежище. Все гадают о том, будет ли конфликту СССР и Германии предшествовать союз с САСШ и Англией.

На Северной дороге подорожали билеты пригородного сообщенья. Загорянка из 3-й зоны стала 4-й зоной. Все ждут повышения цен на сахар, масло, на квартплату и пр. В промтоварных магазинах можно видеть лежащие на полках еще недавно дефицитные товары и в том числе одежду. Это не значит, что у населения избыток одежды, а значит, что у него недостаточно денег. Форма комсостава армии становится все ярче и роскошней: золото, красный и синий цвета. Картина «Светлый путь» не имела такого успеха, как другие комедии Александрова. Москва продолжает бредить «Большим вальсом», который еще идет в нескольких кинотеатрах38.

Я записываю эти подробности быта и разговоров, потому что, возможно, мы живем в исторически этапное время и когда-нибудь (если выживем) будет дорог каждый штрих этих месяцев и лет.

Вернувшись в Москву, едва вхожу в комнату — звонок Аллы. Спрашивает, хочу ли я ее видеть? Она у подруги, недалеко. Я говорю: «Да...» Алла приезжает влюбленная и нежная. Она уходит около часу. Провожаю ее до автобуса.

 

22 октября

Со вчерашнего дня объявлено о повышении цен на некоторые сорта хлеба и более жесткой регламентации отпуска продуктов в одни руки <...>

 

24 октября

В Румынии арестован Бек, бывший польский мининдел39. В Москву прибыл новый японский посол.

Утром мороз. Крыши белые, а листва еще не вся опала.

Днем работаю в читальне40 и там набрасываю первые стихи для начала 1-го акта гусарской комедии (сцена кузин). Начал четырехстопным ямбом. Пошло довольно легко, и это сразу остановило по недоверию к самому себе... Напротив меня в читальне сидела удивительно красивая девушка в черном бархатном платье, чем-то напоминающая юную О.Н.41, но только еще юнее и красивее. Я смотрел на нее и думал: «Милая незнакомка! Вам я посвящаю первые строки моей пьесы!..» Вероятно, она об этом никогда не узнает <...>

Под вечер у меня Игорь З. Его редактор («Безбожника») сказал ему, что война против Германии начнется через два месяца... Вечером приходит Алла, страстная и влюбленная, и едва не опаздывает на поезд... <...>

 

25 октября

<...> Днем работаю над началом 1-го акта. Стихи текут легко, но бестолково.

Вечером приходит Алла. Ее рассказы об отце. Он начальник каких-то огромных лагерей з/к в области Коми. Он не живет с ее матерью, но Алла ездила к нему и однажды, когда заболела, ее там положили в больницу, где были и з/к. Там она познакомилась с девушкой, румынской комсомолкой, бежавшей в Советский Союз и здесь осужденной за шпионаж. Алла уверена в ее невиновности. Кремлевские врачи з/к. Быт «чекистов». Рассказывает она неуверенно, боязливо и неярко. Я не задаю ни одного вопроса, а только слушаю. В любви она стала почти жадной и ничего не стесняется. Я спросил ее, не странно ли ей чувствовать себя женщиной? Она посмотрела на меня прямо и сказала: «Ведь я же тебя люблю».

 

Ноябрь

1 ноября

<...> Подтвердился слух об аресте Луппола. Есть две версии. По одной — он жил на даче под Тбилиси с вдовой Макса Пешкова, его вызвали в Москву, и он нашел квартиру уже опечатанной. По другой — он был арестован прямо на пляже в Сочи.

Я не бреюсь, и борода моя быстро растет...

Алла П. подала документы в ГИК42. Вероятно, все-таки, судьба этой милой девочки мне не совсем безразлична. Но в этот Театр-клуб Ник<уличе>ва я не верю, и мое участие там непрочно. Она опять звонила и говорила разные красивые слова. Это не очень весело, быть так любимым...

