Восковая персона Русского Полифема

(Предисловие А.В.Безруковой)

Странички подслеповатой машинописи вставлены в подобие обложки, глянцевой, но пожелтевшей от времени, прошиты по краю льняной ниткой и по корешку проклеены полоской красной бумаги. Ей старательно и любовно пытались придать вид книжицы. По обложке струятся размашистые крупные буквы. По верхнему краю — «Алексею Николаевичу Толстому», а в центре как заглавие — «Восковой бюст Г.А.Потемкина работы Г.Г.Кёнига»¹. Этой же рукой в конце машинописи автограф автора и дата: «С.Тройницкий, январь 1943 г.».

Писатель Алексей Николаевич Толстой, так не любивший, чтоб его называли коллекционером, в действительности был страстным собирателем. Особой системы не было, а особые пристрастия были. Все, что порождало тайну, что будило его воображение, что помогало в работе, — приобреталось, а потом обрастало невероятными легендами, ложилось в основу творческих замыслов. Учета приобретениям никогда не велось, а что и откуда, так и подавно… Но все-таки сохранилось два документа, сообщающих о появлении восковой персоны Потемкина.

Последняя жена Толстого, Людмила Ильинична, в беседе с сотрудником музея о предметах, хранящихся в кабинете писателя, касается истории появления воскового бюста достаточно подробно: «<…> это бюст Потемкина, восковая фигура. Тогда было модно делать такие, в те времена, делать такие изображения знатных персон. Это восковое лицо, волосы из его парика сделаны, задрапирован он куском кафтана и куском кружев от одежды самого Потемкина. Алексею Николаевичу <…> досталась эта вещь от потомков секретаря Потемкина, двух старушек, которые жили в Детском Селе <...> А ленты — это масонские знаки, эмблемы масонские, говорят, что Потемкин был масон, и там так они и лежали, у подножья. Все это накрыто стеклянным колпаком, потому что вещь очень, естественно, хрупкая. Алексей Николаевич, между прочим, все время предлагал <…> Эрмитажу меняться, потому что в Эрмитаже говорили, что такую вещь хранить дома очень рискованно, она не должна подвергаться переменам всяким. И Алексей Николаевич смеялся, что он потребует что-нибудь уже очень, очень привлекательное, в смысле живописи, за эту персону. Но так он с ней не расстался <…>»². Дополняет эти сведения описание бюста, сделанное при передаче коллекции

А.Н.Толстого в Государственный литературный музей: «Потемкин Г.А. Бюст погрудный, прямоличный, задрапирован в красный бархат, из-под которого выпущено кружево. На голове — гладкий парик. Воск, ткань. Высота 18. Укреплен на постаменте из белого фарфора, края которого заключены в узорные, бронзовые кольца. 9 см (выс.). Постамент опирается на круглое деревянное основание, обтянутое материей, на котором лежат (см. оборот). Прижизненный парик и одежда выполнены из частей парика и одежды Потемкина Г.А. Приобретен в бывшем Царском Селе у живших там двух старушек — дальних потомков личного секретаря Потемкина» ³.

Приобретенный между 1928 и 1938 годами (период проживания Толстого в Детском Селе) восковой бюст Потемкина при переезде писателя в Москву находился в его кабинете в квартире на Спиридоновке, а когда Толстой переезжал за город, то в кабинете в Барвихе⁴.

Личное знакомство Толстого с Сергеем Николаевичем Тройницким (1882–1946), вероятно, произошло в середине 1900-х годов. Тройницкий в 1906 году был одним из основателей журнала «Старые годы», с 1908 года работает в Эрмитаже, а в 1913–1914 годах издает журнал «Гербовед». После возвращения из эмиграции в 1923 году Толстой часто бывает в доме у Тройницкого, советуется при покупке предметов старины⁵. Но вскоре жизнь снова разводит знакомцев: Толстой успешно торит дорогу советской литературы, а Тройницкий, отстраненный от должности директора и уволенный из Эрмитажа, в ходе операции НКВД СССР «Бывшие люди» постановлением Особого совещания при НКВД от 4 марта 1935 года вместе с женой, Марианной Викторовной Борисовой-Мусатовой, приговорен к ссылке в Уфу сроком на 3 года. Причина высылки официально обозначена так: «С.Н.Тройницкий. 1882 г. рождения. Ученый специалист Всесоюзного объединения “Международная книга”. Сын действительного статского советника, сенатора, имевшего свою усадьбу в бывшей Новгородской губернии. Имел свою типографию в Ленинграде. Непосредственно связан с эмигрантами. Его брат — бывший губернатор Семипалатинской губернии. Выслать в Уфу на 3 года»⁶.

После ссылки опального специалиста принимают на работу научным сотрудником в Музей фарфора и фаянса в Кускове. Голодные военные годы ухудшают его здоровье, в 1942 году Сергею Николаевичу ставят угрожающий диагноз — туберкулез, и группа академиков, в числе которых и А.Н.Толстой, хлопочет о назначении Тройницкому усиленного пайка⁷.

Об авторе бюста из собрания А.Н.Толстого Тройницкий знал больше, чем кто-либо из его коллег-искусствоведов, ему он посвятил свое небольшое исследование еще в 1920 году⁸. Мы постараемся дополнить наш рассказ теми сведениями о Кёниге, которыми Тройницкий не располагал.

