Владимир Енишерлов

Возвращение в Новосёлки

Усадьбы старые разбросаны
По всей таинственной Руси.
Н.Гумилёв

Названия эти помню я с детства: Новосёлки, Дубёнки, Шейно, Гололобово — дворянские усадьбы и деревни близ Коломны, где жили до революции мои предки и родственники — Вельяшевы, Енишерловы, Расторовы, Сазоновы. Теперь-то мне понятно, почему, говоря о давних временах и вспоминая те места, старшие понижали голос, чтобы не дай Бог кто-нибудь посторонний не услышал. Советское время не располагало к поискам прошлого. Но постепенно нам, тогда молодым, что-то становилось понятно, словно спадала пелена, складывалась из отдельных деталей целостная картина бытия просвещенной семьи, чьи представители веками верой и правдой служили Отечеству, строили Россию, защищали ее в сражениях, писали книги, стояли на страже закона… Иногда моя тетушка (Нина Николаевна), она была у нас главным хранителем памяти, доставала какую-нибудь акварель, фотографию, книгу или изящную вещицу и начинала вспоминать усадьбу Новосёлки, с которыми этот раритет был связан, и следовал очень эмоциональный рассказ о веселой, беззаботной юности, прогулках на лодках по более полноводной тогда живописной речке Коломенке, заграничных путешествиях, крокете и теннисе, старой библиотеке с портретами предков. И всегда грусть чувствовалась в её голосе. Особое место в этих воспоминаниях занимал парк в Новосёлках, отделенный оврагом от одноименной деревни, и яблоневые сады, которыми была славна усадьба. И парк, и сады, которые весной превращались в бело-розовое огромное облако, очень любил, разводил и берег мой прадед Петр Иванович Вельяшев, окончательно поселившийся в родовой усадьбе после того как вышел в отставку в чине генерал-майора, проведя три десятилетия в сражениях Кавказской войны. Его дочь, Александра Петровна, моя бабушка, которую я прекрасно помню, в 80-х годах XIX века вышла замуж за подающего надежды молодого юриста Н.М.Енишерлова. Так Новосёлки стали подмосковной родиной моего отца, Петра Николаевича, его сестры Нины и двух младших братьев, Михаила и Льва, получившего фамилию Енишерлов-Вельяшев, так как род Вельяшевых по мужеской линии на нем обрывался. Неожиданно, года два тому назад, попался мне в журнале «Знамя» рассказ Б.Пильняка «Три брата». Я знал, что Пильняк после революции жил в Коломне, писал о ней, но то, что прочел я в этом рассказе, пробудило чувства гораздо большие, чем любопытство. Действие происходит в начале 20-х годов прошлого века. Пильняк писал: «Мой спутник, старый женский велосипед, начавший свое существование вообще с начала существования велосипедов, поэтому даже не мобилизованный. Я накачивал моего спутника и ехал на нем к жене в Новосёлки. Когда-то были помещики Енишерловы, они исчезли вместе с революцией, но дом остался, в старом парке, засаженном лиственницами и кленом; на холме между оврагом и речкой Коломенкой, совсем один в лесу. В революцию дом отбыл постои и детской колонии и трудармии; потом его заколотили за неимением в России стекол. И тогда в мезонине на лето поместилась моя жена с дочерью и собачкой-малышом. Каждый раз, когда я приезжал ночью (всю дорогу меня провожали коростели), дом с главной аллеи утверждал мне подлинность Тургенева, верилось в тургеневскую девушку, которая сейчас выйдет из виноградника, с террасы. — На Коломенке кричали лягушки <…> Мне не важно, что новосёлковский дом знает длинную историю, с Императрицы Екатерины, — я обуваю чулки, беру корзинку и иду за грибами…»

Писатель был во многом точен. Гуляли по этому парку и тургеневские девушки, и дом был весь обвит диким виноградом, и ночи были несказанно романтичны и прекрасны в старом парке над Коломенкой. А историю новосёлковский дом имел более давнюю, чем с екатерининских времен, как предположил Пильняк. Как минимум, с эпохи императрицы Анны Иоанновны владели этим поместьем Вельяшевы.

Летние ночи в Новосёлках были действительно какие-то необыкновенные. Примерно за десять лет до Пильняка Петр Енишерлов записал в дневнике: «В саду Новосёлок. Бабушка и все спят. Какая ночь! Серебряно светит, в тысячах капель отражается луна — полная, чистая, точно омытая холодной, хрустальной, кристально-прозрачной водой. И как легкие, чистые мысли, набегают облака — маленькие и прозрачные; набегают, но не затеняют царственного блеска серебра, победно заполняющего всю землю. Цветы дышат, живут, чувствуют эту ночь. Она божественно прекрасна. Красота режет, бьет грудь, задыхаешься перед такой величественной природой. Великий Пан оделся в свои лучшие ризы лунных лилий, окутанный одурманивающим и кружащим голову запахом. Какое наслаждение!» Этот сад, левкоев, напоенный ароматом и вся эта старинная усадьба будут местом, на фоне которого развернется наше повествование, а там — «два-три звена и уж ясны заветы темной старины».

Мой прадед, Петр Иванович Вельяшев, родился ровно 200 лет тому назад, 7 октября 1812 года, в год, символический для русской истории. Коломну почти не затронула война с Бонапартом, хотя коломенский полк и был в Бородине, но в битве не участвовал. Но если непосредственных сражений с французами вблизи Коломны не было, то, конечно, беженцы из сожженной Москвы, других мест, захваченных французскими войсками, находили в Коломне, соседних имениях и деревнях приют, относительный покой и кров. Хотя устрашенные французами некоторые коломенцы отправлялись в глубь России. Александра Федоровна Вельяшева (урожденная Любавская) уехала из своего московского дома в Неопалимовском переулке в Коломну, а затем в Новосёлки еще весной, там пережила московский пожар, приютила родственников, бежавших от Наполеона, и в начале октября родила сына, крещенного Петром в ближайшей к имению Христорождественской церкви. Петр оказался последним Вельяшевым, имевшим в Коломенском уезде Протопоповской волости поместья в селе Гололобове и сельце Новосёлки.

Из материалов разных архивов и исторических справочников известно, что Вельяшевы — старинный русский дворянский род, ведущий начало от Бориса, Василия и Ермолая Григорьевичей, владевших в 1581 году населенными поместьями в Новгородской губернии. Род Вельяшевых был занесен в шестую часть Родословной книги по Московской, Петербургской, Тверской и Ярославской губерниям. В «Общем гербовнике Российской империи» говорится: «Вельяшевы — Вильяшевы тож. Фамилии Вельяшевых многии Российскому Престолу служили, за дворянские службы жалованы были от Государей в 1621 (7129) и других годах поместными и денежными окладами. Всё сие справками Разрядных архивов и родословной Вельяшевых подтверждается».

Первым из Вельяшевых, к линии которого принадлежал появившийся на свет в 1812 году младенец Петр, нам известен как Дружина — Василий Борисович. Он родился в 1550 году при правлении Ивана IV Грозного, а службу закончил при государе Михаиле Федоровиче «Кротком». Служил он «головой своею и <…> с конем и человек с конем с ним бывал». В Тверском уезде у озера Селигер владел он деревнями с несколькими сотнями душ крестьян, а когда пришло время “бил челом Царю и Великому князю Михаилу Федоровичу в том, что он де стар и руки у него посечены, и полковую службу служить не может. И велел Государь от полковой службы его отставить и служить ему осадную службу”. Так сказано в справке Разрядного Архива, «за скрепою на листах дьяка Данилова».