 

4 ноября

Днем сразу два письма от Льва. Это первые письма почти за год. Письма от апреля и конца мая. Одно после телеграммы. Обычный для него теплый и благородный элегизм... Ох, Лёвушка! <...>

Слух об аресте Эренбурга. Будто бы «Литературная энциклопедия» получила указания о нем ничего не писать в очередном томе (со слов Белевицкого). А еще недавно «Вечерняя Москва» сообщала, что он пишет роман о поражении Франции43. Вероятно, это все же чепуха, хотя нет ничего невозможного после арестов М.Кольцова, Мейерхольда, Луппола.

Атмосфера вообще полна слухов. Больше всего говорят о неизбежности вскоре войны с немцами. Скептики на это возражают, что обычно все значительное происходит неожиданно, как прошлогоднее соглашенье с Германией, упавшее как снег на голову в ясный день. Но можно привести и много примеров обратного. О потенциальном «бонапартизме» Тухачевского я помню разговоры задолго до его ареста <...>

 

6 ноября

Президентом САСШ избран снова Рузвельт.

Днем работаю.

Под вечер является Туманов. Его рассказы о Малом театре. Его поражает самоуверенная бездарность и пошлость Садовских, Пашенной, Васенина, их надутость спесью. По его словам, Ильинский среди них, как белая ворона, а Царев, наоборот, ловко скомпоновался с головкой <...> Туманову будто бы обещают роль Гамлета (?). Он настроен очень самонадеянно после первых удачных репетиций Горецкого в «Волках и овцах» и говорит, что заменит Малому театру Степана Кузнецова44... Я все еще не могу до конца понять его: не то это чудесный, талантливый человек, не то — ловкий льстец и карьерист, выжимающий из всех, что можно. Вернее, в нем есть все это. В общем — типичнейший «актер актерович».

Кажется, дурные слухи об Эренбурге — чепуха, как я и думал. В 9-й книжке «Знамени» идут его стихи о Франции. Очень требовательный Иван <Пулькин> их читал и хвалит <...>

Вечером приходит Алла. Читаю ей мои стихотворные наброски из 1-го акта. Ей очень нравится, но это, конечно, ничего не доказывает. Она влюблена в меня совершенно безоглядно. Это и приятно, и тяготит немного.

 

10 ноября

Сенсация! В газетах напечатано сообщенье о предполагаемом визите в Берлин Молотова. Это первый случай поездки главы советского правительства за границу. Вероятно, он уже выехал. Такие сообщенья у нас всегда даются постфактум <...>

Днем, возвращаясь из читальни, с пакетом булок под мышкой, около наркомовского подъезда Генштаба я придумал кое-что для пьесы весьма важное, кажется. Найдена изюминка для 3-го акта — свиданье Шуры с Кутузовым, который знает, что она женщина, и ее борьбу за право остаться в армии. Это все очень обогащает <...>

 

12 ноября

Днем в Москве отец. Рассказывает о плане обмена с Афанасьевыми нашей квартиры на одну комнату, ввиду предполагаемого нового закона о жилплощади <...>

Вечером у меня Алла.

Читал ей вслух «Конец Казановы» Марины Цветаевой. Я уже давно люблю эту вещь и считаю ее лучшей пьесой в стихах, написанной на русском языке. У ней и только у ней я хотел бы учиться мастерству театрального стиха <...>

Сейчас у меня самый трудный этап работы — кончается восторг выдумывания, я уже плыву, но едва отплыл от берега, а противоположный берег еще не виден.

Еще нет веры, что доплыву...

 

13 ноября

<...> Днем в Москве мама. В первый раз сказал ей про пьесу.

На улицах вывешен приказ, обязывающий всех, признанных негодными к военной службе, перерегистрироваться. Это касается и меня <...>

 

15 ноября

Вчера Молотов выехал из Берлина. Коммюнике кратко сообщает, что по всем вопросам достигнуто взаимное понимание. Во время торжественного ужина в берлинском полпредстве англичане устроили бомбежку, и хозяева вместе с гостями до утра просидели в подвале <...>

 

18 ноября

Сегодня в «Правде» напечатано фото: Молотов и Гитлер. Гитлер, чуть наклонясь, с любезным видом держит Молотова за локоть. Молотов неопределенно и смущенно улыбается. Эдакие Мефистофель и Фауст. Лицо у Гитлера неприятное, усики щеточкой, но волосы приглажены. Знаменитого вихра, знакомого по сотням шаржей, нет. В Москве это фото произвело сенсацию. Москвичи рвали газету из рук друг у друга <...>

 

19 ноября

<...> Днем у меня Гришка Мерлинский <...> Я прочел Грише начало 1-го акта. Он сказал, что это «блестяще». Но, увы, это не так!