Георг Генрих (Андреас) Кёниг родился в 1756 году в старинном оружейном городе Зуле в Тюрингии. Наследуя семейные традиции, Кёниг должен был стать резчиком ружейных лож. Но будучи еще подмастерьем, он отправился в Вену и поступил в ученики к граверу, где учился гравированию, эмалированию и лепке из воска. В середине 1770-х годов он приехал в Петербург и поселился в особняке на Малой Морской, у известного ювелира, эмальера, резчика и галантерейного мастера, швейцарца Жана Пьера Адора⁹. Вероятно, благодаря Адору молодой человек был принят 23 октября 1777 года в мастера иностранного цеха.

Одну из работ молодого мастера покупает для эрмитажной коллекции Екатерина II. Это мозаичная картинка из смальтового стекла и поделочных камней с изображением профиля Екатерины II в окружении плодов, фруктов и цветов. Это одна из первых известных нам подписных и датированных работ мастера. Известен факт ее оплаты императрицей, который приводит и Тройницкий: «Иноземцу Кенигу за мозаичную работу три тысячи рублей»¹⁰.

Проработав несколько лет в России, Кёниг отправляется в Англию (предположительно таких поездок было две) для изучения техники имитации гемм в виде оттисков

и отливок на мануфактуре Веджвуда. К этому времени Джозайя Веджвуд успешно работал с «восковым бисквитом», позволяющим создавать тончайшие по рельефу геммы, в каталоге его производства насчитывалось более 2000 образцов, снятых с оригиналов английских коллекционеров, которые он предлагал своим заказчикам. Наибольшим спросом пользовались белые рельефы на голубом фоне — а la cameo.

В Петербург Кёниг вернулся в 1786 году и почти сразу принял приглашение Григория Александровича Потемкина поработать на его стекольном заводе¹¹. Кёнига, мастера на все руки — химика, резчика, ювелира, художника, — привлекала возможность эксперимента, а Потемкин всячески поощрял его технологические и художественные поиски.

Далее творческая судьба Кёнига складывается весьма успешно. Он участвует в украшении интерьеров Таврического и Екатерининского дворцов, создает уникальные ювелирные изделия для великого князя Павла Петровича, выполняет ответственный государственный заказ: из казенного золота изготовляет серию наградных шпаг для отличившихся при взятии Очакова¹². Екатерина II становится его постоянной заказчицей. В описании интерьеров Эрмитажа упоминаются его работы: столы, постаменты для скульптур, вазы— из синего, голубого, светло-зеленого и аметистового стекла, которые были выполнены на стекольном заводе Потемкина.

Известно, что в обучение к Кёнигу, по инициативе Потемкина, были направлены четыре тульских оружейника. Цель Потемкина была сравнить, где мастера пройдут лучшее обучение в воронении, в шпажной, слесарной и прочей работе — в Англии или в российской столице. Под руководством Кёнига тульские мастера осваивали приемы обработки золота и серебра, совершенствовались в бронзовом литье и чеканке, и это обучение длилось до 1791 года.

Знания Кёнига, приобретенные в Англии, оказались весьма кстати, когда Екатерину II охватил приступ «каменной болезни». Увлечению во многом способствовала полученная ею обширная (1467 экспонатов!) коллекция герцога Орлеанского, приобретенная в 1787 году. Обладание ценнейшими резными камеями привело к мысли о создании копий миниатюрных шедевров.

28 февраля 1788 года Кёнига именным указом Екатерины II принимают на работу ко двору на жалование 1200 рублей в год от Императорского Кабинета¹³ . Вот как описывает мастерскую Кёнига в Зимнем дворце Георги: «В особой комнате второго ряду, имеющего окошки во двор, упражняется придворный медальер Леберехт и химик Кёниг деланием из составов копий с геммов, находящихся в кабинете, часто в присутствии и по предписанию Ея Императорского Величества. Мебели в этой комнате есть один стол, несколько стульев, все потребности для писания, стенные часы и вокруг стоящие 7 шкафов с малыми выдвижными ящиками, наполненными пастами. В прикосновенной к сей комнате имеет Кёниг горн для делания составов и Леберехт все снаряды для сечения»¹⁴.

Екатерина II не только наладила работу по снятию слепков со старинных камей, но и сама увлекалась их изготовлением из папье-маше. Страсть к резьбе камей и изготовлению копий проявляла и великая княгиня Мария Федоровна, жена Павла I, обучавшаяся этому искусству у Кёнига.

Известно, что в 1790 году Кёниг вместе с тульскими мастерами был вызван Потемкиным в Яссы для выполнения заказов Светлейшего. О судьбе мастера после смерти Потемкина в 1791 году никаких сведений пока обнаружить не удалось.

Умер мастер в Петербурге, предположительно в 1800 году¹⁵.

Особо от произведений Кёнига как ювелира и резчика стоят его работы как художника-портретиста и скульптора. Известно, что Кёнигом были выполнены портреты Екатерины II и Потемкина, митрополита Платона (Левшина), ему был заказан императрицей портрет А.М.Дмитриева-Мамонова.

