Мария Нащокина

Плач по русскому парку

И там, где роскошь обитала

В сенистых рощах и садах,

Где мирт благоухал и липа трепетала,

Там ныне угли, пепел, прах.

А.С.Пушкин. «Воспоминания в Царском Селе»

Посещая Англию или Японию, а с недавнего времени и Китай, каждый уважающий себя русский турист обязательно побывает в знаменитых парках — их много, они заботливо поддерживаются не только в городах, но и в частных поместьях. Парки чаще всего доступны, хорошо изучены, даже самые простенькие и небольшие каталогизированы, в них можно не только погулять, но и ознакомиться c обширной литературой.

Сохранению национальной садово-парковой культуры цивилизованные государства придают большое значение. Кроме множества прекрасно ухоженных хрестоматийно известных парков ведущих европейских стран, характерным примером могут служить сады Китая, истоки садоводства которого уходят в глубокую древность (II в. до н.э. — III в. н.э.), где по сей день оберегаются десятки усадебных и городских парков, относящихся к разным эпохам — от VIII (!) до XX века. Посещения таких садов и парков являются частью обязательной программы обучения китайских школьников. В тщательно реставрированных исторических садах Китая (некоторые из которых включены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО) детей очень много. Здесь они в самой доходчивой форме получают наглядные уроки отечественной истории и культуры — в древних и знаменитых садах звучит старинная китайская музыка, исполняемая на аутентичных музыкальных инструментах как сопровождение к осмотру сада нередко можно услышать китайские оперы, а в качестве исторически достоверного стаффажа прогуливаются служащие, облаченные в национальные костюмы. Перед глазами словно оживает знаменитая старая китайская живопись, подробно зафиксировавшая дивные пейзажи и все славные и бытовые моменты ушедшей в прошлое жизни народа. Все это с детства выстраивает в образной памяти человека национальную картину мира, уважение к которой — неотрывная часть китайского менталитета. Не удивительно, что сейчас устройство многочисленных городских и пригородных парков, продолжающих древние садовые традиции, стало в Китае одним из приоритетных направлений градостроительной деятельности.

Совсем не так в современной России, некогда славившейся своими дворцовыми и усадебными садами и парками. Увы, они не занимают в нашей культуре XXI века и сознании «электората» сколь-нибудь значительного места, общественный интерес к ним минимален, а помощь государства смехотворна. В отличие от жителей Западной Европы и Дальнего Востока, по праву гордящихся своей садово-парковой культурой, нашим соотечественникам-современникам это чувство вовсе не знакомо — к сожалению, такова сложившаяся за последнее столетие традиция, обусловленная общим пренебрежением к наследию, хроническим отсутствием средств на его поддержание, а также культивируемым современными СМИ историко-культурным невежеством большей части общества, имеющей весьма приблизительные представления о собственной культурной идентичности. Беспрецедентный подъем пригородного нуворишного коттеджного строительства породил нагло-невежественное племя т.н. ландшафтных дизайнеров, которых в лучшем случае готовят разнообразные краткосрочные курсы. По прихоти безвкусных хозяев такие, прости Господи, «садоведы» могут вырубить на участках реликтовые вековые сосны, быстро и густо засадить участок богатым ассортиментом экзотических «элитарных» растений, который предоставляет сегодня разбушевавшийся рынок, совершенно не задумываясь о том, какие, собственно, традиции они продолжают и как соотносится то, что они делают, с русской садово-парковой культурой.

Хотя развитие отечественного садово-паркового искусства насчитывает уже не менее пяти веков, наше представление о нем остается очень схематичным, априори не полным и не дающим полного понятия о его самобытности и художественной ценности. Во многом это обусловлено очень скудной информацией о русских садах (в том числе недостаточной в этом вопросе профессиональной подготовкой зодчих) и потребительским отношением к большинству существующих в России парков XVIII – начала XX века, которые варварски вырубаются и застраиваются (особенно в последние 10-15 лет) или зарастают мелколесьем и уже трактуются как лесопарки и даже природные (!) лесные массивы. По-прежнему уникальна профессия ландшафтного архитектора-реставратора — этому ремеслу серьезно не учат нигде — потребности особой нет (!), как нет и понимания, что в исторических садах и парках мира ценится, прежде всего, аутентичность — соответствие ландшафтных характеристик, флоры и техники благоустройства оригинальному замыслу и времени создания парка (или его наивысшего расцвета).