В XVII веке воеводой в Изборске, старинном русском городе-крепости на Псковщине, был еще один Вельяшев, Захарий Алексеевич, принявший город по Указу Государя и Великого князя Михаила Федоровича 6 сентября 1638 года от воеводы З.Т.Веригина с городовыми ключами, пушечными запасами и прочими необходимыми по тому времени атрибутами.

Первым Вельяшевым, упомянутым в читаных мной официальных бумагах как владелец поместий в Коломенском уезде, был отставной секунд-майор Василий Максимович Вельяшев. Чин секунд-майора соответствовал тогда в русской армии позднейшему чину капитана. О Василии Максимовиче, жившем во времена Анны Иоановны, известно, что он был помещиком в Нижегородской и Московской губерниях, где ему принадлежало село Гололобово и сельцо Новосёлки. А в городе Старица Тверской губернии был у нашего отставного секунд-майора двухэтажный, с хозяйственными постройками и садом, дом. Через два поколения одна из обитательниц этого дома промелькнет в судьбе А.С.Пушкина, оставшись навсегда в маленьком шедевре поэта.

Жена В.М.Вельяшева, Прасковья Михайловна, родила ему трех сыновей и дочь Анну. Старший, Иван Васильевич, появившийся на свет в 1737 году, служил в армии (почти все Вельяшевы, из той ветви, которая нас интересует, были военными), в отставку вышел премьер-майором и в 1783 году был выбран в Московский Верховный суд заседателем. Ему был присвоен гражданский чин надворного советника, соответствующий чину подполковника в армии и дающий право на официальное к нему обращение «Ваше высокоблагородие». Именно от Ивана Васильевича, помещика села Песцово в Московской губернии, и его супруги протянется в будущем ниточка, связавшая Вельяшевых и Пушкина. Иван Васильевич был женат на дочери гвардии секунд-майора П.Я.Голохвостова Екатерине Петровне, принесшей ему приданое в виде поместий и деревень на реках Согоже и Синьке в Ярославской и Тверской губерниях.

Коломенские владения Вельяшевых – Гололобово и Новосёлки достались младшему брату Ивана Васильевича Петру, родившемуся в 1762 году и при Екатерине Великой вступившему в Лейб-гвардии Конный полк. Гвардейский офицер, он вышел в отставку поручиком по собственному прошению и в гражданской службе числился коллежским регистратором, посвятив себя жизни и хозяйству в своих поместьях под Коломной. Имел он также поместье и в Нижегородской губернии. Следуя далее по родословной Вельяшевых, мы постепенно приближаемся к тем звеньям рода, о которых осталась общественная память.

Сын Петра Васильевича Вельяшева Иван родился 9 марта 1788 года. В 1799 году он был «явлен» на смотру недорослей, где было удостоверено, что грамоте российской он обучен, читать и писать умеет, и был Иван Вельяшев зачислен в Тамбовский гарнизонный батальон, откуда через несколько лет по прошению вышел в отставку. Как и отец он был коллежским регистратором, то есть имел низший гражданский чин XIV класса в Табели о рангах Российской Империи XVIII–XIX веков. Но, будучи весьма состоятельным помещиком, видимо, низким чином не очень тяготился. Ему принадлежали поместья: в Вышневолоцком уезде – село Крутец со 189 душами крестьян, в Коломенском уезде – село Гололобово и сельцо Новосёлки с 286 душами, в селе Красном Подольского уезда Московской губернии, в 20 верстах от Подольска был у Ивана Петровича и его жены дом, который обслуживали 14 крепостных. Не совсем понятно, почему подмосковные краеведы в статьях о селе Красном относят его исключительно к Салтыковым. Но известно, что господский дом в Красном унаследовал по разделу с братьями сын Ивана Петровича Николай Иванович Вельяшев. Впрочем, возможно в большом селе Красное было несколько усадеб и господских домов, как и в Гололобове, и до наших дней дошла память лишь о владельцах Красного — Салтыковых.

Бог знает в какие исторические глубины приходится погружаться, чтобы хоть как-то восстановить непрерывность цепи, которая объединяла Вельяшевых в единый и дружный, как мне кажется, род. У И.П.Вельяшева и его жены Александры Федоровны было четверо сыновей — Николай, Никита, Петр, Евграф. Их жизнь пришлась на годы, знаменательные для России: Отечественная война с Наполеоном, восстание декабристов, освобождение крестьян и т.д. и т.д. Всем сыновьям Вельяшевы дали прекрасное домашнее воспитание. Российская и всеобщая история и словесность, география, математика, другие науки и особенно иностранные языки — французский, немецкий, английский, латынь легли в основу их образования. Отличное знание иностранных языков, полученное от учителей и гувернеров, постоянно живших в семье, в будущем сыграло свою роль в судьбе братьев. Всем им отец выбрал военную карьеру. Россия много воевала в те годы, и служба в войсках считалась для дворянских детей непременным условием сохранения своей идентичности. Николай Вельяшев в отставку вышел по прошению в чине штаб-ротмистра. Кстати, после смерти отца именно ему кроме дома в Красном поначалу досталось в наследство и поместье в Гололобове и Новосёлки. Но он поменялся со старшим братом Петром Ивановичем, который отдал за родовые коломенские владения имение Крутец в Вышневолоцком уезде.

Самый младший их брат — Евграф Вельяшев прошел путь в Московском пехотном полку от рядового до поручика, адъютанта командира полка. В его бумагах сохранились сведения о Высочайшем благоволении за образцовое участие в смотрах, парадах и маневрах в районе Бородина. Место великой битвы оставалось тем полигоном, на котором воспитывался патриотизм, верность царю и отечеству у поколения русских солдат, наследовавших кутузовским богатырям. Вторую часть жизни провел Евграф Иванович в делах и заботах в имениях в Даниловском уезде Ярославской губернии, которые передала ему сразу же после свадьбы его жена Любовь Лукинична Анчутина. И все же, как донесли отрывочные семейные предания, родным домом считали братья Вельяшевы Новосёлки, где всегда ожидал их просторный родительский дом в старинном парке, где прошли их детство и юность на рубеже XVIII-XIX веков.

Я с детства помню большой, написанный маслом портрет, который всегда висел в нашей квартире в Чистом переулке, в комнате бабушки Александры Петровны, внучки Ивана Петровича Вельяшева. Грузный, с круглым выразительным лицом, обрамленным легкими седыми волосами, высоким лбом и внимательным взглядом господин в свободной, распахнутой на груди домашней одежде, смотрит с холста, заключенного в старинную раму. На столике у его руки лежат тонкие «грибоедовские» очки и стоит бронзовый витой колокольчик для вызова слуг. «Запомните, это мой дедушка», — говорила бабушка, а мы, дети, не могли понять, как это у нашей бабушки, читавшей бесконечные английские, французские и немецкие романы, которые ей несли со всей Москвы родственники, друзья и знакомые, мог быть «свой» дедушка. Лишь много позже разобрал я на портрете латинскую монограмму (J.W.), (Иван Вельяшев) и понял что к чему. А, тот колокольчик, что изображен на портрете, сохранился среди немногих вещей, спасенных после революции и бегства из Новосёлок в Москву, и хранится он сейчас на моем письменном столе. Такая вот осязаемая, вещная связь времен.