Бюст Потемкина из собрания А.Н.Толстого, без сомнения, не только прижизненное изображение Светлейшего князя, но и сделанное с натуры. Потемкин на протяжении всей своей жизни очень не любил позировать художникам. Утраченный ли от неумелого лечения доморощенного лекаря глаз был тому причиной, или другие соображения руководили им, но иконография Потемкина, одного из первых людей в государстве, достаточно скромная. Включение в состав этой иконографии воскового бюста Г.А.Потемкина — «Русского Полифема», как его называли современники, — работы Георга Генриха Кёнига из коллекции Государственного литературного музея несомненно расширит художественную галерею его портретов.

В тексте атрибуции Тройницкого при публикации были сохранены особенности правописания и стиля автора. Исправлены опечатки и унифицировано написание дат. Все конъектуры даны в угловых скобках. Источники, приведенные Тройницким, уточнены. Ссылки на примечания публикатора отмечены звездочками.

Примечания

1 На 1-й стр. рукописи дан другой вариант заголовка: «Восковой бюст Потемкина (в собрании А.Н.Толстого)».

2 Крестинская-Толстая Л.И. Рассказ о кабинете писателя. Расшифровка аудиозаписи. С.2. (Архив Музея-квартиры А.Н.Толстого).

3 Каталожная карточка «1», вероятно, из картотеки, которая составлялась при передаче коллекции в состав фондов ГЛМ. Запись после слов «на котором лежат» обрывается.

4 Там его сентябрьским днем 1940 г. и увидел А.В.Алпатов: «Алексей Николаевич, указывая то на тот, то на другой из интересовавших меня предметов, рассказывал историю каждого. Помню, что он подвел меня к сделанному из воска небольшому бюсту Г.Потемкина, стоявшему под стеклянным колпаком» (Воспоминания об А.Н.Толстом. Сб. М., 1973. С.332).

5 См. об этом: В.М.Глинка: воспоминания, архивы, письма. СПб., 2006.

6 Иванов В.А., Кокуев С.Б. Операция «Бывшие люди»: Ленинград, 1935 год (персональный список №2) // История Петербурга. 2000. №1. С. 72-73.

7 Вилинбахов Г.В. Фарфор — геральдика — С.Н.Тройницкий // Геральдика на русском фарфоре. Каталог выставки. СПб., 2008. С.11.

8 Тройницкий С.Н. Георг Генрих Кёниг // Сборник Государственного Эрмитажа.

Вып. 1. Пг., 1920. С. 24-31.

9 Кузнецова Л.К. Петербургские ювелиры. Век восемнадцатый, бриллиантовый… М., 2009. С.274.

10 Тройницкий С.Н. Георг Генрих Кёниг. С.24.

11 Кузнецова Л.К. Петербургские ювелиры. Век восемнадцатый, бриллиантовый… С.313.

12 Там же. С.316.

13 Максимова М.И. Императрица Екатерина Вторая и собрание резных камней Эрмитажа // Сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 1. Пг., 1920. С.61.

14 Георги И.Г. Описание российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного: В 3 ч. СПб., 1794. С.444.

15 Кузнецова Л.К. Петербургские ювелиры. Век восемнадцатый, бриллиантовый… С.313.

С.Тройницкий

Восковой бюст Г.А.Потемкина работы Г.Г.Кёнига

Алексею Николаевичу Толстому

Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин, несомненно, является одним из выдающихся русских людей XVIII века. Можно утверждать, что он был не только временщиком, но и одним из наиболее видных и благородных представителей Екатерининского царствования, хотя и не чуждый недостатков и пороков своего времени.

Но он горячо любил свою родину и много для нее сделал. В этом, может быть, и кроется причина тех часто клеветнических рассказов и анекдотов, которые до сих пор заслоняют образ этого далеко не заурядного человека^a].

Для известного круга современников Потемкина, как русских, так и иностранных, не существовало ничего выше и пленительнее роли временщика. Но временщик, человек, находившийся в случае, по их мнению, должен был исполнять желания своего монарха и содействовать возвышению и обогащению своих родных и «доброхотцев» и никому не делать особого зла. Тогда «история» давала ему благоприятную характеристику. Если же такой фаворит «дерзал» заниматься государственными делами и делал это из горячей любви к родине, это вызывало недоумение, а иногда и ненависть.

Потемкин, прежде всего, был русским, и когда фавор его коснется, он продолжил им оставаться, и Екатерина до самой его смерти оставалась его верным другом и продолжала советоваться с ним по всем государственным делам. Это замечательно выражено поэтом: «когда Тавриды князь, наскучив пылом страсти, надменно отошел от сердца моего, не пошатнула я его могучей власти, гигантских замыслов его»^b].

А замыслы его действительно были грандиозны, и многое из этого он осуществил. Как государственный деятель, Потемкин оставил памятники, свидетельствующие о его государственном уме и любви к родине. Он первый понял значение Крыма, присоединил и начал культурное освоение Новороссии, он создал порты в Севастополе и Николаеве, призвал к жизни Черноморский флот, умело пользовался силою и регулярных войск и «инородцев», понял, какое важное значение имело бы примирение раскольников с православием, и старался этого достигнуть.

Недаром сама Екатерина, получив известие о смерти Потемкина, воскликнула: «теперь вся тяжесть правления лежит на мне одной»^c].

Государственной деятельности Потемкина и его значения не могли ему простить многие, и в первую очередь немцы, от которых и исходит большинство анекдотов об отрицательных сторонах характера светлейшего, с полным замалчиванием его положительных качеств.