Образ русских парков в общественном сознании исчерпывается очень немногими хрестоматийными примерами. При их упоминании в памяти даже образованного по современным понятием человека всплывают лишь прекрасные виды нескольких императорских резиденций в Петербурге и его пригородах¹ и немногих подмосковных усадеб — Архангельского, Кускова, Останкина. (Нельзя не напомнить и тот факт, что многие из наиболее известных и изученных исторических парков России оказались ныне на территории Украины, Белоруссии, Прибалтики…²) Самые осведомленные сограждане, вероятно, смогут прибавить к этим примерам парки мемориальных музеев-усадеб — пушкинского Михайловского, тургеневского Спасского-Лутовинова, Ясной Поляны, Шахматова, Тархан и т.д. Но даже самые начитанные вряд ли ясно представляют себе степень их сохранности и соответствия первоначальным замыслам и вкусам эпохи.

А ведь это лишь малая доля огромного исторического наследия, остатки которого с ужасающей скоростью гибнут в разных уголках русской провинции, до сих пор оставаясь обидно мало исследованными. Помимо не слишком многочисленных городских садов и бульваров в столичных и крупных провинциальных городах (к слову сказать, большинство их было создано или существенно переделано уже в советское время), а также еще более редких ботанических садов, его основную часть составляют тысячи частных усадебных парков, в основном разбитых в XVIII – начале XX века — больших и маленьких, простых и сложных, частично сохранившихся или заросших, повырубленных, застроенных. Вот горькие слова профессионала об одном из выдающихся усадебных парков в псковском Волышове: «В настоящее время поляны заросли кустарником, в лесных массивах подрос нежелательный молодняк, лужайки потеряли свои прежние очертания. Запруды разрушены, пруды и цветники исчезли. На парковой территории построены жилые дома, большое количество старых деревьев погибло во время урагана…»³ Эта характеристика, справедливая для абсолютного большинства бывших усадебных парков России, стала особенно горькой и необратимой с началом перестройки: «…Приходит 1991 год, и надежды на реставрацию усадьбы улетучиваются»⁴.

Парки, расположенные в разных уголках России в сельской местности, созданные владельцами в своих имениях, — особые произведения архитектуры, у которых помимо воплощенного первоначального замысла есть множество состояний, отражающих их существование во времени. Срок их, увы, как у человека, конечен, если предоставить их самим себе — не заботиться, не ухаживать, не спасать… Это особенно остро стало ощущаться к концу XX века, когда в предельный возраст вступили липы (основная парковая порода) наших регулярных парков, высаженные в конце XVIII – начале XIX века. И все же до сих пор на просторах России еще сохраняются полностью или частично десятки старых парков, большинство из них — исчезающие приметы некогда процветавших помещичьих или купеческих усадеб. Строений там давно нет, лишь заросли одичавшей сирени, караганы и шиповника отмечают место утраченного жилья и заросшие парковые аллеи, пруды, поляны…

Богатейшая русская усадебная культура составляла коренную и едва ли не большую часть нашей национальной культуры. К великому сожалению, очень многое в ней исчезло навсегда. Уничтоженные усадьбы унесли с собой и особую, некогда очень обширную и оригинальную область садово-паркового искусства, уходящую своими традициями в глубокую древность. Русские парки, как правило, всегда результат длительного развития, дополнявшего, а иногда и полностью изменявшего первоначальный замысел — в этом одна из их коренных особенностей. Чтобы заметить и выявить эти наслоения, необходимо изучать русское садовое искусство в самом широком гуманитарном контексте⁵, применяя новейшие методы натурных исследований, включая археологические⁶.

Русский провинциальный усадебный парк XVIII — начала XX века (таково большинство сохранившихся до наших дней парков средне- и мелкопоместных усадеб) представляет сегодня основную и наименее защищенную часть национального садово-паркового наследия. Это — детище природы, владельца и садовника, причем в отличие от крупных профессионально устроенных парков, где была велика роль садовника-творца, в них явно превалировали природа и индивидуальность владельца.

Конечно, в обычном парке нечего искать аналогий с шедеврами садово-паркового искусства, хотя почти в каждом можно найти характерный для русского парка набор элементов: подъездную аллею, систему прудов или пруд (часто с островом), горку («Парнас»), аллеи и поляны, цветники, многочисленные или единичные парковые сооружения и памятные знаки. Это своеобразный содержательный и пространственно-планировочный каркас любого усадебного парка, который получил в зависимости от природных условий и условий заказа бесконечное количество вариаций в русской провинции.