Он советует мне переделать мою «Красную площадь» на материал финской войны. Это не так уж глупо <...>

Он же рассказывает, что есть слух, что Кольцов жив и осужден на 5 лет. Еще передает слух, что на финском фронте погибли Громов и Коккинаки45. Будто бы Коккинаки сбросил бомбы на своих и, узнав об этом, застрелился. Но это малоправдоподобно. Записываю это только потому, что этот слух очень широко идет по Москве.

 

20 ноября

Страшно недоволен собой. Мало работаю и много отдаю времени бабам и пр. Мучаюсь угрызеньями совести <...>. Для начала хочу заставить себя закончить к воскресенью 1-й акт <...>

Тепло и сухо. +4 градуса.

В №16 «Литературного обозрения» напечатана рецензия С.Нельдихена46 на книгу стихов Шефнера. Жив, курилка! Где он был эти годы? Я уверен был, что он сгинул в лагерях. Я познакомился с ним, когда был завлитом у Хмелева, и он принес пьесу о Козьме Пруткове, очень неудобоваримую и нелепую. Он приходил ко мне осенью 1935 года в мою комнатенку на Мало-Афанасьевском и рассказывал мне часами о Цехе Поэтов в начале революции, о смерти Гумилева и пр.

 

21 ноября

Умер Владимир Александрович Пяст, друг А.Блока, приятель Мейерхольда, автор интересных мемуаров, поэт и знаток стиха. Он принимал некоторое участие в работе над «Борисом Годуновым» в ГосТИМе, составив для Мейерхольда ритмическую партитуру47. Я счастлив, что немного знал его, что видел и слышал А.Белого — и этим как бы коснулся уже ушедшей в историю эпохи «символистов». Последние годы Пяст жил трудно, временами нищенски редкими гонорарами за переводы. Мне иногда казалось, что В.Э. выдумал нужду в этой «ритмической партитуре», чтобы как-то поддержать Пяста. Но сам В.Э. относился к нему с любовной иронией и часто подсмеивался над пястовским непрактицизмом, витанием в облаках, его церемонной вежливостью и чопорностью и пр.

 

22 ноября

<...> Целый день работаю и, кажется, довольно успешно, хотя бы по количеству, если не по качеству.

Ложусь поздно. Алла звонит и хочет придти, но я чуть ли не впервые говорю ей, что буду работать, что она принимает со священным трепетом.

Ох, не знаю, чем кончится эта вдруг упавшая на меня любовь милой, прямой, открытой девушки. Чего только не наговорила мне она за этот месяц. Я целовал ее, сделал ее женщиной, научил «науке страсти нежной», но ни разу не сказал ей, что я ее люблю <...> Но с ней лгать нечестно, потому что она сама не лжет. Пока у нее на глазах шоры своего чувства. Она им ослеплена. Но что будет дальше?

 

23 ноября

Сегодня в 2 ч. дня радио сообщило, что Румыния тоже присоединилась к союзу трех держав (их уже 5 теперь: Германия, Италия, Япония, Венгрия, Румыния). Еще вероятно присоединенье Словакии, Испании, Виши48. Это всё зловеще похоже на военное окружение СССР. Сегодня утренние газеты печатают опровержение ТАСС того, что будто бы СССР заранее знал и одобрил вступление в «Союз трех» Венгрии, как сообщили немецкие газеты <...>

 