Паршивенький немецкий пастор Гельбиг, под предлогом «научного исторического исследования» о русских фаворитах, которое долго считалось одним из главнейших источников для истории XVIII века, обливал помоями Потемкина и других русских людей, стоящих выше посредственности^d]. И «историк» Брикнер тоже шел по этому пути^e].

Но настоящая оценка и характеристика Потемкина еще ждут своего исследования. Потемкин как бы воплотил в себе последнюю четверть XVIII века.

Отличившись в первой турецкой войне, он попал в случай, когда гремели пушки на торжествах победного Кючук-Кайнарджийского мира (1774)^{f ]}, умер на пороге заката «славного века Екатерины». Временщик, владевший дворцами и несметными богатствами, умер на пути из Ясс в любимый им Николаев, умер в голой степи вновь присоединенного Новороссийского края, под открытым небом, умер на деловом посту.

Потемкин умер и должен был умереть раньше Екатерины. Люди последнего десятилетия XVIII века были ему не по плечу, так же как и безумие и муштра Гатчинского царствования.

Тоже светлейший князь, Платон Зубов, мнивший себя государственным деятелем и добивавшийся у Екатерины покупки для него владетельного герцогства Курляндского, император Павел I, рядившийся в костюм гроссмейстера Мальтийского ордена, — другого масштаба.

Рослый, плечистый, красивый русской, хотя и несколько грубоватой красотой, один из героев Кагула, Ларги и Килии, в которую он первым вступил через горящее предместье, Потемкин и никогда не нюхавший пороху, изнеженный, «генерал фельдцейхмейстер» Зубов, и фурсик^g] Павел, и желчный, сухой, деревянный Аракчеев не могли бы понять друг друга.

Особенно интересно сопоставление генерал фельдмаршала и главнокомандующего Потемкина с военным министром Аракчеевым. Потемкин, надменный со знатными, но вежливый с офицерами, был всегда приветлив с солдатами, которых любил и берег.

Он изменил прежнюю форму на более простую и удобную и сделал первую попытку составления строгого военного бюджета.

Для характеристики действительной любви Потемкина к русскому солдату достаточно следующих слов, принадлежащих принцу де Линь, участнику второй турецкой войны, беспристрастию которого в данном случае нельзя не верить: «каждый пушечный выстрел, нимало ему не угрожающий, беспокоит его потому уже, что может стоить жизни нескольким солдатам»^h].

А для себя Потемкин выстрелов не боялся.

«Он появляется то в рубашке, то в мундире, расшитом золотом по всем швам; то босиком, то в туфлях с бриллиантовыми пряжками; без шляпы, без фуражки, как я видел его даже под выстрелами, то в рваном халатике, то в великолепном камзоле, в звездах и лентах, с портретом императрицы, осыпанным бриллиантами, служащим мишенью для неприятельских пуль»^i], — писал о Потемкине тот же принц де Линь. А он мог судить о личной храбрости, этот будущий австрийский фельдмаршал, отличавшийся в семилетней войне, при штурме Очакова и при взятии Белграда.

Эта любовь к солдату и заботы о нем сами по себе достаточны для того, чтобы Потемкин не был забыт в военной истории нашей страны. И Аракчеев, «фрунтовый солдат», «без лести преданный» военной муштре^j], возведенной в звание военного искусства пруссаком Фридрихом II, перед которым слепо преклонялись «русские» императоры, сын, внук и правнуки незначительного во всех отношениях Гольштейн-Готторпского герцога, повелителя одной или двух сотен тысяч подданных.

Аракчеев, надменный со всеми и жестокий, вдохновитель военных поселений, в которых царили палки и шпицрутены, в которых тысячи солдат, и не только солдат, были забиты и засечены до смерти в угоду этой проклятой прусской муштре, за неправильно «выкинутый» носок, плохо «отпечатанный» шаг, мелкий непорядок в пригонке амуниции.

Потемкин был русским человеком своего времени, со всеми его недостатками и достоинствами, полный самых неожиданных противоположностей. «Это самый необыкновенный человек, которого я когда-либо встречал. С виду самый ленивый, он неутомимо трудился, он пишет на колене, чешется пятерней, вечно валяется в постели, но не спит ни ночью, ни днем…

Трусливый за других, он сам очень храбр: он стоит под выстрелами и спокойно отдает приказания.

Он весьма озабочен в ожидании невзгоды, но веселится среди опасностей и скучает среди удовольствий. Угрюм, непостоянен; то глубокий философ, искусный администратор, великий политик, то десятилетний ребенок.

Он изображает, что любит бога, а сам боится дьявола, которого считает сильнее и могущественнее самого Потемкина. Одною рукою он делает условные сигналы женщинам, которые ему нравятся, а другою набожно крестится; то, воздевши руки, стоит перед образом Богоматери, то обнимает ими своих любовниц.

Императрица осыпает его своими милостями, а он делится ими с другими; получая от нее земли, он или возвращает их ей, или уплачивает государственные расходы, не говоря ей об этом. То играет день и ночь, то не берет карт в руки; любит дарить, но не любит платить долгов; страшно богат и постоянно без гроша; недоверчив и добродушен; завистлив и признателен; скучен и весел. Его легко убедить как в дурном, так и в хорошем, но точно так же легко и разубедить. С генералами он говорит о богословии, с архиереями — о войне.