Роль нетронутой природы в русском парке чаще всего существеннее, чем в западноевропейском. Автор первой в России книги об истории садово-паркового искусства, сын маститого ученого — директора Ботанического сада в С.-Петербурге Арнольд Регель писал: «Русский человек всегда отличался искреннею, неподдельною любовью к природе, перемудрить которую — то есть переиначить на свой лад — ему и в ум не приходило: он наивно восхищался мощным разливом матушки Волги или батюшки Дона, любил и степь неоглядную — ковыльную, непочатую <…> Но выше всего ставил он лес дремучий <…>. Прохладный бор — березняк или дубрава — был <…> излюбленным местом русских людей, частью ради охоты, частью ради ягод и грибов, а всего более ради чудной, дикой, таинственной красоты»⁷. Хорошо известно, что пейзажные парки Англии — не менее искусственные создания, чем, казалось бы, совершенно непохожие на естественную природу французские регулярные сады. В них земля уподоблена поверхности гигантского многодельного скульптурного рельефа, на котором садовником создается единственная в своем роде авторская художественная композиция из зеленых насаждений. В русском парке естественный природный компонент гораздо сильнее, рельеф в них и даже древесные насаждения («рощи») по большей части сохраняются, получая лишь некоторые дополнения, выявляющие и подчеркивающие их непосредственную прелесть и выразительность.

Однако, несмотря на присущую русскому человеку чувственность, его отношения с природой не были лишены реальности и прагматизма. Здесь речь не о примитивном потребительстве природных богатств, которое, к сожалению, тоже приходится признать национальной традицией, а о рациональном использовании имеющихся особенностей территории предполагаемого парка. Так владелец имения в пересеченной холмистой местности с чудесными видами на окрестности, скорее всего, не насыпал горку Парнас, а внутри парка не устраивал обширные поляны с дальними видами — они есть вокруг. Он создавал то, чего не хватало для полноценного в его понимании парка — тенистые аллеи, по которым приятно бродить в жаркий день и наблюдать смену времен года; беседки там, откуда открываются лучшие виды; цветники у дома; пруды для рыбы и купания. Таковы усадьбы Знаменское-Садки, Лопасня-Зачатьевское, Шахматово, Боблово под Москвой, тверское Знаменское-Раек, тульский Богородицк, владимирское Варварино и множество других комплексов.

Владелец имения на берегу озера или реки старался использовать их достоинства в парковой композиции, а потому не копал дополнительные пруды, разве что обзаводился необходимыми хозяйственными водоемами — для птицы, поливки огорода или служившими противопожарным резервуаром. Таковы усадьба Ганнибалов Петровское на Псковщине, Монрепо под Выборгом, подмосковные Гребнево, Тишково, Знаменское-Губайлово или Осташево. Заметим, что пруды — едва ли не самый любимый элемент русского усадебного парка, можно сказать, почти обязательный, что и не удивительно — ведь их очень просто устроить в любом овражке или впадинке, на самом мелком ручейке. Недаром усадьбы России изобилуют каскадными прудами, созданными как раз на основе естественных оврагов. Примерам таковых несть числа, назовем хотя бы подмосковные усадьбы Ахтырку, Суханово, Ельдигино, Горки, Липовку, псковские Тригорское и Михайловское, тверское Прямухино и т.д. Все это позволяет утверждать, что одним из основных принципов русского усадебного парка было дополнение и обогащение природных особенностей окружающей местности сравнительно малыми и доступными владельцу средствами.

Отличалась от западноевропейской и роль владельца русского усадебного парка как его создателя. Зачастую именно он обеспечивал индивидуальность парка, выражая в нем свои пристрастия, а порой и собственную «дурь». Каждый помещик мог выдумать что-то «особое», воплотить какие-то важные только для него образы (например, граф Каменский, выстроивший свою орловскую усадьбу в виде крепости, с парком внутри крепостных стен), мог подсмотреть у других или скопировать с какого-то понравившегося образца, и в каждом случае интерпретировать идею по-своему. Все это предопределило композиционное богатство и оригинальность многих русских парков.

Не секрет, что некоторые помещики вкладывали в парковые композиции и тайные смыслы, понятные только посвященным. Таковы совсем мало изученные парки в усадьбах русских масонов. Здесь существовали знаки и масонские символы, выраженные с помощью деревьев⁸ или парковых сооружений, садовые композиции, имевшие ритуальное назначение — холмы, гроты, подземные реки, «кузницы» и т.д. В западноевропейской культуре тоже есть подобные парки, лучшие из которых тщательно реставрированы и музеефицированы. Непревзойденным примером «герметического» европейского парка является Кинта да Регалейра в Португалии (1899–1912) — один из самых развернутых и прекрасно сохранившихся примеров западноевропейского «сада инициации», — внесенная в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Владелец Регалейры масон Антониу Карвалью Монтейру, погруженный в эзотерику и оккультные практики, решил превратить свое поместье в символическое подобие мироздания с Эдемом — райским садом, в центре которого находился бы своеобразный дворец философии. Его единомышленник — архитектор, декоратор и сценограф Луиджи Манини (1848–1936) воплотил в усадьбе все его философские задумки⁹, преобразовав ее пространство в художественно совершенное и одновременно пугающее место свершения тайных мистерий.