24 ноября

<...> В Москве слух о готовящейся денежной девальвации. Закрыто несколько институтов: в том числе Промакадемия и Академия им. Сталина. Букинисты жалуются, что упал спрос на книги. Несколько букинистических магазинов даже закрылось. Книги, еще недавно продававшиеся только «по блату», свободно лежат на прилавках. Лучшими покупателями стали военные. Теперь это самая зажиточная часть населения. У них теперь самые высокие оклады, ордена, пестрые мундиры, ощущенье своего превосходства и значительности. В этом тоже чувствуется что-то зловещее — ведь, если начнется война, армия принесет страшные жертвы родине. <...>

 

26 ноября

<...> Алла выдержала экзамены в ГИК <...>

 

28 ноября

<...> Вечером на репетиции «Месяца в деревне». Бинникова посадили в тюрьму за прогул. Сильва поступила в Театр одноактной пьесы. Валя С. неожиданно весело со мной поздоровалась. Нюся ведет себя тактично. После репетиции ухожу вместе с Аллой и заходим на часок ко мне. Она нынче грустная. Называет себя неудачницей. «Я тебя люблю, а ты меня нет...» Я говорю, что для меня в 28 лет «любовь» штука более сложная и непонятная, чем для нее. Сегодня только целовались. Проводил ее и ночью долго читал «Историю Византии» Левченко.

Ночью еще очень тепло. Почти сухо. Южный ветер.

Ночью вдруг (в час) звонок Аси. Она опоздала на поезд и хочет зайти (я когда-то шутливо звал ее, если она опоздает). Едет ко мне долго (метро тоже нет уже), и я встречаю ее у Гоголя49. Где мои благие намерения? И вот золотоволосая, пухленькая Ася, соловьиный бред загорянских ночей, с ее низким, хрипловатым смешком, целующаяся до синяков, неутолимая в объятиях и неожиданно застенчивая между ними — у меня. Мне с ней очень хорошо, и мы оба почти не спим всю ночь.

 

29 ноября

Ася уходит очень рано, в половине седьмого. Ведь ей на работу. Я валяюсь и немного сплю до двенадцати. Раскаянья нет, на сердце светло. И Ася ушла веселая <...>

 

30 ноября

<...> Под вечер неожиданно приходит седой и совсем старый Сергей Иванович Павлухин, когда-то бабушкин управляющий. Его рассказы о Муроме50. Наш бывший дом в запустении. Сад и двор разрушены. Из 24 муромских церквей остались только древняя Козьмы и Демьяна и Никола Набережный. В городе более 100.000 населения (когда мы уезжали 15 лет назад, было около 20.000). Вокруг города военные стройки. Секретный химический завод под лесом. Рядом большие лагеря з/к. Старых муромлян в городе почти нет. Всё новые, из деревни, а магазины еще зовут именами старых владельцев: «Вощининский» и т.п. Кладбище, где лежат предки и брат Юра, застроено военным городком <...>

 

Декабрь

1 декабря

<...> В брокгаузовском издании Пушкина наткнулся на статью о Дуровой С.Венгерова «Русская Шарлотта Кордэ» (том IV, стр. 358). В числе прочего он пишет: «Достаточно известно, что в основе “подвига” Дуровой лежала просто амурная история»... Статья трезвая, дегероизирующая легенду.

Перечитывал сделанное в пьесе. Сейчас у меня на эту работу вся жизненная ставка. Я не боюсь, что не хватит таланта, но хватит ли выдержки, мужества, решимости поставить точку и, не краснея, пойти торговать сделанной вещью? Это необходимо для себя, для семьи, для Льва, наконец! <...>

 

3 декабря

<...> Днем в Москве мама. Ходим с ней за покупками для посылки Льву. Снова слух о том, что наш дом сломают, так как на это место предполагается передвинуть теперешний Институт Маркса и Энгельса (Щукинский особняк). Это печально <...>

 

4 декабря

Да, в доме нашем все говорят, что его будут ломать. Музей изобразительных искусств решено передвинуть на Гоголевский бульвар (через два квартала), а Институт Маркса и Энгельса с дороги в сторону, на место Щукинского особняка (а не так, как рассказала мама), который будет разрушен вместе с нашим домом. Это очень плохо, т.к. мало шансов получить другую квартиру в компенсацию. Возможна надстройка на Мерзляковском, но сомнительно, получат ли разрешение. Еще одна тревога над головой... <...>

 

15 декабря

<...> Сегодня в 5 ч. утра кончил переписку 1-го акта. Всего я писал его 50 дней (с 24 октября), собственно, только половину этих дней я писал, а, может быть, и того меньше. Но и в дни, когда не притрагивался к рукописи, она сидела у меня в голове. 1-й акт очень велик. В нем 1100 рифмованных строк.