Он никогда ничего не читает, но старается все выпытать у собеседника, входя для этого даже в спор.

Он умеет придавать лицу то свирепое, то мягкое выражение; манеры его то отталкивают, то привлекают; он то гордый сатрап Востока, то любезнейший из придворных Людовика XIV.

Под личиною грубости он скрывает очень нежное сердце; он не знает часов, причудлив в пиршествах, в отдыхе и во вкусах; как ребенок, всего желает и, как взрослый, умеет от всего отказаться; он воздержан, хотя кажется жадным; вечно грызет ногти, яблоки или репу, ворчит или смеется, передразнивает или бранится, дурачится или молчит, насвистывает или размышляет…

Легко переносит жару, вечно толкуя о прохладительных ваннах, и любит морозы, вечно кутаясь в шубу.

Сгорбленный, съеженный, невзрачный, когда остается дома, он горд, прекрасен, величествен, увлекателен, когда является перед своими войсками, точно Агамемнон в сонме Эллинских царей»^l].

Это писал о Потемкине опять тот же принц де Линь.

А Суворов, не очень долюбливавший Потемкина^m], говорил о нем после его смерти: «“великий человек и человек великий”, велик умом, высок и ростом; не походит на того высокого французского посла в Лондоне, о котором лорд Бэкон сказал, что чердак обыкновенно плохо меблируют».

Мое вступление, на первый взгляд, может показаться слишком длинным, но, говоря о портретах или бюстах, необходимо дать и характеристику изображаемого лица, без чего многое остается не ясным для читателя. Среди многих причуд Потемкина, две были особенно странными для человека XVIII века.

Во-первых, Потемкин, в тот век, когда нюхали табак все, от монарха до крестьянина, от придворной красавицы до прелата, от старика до ребенка, не нюхал табак и не любил его. А боготворимая им Екатерина так увлекалась этим занятием, что и в Петербурге и загородных дворцах, в ее комнатах табакерки с табаком стояли на всех столиках и подоконниках, чтобы не нужно было искать, и можно было взять понюшку, ходя взад и вперед по комнатам.

В этой нелюбви к табаку Потемкин сходился только с императором Павлом, для которого ненависть к нюхательному табаку была одной из косвенных причин гибели ^n].

Второй странностью Потемкина была его нелюбовь позировать для портрета, в то время, когда каждый старался увековечить себя в живописи, скульптуре, рисунке, миниатюре или хотя бы в силуэте.

«Князя Потемкина никогда нельзя было убедить согласиться, чтобы с него написали портрет, и если существуют его портреты и силуэты, то это вопреки его воле», — писала Екатерина барону Гримму 5 апреля 1784 г.¹

И действительно, единственный, писанный, несомненно, с натуры портрет Потемкина сделан в 1788 г. Лампи-отцом, в Яссах². Лампи был выписан Потемкиным из Варшавы и в полупоходной обстановке в Яссах имел большую, чем где бы то ни было, возможность писать причудливого князя с натуры. К этому портрету, по свидетельству Ровинского, восходят и все остальные известные портреты Потемкина³.

Из скульптурных изображений, современных Потемкину, известен мраморный бюст, работы Федота Шубина, стоявший в 1794 г. в Эрмитаже: «в следующей закругленной комнате находится… бюст князя Потемкина-Таврического Шубиновой работы⁴».

Это один из тех двух мраморных бюстов Потемкина, которые вместе с бюстом митрополита Гавриила были исполнены Шубиным в 1791 г. по заказу Екатерины.

В счете Шубина, утвержденном императрицей 5 февраля 1792 г., сказано: «за лепление с натуры моделей трех штук. С двух персон — 250 р.». За исполнение их в мраморе, мастеру-итальянцу было уплачено 3.000 руб.⁵

Судя по выражению счета, Шубин лепил, очевидно, эти бюсты с натуры, во время последнего пребывания Потемкина в Петербурге, в апреле–июле 1791 г.

Модели, вероятно сделанные в глине, не сохранились, а из мраморных один, поясной, находился в Большом дворце в Царском Селе, а второй, погрудный, в Русском Музее⁶, куда он был передан из Эрмитажа. Это и есть тот бюст, о котором упоминает Георги^o].

Царскосельский поясной бюст изображает фельдмаршала Потемкина, в латах, с Андреевской цепью на шее и в плаще с Андреевской звездой. Это парадный бюст. Эрмитажный бюст более интимный — Потемкин задрапирован в нечто вроде халата, из-под которого виден кружевной ворот рубашки. Если он и не официален, то достаточно параден, чтобы его поместили в залах Эрмитажа, наряду с бюстами графа Алексея Орлова-Чесменского и адмирала Чичагова, тоже работы Шубина ⁷.

Тем интереснее становится вопрос о том восковом бюсте, которому посвящены эти строки, о его авторе и времени исполнения.

Это бюст, в 0,27 выс., сделанный из подкрашенного воска. На нем парик из светлых волос, пучком спускающийся на спину и, вероятно, ранее связанный лентой. Глаза темно-голубые, эмалевые, левый глаз меньше правого⁸. Плечи задрапированы розовым бархатом (ворс почти всюду исчез), из-под которого виден кружевной ворот рубашки.