Этот обширный усадебный парк, расположенный на довольно крутом скальном склоне горы, являет собой насыщенный сооружениями и скульптурой микромир, наделенный особой таинственностью. Весь парковый ансамбль, варьировавший в различных символах идею «смерти и возрождения», был первоначально предназначен для масонско-тамплиерской инициации и представлял собой священное пространство, до конца понятное только посвященным. Уже у входа в сад, на «террасе богов», выстроились в ряд статуи Венеры, Флоры, Цереры¹⁰, Пана, Бахуса/Диониса (сына Прозерпины, убитого Титанами), Фортуны, Орфея¹¹ и, конечно, Гермеса-Меркурия, обозначавшего своим присутствием «герметический» характер всего комплекса. Путешествуя по террасам парка, можно обнаружить связь с греко-римской мифологией, с творениями Вергилия, Данте и Камоэнса, а также с христианским учением. Будучи глубоким знатоком поэзии, Карвалью Монтейру уподобил переходы с одной террасы парка на другую кругам «Божественной комедии»: аду, чистилищу, раю¹². Даже экзотические растения собраны в парке с определенным смыслом: привезенные из Бразилии, они включают едва ли не все виды, которые упоминал португальский поэт Камоэнс.

Западноевропейские «сады инициации» по обыкновению несут в себе тему путешествия: реальную — по саду, и виртуально-символическую — в прошлое человеческой культуры и ее мистического опыта. Однако многие ли знают, что подобные парки, причем совершенно оригинальные по замыслу и композиции были и в России. Например, уникальный садово-парковый ансамбль, в основу которого была также положена тема мистической масонской инициации, был создан в усадьбе Н.А.Демидова Алмазово под Москвой в 1760–1770-х годах. Центральная часть этого парка имеет сравнительно редкий для масонских усадеб регулярный план, а многие его элементы не находят аналогов. Композиционной осью демидовского парка стал Главный канал длиной около 700 м, проходивший с востока на запад и соединявший единственную в своем роде систему усадебных прудов и каналов, по которой можно было совершить длительную прогулку-путешествие на лодке.

Крайняя западная точка ансамбля была закреплена большим насыпным трехъярусным холмом Сионом, с которого просматривался весь ансамбль. Как известно, Сион — это Храмовая гора в Иерусалиме, на которой когда-то располагался легендарный храм Соломона, весьма значимый объект масонских религиозных представлений. У названия был и другой — метафорический смысл: оно воплощало Царство Божие в его полноте, своего рода предел мечтаний, земной Рай, неслучайно дарохранительницы православных храмов издревле называли Сионами. Под горой располагался Малый прямоугольный пруд, далее был устроен пруд шестиугольной (или круглой?) формы с таким же островом, на котором первоначально был выстроен барский дом с галереями, перекинутыми через каналы к флигелям. Примерно посередине между ними в 1770-х годах существовал еще один мостик, соединявший усадебный театр и храм, располагавшиеся на одной оси по разные стороны канала. Далее по Главному каналу можно было попасть в Лебяжий трапециевидный и Большой прямоугольный пруды. В оси Большого пруда находился небольшой остров правильных прямоугольных очертаний (этой формой обычно обозначали «натуру», обработанною Светом знания), с которого хорошо была видна вершина Сиона. С востока Большой пруд был ограничен трехъярусной земляной дамбой. В свою очередь, Лебяжий пруд с восемью островками соединялся каналами с двумя островами-зверинцами — прямоугольной и треугольной формы. Еще один треугольный Боковой пруд находился в конце этой разветвленной гидросистемы, в липовом парке. Острова Лебяжьего пруда первоначально, видимо, представляли в плане мальтийский крест (сейчас их очертания почти бесформенны).

Геометрические очертания усадебных прудов в Алмазове, безусловно, имели символический смысл, предопределявший маршрут «духовного странствия» по усадьбе: прямоугольник — это и знак ложи, преобразующей человеческую натуру, треугольник — знак вечности, Космоса, круг — символ солнца, пяти- и шестиконечные звезды — часто употребимые знаки масонской символики. Остров Большого пруда символически мог воплощать тайное сообщество адептов ложи в «море» жизни, пребывая в которой ее члены всегда видели свою конечную духовную цель — Сион. Кроме того, в парке было немало других затей — садовый лабиринт, домик Уединения (на берегу Лебяжьего пруда), павильон Пестум на дамбе Большого пруда, Китайская башня, стриженые еловые боскеты, беседки на островах и в зверинцах, которые были также включены в семантический замысел усадьбы, сейчас в своей полноте уже трудно различимый. Необычность и уникальность этого парка совершенно очевидна, а космическая съемка до сих пор позволяет восстановить сложную и многозначную композицию Алмазова с высокой точностью и почти в полном объеме. Для этого, нужно только одно — понимание и созидательная воля…