Теперь вернемся немного встарь и вспомним о двухэтажном доме, которым владел в древнем тверском городе Старица Василий Максимович Вельяшев. По наследству дом этот достался его внуку Василию Ивановичу, старицкому исправнику, женатому на Наталии Ивановне Вульф. Василий Иванович приходился двоюродным братом тому самому Ивану Петровичу, о котором мы только что говорили и портрет которого сохранился. Как-то, в конце января 1829 года, А.С.Пушкин заехал из Михайловского в Старицу, где познакомился с Катенькой Вельяшевой, родственницей по матери его друзей и соседей по имению Осиповых-Вульф, кузиной его давнишнего приятеля Алексея Вульфа. Как раз в это время старицкий исправник Вельяшев давал в городе бал. Пушкин без устали танцевал с юной прелестной Катенькой Вельяшевой. Она очаровала поэта. Описывая посещение Пушкиным Старицы Алексей Вульф записал в дневнике: «Здесь я нашел <…> Катеньку Вельяшеву, мою двоюродную сестру, в один год, который я ее не видал, из 14-летнего ребенка расцветшую прекрасную девушкою, лицом хотя и не красавицею, но стройную, увлекательную в каждом движении, прелестною, как непорочность, милою и добродушною, как ее лета». Приятели — Пушкин и Вульф – прозвали Катеньку Вельяшеву “Гретхен”», и по пути из Старицы в Петербург Пушкин написал обращенное к ней стихотворение:

Подъезжая под Ижоры,
Я взглянул на небеса
И воспомнил ваши взоры,
Ваши синие глаза.
Хоть я грустно очарован
Вашей девственной красой,
Хоть вампиром именован
Я в губернии Тверской,
Но колен моих пред вами
Преклонить я не посмел
И влюбленными мольбами
Вас тревожить не хотел <…>

Пушкин еще раз, через несколько месяцев, по пути из Арзрума в Петербург, заехал в Старицу. «Гретхен хорошеет и час от часу становится невиннее», — пишет он с дороги Алексею Вульфу. Катенька, видимо, всерьез задела чувства поэта. Во всяком случае, он трижды рисует ее портреты на полях своих рукописей, в том числе незаконченной повести «Роман в письмах», в чертах одной из героинь которой узнается Катенька Вельяшева. А единственная известная нам ее фотография в относительно молодые годы сохранилась в дошедшем до наших дней альбоме троюродного брата Екатерины Алексеевны (в замужестве Жандр), генерал-майора Вельяшева. В этом же старинном альбоме находится очень старый дагеротип, на котором изображен сам П.И.Вельяшев. Он изображен, видимо, рядом со своим боевым товарищем, имя которого нам, к сожалению, неизвестно. Черкеска, кинжал, длинные висячие усы — все свидетельствует о Кавказе, где десятки лет довелось сражаться П.И.Вельяшеву. Он честно прошел боевой путь от унтер-офицера до генерал-майора. И это не была карьера военного чиновника, паркетного шаркуна, а судьба настоящего воина, мужественного и бесстрашного. Проследим этапы его боевого пути.

В 15 лет Петр Вельяшев, получивший, как я уже писал, прекрасное домашнее образование, свободно владевший немецким, английским и французским языками, был определен отцом на военную службу и поступил унтер-офицером в знаменитый 65-й Его Императорского Величества Московский пехотный полк, имевший богатейшую боевую историю. Шел 1827 год. Еще не растворилась тревога, порожденная декабрьским восстанием. Наступила суровая николаевская эпоха. Уже многие годы Россия вела ожесточенные военные действия, направленные на присоединение Северного Кавказа к Империи. Покорение горских племен, защищавшихся часто до последнего бойца, стоило России в первой четверти XIX века огромных жертв. Конца Кавказской войне не было видно. Горцы отчаянно сопротивлялись, и сам генерал А.П.Ермолов не смог завоевать Кавказ. В то время, когда юный Петр Вельяшев начал службу, его полк, состоящий из одного батальона – своеобразный полк-батальон находился в России, неся караульную службу, участвуя в учениях, смотрах, парадах, локальных операциях на границах. Петр Вельяшев не случайно попал в славный Московский пехотный полк. Он имел хорошую протекцию. В то время полком командовал подполковник Алексей Федорович Любавский, родной брат матери Петра — Александры Федоровны. Отдавая сына под начало его дяди, боевого, заслуженного офицера, Вельяшевы могли быть уверены, что военная служба его будет хотя и тяжелой, как всякая ратная служба, но справедливой и достойной. Наверное, Иван Петрович Вельяшев, отправляя сына в полк, наставлял его примерно теми же словами, которыми Андрей Петрович Гринев в «Капитанской дочке» давал напутствие перед расставанием своему сыну: «Прощай, Петр. Служи верно, кому присягаешь, слушайся начальников; за их ласкою не гоняйся; на службу не напрашивайся, от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду». Именно дворянская честь была едва ли не главной сословной добродетелью, она не давала человеку никаких привилегий, но определяла образ жизни дворянина, тем более офицера, каким был Петр Иванович Вельяшев.

Два года прослужил унтер-офицер Вельяшев во внутренней России. Он возмужал, постиг азы ратной службы и был готов к участию в боях, когда командованием решил двинуть на Кавказ 14-ю дивизию, в которую входил Московский пехотный полк подполковника Любавского. Дело в том, что основатель мюридизма Кази-мулла, ставший вождем всех горских народов Кавказа, поднял на священную войну с неверными, как они называли русских, горные области Дагестана и Чечни. Провозглашенный имамом Кази-мулла выдвинул идею объединения мусульманских народов Чечни и Дагестана в единое государство имамат. Полк, в котором служил П.И.Вельяшев, присоединился к отдельному Кавказскому корпусу генерал-фельдмаршала И.Ф.Паскевича-Эриванского, состоя по-прежнему в 14-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Розена 4-го и в 1-й бригаде генерал-майора Таубе 1-го. Основной задачей московцев стала защита русских селений от непрекращавшихся набегов горцев. В этих условиях командиру полка приказали сформировать 2-й батальон, что и было исполнено. Московский пехотный полк постепенно втягивался в Кавказскую войну, и командиру полка А.Ф.Любавскому присвоили звание полковника. П.И.Вельяшев непосредственно участвовал в боях при движении войск в Северном Дагестане, в Кумских владениях и при подавлении начавшихся там горских волнений. Май и июнь 1830 года П.И.Вельяшев в составе своего полка прошел в походах по горам и ущельям Кавказа. В середине мая 1830 года отряд под командованием генерал-лейтенанта барона Розена 4-го, в котором находился Вельяшев, вел с горцами отчаянную перестрелку в районе села Гимры и, в конце концов, взял его, принудив жителей присягнуть на верноподданничество России. В этом деле отличился унтер-офицер Вельяшев, обратив на себя внимание начальства храбростью и исполнительностью. В 1831 году горцы возобновили ожесточенные набеги на русские пограничные селения. Московский полк, который предполагалось вернуть в Россию, вновь выдвинулся в Чечню. Здесь П.И.Вельяшев в составе московцев попал в отряд генерала А.А. Вельяминова, который атаковал непокорных горцев в селении Чир-Юрт, где тогда находился сам Кази-мулла. В то время в Московском пехотном полку служил рядовым сосланный Николаем I в солдаты Александр Полежаев. Конечно, они знали друг друга, молодой унтер-офицер и опальный поэт, бросавшийся в самое пекло битвы, чтобы заслужить офицерский чин. Вот как в поэме «Чир-Юрт» описывает Полежаев сражения против горцев, в которых постоянно вела русская армия:

Всё истребляет, бьёт и губит
Везде бегущего врага;
Его, беспамятного, рубит
Кинжал и шашка казака;
Жестокой местию пылая
В бою последнем, роковом,
Его пехота удалая
Сражает пулей и штыком.
Дитя безумного мечтанья,
Надежда храбрых умерла
И падшей гордости стенанья
С собой в могилу унесла.
Бежит злодей, несомый страхом,
За ним летучая гроза
И смерти лютая коса <…>
О, кто, свирепою душою
Войну и гибель полюбя,
Равнина, бранная, тебя
Омыл кровавою росою?
Кто по утесам и холмам,
На радость демонам и аду,
На пир шакалам и орлам,
Рассеял ратную громаду?
Какой земли, какой страны
Герои падшие войны?
Всё тихо, мертво над волною;
Туман и мир на берегах;
Чир-Юрт с поникшею главою
Стоит уныло на скалах.
Вокруг него, на поле брани,
Чернеет дыму полоса
И смерти алчная коса
Сбирает горестные дани!

Во множестве таких страшных, кровавых боёв проявил себя П.И.Вельяшев. В 19 лет, в 1831 году он получил первый офицерский чин — прапорщика, что и было утверждено Высочайшим повелением. Тем временем, когда Московский пехотный полк готовился к возвращению в Россию, произошло важное по тем временам и военным порядкам событие — в 1832 году офицерам полка дозволено было отпустить и носить усы. И на всех сохранившихся изображениях П.И.Вельяшева, а их, увы, очень немного, мы можем любоваться его длинными, свисающими усами, неким знаком боевой кавказской доблести. В начале 1833 года Московский пехотный полк выступил через Екатеринослав и Воронеж в Россию, в город Ковров Владимирской губернии, а П.И.Вельяшев получил отпуск по семейным обстоятельствам и отправился в Новосёлки, где скончался его отец Иван Петрович.

А затем мы вновь видим Петра Ивановича на Кавказе. В 1836 году он получает за личное мужество и отличие в делах против горцев свой первый боевой орден Святой Анны 4 степени с надписью «За храбрость», а вскоре Вельяшев произведен в поручики и назначен адъютантом начальника 17-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта фон Кнорре. Кавказская война, несмотря на все усилия российского правительства, брошенные на Кавказ огромные средства и человеческие ресурсы, принимала затяжной и все более кровавый характер. После великого мятежа, охватившего всю Чечню, в войне, бывшей до того в общем успешной для русских войск, наступил перелом. Экспедиции против горцев все чаще оказывались неудачными. Стратегия карательных походов побед не приносила, и император Николай I приказал более не проводить наступательные действия, а ограничиться удержанием завоеванного на Кавказе. Наступила пауза, так называемый период «ни мира, ни войны». Россия напряженно искала выход из сложившейся ситуации. Тем не менее стычки с горцами продолжались. П.И.Вельяшев непрерывно в боях, которые вели отряды его дивизии. Под прикрытием леса горцы постоянно обстреливали колонны русских войск, несших огромные потери, а воины Шамиля растворялись от погони в лесах и на горных склонах. Это абсолютно точно напоминает войну на Северном Кавказе, которую Россия вела и через полтора века. Русские войска, которыми командовал ставший с 1844 года наместником Кавказа князь М.С.Воронцов, стали постепенно менять тактику. «Покорение Кавказа, — говорил Воронцов, — задача не только военная: оружием можно завоевать территорию, но не души людей». Генерал Воронцов не посылал карательные экспедиции в горы, а прокладывал в лесах дороги, строил крепости и укрепленные линии обороны, защищая преданные русским горские и казачьи селения. В этих военных мероприятиях не раз отличался П.Вельяшев, многажды награжденный за свою храбрость и ревностное служение отечеству. Во второй половине 1840-х годов стратегия генерала Воронцова постепенно приносит России преимущество. Под контроль метрополии переходит предгорная Чечня, Приморский и Южный Дагестан. Шамиль вынужден отойти глубоко и высоко в горы, преследуемый русскими. Все это время боевой офицер П.Вельяшев находится в гуще событий. В 1841 году, как следует из его служебного досье, штабс-капитан Вельяшев «за отличную, усердную и ревностную службу Высочайше награжден орденом Святой Анны 3-й степени». Через два года, блестяще выдержав в Рязанском пехотном полку испытания, П.И.Вельяшев был произведен в майоры со старшинством и назначен офицером для особых поручений при командующем войсками на Кавказской и Черноморской линиях с оставлением по армии, без перевода в казачьи войска, несшие здесь службу. Кавказская и Черноморская линии, их укрепления и крепости, были организованы для охраны южных губерний России от набегов горцев, особенно черкесов, угонявших скот, захватывающих жителей в плен, сжигавших селения, что делало жизнь казаков-хлебопашцев невыносимой. В 1851 году майор П.И.Вельяшев участвовал в большой военной экспедиции против сподвижника Шамиля Магомед-Эмина, в которой многочисленные войска Эмина были разбиты. В результате Вельяшев получил за мужество очередной орден Святой Анны 2-й степени, о чем было объявлено в приказе по Отдельному Кавказскому корпусу, и назначен адъютантом командующего войсками на Кавказской и Черноморской линиями генерала от кавалерии, наказного атамана Черноморского казачьего войска Н.С.Завадовского. После смерти во время одного из походов в 1853 году генерала Завадовского П.И.Вельяшев по приказу командования блестяще выполнил необычное и деликатное поручение. Он сопровождал в С.-Петербург группу малолетних горцев, направленных для обучения в столичные военные учебные заведения. Правительство стремилось воспитать себе союзников из горских народов, предполагалось, что, окончив С.-Петербургские военные училища, молодые люди «будут действовать на умы единомышленников своих в видах нашего правительства». Доставив молодых горских князей в столицу «в отличном состоянии», П.И.Вельяшев был награжден не в зачет 300 рублями серебром и весело и с пользой провел почти месяц в С.-Петербурге, который знал и очень любил. За долгое время кавказской службы он бывал в отпусках в Москве и Коломне, в столице на Неве и в Париже, где у него было немало знакомых, в том числе политический изгнанник, русский вольнодумец, товарищ А.И.Герцена Н.И.Сазонов, которого Вельяшев знал еще в молодости как молодого помещика соседнего Рязанского уезда, острый ум, высокую образованность и образ мыслей которого весьма ценил.