Пьедестал цилиндрический из молочно-белого стекла, в верхней его части бронзовый ободок, внизу бронзовая база с орнаментом из акантовых листьев. У пьедестала свободно положены: Георгиевский офицерский крест на полосатой ленте и масонские эмблемы — лопатка каменщика и угольник⁹.

Восковая пластика, очень распространенная на Западе¹⁰ в XVI–XVIII столетиях, у нас имела мало распространения.

Кроме статуи Петра I и его же бюста, в натуральную величину и раскрашенных, с подлинными волосами самого императора, исполненных в 1717 г. Растрелли-отцом, мы не можем назвать ни одной крупной фигуры из воска, сделанной в России¹¹. Конечно, и скульпторы, и особенно медальеры пользовались воском для своих моделей, но это были небольшие вещи, эскизного характера, не имевшие самостоятельного значения.

Правда, в описании Петербурга 1794 г., составленном Георги¹², значится «несколько восковых лепильщиков», но ввиду неясности этого выражения, не позволяющего определить, в чем именно состояла эта специальность, и отсутствия их имен, предположение, что кто-нибудь из них мог сделать портретный бюст, должно быть отринуто.

Но зато в VI главе, той же книги, «о художниках и музыкантах, в 1793 в Санкт-Петербурге живущих»¹³, имеется имя одного мастера-художника, который, среди равных отраслей искусства, ему знакомых, резал на камне и лепил из воска портреты, и в том числе, и Потемкина.

Это Георг Генрих Кениг¹⁴, «художник стеклянных составов, пастов, вырезывания камней и т.д.».

Кениг приехал в Петербург в 1770 г. и в 1777 г. был принят в иностранный цех золотых и серебряных мастеров¹⁵.

В Эрмитаже имеется круглый барельеф из камня и стекла, очевидно, поднесенный императрице, с подписью Кениг и датой 1779 г.

Но у Кенига первое время в Петербурге дело с работой не ладилось, и он даже уезжал на несколько лет в Англию. Но с 1787 г. он прочно обосновался в Петербурге и вошел в милость к императрице и к Потемкину.

Для императрицы он, главным образом, делал в Эрмитажной мастерской стеклянные слепки с резных камней, так называемые «пасты», для Потемкина, выполнял самые разнообразные поручения и работал на стеклянном заводе, принадлежавшем фавориту, который очень близко интересовался этим производством.

Все это, конечно, давало Кенигу возможность часто видеть Потемкина, и вот, в сентябре 1787 г., в период особого торжества Потемкина, после путешествия Екатерины II в Крым, он поднес императрице высеченный на мраморе профиль князя Потемкина-Таврического.

Один из близких к Потемкину людей, Гарновский¹⁶, писал об этом: «Кениг вырезал весьма искусно из белого мрамора профильный его светлости портрет, наклеенный на мраморной доске коричневого цвета и в стеклянную рамку, отменно хорошей работы вставленный. Сей портрет поднесен е. и. величеству и принят чрезвычайно благосклонно»^q].

На Пасху 1790 г. Кениг поднес государыне второй такой же барельеф: «понес Кениг государыне его светлости портрет, из белого мрамора вырезанный, точно такой же, каков им за два года перед сим поднесен уже был. Последний сделан по именному указу с лавровым венком», — опять сообщает Гарновский.

Оба эти барельефа находятся в Эрмитаже. Барельефы, очевидно, очень понравились Екатерине II, а так как это совпадало со вторичным увлечением императрицы резными камнями, то Кениг сделал камей с портретом Очаковского победителя. 24 марта 1788 г. Екатерина писала Потемкину: «я достала от Кенига твой портрет мраморный: чрезвычайно хорош, и с него сделан слепок и паста и положены в моей коллекции. Это очаровательно»^r].

Этот камей настолько понравился, что с него известным гравером Уокером, или Валькером^s], была сделана гравюра¹⁷. 18 октября 1789 г. Екатерина писала Потемкину: «посылаю тебе гравированный портрет с резаного камня Очаковского победителя; и камей и портрет вырезаны у меня в Эрмитаже»^t]. В Эрмитаже имеются еще три резных камея работы Кенига с портретом Потемкина, один из них в XVIII веке был в оправе из бриллиантов.

Эти пять резанных на камне портретов Потемкина показывают, что Кениг как бы специализировался на этой теме и, очевидно, имел возможность лепить князя с натуры.

Но бесспорным доказательством этого служит, тоже находящийся в Эрмитаже, восковой барельеф Потемкина, подписанный Кенигом.

А что Кениг вообще делал портреты из воска, видно из инвентаря Эрмитажа 1789 г., где значился, к сожалению не сохранившийся, портрет молодой дамы, с напудренными волосами, в синей с золотой бахромой молдаванке и зеленой шали.

Приведенные выше данные свидетельствуют о том, что Кениг, близкий к Потемкину художник, неоднократно лепил его с натуры, что портреты его вызывали одобрение и что он работал в воске, позволяют с очень большой вероятностью предположить, что и восковой бюст сделан им же.

Это мнение абсолютно подтверждается характером пьедестала — только Кениг так любил сочетание стекла с бронзой. И бронза по характеру обработки совершенно тождественна с бронзовыми украшениями на рамах мраморных и воскового барельефов и бронзой стеклянных колонок в «табакерке» и спальной Екатерины II в Большом дворце Царского Села.