Еще одной известной «масонской» усадьбой Подмосковья было Савинское И.В.Лопухина (1756–1816) — розенкрейцера, крупнейшей фигуры русского масонства, общественного деятеля и философа. Главным в усадьбе, которую А.Н.Греч неслучайно назвал «русским Эрменонвилем»¹³, был пейзажный парк, который по его воле превратился в своеобразный «пантеон пиетизма»¹⁴. Плохо сохранившийся в натуре, он поддается реконструкции по описаниям в литературе. В отличие от Алмазова в этой усадьбе было множество мемориальных знаков и памятников — Юнгов остров с «келией отшельника», гротом с памятниками епископу воронежскому Тихону Задонскому и мистическому писателю Н.А.Краевичу, с крестом в память немецкого теософа Я.Беме и памятником в честь Фенелона — архиепископа Камбрейского, под которым были погребены пряди его волос. Неподалеку от келии находился парковый монумент в честь немецкого теософа и поэта К.Эккарсгаузена; на памятнике К.Кульману была начертана надпись «Остановись, прохожий, и вздохни о страдальце». В парке были устроены: «хижина Руссо» с его бюстом, памятники Сократу, Диогену (в виде бочки), Лейбницу, а также «Аполлон с Олимпом», церковный камень и Храм Дружбы, посвященный розенкрейцеру князю Н.В.Репнину. На отдельном островке помещался оригинальный памятник Ломоносову в виде ветхой лодки, символически связанной с его биографией — гибелью его отца-рыбака, а неподалеку рыбачья слободка из импровизированных шалашей, напоминавших о евангельских мотивах. В парке находилась и «гробница» Конфуция, этого популярного в Европе восточного мыслителя, который был известен уже и в России. Думается, просвещенный владелец Савинского В.Лопухин хорошо знал, связанный с именем Руссо парк в Эрменонвиле, если не по личным впечатлениям, то по описаниям, но, создавая парк в своей подмосковной, он не повторял его, а творил особый мир русского масона, движимого идеями личного и общественного духовного совершенствования с его культурными и историческими авторитетами.

При бережном отношении к собственной культуре уникальные подмосковные парки Алмазова и Савинского, а также тверского Никольского-Черенчицы Н.А.Львова, петербургского Парголова Шуваловых и воронежской Рамони свободно могли бы стать всемирно известными русскими парками, воплотившими важные духовные искания своего времени. Но дождемся ли мы просвещенного и бережного к ним отношения или нам остается лишь реконструировать их словесно и графически?

Как и во всем мире, русский парк прежде всего был частью жизни владельца усадьбы, отражением его сущности, его судьбы. Во многих имениях в садах существовали самые разнообразные памятники: в честь ратных побед или посещения усадьбы царствующими особами, ушедшим или здравствующим друзьям, родителям, няням, мемориальные знаки любви, дружбы, славы, доблести, добродетели, могилы собак и других домашних животных, памятные деревья (в честь рождения детей, свадеб, других семейных дат) или деревья, семена или саженцы которых были привезены из каких-то памятных мест или путешествий и т.д. и т.п. Эти элементы становились особыми достопримечательностями усадебных парков, своеобразно выраженным итогом жизни нескольких поколений их владельцев.

Во многих старинных усадьбах связь с историей помогали ощущать парковые знаки в честь посещения коронованными особами или в честь великих людей России. Так, в подмосковном Лукине баронов Боде-Колычевых в саду перед домом находился обелиск в память всех убитых и замученных предков — бояр Колычевых. В калужском имении княгини Е.Р.Дашковой Троицкое каждого приезжего встречал монумент в честь императрицы Екатериной II, в Воробьевке А.А.Фета рос «каштан Тургенева», привезенный из Спасского-Лутовинова, в Диканьке Кочубеев сохранялся «Мазепин дуб» пяти саженей в обхвате¹⁵. В Петергофе на Царицыном острове рос дуб, выращенный императором Николаем I из желудя с могилы Джорджа Вашингтона. В парке Остафьева, родовой усадьбы князей Вяземских, по инициативе графа С.Д.Шереметева, женатого на дочери П.П.Вяземского, в 1911–1913 годах были установлены памятники А.С.Пушкину, Н.М.Карамзину, В.А.Жуковскому, П.А.Вяземскому. Там же к центру паркового фасада дома подходила легендарная аллея «Русский Парнас» — литературная метафора, видимо, бытовавшая в семье Шереметевых во второй половине XIX века¹⁶. Памятник Пушкину был сооружен в начале XX века и в елецкой усадьбе Стаховичей Пальна-Михайловка, в Середникове близ Фирсановки находился замечательный бюст М.Лермонтова, работы Голубкиной, где он теперь? В парке тамбовского Новотомникова над могилами любимых собак графа Воронцова-Дашкова до сих пор лежат камни с их именами, в воронежской Рамони на откосе «Уютный» над могилой любимой овчарки принцессы Ольденбургской Дианы был установлен настоящий каменный монумент в виде внушительного конуса со срезанной верхушкой. В этой же усадьбе возле реки Воронеж из речного камня был воздвигнут и вовсе единственный в своем роде памятник-обелиск — «Последнему волку, убитому на последней волчьей охоте 1908 года»¹⁷. Все это лишний раз подчеркивает индивидуальность русских парков и показывает их поразительное многообразие.