Двадцатилетие службы на Кавказе встретил Петр Иванович полковником, командиром 7-го батальона Кубанского егерского пехотного полка. Он еще не раз был отмечен за отличия в делах против горцев, получил золотое оружие с надписью «За храбрость», ордена Святого Станислава 2-й степени с императорской короной; Святого Владимира 4-й степени с бантом, а в 1859 году за проявленную храбрость в сражениях в составе первой бригады Кубанского казачьего войска был Всемилостивейше награжден орденом Святой Анны 2-й степени с короной, мечами и бантом. Словом, когда в 1861 году, в год освобождения крестьян, , П.И.Вельяшев после 35 лет непрерывной воинской службы на Кавказе был зачислен в Запасные войска в чине генерал-майора, это был один из заслуженных кавказских боевых генералов. Уйдя в запас, П.И.Вельяшев отправился в любимые Новосёлки, где предстояло ему заниматься освобождением крестьян, земской деятельностью, вести хозяйство в своих поместьях. Ко времени отставки исполнилось Петру Ивановичу 49 лет. Был он холост, родители умерли, у братьев был свой путь, и открывалась перед Вельяшевым новая штатская жизнь, воспринятая им очень серьезно, жизнь, в которую он вошел легко, благодаря настойчивому, доброму характеру, прекрасному образованию, воинской закалке и бывшего выше уездных интриг, сплетен и пересудов. Петр Иванович уделял много внимания общественной деятельности в уезде, живя постоянно в Новосёлках с их удобным, прекрасно обставленным домом, английским парком и тремя фруктовыми садами. В 1863 году в Коломенском уезде состоялись выборы предводителя дворянства. Это была важная должность в пореформенной России. Земские собрания, которые возглавлял предводитель, определяли очень многое в жизни уезда. Генерал-майор П.И.Вельяшев со сторонниками, представлявшими новое веяние в политике, противостояли консервативной партии акатьевского помещика, действительного статского советника Г.Н.Львова. На выборах победил Вельяшев и на три года стал, как он говорил «директором Коломенского уезда».

Параллельно судьбе П.И.Вельяшева, воевавшего на Кавказе, шла в России и Европе жизнь его давнего знакомого, почти ровесника (родился в 1815 г.), сына богатого рязанского помещика, статского советника И.В.Сазонова, Николая Ивановича Сазонова. Подавая прошение в Московский университет, Сазонов написал о своем домашнем образовании то, что мог бы написать и П.Вельяшев: « … От роду имею 16 лет, обучался в доме родительском: Закону Божьему, логике и российской словесности, арифметике, алгебре, геометрии, истории и географии, языкам – латинскому, немецкому, французскому и английскому». Молодые дворяне из хороших семей получали как видим прекрасную домашнюю подготовку, а далее выбирали военную службу, научную карьеру или как А.Герцен и Н.Сазонов бросались в политику. Пятая часть “Былого и дум” Герцена завершается разделом “Русские тени”. Первая глава раздела называется “Н.И.Сазонов”. В Московском университете, где Сазонов учился на физико-математическом отделении, он не только примкнул к кругу Герцена, но благодаря своему выдающемуся дарованию и “редкому самолюбию” стал одним из его лидеров. «Первый товарищ, ясно понявший нас, был Сазонов, — писал А.Н.Герцен, мы нашли его совсем готовым и тотчас подружились». Разделявший политические взгляды Герцена и Огарева вместе с новыми друзьями Сазонов включился в юношескую политическую борьбу. «Идеи были смутны, — писал К.С.Аксаков, мы проповедовали декабристов и французскую революцию <…> но пуще всего проповедовали ненависть к всякому насилию, к всякому правительственному произволу». После того как университетский кружок распался — Герцена, Огарева и других его участников отправили в застенок, Сазонов чудом уцелел, блестяще закончил университет, получив золотую медаль и вскоре уехал в Париж навсегда. Поначалу не стесненный в средствах Сазонов вел в Париже жизнь богатого русского барина, завсегдатая ресторанов и кабачков, окруженный разношерстной парижской богемой, в свободе и праздности. Но в то же время Н.И.Сазонов — постоянный слушатель парламентских дебатов, посетитель общественных собраний и литературных клубов, он поддерживает связь с деятелями французских тайных обществ, сближается с политэмигрантами, в 1843 году знакомится с Карлом Марксом и становится его корреспондентом. А.И.Герцен, кстати, достаточно сурово и часто несправедливо писавший в своих мемуарах о Н.И.Сазонове, встретился с ним в Париже в 1847 году и увидел, что «горели его глаза и наполнялись слезой при памяти о наших университетских мечтах… Внутри его глубоко уязвленного самолюбия все еще хранилась вера в близкий переворот России и в то, что он призван играть в ней большую роль». Революция 1848 года во Франции показалась Сазонову предвестницей политических событий в России. Он целиком отдается революции, как публицист сотрудничает в демократических газетах, в том числе в «La Tribune de Peuples» («Трибуна народов»), возглавляемой польским поэтом Адамом Мицкевичем. Герцен не случайно рекомендует П.Ж.Прудону передать иностранный отдел его газеты «La voix du Peuple» («Голос народа») Н.Сазонову, знатоку четырех европейских языков, литературы, политических направлений и партий… Н. Сазонов первым перевел на французский язык первую часть «Манифеста коммунистической партии», но французское издание тогда не осуществилось из-за лености второго переводчика, о чем упоминается в переписке Маркса и Энгельса. К.Маркс в письме как-то назвал Сазонова “известным русским писателем”. И он был недалек от истины, хотя работы одного из первых русских политических эмигрантов с трудом доходили до России и появлялись там под псевдонимом «Карл Штахель». Знакомый с Шарлем Бодлером именно Сазонов (Штахель) первым перевел и опубликовал на русском языке стихи, вошедшие в сборник «Цветы зла», и напечатал в 1856 году в «Отечественных записках» статью «Новейшая поэзия во Франции, в Италии и в Англии», где впервые для русских читателей называет имя Бодлера и говорит о его стихах. Жестокие политические памфлеты Н.Сазонова, направленные против императора Николая I, участие его во французской революции, активная общественная деятельность не прошли не замеченными на родине. Царское правительство потребовало от него вернуться в Россию. Сазонов отказался и «по Высочайше утвержденному 14 декабря 1850 года мнению Государственного Совета», по приговору Сената был признан навсегда изгнанным из отечества и лишен всех прав состояния. Его имения были конфискованы. Как раз с этого времени начинается все более активная литературная деятельность Сазонова, обращенная к России. Он переводит на французский язык и публикует во Франции, вставляя в свои критические обозрения, о «Сказку о рыбаке и рыбке» и стихотворения — «Три ключа» Пушкина, «Поэт» и «Есть речи — значенье…» Лермонтова, пишет статью «Место России на всемирной выставке в Париже», печатается под псевдонимом в России в «Отечественных записках» и «Петербургских ведомостях»… Все это не приносило много денег. Сазонов по-настоящему бедствовал и даже попал в долговую тюрьму Клиши, откуда его выручила, узнав о бедах, преследующих любимого Николеньку, которого она считала гениальным, примчавшаяся в Париж его богатая, бездетная старшая сестра Мария Ивановна Полуденская. Она погасила все долги брата и вытащила его из долговой ямы.

В 1855 году Н.И.Сазонов, ведший до того весьма вольный, даже разгульный образ жизни, купавшийся в парижской богемной среде, женился на прелестной 19-летней польке Барбаре Мицкевич, возможно, родственнице поэта, перешедшей перед венчанием из католичества в православие и крещенной Варварой. Именно с этого момента начинают сближаться через несколько лет пересекшиеся линии жизни семей Н.Сазонова и П.Вельяшева. А пока у Николая Ивановича и Варвары Иосифовны Сазоновых в Париже один за другим рождаются дети-погодки: Иван — в 1856, Александр — в 1857, Лев — в 1858, Мария — в 1859, Варвара в Женеве — в 1861 годах.