Идея — написать драму из жизни композитора Алябьева: бретёра, картежника, ссыльного. Какой фон!

Может быть, ввести в мою пьесу бригадира Жерара, того самого, конан-дойлевского51? Он в ее духе фигура.

Придумал рефрен к гусарской песне: «Давным-давно...»

Придумал ввести Нурина в 3-й акт.

Кажется, мотор начинает разогреваться...

 

17 декабря

Смотрю в кино б. «Прага» хронику о пребывании Молотова в Берлине. Страшно интересно. Фашисты импозантны, особенно Риббентроп. Молотов, идя с вокзала к почетному караулу, поправляет галстук. Кадр с Гитлером снят очень темным. Красив обтекаемый паровоз, ведший состав, на котором приехал Молотов <...>

 

18 декабря

<...> Все еще мороз. Выходил только за газетами и хлебом. На Арбатской площади в булочной прелестная продавщица, которая мне уже улыбается, несмотря на мою бороду <...>

Сегодня сделал 140 строк из 4-го акта. Совсем недурно, особенно если учесть трудность начала. И, кажется, неплохо! Поставил себе трудное задание: написать к Новому году весь 4-й акт. Сценарий ясен совершенно.

 

19 декабря

У меня насморк и болит голова. В Москве отец.

Утром приходит Тюленев. Он работает шофером на грузовике. С женой разошелся. Рассказывал, как они (шоферы) воруют вместе с кладовщиками продукты. Вместо 600 р. он летом зарабатывал по 3000 в месяц. Он так же придурковато-хитер. Фаина Алтышева в тюрьме за прогул <...>

 

26 декабря

<...> К.Н.Виноградская вышла замуж за молодого человека <...>. Маргарита Барская, ставшая шизофреничкой после ареста Радека и своих неудач, в прошлом году выбросилась из окна 7-го этажа52 <...>

 

29 декабря

Посылаю телеграмму Льву.

Днем в Москве отец. Снова тяжелые разговоры. Он хочет продавать квартиру. Что я могу ему посулить? Почему он должен верить в мою комедию в стихах? Конечно, он меня считает, в лучшем случае, фантазером. <...>

 

31 декабря

Внезапно под Новый год наступил сильный мороз. Еще днем было ниже 24 по Реомюру. <...>

Новый год буду встречать снова за письменным столом, хотя и было несколько приглашений.

Рано утром ко мне явился Туманов, потом я работал в читальне, затем дома. В 10 часов вечера иду на телеграф (о, какая там веселая суета!) и посылаю телеграммы нашим, Тане Евтеевой, Маше и Алле...

Последние дни на бульварах продавали елки и за ними стояли огромные очереди.

Не знаю, успею ли я закончить, как хотел, начерно до 1941 года 4-й акт. Вчерашний разговор с Пулькиным у меня оставил странный и неприятный осадок. Он невменяем от забот и трудов — я это понимаю, но как быть мне? Теперь он уже стал говорить, что пьеса «не его». С этим спорить трудно. Пять шестых сюжета я придумал один, наедине, и еще одну шестую тоже я, в разговорах с ним, замысел мне принадлежит целиком, и вот я уже написал начерно текст почти 2-х актов, а он не написал ничего, кроме 8 строчек. Сотрудничество с Иваном мне было нужно, чтобы отважиться на такую большую работу, а сейчас я уже почувствовал свои силы и перестал робеть. Ну, посмотрим... <...>

Кончающийся год был, пожалуй, самым необычайным по событиям историческим и военным за многие десятилетия.