Многие смыслы парковых элементов, важные для владельцев, в наши дни, как правило, утрачены, а потому ландшафтный архитектор-реставратор (как и реставратор архитектуры), воссоздает в современных условиях обычно лишь общую схему парка, лишенную многих деталей, которыми обладал парк в пору своего расцвета. Обычно подлинную содержательную наполненность элементов и частей парка сейчас трудно не только воссоздать, но и просто определить.

Образцы для подражания при разбивке парка, если они существовали, обычно избирал владелец. Это могли быть какие-то отдельные понравившиеся черты или воспоминания о виденном в столицах или за границей. Однако, скорее всего, большинство русских провинциальных парков было разбито интуитивно, без полноценного предварительного проекта, по месту, исходя из целесообразности, материальных и природных возможностей. Не случайно заметное место в формировании и содержании усадебных парков XIX века занимали грабари — отходчики-землекопы, знакомые со всем комплексом парковых работ — от устройства плотины или пруда до создания видового прозора или художественного облика парковой поляны. Большинство же квалифицированных садовников в России XVIII — первой половины XIX века — иностранцы: часто прибалтийские немцы или англичане. Лишь во второй половине XIX века развилась сеть отечественных садоводческих школ, пополнившая ряды профессионалов, возросла роль специальной литературы.

В последние годы первостепенное значение для исторической достоверности реставрации садов и парков приобретает садовая археология — фактически новая область ландшафтной деятельности в России. Хотя у нас по сей день не существует такой профессиональной специализации, ее перспективность очевидна. Пока в поле зрения археолога попадают лишь единичные садовые объекты в составе древних городов, дворцов или усадеб. Однако, реставраторы парков, как бы ни были они талантливы, не могут провести археологического изучения почв, фитолитов (остатков растений) и микроорганизмов (это направление только начало развиваться в нашей археологии) или применить методы палинологии¹⁸ и дендрохронологии¹⁹, которые сегодня при необходимости могут показать возраст и породы некогда росших там деревьев. Эти методы доступны профессиональным археологам, и они очень эффективны. Такие исследования очень любопытно было бы провести в старинных ботанических садах и дендрариях — подмосковных Горенках и Боблове, петербургской Осиновой Роще, орловском Шаблыкине, рязанском Ерлине. В 1995 году подобные данные археолога М.В.Фролова, полученные при раскопках в Останкинском дворце и парке²⁰, в конечном счете, легли в основу научной реставрации регулярного парка усадьбы²¹. Отсутствие в нашей стране достаточного количества полно сохранившихся садов и парков делают археологические исследования и основанную на них полноценную реставрацию единственным способом выявления подлинных страниц нашей некогда богатой и самобытной садовой культуры. Во многих случаях только методы археологии могут помочь восстановить планировку парков, ведь многие из них сильно заросли, а потому поиск дорожек, их первоначального покрытия, их трасс вызывает серьезные трудности.

Кроме проблем изучения и реставрации русских исторических садов, с введением в России частной собственности на землю в последние годы едва ли не острейшей становится проблема физического сохранения парковых территорий даже самых ценных и уникальных усадеб — для русской культуры ключевых. Хотя, казалось бы, сохранение культурного наследия является одной из важнейших задач государства, уже больше десяти лет не прекращается борьба за сохранение пейзажного парка подмосковного Архангельского и окружающих его луговых пространств — неотъемлемой части этого красивейшего, единственного в своем роде ансамбля, утрата которых, даже частичная, попросту уничтожит его как целое. Однако это не останавливает тех, для кого сотки парковой земли имеют лишь денежное выражение. Начиная с 2002 года большая часть земель утвержденных государством охранной зоны Архангельского была распродана и сдана в аренду, после чего не прекращаются попытки существенно сократить заповедные территории²², оставив за музеем лишь часть регулярного парка, включенную в ограду располагавшегося здесь военного санатория. И это при том, что пейзажные части парка — Аполлонова и Горятинская рощи, окружающие театр Гонзага, по исследованиям специалистов, сохранились даже лучше, чем регулярная²³. Это, конечно, вопиющий случай, но даже его разрешение в пользу сохранения выдающегося памятника садово-паркового искусства остается пока под вопросом. Проблемы подобных землеотводов негативно влияют на сохранение и многих других садов и парков Подмосковья. Нет сомнений, что со временем, они станут не менее острыми и в окрестностях Петербурга и других крупных городов, а также в красивейших местах нашей страны, где еще сохранились садово-парковые ансамбли.