Но здоровье Николая Ивановича, подорванное бурной жизнью, с годами не становилось лучше, и по настоянию старшей сестры он обратился к императору Александру II, сыну своего политического врага и гонителя, с прошением о помиловании и дозволении вернуться на родину. Просьба была Всемилостивейше удовлетворена. Не сразу, но Сазонову разрешили возвратиться в Россию с восстановлением его во всех гражданских и имущественных правах. Пришли либеральные времена, и Государь даровал Николаю Сазонову и его детям утраченное потомственное дворянство. Но по пути в Россию, в Швейцарии, в 1862 году «этот русский человек необыкновенного ума», по словам П.Я.Чаадаева, умер и был похоронен в городке Гран-Саконе кантона Женевы. Оставшаяся вдовой с пятью малышами на руках, Варвара Иосифовна Сазонова решила все же ехать на родину мужа, чтобы дать детям русское воспитание, как он завещал перед смертью. Молодая вдова направилась прямо в Коломну, где у Сазоновых был собственный, один из лучших в городе каменный дом. Когда Варвара Иосифовна с детьми приехали из-за границы, Мария Ивановна Полуденская формально оформила передачу ей и своим племянникам дома в Коломне и земель в Рязанском и Коломенском уездах, что было утверждено Государем.

Немалую роль в выборе Варварой Иосифовной местом жительства Коломны сыграло и то, что там жил хороший знакомый мужа, генерал Вельяшев, на чью помощь она очень рассчитывала.

«Свидетельство.

По указу Его Императорского Величества из Московской духовной Консистории дано сие в том, что в Метрической книге Коломенского уезда, в Христорождественской церкви села Гололобово в 1869 году совершен обряд венчания Генерал-майора Петра Ивановича Вельяшева 57 лет, православного вероисповедания, первым браком взял за себя Варвару Иосифовну Сазонову, православного вероисповедания, вторым браком, 33 года.

Обряд совершил священник Сергей Птенцов».

Венчались в селе Гололобове, в старой деревянной церкви Рождества Христова, вместо которой в конце XIX века был возведен каменный храм, ныне восстановленный и действующий. В церкви было много близких друзей и соседей — Расторовы, владельцы имений Дубёнки и Шейно, Ложечниковы, Преображенские… Ещё до брака в 1868 году у Петра Ивановича и Варвары Иосифовны родилась дочь Александра, крещенная в Преображенской церкви, и он, как честный человек и истиный аристократ, поспешил попросить руки матери его дочери. А 26 июля 1869 года у них родилась дочь Ольга, которую крестили в гололобовской церкви Рождества Христова. Восприемниками были соседи — генерал-майор Василий Агафонович Преображенский и помещица Елизавета Александровна Ложечникова.

Вступив во второй брак, Варвара Иосифовна поменяла фамилию Сазонова на Вельяшеву, дети же ее от первого брака остались Сазоновыми. Коломенское общество, склонное, как и все провинциалы, к сплетням и осуждениям ближних своих, на удивление тепло восприняло этот брак.

У Вельяшевых образовалась большая и очень дружная семья. Для того чтобы дать детям хорошее образование, кто-то из семьи на зиму переезжал в Москву, в Обухов (ныне Чистый) переулок, но в Коломне и Новосёлках жили постоянно. П.И.Вельяшев активно участвовал в общественной жизни уезда, избирался почетным мировым судьей, был Председателем земской управы. В 1864 году Уездный предводитель дворянства П.И.Вельяшев был Высочайше награжден орденом Святого Владимира 3-й степени. Когда П.И.Вельяшеву исполнилось 60 лет, возраст по тем временам почтенный, он подал прошение об отставке с военной службы:

«Докладная записка состоящего по Армейской кавалерии и Запасного войска генерал-майора Вельяшева.

В службу вступил 3 сентября 1827 г. — произведен в первый офицерский чин 26 апреля 1831 г.

Настоящий чин — генерал-майор 13 ноября 1861 г. с зачислением по Армейской Кавалерии и в Запасные войска.

Во время состояния моего по Запасным войскам занимал я должности по выборам дворянства: Предводитель дворянства Коломенского уезда три года, после того Председатель Коломенской земской управы три года, а в настоящее время состою Депутатом Дворянства того же уезда. Ныне по расстроеным домашним обстоятельствам в необходимости оставить лестную для меня военную службу, на поприще которой состоял 45 лет, в том числе боевой Кавказской.

В службе с 3 сентября 1827 г. — унтер-офицер Московского пехотного полка.

За отличие в делах против горцев:

26 апреля 1831 г. — прапорщик

12 ноября 1834 г. — подпоручик

23 апреля 1837 г. — поручик

3 декабря 1843 г. — капитан

7 июня 1848 г. — майор

20 января 1852 г. — подполковник

28 мая 1854 г. — полковник

14 сентября 1861 г. — генерал-майор (с назначением по Армейской кавалерии и в Запасные войска)

20 декабря 1863 г. — Предводитель дворянства Коломенского уезда,

Председатель Коломенской Земской управы на трехлетие с 1865 г.

Утвержден в этой должности Московским губернатором 27 июля 1865 г.

22 февраля 1872 г. на 3-х летие избран депутатом Дворянства для составления и продолжения Дворянских родословных книг и утвержден в сей должности.

Жительство по отставке буду иметь в Москве.

Пенсию желаю получать из Московского Губернского Казначейства.

Москва. Июля 20 дня 1872 г.»

18 августа 1872 года было Высочайше повелено отставить Вельяшева генерал-майором. Петр Иванович был уволен из армии 7 сентября 1872 года. А 2 января 1873 года он был утвержден Почетным мировым судьей по Коломенскому уезду.

Всем своим детям Вельяшевы дали прекрасное образование, и они нашли себя в созидательной жизни. Иван Николаевич Сазонов окончил Петербургский морской кадетский корпус, служил на Балтийском флоте и в Сибирской флотилии, в отставку вышел капитаном второго ранга и сделал прекрасную гражданскую служебную карьеру. Коломенцам он запомнился как инициативный, умный уездный Предводитель дворянства, попечитель благотворительных заведений. С 1906 года он был губернатором города Владимира, принимал там в 1913 году Николая II, посетившего город по случаю торжеств, связанных с 300-летием дома Романовых. Отметив особые труды И.Н.Сазонова по случаю юбилея, внук гонителя его отца — императора Николая I, удостоил сына вольнодумца Н.И.Сазонова, одного из первых русских политических эмигрантов, «Высочайшей благодарности». Ему было присвоено звание почетного гражданина г. Владимира. Через год тайный советник И.Н.Сазонов уехал в Санкт-Петербург. Его братья Александр и Лев окончили Московский университет, жили в Москве и Коломне, часто бывали в Новосёлках, где порой собирались три поколения семьи.

Две дочери Вельяшевых — Александра и Ольга, как их называли Вельяшева 1-я и Вельяшева 2-я, учились в Москве, на Пречистенке в знаменитой женской гимназии С.А.Арсеньевой, дочери архитектора А.Л.Витберга, которому, как и Сазонову, А.И.Герцен посвятил немало страниц в «Былом и думах». Преподавали там те же учителя, что и в легендарной, находившейся по соседству, на противоположной стороне Пречистенки, мужской Поливановской гимназии. Интересно, что сохранился дневник-журнал гимназистки Александры Вельяшевой. Его аккуратно еженедельно просматривали П.И. и В.И. Вельяшевы, о чем свидетельствует их собственноручные подписи после каждой записи классной наставницы.