Весь год мы читали газеты как потрясающий исторический роман... Захват Германией Норвегии, Дании, Бельгии и Голландии. Разгром и капитуляция Франции. Завершение нашей войны с Финляндией. Новый полуфашистский режим во Франции. Присоединение к Советскому Союзу Литвы, Латвии и Эстонии, Бессарабии, Сев. Буковины. Смерть Чемберлена. Смерть Троцкого. Переизбранье на третий срок Рузвельта. Пакт Германии, Италии и Японии. Победы над Италией в Египте англичан и в Албании греков. У нас внутри: закон о прогулах и опозданиях и праве перехода на другую работу, создание трудовых резервов и ремесленных училищ, введенье платы за обучение, кампания в литературе с запрещеньем ряда пьес и фильмов, юбилей Маяковского...

Сейчас без десяти двенадцать. Я сижу за столом. Горят обе лампы. Передо мной лежат мои часы без стекол. В углу, на столике у тахты, шипит электрочайник...

Прощай, старый год! <...>

 

 

 

Дневник 1940 г., которым завершается публикация, подготовленная для журнала покойным С.В.Шумихиным, — заключительное звено в цикле записей А.К.Гладкова второй половины 1930-х гг., связанных с личностью и творчеством В.Э.Мейерхольда, его опалой и его исчезновением, обозначившим конец великой театральной эпохи. Это последний предвоенный год (хотя эхо новой мировой войны звучит уже громко); это и последний год в жизни Мастера (хотя сам он на исторической «сцене» уже отсутствует, — и жив ли он, или нет, неизвестно), и первый год без Мейерхольда в жизни Гладкова (хотя иллюзия присутствия сохраняется, как и надежда на его возвращение, которую автор будет питать до самого начала 1950-х). Этот год важен и для собственной биографии Гладкова, т.к. именно теперь, вопреки всем очевидным нестроениям, ему удается создать произведение, с которым по преимуществу связана его литературная известность, — стихотворную пьесу «Давным-давно», воскресившую героику Отечественной войны 1812 года в преддверии, как мы теперь знаем, Великой Отечественной войны. Блещущая весельем героическая комедия — как противовес мрачной хронике конца 1930-х, которую Гладков вел изо дня в день, вел неукоснительно и беспристрастно, перечисляя факты, почерпнутые из газет и радиопередач, записывая всевозможные, порой фантастические слухи. Внутренняя свобода автора дневника — та свобода, которую ему далеко не всегда удавалось сохранить как художнику, — придает особый характер его свидетельству о времени. Впрочем, объективная оценка этого литературного памятника, как и полная его публикация, дело будущего.

В.Э.Мейерхольд. Фотографии из следственного дела №537. 1939

В.Э.Мейерхольд. Фотографии из следственного дела №537. 1939

Первая и последняя страницы приговора Военной коллегии Верховного Суда СССР от 1 февраля 1940 года о расстреле В.Э.Мейерхольда. Фрагменты

Первая и последняя страницы приговора Военной коллегии Верховного Суда СССР от 1 февраля 1940 года о расстреле В.Э.Мейерхольда. Фрагменты

Справка из следственного дела В.Э.Мейерхольда о приведении в исполнение приговора о расстреле 2 февраля 1940 года в гор. Москве

Справка из следственного дела В.Э.Мейерхольда о приведении в исполнение приговора о расстреле 2 февраля 1940 года в гор. Москве

Новая граница с Финляндией по советско-финскому договору. «Правда» от 13 марта 1940 года

Новая граница с Финляндией по советско-финскому договору. «Правда» от 13 марта 1940 года

Александр Константинович Гладков. Зима 1940–1941 годов. РГАЛИ

Александр Константинович Гладков. Зима 1940–1941 годов. РГАЛИ

А.К.Гладков. Дневниковая запись от 15 июля 1940 года. Автограф. РГАЛИ

А.К.Гладков. Дневниковая запись от 15 июля 1940 года. Автограф. РГАЛИ

Ю.К.Олеша и М.М.Зощенко. Около 1934 года

Ю.К.Олеша и М.М.Зощенко. Около 1934 года

Иван Пулькин. [1930-е годы]