Невеселую картину состояния русского садово-паркового наследия дополним приблизительным перечнем наиболее ценных объектов, реставрация которых могла бы восстановить представление о русском садово-парковом искусстве как оригинальном культурном феномене и сделать его полноправной частью нашего исторического наследия:

— Сады XVIII — начала XIX века: Алмазово (Московская обл.), Алексино (Смоленская обл.), Андреевское (Владимирская обл.), Архангельское (Московская обл.), Горенки (Московская обл.), Гребнево (Московская обл.), Грузино (Новгородская обл.), Знаменское-Раек (Тверская обл.), Зубриловка (Пензенская обл.), Надеждино (Пензенская обл.), Никольское-Черенчицы (Тверская обл.), Парголово (Ленинградская обл.), Тайцы (Ленинградская обл.), Елизаветино (СПб.), Прямухино (Тверская обл.), Савинское (Московская обл.), Сиворицы (Ленинградская обл.), Ярополец Чернышевых (Московская обл.).

— Сады середины XIX — начала XX века: Баловнево (Липецкая обл.), Волышово (Псковская обл.), Высокое (Смоленская обл.), Дугино (Смоленская обл.), Кирицы (Рязанская обл.), Пальна-Михайловка (Липецкая обл.), Поречье (Московская обл.), Ерлино (Рязанская обл., дендропарк), Знаменское-Губайлово (Московская обл.), Марьино (Курская обл.), Михайловское (Московская обл.), Муровцево (Владимирская обл.), Рамонь (Воронежская обл.), Шаблыкино (Орловская обл.), Новотомниково (Тамбовская обл.), Осиновая Роща (СПб., дендропарк), Дружноселье (Ленинградская обл.), Гостилицы (Ленинградская обл.).

Конечно, этот перечень далеко не полон, но все перечисленные парки, находящиеся в разной степени сохранности, глубоко оригинальны и в случае восстановления могли бы не только встать в ряд с лучшими европейскими усадебными парками, но и в совокупности ярко представить русское садово-парковое искусство в качестве самостоятельной ветви мировой культуры.

А пока вывод печален: непонимание российским обществом ценности русских парков, отсутствие должного внимания к ним со стороны государства, прискорбно малые масштабы реставрационных работ в этой сфере наследия²⁴ вместе с законодательной незащищенностью целостности их земель, могут в обозримом будущем свести на нет саму возможность говорить о садово-парковом искусстве как богатой, широко распространенной и самобытной части русской культуры.

Примечания

¹ Императорские дворцово-парковые резиденции как архитектурный жанр стали фаворитом эпохи русского абсолютизма, отвечая ее стремлению удивлять, поражать, хвастаться и наслаждаться роскошью. Садовое искусство этому в полной мере способствовало. Сейчас трудно себе представить, но устройству садов русские монархи уделяли внимания не меньше, чем самым животрепещущим проблемам внешней политики. Петр I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина Великая, Павел I, наконец, Александр Благословенный и Николай I — все они в разной степени занимались садовым искусством, но всегда были в курсе строительства садов в своих резиденциях и направляли его. Петр Великий сам пробовал составлять планы садов, а потому самым пристальным образом следил за постройкой Летнего сада и пригородных дворцовых садов, Екатерина придумывала для строившихся дворцов и садов символическую программу.

² Это Софиевка, Александрия, Тростянец, Сокиренцы, Веселые Боковеньки, Шаровка, парки в Гомеле, Риге, Таллине, Алупке, Ливадии, Массандре и т.д.

³ Буторина Н.А. Динамика парковых ландшафтов усадебных комплексов Волышово и Княжьи Горки Порховского уезда Псковской губернии (владельцы Строгановы) // Михайловская пушкиниана. Вып. 35. Пушкинские Горы. М., 2004. С.18.

⁴ Там же.

⁵ Академик Д.С.Лихачев первым попытался рассмотреть стиль и семантику русских садов в связи с поэзией, философией и общепринятой западноевропейской чередой стилей. Однако за границами его работ остались русские провинциальные и усадебные парки, а именно они, взятые в совокупности с парковыми шедеврами Петербурга и Москвы, думается, могут помочь приблизиться к пониманию самобытности русского садово-паркового искусства.

⁶ Нащокина М.В. История и перспективы садовой археологии в России // Русская усадьба. Сборник ОИРУ. №15(31). М., 2009. С. 117-127.

⁷ А.Регель. Изящное садоводство и художественные сады. Историко-дидактический очерк. СПб., 1896. С.146.