Вскоре после окончания гимназии А.П.Вельяшева вышла замуж за юриста Н.М.Енишерлова, выпускника Харьковского университета, моего деда, в будущем действительного статского советника, последнего владельца Новосёлок. Сестра бабушки, Ольга Петровна Вельяшева, обвенчалась со статским советником, соседом по имению, помещиком села Дубёнки, находящегося в одном километре от Новосёлок, Алексеем Ростиславовичем Расторовым, владевшим в Гололобове кирпичным заводом, бывшим так же председателем Коломенской земской управы. Уже после смерти Петра Ивановича у них родился сын Алексей Расторов, ставший после революции авиационным инженером, конструктором самолетов.

Постепенно П.И. Вельяшев писал свои «Записки о Кавказе». Лишенный того блестящего литературного таланта, которым обладал Н.И.Сазонов, генерал, как вспоминали, был скрупулезно точен в описании деталей кавказских реалий, сражений и характеров своих боевых товарищей. К сожалению, его мемуары не были опубликованы и погибли в революцию вместе с новосёлковским архивом, почти всей библиотекой, словом, с прошлой жизнью. Но внуки Петра Ивановича успели прочитать его манускрипт и вспоминали, что это было захватывающее и очень страшное чтение для них, молодых и не знающих, что такое кровь и война, особенно бесконечная Кавказская война. Когда я сейчас думаю о своем прадеде — боевом старом генерале, писавшем на склоне жизни, стоя за конторкой в своем кабинете в мезонине дома в Новосёлках о былом, мне приходит на ум стихотворение Николая Гумилева «Туркестанские генералы». Надо лишь мысленно заменить в тексте стихотворения «солончаки» на «горы», «верблюжью поступь» на «бег коней», «Уч-Кудук и Киндерли» на «Гимри и Гуниб», «Хиву» на «Дарго», а Туркестан на Кавказ. Конечно, в некоторых строфах пропадет ритм и исчезнут рифмы, но как бы явятся из тени наши герои — кавказские генералы. Поэт создал проникновенный образ старых бойцов, воевавших во славу России.

Под смутный говор, стройный гам,
Сквозь мерное сверканье балов,
Так странно видеть по стенам
Высоких старых генералов.

Приветный голос, ясный взгляд,
Бровей седеющих изгибы
Нам ничего не говорят
О том, о чем сказать могли бы.

И кажется, что в вихре дней,
Среди сановников и денди,
Они забыли о своей
Благоухающей легенде.

Они забыли дни тоски,
Ночные возгласы: «к оружью» <…>

Забыли? Нет! Ведь каждый час
Каким-то случаем прилежным
Туманит блеск спокойных глаз,
Напоминает им о прежнем.

«Что с вами?» — «Так, нога болит».
–«Подагра?» — «Нет, сквозная рана» <…>

И мне сказали, что никто
Из этих старых ветеранов,
Средь копий Греза и Ватто,
Средь мягких кресел и диванов,

Не скроет ветхую кровать,
Ему служившую в походах,
Чтоб вечно сердце волновать
Воспоминаньем о невзгодах.

Генерал-майор П.И.Вельяшев прожил долгую жизнь, в конце ее практически не выезжая из Новосёлок далее Коломны. Он успел увидеть двух из пяти своих внуков — Петра, названного в его честь, и Анну (домашнее имя — Нина), названную в честь бабушки по отцу Анны Николаевны Бекетовой (Енишерловой), родной сестры Андрея Николаевича Бекетова, ректора С.-Петербургского университета, деда поэта Александра Блока. Генерал-майор Петр Иванович Вельяшев умер на 85-м году жизни, 29 марта 1897 года, в своем доме в Новосёлках и был похоронен на варварски уничтоженном в 60-х годах XX века древнем погосте в Гололобове рядом с деревянной Христорождественской церковью. Варвара Иосифовна пережила мужа на 17 лет. Она умело и мудро управляла Новосёлками, постоянно общалась с обожавшими ее детьми и внуками, была любима крестьянами и дворовыми людьми, горничными девушками, гувернантками, француженками, боннами, англичанками, которые постоянно жили в доме, воспитывая новые поколения его обитателей.

Варвара Иосифовна так и не научилась говорить по-русски без акцента и дома предпочитала объясняться, переходя с французского на английский и немецкий языки, что было исключительно полезно для ее внуков. Следуя традициям Вельяшевых, она сумела содержать английский парк как прекрасное произведение ландшафтного искусства. У нее был несомненный художественный талант, чувство пейзажа, земли, цветов, деревьев, трав, которые она полностью воплотила, руководя садовниками в новосёлковском парке.

Летом в Новосёлках и Дубёнках всегда было многолюдно — сюда охотно съезжались гости, молодежь, Сазоновы, внуки Варвары Иосифовны. Скакали на лошадях, играли в крокет и теннис, купались, катались на лодках по Коломенке, ставили спектакли, увлекались шарадами, осенью ходили за грибами. Конечно, в этой романтической атмосфере завязывались юношеские романы. Летом 1905 года четырнадцатилетний Петя Енишерлов, живший в то лето “у тети Оли” в Дубёнках, написал в своем дневнике искренние строки о прощании в Новосёлках со своей сводной двоюродной сестрой и ровесницей, Вавой (Варварой) Сазоновой, дочерью И.Н.Сазонова, гостившей у бабушки, Варвары Иосифовны. «14. Воскресенье. Завтра Вава уезжает. Тяжело было сегодняшнее прощание! Мы с Вавой зашли в домик в большом саду и там оба плакали; но слезы облегчили нас, и потом было уже легче. Вава взяла с меня клятву, что я никому не расскажу о наших близких отношениях. Сегодня мы еще раз с ней гуляли — как мне жалко Ваву, что трудно себе представить. Я ее прямо обожаю. Никогда не забуду ее черные, жгучие и в то же время ласковые глаза, которые я так часто целовал! Вернувшись из Новосёлок вечером, я опять горько, горько плакал… Завтра еще разок увидимся, и прощай моя Вавочка! Может, долго мы не увидимся, но во всяком случае скоро я тебя не забуду! Новосёлки без тебя — для меня уже ничто. Буду возвращаться в Харьков и все время думать о тебе, моя милая, дорогая Вавочка!… 15. Понедельник. Сегодня, как в шутку сказала бабушка, я овдовел. Вава уехала. Я в 9 часов пришел в Новосёлки, в последний раз прошли мы по саду, посидели в липовой беседке. Вава опять немного поплакала; несколько раз мы с ней крепко поцеловались, и около11 часов она уехала. В последний раз обернулась она у пролетки, послала мне воздушный поцелуй и скрылась. Я пошел вниз к прудам и там долго безутешно рыдал. Погода еще более усиливала мое грустное настроение: холодно, пасмурно, неприветливо кругом… Как сейчас, вспоминаю я летний день, разлука была еще далеко. Весело ходили мы с Вавой по саду; она мне рассказывала о своей владимирской жизни, о своих увлечениях и т.д. И хорошо, и весело было нам обоим. А теперь… Все оборвалось…»

Когда я недавно бродил по заросшим бурьяном, слившемуся с лесом месту бывшей новосёлковской усадьбы, невозможно было даже представить, что здесь был потрясающей красоты романтический парк с липовыми и лиственничными аллеями, декоративными кустарниками, куртинами пионов и роз, живописными полянами и различными экзотическими породами деревьев, среди которых был кедр европейский и его колонновидная форма, сосна черная, бархат амурский, пихта бальзамическая, лиственница европейская, липа крупнолистная, береза далекарлийская и, конечно, бесконечно любимая всеми обитателями Новосёлок сирень, белая и лиловая, выизветшая, дворянская, ароматом которой весной был напоён воздух. И цветы любили душистые — левкои, ночной табак, горошек, розы, резеду. Варвара Иосифовна Вельяшева, дважды вдова – русского политического вольнодумца и боевого кавказского генерала, слава Богу, не дожила до революции, когда был уничтожен и осквернен этот рукотворный рай. Она скончалась в год начала Первой мировой войны, было тогда «бабушке», как ласково называли ее не только внуки, но и местные крестьяне, 88 лет. Ее упокоили рядом с мужем возле старой церкви в Гололобове, на том самом, уничтоженном погосте.