Иван Пулькин. [1930-е годы]

Всеволод Лобода. Не позднее 1944 года

Всеволод Лобода. Не позднее 1944 года

А.К.Гладков с участниками спектакля  по пьесе «Давным-давно». Центральный театр Красной Армии. 1942

А.К.Гладков с участниками спектакля по пьесе «Давным-давно». Центральный театр Красной Армии. 1942

Встреча частей Красной Армии населением Кишинева (Бессарабия). Фото М.Рыжака. «Правда» от 3 июля 1940 года

Встреча частей Красной Армии населением Кишинева (Бессарабия). Фото М.Рыжака. «Правда» от 3 июля 1940 года

Вера Марецкая — кавалерист-девица Н.А.Дурова в спектакле «Надежда Дурова» (1941) в Театре им. Моссовета. Пьеса А.С.Кочеткова и К.А.Липскерова, постановка Юрия Завадского

Вера Марецкая — кавалерист-девица Н.А.Дурова в спектакле «Надежда Дурова» (1941) в Театре им. Моссовета. Пьеса А.С.Кочеткова и К.А.Липскерова, постановка Юрия Завадского

Николай Темяков — М.И.Кутузов в спектакле «Надежда Дурова» (1941) в Театре им. Моссовета

Николай Темяков — М.И.Кутузов в спектакле «Надежда Дурова» (1941) в Театре им. Моссовета

Текст выступления У.Черчилля в английском парламенте (4 июня). «Правда» от 5 июня 1940 года

Текст выступления У.Черчилля в английском парламенте (4 июня). «Правда» от 5 июня 1940 года

«Пребывание Председателя Совнаркома СССР и Народного комиссара иностранных дел тов. В.М.Молотова в Берлине. На снимке — т. В.М.Молотов и г. А.Гитлер в новой имперской канцелярии». Фото М.Калашникова. «Правда» от 18 ноября 1940 года

«Пребывание Председателя Совнаркома СССР и Народного комиссара иностранных дел тов. В.М.Молотова в Берлине. На снимке — т. В.М.Молотов и г. А.Гитлер в новой имперской канцелярии». Фото М.Калашникова. «Правда» от 18 ноября 1940 года

Старый московский двор рядом с Киевским вокзалом. 1940-е годы. Фото М.Савина

Старый московский двор рядом с Киевским вокзалом. 1940-е годы. Фото М.Савина

Всесоюзный парад физкультурников в Москве. Фото М.Кулешова. «Правда» от 22 июля 1940 года

Всесоюзный парад физкультурников в Москве. Фото М.Кулешова. «Правда» от 22 июля 1940 года

Храм Николы Набережного в Муроме. Современное фото

Храм Николы Набережного в Муроме. Современное фото

А.К.Гладков с матерью Т.А.Гладковой. 1957

А.К.Гладков с матерью Т.А.Гладковой. 1957

Н.Р.Эрдман. 1950-е годы

Н.Р.Эрдман. 1950-е годы

Мемориальная доска на доме №17 по Смоленскому бульвару, где с 1934 по 1980 год жил Э.П.Гарин

Мемориальная доска на доме №17 по Смоленскому бульвару, где с 1934 по 1980 год жил Э.П.Гарин

Мемориальная доска на доме №12 в Брюсовском переулке, где ныне находится Музей-квартира В.Э.Мейерхольда

Мемориальная доска на доме №12 в Брюсовском переулке, где ныне находится Музей-квартира В.Э.Мейерхольда

 
Редакционный портфель | Подшивка | Книжная лавка | Выставочный зал | Культура и бизнес | Подписка | Проекты | Контакты
Помощь сайту | Карта сайта

Журнал "Наше Наследие" - История, Культура, Искусство




  © Copyright (2003-2018) журнал «Наше наследие». Русская история, культура, искусство
© Любое использование материалов без согласия редакции не допускается!
Свидетельство о регистрации СМИ Эл № 77-8972
 
 
Tехническая поддержка сайта - joomla-expert.ru