Январь 1943 г.

Примечания С.Н.Тройницкого

1. Сб. И.Р.И.О. Т.23, стр. 518. Единственный известный мне силуэт Потемкина находится на гравюре Сидо, изображающей Екатерину с семьей и близкими ей людьми. Возможно, что Сидо, работавший в Петербурге в 1782–1783 гг., вырезал силуэт Потемкина просто из бумаги (Ровинский. Словарь русских граверов). <Письма императрицы Екатерины II к Гримму (1774–1796), изданные с пояснительными комментариями Я.Грота // Сборник Императорского Российского исторического общества. Т.23. СПб., 1878; Ф.Г.Сидо — французский мастер-силуэтист, работал в Петербурге в 1782–1784 гг., все «тени» изображались им с натуры.>

2. Каталог Таврической выставки 1905 г. В. VIII, с. 41. <Каталог… историко-художественной выставки русских портретов, устраиваемой в Таврическом дворце в пользу вдов и сирот павших в бою воинов: В 8 вып. СПб., 1905. Вып. 8.>

3. Ровинский. Словарь русских гравированных портретов. Т.II, c. 1547. Этот портрет гравирован Валькером в 1789 г. <Ровинский Д.А. Подробный словарь русских гравированных портретов: В 2 т. / Сост. Д.А.Ровинский. Т.II. СПб., 1889. Стб. 1205-1888; сведения о Валькере см. в примеч. публ.>

4. Георги. Описание императорского столичного города Санктпетербурга. СПБ. 1794 г., стр. 445. <Георги И.Г. Описание российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного: В 3 ч. СПб., 1794.>

5. Исаков С.К. Федот Шубин. М. 1938.

6. Воспроизведены — Грабарь — История русского искусства, т.V, стр. 80 и 81 и в Старых Годах, 1907 г. июль–сентябрь. Исаков упоминает еще об одном, терракотовом бюсте, который был передан в Русский Музей из Академии Художеств, но об нем в настоящее время ничего нельзя сказать (Исаков, указ. соч., стр. 114). Н.Петров говорит, что Шубин исполнил семь бюстов Потемкина, из которых два колоссальных, но подтверждения этого голословного утверждения пока не найдено (Искусство. 1860 г., №1). <Грабарь И.Э. История русского искусства. Т.5: Скульптура. М., 1913; Врангель Н.Н. Скульпторы XVIII века в России // Старые годы. 1907. Июль–сентябрь. С. 251-297; ил. – между с. 264 и 265. В журнале «Искусства» печатались очерки искусствоведа и беллетриста П.Н.Петрова (первый инициал, по-видимому, пропущен машинисткой). Ср.: «А князя-то моего, Григория-то Александрыча… семь бюстов, да два колосса цельные» (<Петров> П.Н. Очерки из жизни русских художников. Старое время. Шубин // Искусства: Журнал театра, музыки, живописи, скульптуры, архитектуры и словесности. СПб., 1860. №1 (сент.). С.10).>

7. Георги, с. 444.

8. Как известно, Потемкин потерял, от неудачного лечения, левый глаз еще в 1763-м г., потому на всех барельефах он повернут к зрителю правой стороной.

9. Георгия 3-й степени Потемкин получил еще в 1770 году. О принадлежности его к масонам мне не известно никаких точных данных^p].

10. Достаточно вспомнить знаменитого Антуана Бенуа, получившего от Людовика XIV дворянство за выполнение в воске 11 портретов короля в разных возрастах и за портреты Дофина, внуков короля от обеих королев и других членов королевской семьи. Или восковую фигуру умершего графа д’Аркура в натуральную величину, бюсты Вольтера, тоже в натуральную величину, о продаже которых в 1788 г. были печатные объявления. <Антуан Бенуа (1632–1717) — художник и скульптор, автор восковых портретов Людовика XIV; начинал как обычный портретист, затем возродил искусство воскового портрета, первый скульптор по тонированному воску при короле Людовике XIV; в 1669 г. открыл в Париже галерею восковых фигур знаменитых людей.>

11. См. Осип Беляев — кабинет Петра Великого. СПб., 1793. Художественные сокровища России, 1903 г. №11, стр. 6. Галерея Петра Великого в имп. Публичной библиотеке, СПБ. 1903 г., стр. 48. Была еще большая статуя Вольтера в подмосковном имении Юсуповых — Архангельском и бюст неизвестного мужчины XVIII века в собрании Шуваловых, но это были вещи иностранной работы, привезенные в Россию. <Беляев О.П. Кабинет Петра Великого. СПб., 1793; Художественные сокровища России: Сборник. СПб., 1903. Т.3; Галерея Петра Великого в Императорской Публичной библиотеке. СПб., 1903.>

12. Георги, стр. 233.

13. Там же, с. 565 и 569.

14. См. Тройницкий — Георг Генрих Кениг. Сборник Эрмитажа. В. 1. ПТГ. 1921, стр. 24-31. <Тройницкий С.Н. Георг Генрих Кёниг // Сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 1. Пг., 1920. С. 24-31.>

15. Приводимые ниже сведения о Кениге напечатаны мною в указанной выше статье.

16. Гарновский Михаил Антонович, род. 1764 г. — ум. в 1810 или 1817 г. Военный Советник 5 класса. Один из близких к Потемкину людей. Его фактотум.