Старший внук Вельяшевых, Петр Николаевич Енишерлов, удивительно похожий на своего деда-генерала (пошедший, как говорили, в Вельяшевых), учился в Харьковском технологическом институте им. Александра III и, как мы уже упоминали, вел дневник, в котором очень много написано о Новосёлках, Дубёнках, их хозяевах и гостях. Из Харькова он все время рвался в коломенские усадьбы. «Вдруг потянуло меня в Новосёлки, — пишет он в мае 1910 года. — Закат. Тихо, тихо. Едет экипаж с легким поскрипыванием в ухабах, впереди согнутая фигура извозчика, всей грудью вдыхаешь, всей душой впитываешь дивный свежий воздух, такой живительный после города. Какая-то легкая весенняя грусть и тоска разлита кругом, тревога в черных тучах, перерезывающих кое-где длинными полосами заходящее за Коломну солнце, в поле, раскинувшемся дальше кругом, в свежей зелени, в запахе травы и, наконец, когда видишь Гололобово, все те же избушки, все ту же красную церковь, сладкое умиление охватывает душу и с благоговением погружаешься в эту тихую, спокойную жизнь».

Гости и жители Новосёлок очень любили, когда Петр Николаевич играл в доме, при открытых окнах, Шопена или Рахманинова. Инженер-технолог, он был и прекрасным пианистом. Кабинетный «Мюльбах», который я помню уже у нас в квартире в Чистом переулке, пел и рыдал под его руками. Он был талантливым учеником известного харьковского педагога Александра Иоахимовича Горовица, окончившего Московскую консерваторию по классу Скрябина, дяди великого пианиста Владимира Горовица. Играл он для себя, а слушатели тихонько располагались в парке и наслаждались музыкой, чудесной ночью и дыханием цветов, которыми был напоен ночной воздух.

Студент последнего курса Технологического института П.Н.Енишерлов успел даже поработать вблизи Новосёлок на строительстве кирпичного завода в Гололобове. У меня есть документ, выданный “Строительной конторой инженеров М.Бруцкуса и Д.Я.Романова в селе Гололобово, ст. Карасёво, М.-Каз. ж.д.”. В Москве контора имела два адреса – на Мясницкой ул. 24 и в Даевом пер. 31.

«Москва, 9 декабря 1914 г. Свидетельство. Настоящим свидетельствуем, что студент 5 курса Харьковского Технологического института Петр Николаевич Енишерлов служил у нас помощником главного заведующего, инженера фирмы Ф.Л.Смидт и К0 при постройке кирпичного завода для Московско-Казанской Железной Дороги. Господин П.Н.Енишерлов самостоятельно вел разбивку зданий, наблюдал за каменными, плотницкими работами и за монтажом машин. Инж. М.Д.Бруцкус и Д.Я.Романов». Осталось около десяти фотографий, сделанных отцовским “Кодаком”, во время строительства кирпичного завода.

Вся эта жизнь постепенно подходила к концу. Завершающие записи в дневнике осенью 1916 года опять о Новосёлках: «Тихий вечер. Слышны звуки деревни, стрекотанье кузнечиков. Внизу граммофон. Тучи опять собираются на горизонте. Но тепло. Я с сожалением думаю, что это один из последних вечеров. Сейчас играл Шумана и играл как по вдохновению, вполне переживая все чувства этих пьес. Какое наслаждение! Уезжаю из Новосёлок. Сегодня в последний раз ходил в Дубёнки. Какая осень, вокруг сверкающие леса, настоящая Россия. Тихая и в это время полноводная Коломенка, отражающиеся в темной воде золотые деревья, желтое жнивье — все это непостижимо грустно и прекрасно. Всегдашнее чувство, охватывающее меня при отъезде из Новосёлок, вновь овладело мной. Снова я меняю мирную жизнь деревни на суету города. Снова впереди неизвестное будущее. Сегодня последний вечер, в последний раз вышел в поле, в последний раз играл на нашем старом рояле Рахманинова. Сазоновы уже уехали. Жалко мне покидать Дубёнки и Новосёлки, грустные предчувствия почему-то охватывают меня». Предчувствие его не обмануло.

С 1917 года никто из обитателей Новосёлок в усадьбу больше не приезжал. Как написал Б.Пильняк «Были… и исчезли». Я оказался в этих местах почти через век. Место, где стоял дом моих предков, показала нам 90-летняя женщина, чей дом стоит на окраине до сих пор существующей деревни Новосёлки. Даже потомков крестьян, живших в деревне до революции, мы не встретили. За оврагом, напротив деревни, на холме, поросшем сейчас старыми деревьями, и была усадьба. Место ее очень четко определяется очертаниями холма. В очень высокой траве и в зарослях разросшихся кустарников трудно было найти фундамент дома, из которого, как нам рассказали, даже после войны местные крестьяне брали для своих хозяйств камень. Но еще заметны аллеи, вдруг какое-то необычное растение вырвется из одичавшей растительности. Некоторые деревья — липы, лиственницы, клены — очень старые, встречается много одичавших яблонь разных сортов.

Если перейти овраг и пройти от Новосёлок около километра по проселочной дороге — вскоре доберёшься до деревни Дубёнки, где была усадьба ближайших родственников Вельяшевых — Расторовых. Место в Дубёнках и теперь очень живописно. Недаром так любили гулять здесь обитатели Новосёлок. Деревня стоит над обширной, поросшей лесом долиной реки Коломенки, которая, конечно, с тех давних пор обмелела, но все равно это хорошая равнинная река с очаровательными заводями и бочажками как раз в районе Дубёнок, маленькой в одну улицу деревеньки, по которой спокойно разгуливают гуси. Точное место парка и дома Расторовых найти трудно. Там просто ничего кроме одной, да и то трудно определяемой липовой аллеи, нет. Но вид от того места, где я мысленно представил усадьбу Дубёнки, очень хорош.

Это короткое путешествие под Коломну, в прошлое, о котором уже практически ничто не напоминает в тех местах, где когда-то счастливо обитала большая, дружная дворянская семья, «коротенький обрывок рода русского, живший в условиях типично русской жизни», заставляет задуматься о катаклизмах, после которых судьба отдельного человека уже не зависит лишь от него самого, когда его и его близких настигает беспощадное и слепое колесо истории и настоящая беда, если это — Красное колесо. После него остается лишь пустыня, мерзость запустения, да печаль, охватывающая тех, кто пустился всё-таки на поиски прошлого.

***

Автор благодарит за помощь и представленные материалы К.Л.Енишерлову-Вельяшеву, Т.С.Дубинко, Д.А.Расторова, А.А.Расторова-Бернальдо де Кирос.

Эта работа была бы не возможна без генеалогических исследований изысканий Л.Н.Енишерлова-Вельяшева (1904–1987), успевшего в раннем детстве пожить в тех местах, о которых рассказано в нашем очерке, много и плодотворно работавшего в архивах в 60–80-е годы прошлого века.