⁸ Такие знаки, например, удалось обнаружить при последней парковой реставрации в Тригорском, выполненной под руководством В.А.Агальцовой.

⁹ Luigi Manini. Quinta da Regaleira. Imaginario&Metodo&Arquitectura&Cenografia. Exposicao internacional. Sintra, 2006.

¹⁰ Статуя Цереры указывает на наличие аграрных культов, которые наиболее проявились в элевсинских мистериях «смерти и возрождения»: в них прославлялась Деметра и ее дочь Прозерпина, жившая в определенные периоды года в лоне земли, а затем «возрождавшаяся» на ее поверхности.

¹¹ Орфей, видимо, важен в этом ряду в связи со своим путешествием в ад — Инферно на поиски своей возлюбленной Эвридики.

¹² Anes J.M. Os Jardins Iniciaticos da Quinta da Regaleira. 2 ed. Lisboa, 2007. P.79.

¹³ Определение Греча (Греч А.Н. Венок усадьбам // Памятники Отечества. №32. М., 1995. С.134). Знаменитый пейзажный парк Эрменонвиль под Парижем в поместье маркиза де Жирардена был широко известен в среде русских масонов. Создатель парка — знаток классической и современной философии, поклонник Руссо, наполнил его множеством памятников и надписей, заключавших в себе абстрактные символы и философемы. Например, посвященный Монтеню храм Современной философии в парке был специально не достроен — это должно было напомнить посетителям, что философия или, лучше сказать, философское осмысление бытия не может быть завершено. В память о Ж.-Ж. Руссо, противопоставлявшем неиспорченный природный порядок разрушающему влиянию общества, в парке была установлена колонна. По приглашению маркиза Руссо прожил в Эрменонвиле последние шесть недель своей жизни, там он умер и был похоронен на острове Тополей. Закономерно, что гробница Руссо, спроектированная художником Гюбером Робером, стала смысловым фокусом этого парка.

¹⁴ Определение Н.К.Гаврюшина (Гаврюшин Н.К. Юнгов остров. М., 2001. С.25).

¹⁵ Лернер Н. Диканька // Столица и усадьба. 1916. №66.

¹⁶ Смирнова Т.Н. О названии аллеи «Русский Парнас» в Остафьеве // Русская усадьба. №7(23). М., 2001. С. 236-243. (Автор считает, что название относится к 1920-м годам, однако представляется, что оно появилось раньше, при С.Д.Шереметеве, поскольку совершенно точно соответствует традициям и особому миропониманию эпохи символизма.)

¹⁷ Елецких В. Из истории Воронежской охоты и собаководства. (История «сиятельного» зверинца.) Воронеж, 2000. С.17.

¹⁸ Это исследование пыльцы растений, которое появилось в археологической практике в начале XX века.

¹⁹ Подобные исследования с 1960-х гг. проводила лаборатория Института археологии РАН.

²⁰ Фролов М.В. Отчет об археологических исследованиях главного здания и прилегающей территории усадьбы Останкино в 1995 г. // Архив Музея-усадьбы Останкино. Ф.3. П-П 57-26. №1526.

²¹ Работа выполнена под руководством Н.И.Деркач.

²² «Проблема в том, что охранный статус накладывает на эти земли обременения и, по сути, делает бесполезными с точки зрения коммерческой выгоды. Но в отсутствие контроля над выполнением обременительных условий предприниматели научились превращать культурное наследие в штучный товар. <…> Первый скандал разразился в 2004 году. Затем в 2007-м, чтобы снять ограничения на строительство на территории зон охраны, а также легализовать уже допущенные нарушения законодательства, по заказу администрации Красногорского района и компании-застройщика был разработан проект корректировки исторических границ усадьбы. Именно тогда территория была сокращена в шесть раз. Если бы проект корректировки приняли, то знаменитые рощи Аполлонова и Горятинская вышли бы из-под охраны. Мотивировка простая: исторический парк не сохранился, а двухсотлетние аллеи — это просто лес. На неохраняемых гектарах оказался бы Театр Гонзага из числа особо ценных объектов, находящихся под опекой Всемирного фонда памятников. А все другие зоны переквалифицировали бы в зоны регулирования застройки с допустимыми параметрами строительства в непосредственной близости от усадьбы до 10–12 этажей» (Серков Д. Пейзаж на продажу // Итоги. №25 (732 (21.06.10).

²³ Это убедительно показывают исследования НИИПИ Генерального плана Москвы 1980-х гг. (И.К.Бахтина), а также монографическое обследование архангельских рощ, проведенные в 2009–2010 гг. О.А.Дробнич.

²⁴ В этой сфере несомненно лидирует Петербург. Здесь еще сохраняется ландшафтная реставрация как профессия, и ведутся значительные работы по реставрации исторических садов в городе и в нескольких пригородных императорских резиденциях.