17. Ровинский. Словарь русских гравированных портретов, стр. 1551, №26.

Примечания публикатора

a/ Тройницкий большую часть атрибуции уделяет характеристике личности Потемкина. Он понимает весь масштаб его государственной деятельности, всю его незаурядность и горячо защищает от наветов и нападок недобросовестных исследователей, проявляя при этом глубокое знание документов эпохи.

b/ Тройницкий цитирует стихотворение А.Н.Апухтина «Недостроенный памятник» (1871).

c/ Письма Екатерины Второй к барону Гримму // Русский Архив. 1878. Кн. 3. С.199.

d/ Георг-Адольф Вильгельм фон Гельбиг — секретарь саксонского посольства при дворе Екатерины II. Прибыл в Россию в1787 г. и провел восемь лет преимущественно в Петербурге, имел обширный круг знакомств и лично был известен Екатерине II. Ему принадлежит распространение в Европе историйо «потемкинских деревнях». Книга Гельбига заключает в себе 110 биографий известных личностей при российском дворе, которые получили власть и богатства волей случая. Первым изданием вышла по-немецки в начале 1809 г. Первое полное русское издание по цензурным соображениям вышло только в 1900 г. в Германии в русской вольной печати. На русский она была переведена полностью в 1886 г. В.А.Бильбасовым и напечатана с многочисленными купюрами в журнале «Русская старина» под заглавием «Русские избранники и случайные люди». См. современное издание: Гельбиг Г., фон. Русские избранники. М., 1999.

e/ Александр Густавович Брикнер (1834–1896) — российский историк немецкого происхождения, профессор кафедры истории Дерптского университета, автор «Истории Екатерины II», появившейся сначала в 1883 г. по-немецки, в 1885 г. — в русской переделке, со многими иллюстрациями.

f/ Во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Потемкин отправился (в 1769 г.) добровольцем в действующую армию. Он отличился под Хотином (1769), успешно участвовал в битвах при Фокшанах, Ларге и Кагуле, разбил турок у Ольты, сжег Цыбры. 27 июня (8 июля) 1770 г. генерал-майор Григорий Александрович Потемкин был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени.

g/ Фурсик (презрит.) — недоросток, маленький человечек.

h/ Тройницкий приводит отрывки из писем принца Шарля-Жозефа де Линя (1735–1812), вероятно, в собственном переводе. Приводим более точный перевод: «...и каждый пушечный выстрел, при коем он сам находится, также повергает его в смущение при мысли, что он лишает жизни нескольких солдат…» (Линь Ш., де. Письма // Г.А.Потемкин. Последние годы. Воспоминания. Дневники. Письма. Кн. 2. СПб., 2003. С.68.

i/ «...иногда в худом шлафроке, с босыми ногами в раззолоченных туфлях, без колпака и шляпы; иногда в блестящей одежде, покрытой орденами всех держав, и с портретом императрицы, осыпанным алмазами необыкновенной величины, которые, кажется, имеют силу привлекать к себе ядра и пули» (Линь Ш., де. Письма. С.69).

j/ Отсылка к эпиграмме Пушкина на Аракчеева, которая датируется 1817–1820 гг.

l/ См.: Линь Ш., де. Письма. С. 68-69.

m/ Миф о взаимной нелюбви Потемкина и Суворова развеян современными исследователями (см. например: Лопатин В.С. Потемкин и Суворов. М., 1992).

n/ Подразумевается, что во всех версиях убийства Павла I фигурирует табакерка. М.Фонвизин пишет, например, об этом так: «<Граф Николай Зубов> держал в руке золотую табакерку и с размаху ударил ею Павла в висок, — это было сигналом <...>» (Фонвизин М.А. Из записок Фонвизина // Цареубийство 11 марта 1801 года. Записки участников и современников: [Репринт издания 1907 г.] М., 1990. С.167).

o/ В настоящее время в Государственном Русском музее хранятся два бюста Потемкина работы Ф.Шубина — мраморный (1791) и из терракоты (около 1791). Последний долгое время считался работой скульптора Мартоса. См.: Шапошникова Л.П., Карпова Е.В. Русская терракота эпохи классицизма. Каталог. СПб., 1986.

p/ Об ордене Св. Георгия, мастерке и угольнике мы знаем лишь из атрибуции Тройницкого и аудиозаписи беседы с Л.И.Крестинской-Толстой, подробным описанием предметов мы не располагаем.

q/ Гарновский М.А. Записки Михаила Гарновского. 1786–1790 // Русская старина. 1876. Т.15. №2. С.257.

r/ «Я достала от Кениха твой портрет марморный: чрезвычайно хорош, и с него зделано empreinte en pвte и положено в моей коллекции. C’est charmant» (Екатерина II и Г.А.Потемкин. Личная переписка. 1769–1791. М., 1997. С.277).

s/ Джеймс Уокер (James Walker) (1748 — после 1808) — гравер, выполнил «Портрет Г.А.Потемкина» в технике меццо-тинто по оригиналу И.Б.Лампи-старшего в 1789 г.

t/ Цит. не вполне точно («камей» вм. «камень»). См.: Екатерина II и Г.А.Потемкин. Личная переписка. 1769–1791. С.378.

Предисловие,

публикация и примечания А.В.Безруковой